скачать книгу бесплатно
— В большинстве своем они рождаются под влиянием момента; и, хотя время от времени я и коротаю часок подбором приятных слов на случай обычный и ординарный, все же я изо всех сил стараюсь, чтобы звучали они непринужденно и свежо, как экспромт.
Ожидания мистера Беннета были полностью оправданы. Племянник его, как он и подозревал, был непроходимо глуп; и поэтому дальнейшие его рассуждения он выслушивал с безграничным наслаждением и каменным лицом, не считая того раза, когда, будучи не в силах сдержаться от распиравшего его веселья, он для поддержки бросил быстрый взгляд на Элизабет.
Позабавившись вволю, после чая мистер Беннет решил положить этому конец и был рад проводить наследника в гостиную и пригласить его к чтению вслух для дам. Мистер Коллинз не заставил себя уговаривать и с готовностью раскрыл предложенную книгу. В то же мгновение довольное выражение с его лица исчезло; он растерянно отступил назад и смущенно запротестовал, объяснив это тем, что никогда не читал романов. Китти уставилась на него, как на заморскую диковину, а Лидия не сдержалась и со свойственной ей непосредственностью прыснула в кулак. На свет были извлечены другие тома, и после долгих колебаний выбор пал на “Наставления Фордайса”. Не успел мистер Коллинз раскрыть книгу, как Лидия широко зевнула и, едва вытерпев три страницы величавой и размеренной монотонности, с наслаждением прервала чтеца:
— Знаете, мама, дядюшка Филипс недавно намекнул, что возвращается Ричардс; и если это правда, то полковник Форстер с удовольствием примет его на службу. Об это я узнала в воскресенье от самой тетушки. Завтра собираюсь прогуляться в Меритон, чтобы разузнать об этом побольше, и заодно выяснить, когда из города вернется мистер Денни.
Старшие зашикали на сестру, но было уже поздно; и мистер Коллинз, едва скрывая смертельную обиду, не преминул высказаться:
— Очень часто я наблюдаю за тем, сколь мало заинтересованы юные леди в серьезных книгах, написанных исключительно для их же блага. Признаюсь, это забавляет меня, потому что трудно придумать что-либо более полезное для молодых созданий, чем доброе наставление. Засим не смею более докучать моей юной кузине.
Обернувшись к мистеру Беннету, Коллинз предложил себя в качестве противника в партии триктрака. Мистер Беннет принял его вызов и поступил весьма мудро, оставив девочек одних предаваться своим незатейливым радостям. Миссис Беннет с дочерями в самых любезных выражениях извинились за вмешательство Лидии и пообещали, что подобного более не повторится, если, конечно, мистер Коллинз когда-нибудь еще вернется к оставленному чтению. Родственник, заверив всех, что не считает, будто девочкой руководил злой умысел, и что обиды, следовательно, на нее не держит, оскорбленно поджал губы, прошел за соседний стол и сел напротив главы семейства.
Глава 15
Даже с натяжкой едва ли можно было признать мистера Коллинза разумным человеком, и недостатки характера гостя с трудом сглаживались образованием и принадлежностью к свету. Большая часть его жизни прошла под зорким оком невежественного и скупого отца. Будучи вхожим в университетские круги, тот с трудом сохранял нужные знакомства и уж тем более не заводил себе новых и более интересных. Стиль воспитания, в котором рос его сын, внушил последнему покорность, которая вкупе с общей недальновидностью и ранней перспективой неожиданного богатства с возрастом все более и более приближалась к чванству. С леди Кэтрин де Бург его свел воистину счастливый случай, когда в Хансфорде освободился приход. Уважение, которое он испытывал к знатному ее происхождению, и слишком уж очевидное его благоговение перед своей попечительницей при еще более очевидном самомнении, уверенности в профессионализме и правах, даваемых священным саном, явили свету смесь подобострастия и гордости, эгоизма и покорности.
