скачать книгу бесплатно
– Скажи, с моим лицом что-то не так? – спросила девочка.
– С чего ты взяла? – удивилась мать.
– Люди на улице таращатся на меня, как на страшилище.
– Подойди-ка сюда.
Девочка встала и подошла к матери.
– Дай я на тебя посмотрю.
– Ты сняла все зеркала, – заметила девочка.
– Пришлось. Не оставлять же их на стенах.
– Скажи, как я выгляжу.
Мать погладила ее по щеке:
– Замечательно. У тебя очень красивый нос.
– А еще у меня есть что-нибудь красивое?
– Конечно. У тебя прекрасные зубы.
– Зубы не в счет.
– Вот и нет. Зубы – это очень важно. – Мать привлекла девочку к себе и обняла за плечи. Та уткнулась ей в шею и закрыла глаза.
– Скажи честно, я не очень страшная? – прошептала она.
– Ну-ка подними голову!
Девочка послушалась.
– Теперь посмотри на меня.
Девочка подняла глаза.
– Я в жизни не видела такой красавицы!
– Это ты просто так говоришь, а на самом деле это неправда, – вздохнула девочка.
– Нет, это правда.
Мальчик включил радио. Передавали прогноз погоды на следующий день. Завтра будет дождь и похолодает.
– Сиди и пей отвар, – сказал мальчик сестре.
– Завтра, выходя из дома, не забудьте зонтик, – посоветовал диктор.
Девочка села за стол. Выпила отвар и стала рассказывать матери о хвойных деревьях. Большинство из них вечнозеленые, но есть и такие, которые меняют хвою каждый год. Не на всех растут шишки. У некоторых, например у тиса, есть только семена.
– Очень познавательно, – выслушав, кивнула мать.
Затем она встала и напомнила дочери, что пора разучить на пианино домашнее задание – следующий урок должен был состояться в четверг.
– Неужели сегодня тоже нужно играть? – спросила девочка.
Женщина задумалась.
– Нет, не нужно, – покачала она головой. – Только если ты сама хочешь.
– Скажи, что мне сыграть.
– Не могу.
Девочка пошла в гостиную и села на банкетку у пианино.
– А метронома-то нет! – крикнула она.
– Считай про себя.
– …три, пять, семь… – Девочка отложила нож и перевела дух.
Они ужинали в столовой. За окнами сгущались сумерки. Небо приобрело темно-багряный оттенок, с побережья долетал легкий бриз. На магнолии у дверей дома Гриров сидела целая стая соек, наполнявших воздух пронзительным щебетанием. Капля дождя упала на подоконник. Женщина встала и закрыла окно.
– Одиннадцать, тринадцать, – продолжала девочка.
Она повторяла простые числа перед контрольной, назначенной на понедельник.
– Шестнадцать, – подсказал мальчик.
– Нет. Из шестнадцати можно извлечь квадратный корень.
– Я забыл, – откликнулся он, взял вареную куриную ножку и стал есть.
– Как ты мог забыть, если никогда этого не знал?
– Сорок один, – отчеканил мальчик. – Восемьдесят шесть. – Он вытер рот салфеткой и добавил: – Двенадцать.
Девочка насмешливо посмотрела на него и повернулась к матери.
– Какая-то дурацкая курица, – пожаловалась она. – Такая жесткая. – Она отложила вилку. – Больше не хочу.
– Коли не хочешь, не ешь, – ответила мать.
– Я доем, – вызвался мальчик.
Он схватил куриное крылышко с тарелки сестры и засунул в рот. Быстро прожевал, выплюнул кости и спросил у матери, куда они поедут завтра.
– Не знаю, – пожала она плечами.
Девочка вышла из-за стола. Села за пианино и стала играть по памяти пьесу Дебюсси «Кукольный кэк-уок». Мелодия была простая и медленная. Прошлым летом девочка играла эту пьесу на концерте в музыкальной школе. Тогда отец сидел в первом ряду и, когда она закончила, аплодировал громче всех. Девочка сыграла пьесу до конца, не пропустив ни единой ноты. Когда она начала сначала, мальчик поднялся к себе и стал собирать вещи.
Прежде всего положил в чемодан бейсбольную перчатку. Засунул в красный шелковый карман под крышкой – тот сразу стал выпирать. Побросал в чемодан одежду и попробовал закрыть крышку, но безуспешно. Тогда он сел на чемодан, придавив его своим весом. И вдруг вскочил – крышка тут же открылась. Он кое-что вспомнил. Выбежал в холл и достал из шкафа зонт, черный в белый горошек. Повертел в руках и грустно покачал головой. Слишком длинный. Нечего и думать, что он поместится в чемодан.