Обзаведясь теперь хорошим домом и приличным доходом, мистер Коллинз начал задумываться о женитьбе, а потому примирение его с семейством из Лонгбурна имело далеко идущие цели; ведь, как он справедливо полагал, из целых пяти барышень вполне можно выбрать себе одну по вкусу, конечно, если они действительно недурны собой да к тому же хорошо воспитаны, как об этом трезвонила людская молва. Искупить собственную и родительскую вину за наследство Лонгбурна, облагодетельствовав одну из этих очаровательных кузин, — отличный план, превосходный план, удобный и беспроигрышный, исключительно щедрый и бескорыстный план.
Мистер Коллинз не изменил своих начальных намерений, повстречавшись с самими соискательницами счастья в его лице. Джейн оказалась мила собой и соответствовала его твердым убеждениям о том, какой следует быть матери семейства; и в самый первый вечер его выбор пал на нее. Тем не менее, уже следующее утро внесло свои поправки в сложившиеся намерения; так как в беседе с миссис Беннет, которая длилась около четверти часа, диалог, начавшийся с описания его пасторского дома, совершенно естественным образом перетек к оглашению его же надежд отыскать именно в Лонгбурне подходящую партию, на что миссис Беннет, обильно сдабривая обтекаемые фразы двусмысленными улыбками, разразилась пространной и не вполне ясной речью, смысл коей, впрочем, трудно было истолковать иначе: она явно отговаривала мистера Коллинза от той, на которой он остановил свой выбор, — от Джейн. Что касается второй дочери, то тут миссис Беннет ни за что поручиться не могла, так как ничего не знала о ее планах, а потому не стала брать на себя смелость отвечать за Элизабет; но вот старшая, судя по ее же намекам, вскорости собиралась объявить о своей помолвке.
Делать было нечего, и мистеру Коллинзу пришлось обратить свой взор на Элизабет, которая тоже была хороша, что почти исключало муки выбора и горечь сомнений. Фактически молодой человек примирился со своей судьбой даже на пару минут раньше, чем миссис Беннет удалось развести огонь в камине. Итак, Лиззи, стоявшая после Джейн по возрасту и красоте, совершенно натурально наследовала положение старшей.
Миссис Беннет высоко оценила намек и высказала предположение о том, что, вполне вероятно, скоро ей придется выдавать замуж сразу двух девочек; и отныне человек, одно упоминание о котором еще день назад наводило на нее ужас и тоску, теперь оказался явным фаворитом.
О намерении Лидии прогуляться в Меритон не забыли, и каждая из сестер, за исключением Мэри, согласилась составить ей компанию. По настоянию мистера Беннета, жаждавшего поскорее избавиться от неприятного гостя, всю эту маленькую процессию должен был сопровождать мистер Коллинз. Дело в том, что этим утром мистер Коллинз сразу же после завтрака счел своим долгом проследовать за хозяином в библиотеку и почти тотчас же достал с полки один из самых внушительных томов, который непонятно зачем ему был нужен, потому что большинство времени он досаждал мистеру Беннету, разглагольствуя о доме и саде в Хансфорде. Такое начало дня безмерно огорчило почтенного джентльмена. Свою библиотеку в душе он всегда считал храмом безделья и удовольствий; и, как однажды он сам признался Элизабет, хотя и был готов к встрече с чванством и невежеством в любой из комнат дома, свой угол он расценивал как заповедник. В силу этих причин настойчивость его соперничала с любезностью, когда он заверял мистера Коллинза в полной необходимости сопровождения девушек. Мистер Коллинз, гораздо более подходивший на роль пешехода, чем читателя, несказанно обрадовался возможности закрыть свою книгу и покинуть хозяина дома.
Время в пути от Лонгбурна до Меритона было отмечено пустой напыщенностью с его стороны и любезным согласием со стороны девушек. Как только вся компания прошла через городские ворота, внимание младших мистеру Коллинзу более не принадлежало. Их прекрасные глаза немедленно принялись осматривать улицы в поисках милых сердцу алых мундиров; и ничто на свете, за исключением, может быть, действительно потрясающей шляпки или совсем уж модного муслина в витрине галантерейной лавки, не могло помешать их сосредоточенным поискам.
Однако вскоре, вопреки всем законам природы, внимание не только младших, но и старших оказалось сосредоточенным на молодом человеке, которого раньше ни одна из них здесь не видела. Он степенно прогуливался с каким-то офицером по другой стороне улицы. Последний оказался тем самым мистером Денни, по вине которого Лидия так оплошала в глазах мистера Коллинза. Поравнявшись с девушками, молодой человек почтительно кивнул. Однако воображение каждой из девиц поразило совсем не это, а вид незнакомца; и Китти с Лидией, вознамерившись во что бы то ни стало раскрыть эту жгучую тайну, решительно пересекли улицу, сделав вид, будто рассмотрели что-то в магазине напротив, и так удачно совершили этот маневр, что ступили на тротуар именно в тот момент, когда оба джентльмена, чуть раньше развернувшиеся обратно, столкнулись с барышнями нос к носу. Мистер Денни обратился к знакомым без лишних церемоний и сразу же попросил разрешения представить своего приятеля, мистера Уикема, который накануне вернулся вместе с ним из города и, что самое главное, уже получил место в их части. Следует заметить, что именно этого последнего штриха в виде золоченой кокарды и не доставало в портрете незнакомца, чтобы его можно было назвать сногсшибательно прекрасным. Создатель наградил его редкой красотой, очаровательным цветом кожи, головокружительно стройной фигурой и самыми похвальными манерами. Молодой человек с готовностью поддержал разговор, последовавший за представлением; и так мило они беседовали до тех пор, пока до их слуха не донесся топот конских копыт и вскоре не показалась пролетка, в которой сидели Дарси и Бингли. Заприметив знакомых дам, молодые люди прямиком направились к ним и завели обычную речь с привычными любезностями. Бингли был главным оратором, а Джейн — основным адресатом его красноречия. Как следовало из его слов, сейчас они направлялись в Лонгбурн именно за ней. Мистер Дарси подтвердил это легким кивком и, вознамерился было сосредоточиться на чем-нибудь, помимо Элизабет, как вдруг неожиданно заметил незнакомца. Тот тоже ответил ему взглядом, и удивление сверкнуло в двух парах глаз, подобно вспышке молнии. У обоих изменился цвет лица: один побледнел, второй стал густо-красным. После секундного замешательства мистер Уикем дотронулся до шляпы в знак приветствия, и Дарси снизошел до того, чтобы ответить ему тем же. То, что все это могло значить, невозможно было понять, но и невозможно было не желать узнать.
Еще через минуту мистер Бингли, не заметивший, похоже, что случилось, распрощался и вместе с другом отбыл.
Мистер Денни и мистер Уикем проводили девушек до самой двери дома мистера Филипса, раскланялись и, несмотря на настоятельные уговоры младших Беннет зайти и даже несмотря на приглашения самого мистера Филипса, которые он громко выкрикнул им из распахнутого окна гостиной, удалились.
Миссис Филипс всегда была рада племянницам, и обе старшие ввиду долгого отсутствия стали особенно желанными гостьями. Добрая женщина охотно заявила им об этом, несказанно радуясь визиту и одновременно оправдывая собственную к нему неготовность тем, что не видела их экипажа. Кроме того, если бы не встреча с посыльным из аптеки мистера Джонса, она бы так и продолжала отправлять лекарства в Незерфилд. Джейн представила тетке мистера Коллинза. Дама приняла его со всею возможной любезностью и была вознаграждена им сторицей, попутно получив извинения за неожиданное вмешательство без предварительного знакомства, кое, возможно, имеет право быть прощенным в силу родства между ним и этими очаровательными юными созданиями. Миссис Филипс оказалась несколько напуганной явным избытком хорошего воспитания, но ее изучению одного незнакомца вскоре положили конец, засыпав расспросами о другом, о котором она могла сообщить племянницам лишь то, что знала: мистер Денни привез его с собой из Лондона, и он должен получить чин лейтенанта в одном из графств. По ее признанию, она наблюдала за ним весь последний час, когда тот прогуливался по их улице; и, если бы мистер Уикем продолжил свой променад, Китти и Лидия, несомненно, составили бы тетушке компанию; но, к несчастью, сейчас под окнами никого не было, не считая нескольких офицеров, которые в отличие от незнакомца стали вдруг “глупыми и неприятными мужланами”.