Женщина стояла в пустой кухне и мыла руки. В доме было тихо. Дети уже спали. Трубы нагрелись за день, и из крана текла теплая вода. Откуда-то издалека доносились раскаты грома и завывания сирены, слабые, едва различимые. Женщина выглянула в окно. На небе по-прежнему не было ни облачка, сквозь ветви клена проглядывала полная луна. Клен был совсем молодым деревцем с нежными резными листьями, осенью они становились ярко-красными. Ее муж посадил этот клен четыре года назад. Женщина закрыла кран и огляделась вокруг в поисках полотенца. Но его не было. Она упаковала все полотенца. Они лежали в одном из чемоданов.
Тогда женщина вытерла руки о подол и подошла к клетке с попугаем. Сняла зеленую ткань, которой ее накрывали на ночь, и отперла дверцу.
– Выходи, – сказала она и протянула руку.
Попугай осторожно перебрался на подставленную ладонь и вопросительно уставился на женщину.
– Это я, – сказала она.
Птица мигнула. Глаза у нее были черные, без зрачков. Настоящие бусинки.
– Иди сюда, – произнес он. – Иди ко мне.
Попугай говорил голосом ее мужа. Если закрыть глаза, можно подумать, что он рядом.
Но женщина не стала закрывать глаза. Она точно знала, что мужа здесь нет. Он спал сейчас на узкой арестантской койке – а может быть, и на нарах – в форте Сэм-Хьюстон, где всегда отличная погода. Она представила, как он лежит, закрыв глаза рукой, и поцеловала попугая в голову.
– Я и так здесь, – сказала она. – Я и так с тобой.
Она дала попугаю семечко подсолнуха, и он ловко разгрыз его.
– Иди сюда, – повторил попугай.
Женщина открыла окно и посадила его на подоконник.
– Ты очень красивая, – сообщил попугай.
Она пощекотала у него под клювом, и попугай довольно закрыл глаза.
– Глупая птица, – прошептала женщина.
И закрыла окно. Попугай остался по ту сторону стекла. Он постучал по раме лапой и что-то сказал, она не разобрала. Старалась не слушать, что он говорит. Постучала по оконной раме.
– Улетай.
Попугай взмахнул крыльями и опустился на ветку клена. Женщина схватила швабру, вышла во двор и стала трясти ветки. Брызги окатили ее дождем.
– Улетай, – повторяла она. – Улетай отсюда быстрее.
Попугай расправил крылья и скрылся в ночи.
Женщина вернулась на кухню и достала из шкафа под раковиной бутылку сливового вина. На пустую клетку старалась не смотреть. Опустилась на пол и поднесла бутылку к губам. Сделала большой глоток и стала смотреть на то место, где висели «Сборщицы колосьев». В свете луны белел прямоугольник. Женщина встала, обвела его пальцем и засмеялась. Сначала тихо, потом громче, так что затряслись плечи. Она поставила бутылку на стол, надеясь, что приступ смеха сейчас пройдет. Но он не проходил, она задыхалась от хохота, из глаз текли слезы. Наконец она перестала смеяться, взяла бутылку и глотнула несколько раз. Вино было терпкое и сладкое. Она сделала его прошлой осенью. Женщина вынула платок и вытерла губы. На платке остались темные пятна. Она заткнула бутылку пробкой, засунув ее как можно глубже.
– La donna и mobile, – напевала она, спускаясь в подвал.
Там женщина спрятала бутылку за проржавевшую железную печку, где никто не смог бы ее найти.
Посреди ночи мальчик пришел к ней в спальню и забрался в постель.
– Что это за странный шум? – спрашивал он, прижимаясь к матери. – Что это за странный шум?
Она погладила его по жестким черным волосам.
– Дождь, – прошептала она.
Мальчик успокоился и моментально уснул. Гром то стихал, то снова раскалывал небо. Если бы не шелест дождевых струй, в доме стояла бы тишина. Женщина лежала без сна и думала, что крыша протекает. Муж давно собирался ее починить, но так и не успел. Женщина встала и подставила под протечку ведро. На душе стало легче. Она легла рядом с мальчиком и натянула одеяло ему на плечи. Во сне он жевал губами, и она подумала, не голоден ли он. Вспомнила о леденцах, которые все еще лежали у нее в сумочке. Леденцы в золотой фольге. Она забыла отдать их детям. А продавец в магазине сказал ей что-то очень приятное. Ах да, похвалил красное платье. Хотел ее поддержать. И она это поняла. Женщина закрыла глаза. Завтра утром она отдаст детям леденцы. Ни в коем случае нельзя забыть о них. Она помолилась про себя и задремала, слушая, как капли падают в ведро. Мальчик сбросил одеяло и отодвинулся к стене, где было прохладнее. Через несколько часов он, его сестра и мать встанут и отправятся на Ченнинг-вэй, в Первую конгрегационную церковь, временно превращенную в пункт контроля над иностранцами. Там они получат идентификационные номера, которые придется приколоть к одежде. Потом их погрузят в автобусы и отвезут неизвестно куда.