Некоторые из них, кстати, были приглашены к Филипсам на завтрашний обед; и по этому случаю тетка клятвенно заверила девушек в том, что непременно попросит супруга пригласить и мистера Уикема, если, конечно, родня из Лонгбурна тоже сможет посетить их вечером. На том и порешили; и миссис Филипс пообещала девочкам, что они очень мило проведут вечер, сыграв немного в милую шумную карточную лотерею, а потом слегка перекусят чем-нибудь горячим. Перспектива такого увеселения казалась очаровательной, и обе семьи расстались в превосходнейшем расположении духа. Никак не решаясь покинуть гостиную, мистер Коллинз снова и снова приносил свои извинения и еще добрых четверть часа выслушивал заверения в том, что они совершенно излишни.
По дороге домой Элизабет поделилась с Джейн своими наблюдениями за странным поведением молодых людей; и, хотя та была склонна защищать всех и вся, она не могла предложить более разумных объяснений их молчаливой стычке, чем ее сестра.
По возвращении в Лонгбурн мистер Коллинз поспешил пролить бальзам на сердце миссис Беннет, рассыпавшись в похвалах в адрес ее сестры. Он высказал предположение, что, кроме леди Кэтрин и ее милой дочери, никогда не встречал более элегантной женщины, чем миссис Филипс, поскольку она не только приняла его самым любезным образом, но и с радостью включила его, несмотря на то, что едва была с ним знакома, в список приглашенных на завтрашний вечер. Молодому человеку казалось, что в его отношения с родственниками можно было бы добавить кое-что еще, но справедливости ради надо признать, что и так никогда еще в жизни его не окружали такой заботой и теплотой.
Глава 16
Поскольку никаких препятствий на пути к соглашению между молодыми людьми и тетушкой Филипс не возникло и все многочисленные извинения мистера Коллинза перед четой Беннетов за единственный вечер, который он проведет вне их гостеприимного дома во время своего визита, были встречены ответными пожеланиями вволю повеселиться, экипаж доставил его и пять кузин в Меритон в назначенный час; и девушки, не успев ступить на порог гостиной, были неслыханно обрадованы, узнав, что мистер Уикем не только принял приглашение дядюшки, но и даже уже прибыл лично.
Как только новость прозвучала и все расселись по местам, мистер Коллинз, не зная, чем себя занять, огляделся вокруг и принялся привычно восхищаться, будучи столь пораженным размерами комнат и мебели. Прежде всего, он заявил, что чувствует себя словно в маленькой летней столовой в Розингсе. Этот комплимент оценили вовсе не сразу; но, как только миссис Филипс уяснила для себя, что же такое этот Розингс и кто его владелец, и прослушала подробное описание гостиной и даже каминной полочки, которая одна только стоит восемьсот фунтов, она окончательно прониклась грандиозностью похвалы, а потому была бы рада сравнению ее апартаментов даже с комнатой для прислуги леди Кэтрин.
Время радостно и незаметно шло в описании Коллинзом величия леди Кэтрин и ее дома с редкими отступлениями от темы, чтобы воздать должное и своему скромному жилищу, а также тем изменениям к лучшему, которые нынче в нем проводились, до тех пор, пока в гостиной, наконец, не появились остальные джентльмены. В миссис Филипс молодой человек нашел благодарного слушателя, у которого мнение о своем новом знакомом возрастало пропорционально каждой дюжине фраз, им произнесенных, и который уже занял исходную стойку, чтобы при первой же возможности броситься по друзьям и соседям и поведать тем об услышанном. Тем временем девушкам, в целом уже прекрасно знакомым с содержанием любого из комплиментов мистера Коллинза, ничего не оставалось делать, кроме как скучать и тихо мечтать об инструменте или в крайнем случае разглядывать имитации китайского фарфора, выставленные на каминной полочке. Тем не менее, ожидание не могло длиться бесконечно, и вскоре в анфиладе послышались голоса мужчин. Как только мистер Уикем показался в комнате, Элизабет, подняв на него взгляд, сама себе призналась в том, что с момента последней встречи не вспоминала о нем совершенно, а единственным ее грехом было не совсем рациональное восхищение его внешностью накануне. Остальные офицеры оказались мужчинами вполне приятными, с манерами, как у джентльменов; однако мистер Уикем стоял по сравнению с ними недосягаемо высоко и по красоте, и по походке, точно также, как и сами офицеры могли дать фору замыкавшему шествие широколицему коренастому мистеру Филипсу, пахнувшему портвейном.