Поезд
Поезд медленно полз вглубь материка. Белый дом где-то на западной границе Невады, перед ним лужайка и два высоких тополя, между которыми покачивался на ветру гамак. Маленькая собачка спала в тени деревьев. Мужчина в соломенной шляпе подстригал кусты, придавая им форму шара. Безупречно круглых зеленых шаров. Кто-то – может, этот мужчина, а может, садовник – посадил цветы в старой, выкрашенной в красный цвет тачке рядом с почтовым ящиком. У деревянного забора был разбит огород, а над воротами висел написанный от руки плакат: «Продается». За домом оказалось высохшее озеро, а за ним – ничего, кроме пустыни, потрескавшейся, выжженной солнцем земли, тянувшейся до самого горизонта. На карте озеро называлось Перемежающееся. Перемежающееся озеро. Потому что оно то высыхало, то вновь наполнялось водой. Все зависело от того, дождливый был год или нет.
– Я не вижу никакого озера, – сказала девочка.
Шел сентябрь 1942 года. Она стояла, прижавшись лицом к запыленному окну вагона. Ей уже исполнилось одиннадцать. Черные прямые волосы собраны в хвост и перевязаны старой розовой лентой. Светло-желтое платье с пышными рукавами и каймой, которая начала отпарываться. К воротнику приколот идентификационный номер, на шее – голубой шелковый шарф. Туфли последний раз чистили весной.
– А здесь должно быть озеро? – спросил ее брат.
Ему исполнилось восемь, и у него был такой же идентификационный номер.
Девочка не ответила. Последние два года озеро стояло без воды, но она этого не знала. Она никогда раньше не видела пустыни. Хорошая ученица, хотя и не первая в классе, она знала значение многих слов. Но значение слова «перемежающийся» было ей непонятно. Она снова посмотрела на карту, чтобы убедиться: на этом месте должно быть озеро. На карте его было отчетливо видно.
Не отрывая глаз от нарисованного озера, девочка протянула руку.
– Дай, пожалуйста, лимон, – попросила она.
Мать положила лимон на ее ладонь. Девочка открыла окно и бросила его в пустыню. Он мелькнул в воздухе и ударился о шишковатый ствол дерева. Белый дом между тем удалялся, становясь все меньше и меньше. Девочка была лучшей подающей школьной команды по гандболу. Бросать она умела отлично.
– Метко, – вполголоса заметила мать.
– Я не целилась в дерево, – ответила девочка, убрала карту в чемодан под сиденье и снова села.
По проходу, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, прошла пожилая женщина. Девочку обдало каким-то странным затхлым запахом, так пахнут прелые листья. Его издавал старый шелк. Девочка глубоко вздохнула и закрыла глаза. Устроиться поудобнее никак не удавалось. Сиденье было слишком жесткое, и с тех пор как прошлой ночью они выехали из Калифорнии, она не спала ни минуты. Девочка провела в Калифорнии всю свою недолгую жизнь – сначала в Беркли, в белом оштукатуренном доме на широкой улице недалеко от моря. Потом, последние четыре с половиной месяца, – в лагере для перемещенных, расположенном к югу от Сан-Франциско, на бывшем ипподроме в Танфоране. А теперь она, ее брат и мать ехали в Юту, где им предстояло жить в пустыне. Поезд был старый – похоже, он простоял на запасных путях долгие годы. На стенах висели газовые лампы, давным-давно вышедшие из употребления, а локомотив приводила в движение угольная топка. Вагоны так трясло, что некоторых пассажиров тошнило. Воздух насквозь пропитался запахами пота и рвоты, к которым примешивался слабый аромат цитрусовых. Рано утром солдаты поставили на пол вагона ящик, полный апельсинов и лимонов. Девочка любила апельсины и не ела их уже несколько месяцев. Но сейчас и думать не могла о том, чтобы проглотить хотя бы дольку. Поезд в очередной раз дернулся, и она со стоном уронила голову на колени.
– По-моему, меня сейчас вырвет.
Мать дала ей коричневый бумажный пакет. Девочка открыла его, и ее стало рвать. Мальчик достал из кармана брюк носовой платок и протянул его сестре. Девочка зажала платок в кулаке. Мать погладила ее по спине, но она сердито повела плечами.
– Не трогай меня, – сказала она. – Когда мне плохо, я хочу быть одна.
– Ну и глупо, – ответила мать, продолжая гладить ее.