Мистер Уикем был счастливым мужчиной, вслед которому оборачивались все встречные дамы, а Элизабет — счастливой девушкой, рядом с которой франт и уселся. Милые манеры, с которыми он немедля затеял с ней разговор, касавшийся, впрочем, всего лишь чрезмерно сырой ночи и приближения сезона дождей, заставили ее уверовать в то, что самые банальные, обычные и скучные темы в устах мастера становятся на удивление увлекательными.
На фоне таких соперников по замечанию прекрасного во всем окружающем, как мистер Уикем и офицеры, мистер Коллинз в роли собеседника окончательно утратил всякую значимость и привлекательность. Для юных леди он совершенно естественно перестал существовать, но при этом продолжал время от времени злоупотреблять вниманием миссис Филипс, которая умудрялась не только тешить его самолюбие, но и следить за тем, чтобы в чашке его не кончался кофе, а в тарелке дымилась горячая сдоба.
Когда вся компания переместилась за карточные столы, мистеру Коллинзу представился шанс отблагодарить хозяйку дома — сесть с ней за партию в вист.
— Я уже и позабыл, как играть в эту игру, — признался мистер Коллинз, — но с вашей помощью надеюсь исправиться, потому что в нынешнем моем положении…
Миссис Филипс была весьма ему признательна за уступку, но ждать объяснений по поводу его нынешнего положения у нее не было времени.
Мистер Уикем в вист не играл, и поэтому его с удовольствием приняли за соседним столом, усадив между Элизабет и Лидией. Поначалу возникли опасения, будто Лидия установит монополию на красавца, потому как в красноречии равных ей не было; однако страсть барышни к разговорам по силе своей вполне могла сравниться со страстью объекта ее красноречия к лотерее; и поэтому ей пришлось в спешном порядке увлечься игрой, и в этом она преуспела настолько, что энтузиазм ее в назначении призов и выкрикивании победителей не оставил без внимания ни одного из присутствовавших. По ходу игры мистер Уикем охотно болтал с Элизабет, и она внимательно его слушала, хотя то, о чем ей действительно хотелось узнать, а именно об истории его знакомства с мистером Дарси, имело самые ничтожные шансы быть озвученным в этом ни к чему не обязывавшем разговоре. Она не смела намекнуть ему о своем любопытстве, однако завеса над тайной совершенно неожиданно приоткрылась: мистер Уикем спросил, как далеко расположен Незерфилд от Меритона и как долго там гостит мистер Дарси.
— Уже около месяца, — ответила ему Элизабет и, не желая бросать на этом тему, добавила: — Он один из самых состоятельных людей в Дербишире, если я правильно понимаю.
— Да, это так, — согласился молодой человек. — У него очень обширное поместье и чистого дохода десять тысяч в год. Вам едва ли удалось бы сыскать человека более об этом информированного, чем я, потому что с самого детства я был очень близко связан с его семьей.
Элизабет не удалось скрыть своего изумления.
— Мне вполне понятно ваше удивление, мисс Беннет, особенно если вы, быть может, заметили, как холодна была наша вчерашняя встреча. А вы сами хорошо знаете мистера Дарси?
— Более чем достаточно! — насмешливо воскликнула Элизабет. — Я провела в одном с ним доме целых четыре дня, и после этого у меня не осталось и тени сомнения в том, что он очень неприятный человек.
— Боюсь, я не вправе оглашать вам свое мнение на сей счет, — тяжело вздохнул мистер Уикем. — Мои принципы не позволяют мне этого сделать. Я знаю его слишком давно и слишком хорошо, чтобы стать справедливым судьей. Я не могу не быть заинтересованным. Но, сдается мне, в целом ваша оценка не может не удивить; и, наверное, вы не осмелились бы так открыто заявить об этом где-либо еще, ведь здесь вы в кругу своей семьи.
— Клянусь вам, что не сказала ничего такого, что я не смогла бы повторить в любом другом доме по соседству, за исключением разве что Незерфилда. В Хертфордшире его никто не любит. Всем омерзительна его гордыня. Едва ли вы встретите кого-нибудь, кто отзовется о мистере Дарси более лестно, чем это только что сделала я.
— Не стану притворяться, будто мне тяжело слышать, — признался мистер Уикем, — когда ему или кому-либо другому воздают по заслугам; однако мне кажется, что с ним это случается непозволительно редко. Свет ослеплен его богатством и положением либо напуган импозантными манерами, поэтому видит его только таким, каким ему хочется себя показать.
— Даже при всей небольшой продолжительности нашего знакомства я с уверенностью могу утверждать, что характер у него самый неприятный.
Уикем только горько покачал головой.
— Интересно, — размышлял молодой человек вслух, — как долго он еще собирается пробыть в этих местах?
— Не имею ни малейшего представления; но когда я гостила в Незерфилде, то ничего не слышала о том, чтобы он собирался покинуть наше графство. Надеюсь, ваши планы относительно поступления на службу не будут нарушены его пребыванием по соседству.
— О нет! Никакой мистер Дарси не заставит меня уехать отсюда. Если он не желает встречаться со мной, то пусть убирается сам. Мы вовсе не дружны, и мне всегда больно его встречать; однако, избегая его, я все же не в силах укрыться от того, что стоит за ним и ему подобными по всему свету: от беззастенчивого эгоизма и злословия. Его отец, мисс Беннет, покойный мистер Дарси, был одним из приятнейших смертных и самым близким моим другом. Даже сейчас я не могу вспоминать об этом мистере Дарси без того, чтобы не скорбеть о душе в тысячу раз более милой и дорогой. Отношения младшего ко мне порой носили откровенно скандальный характер; но я уверен, что могу простить ему любой грех, но только не разочарование его дорогого отца и попрание все его надежд.
Элизабет почувствовала, что ее интерес к этой теме растет как на дрожжах, и поэтому слушала собеседника, затаив дыхание; однако мистер Уикем, похоже, сказал все, что хотел, а собственная деликатность ей не позволила продолжить расспросы.
Сейчас мистер Уикем перешел к более общим темам: Меритон, соседние семьи, местное общество… Все это очень его порадовало, особенно последнее обстоятельство, о котором он распространялся с весьма тонкой галантностью.
— Я ожидал найти здесь общество стабильное и приятное, — доверительно делился он, — и поэтому с радостью принял назначение в эти места. Я знаю, что наш полк снискал себе славу как вполне респектабельный и популярный, и мой друг Денни все-таки соблазнил меня прекрасными меритонскими квартирами и отличными связями в здешних кругах. Мне кажется, я и дня не проживу без светского общества. В этой жизни меня постигло столько утрат и разочарований, что душа моя не вынесла бы одиночества. Я должен иметь чин и компанию. Я никогда не собирался становиться военным, но обстоятельства распорядились иначе. Моим призванием должна была стать Церковь — так меня воспитали; и к этому времени я мог бы уже вести жизнь размеренную, достойную, полную благого смысла, если бы не вмешательство того человека, о котором мы с вами только что говорили.
— Неужели?!
— Да. Покойный мистер Дарси завещал мне дар, нацеленный на жизнь лучшую, чем эта. Он был моим крестным, и всю свою жизнь я получал от него добрые наставления. Нет, право, оценить его доброту в полной мере решительно невозможно. Добрый джентльмен намеревался полностью обеспечить меня, чтобы я ни в чем не знал нужды; но увы, как только жизнь его оборвалась, обещанное попало в чужие руки.
— Боже праведный! — испуганно выдохнула Элизабет. — К кому же? Кто мог пренебречь его завещанием? И почему вы не требовали того, что принадлежит вам по закону?
— В формулировку завещания закралась случайная неточность, лишившая меня всякой надежды получить завещанное мне законным путем. Человек чести, разумеется, ни на секунду не усомнился бы в намерении покойного, но мистер Дарси воспользовался этим обстоятельством и заявил, что я выдвигаю претензии из экстравагантности, вздорности и стесненности в средствах. Капитал этот освободился ровно два года назад, как раз тогда, когда я вступил в возраст, позволявший мне распоряжаться наследством, но его отдали другому. Я буду с вами предельно откровенен: я не совершил ничего такого, чтобы заслужить подобную несправедливость. У меня приветливый и доверчивый нрав; и, быть может, единственным моим проступком можно считать то, что я слишком часто беседовал о нем и с ним. А больше за мной вины нет. Так уж сложилось, что мы с ним совершенно разные люди, и он меня ненавидит.
— Какой ужас! Он действительно заслуживает публичного порицания.
— Рано или поздно, но это случится. Нисколько не сомневаюсь. Вот только орудием возмездия буду не я. Во мне еще слишком жива память о его отце, чтобы я мог разоблачить мистера Дарси и бросить ему открытый вызов.
Элизабет благоговейно кивнула головой в знак полного согласия, а заодно подумала, что этот молодой человек действительно достоин всяческого восхищения. После небольшой паузы она продолжила свои расспросы:
— Но каковы, по-вашему, его мотивы? Что могло вынудить его поступить столь бесчестным образом?
— Безоговорочная ненависть ко мне, ненависть, происхождение которой до некоторой степени я могу объяснить лишь ревностью. Коль скоро покойный его батюшка любил бы меня не так беззаветно, сын не относился бы ко мне столь предвзято. Но мистер Дарси действительно души во мне не чаял, чем, как я теперь понимаю, вызывал раздражение в своем отпрыске с самых ранних лет. Не в его характере проигрывать в таких соревнованиях, а победа неизменно доставалась мне.
— Даже я не могла предположить такое коварство в мистере Дарси, хотя он мне и не понравился с самого начала. Мне казалось, что он просто презирает весь свет в целом, но я не подозревала, что он способен на такую жестокую месть, на такую несправедливость и бесчеловечность!
Рассеянно помолчав пару минут, она продолжила:
— Я прекрасно помню, как однажды в Незерфилде он хвастался своей неумолимостью в принятии решений и непримиримым характером. Какой все же ужасный у него нрав!
— Не мне об этом судить, — смиренно отозвался Уикем. — Едва ли я могу воздать ему по справедливости.
Элизабет снова глубоко задумалась и через некоторое время воскликнула:
— Это ж надо — так обойтись с крестником, другом и любимцем своего отца! Мало того, с человеком, которого знает с раннего детства и который, судя по вашим словам, всей душой был ему предан!
— Мы родились в одном и том же приходе. Дома наши разделял лишь парк, и вся наша юность прошла бок о бок. Фактически мы были обитателями одного и того же дома, делили общие развлечения, и батюшка его одинаково любил нас обоих. Мой родной отец начинал с той же профессии, что и ваш уважаемый дядюшка Филипс, но он бросил все, чтобы верой и правдой служить покойному мистеру Дарси и посвятил свою жизнь заботам о Пемберли. В благодарность за преданность мистер Дарси стал его самым близким и сердечным другом. Покойный часто говаривал, что не в силах оценить по достоинству все деяния моего родителя; и непосредственно на смертном одре он по доброй воле обещал моему батюшке позаботиться обо мне, потому что, я уверен, добрый джентльмен чувствовал себя обязанным моему отцу в ничуть не меньшей степени, чем мне.
— Как странно! И как омерзительно! Я поражаюсь, как та самая гордыня не подвигла мистера Дарси на справедливый шаг по отношению к вам! Пожалуй, в этом читается уже не гордыня, но бесчестье.
— Действительно странно, — согласился Уикем, — потому что за всеми его действиями угадывается влияние гордыни. Именно она всегда была его лучшим другом. Она, как никакое другое чувство, приблизила его к добродетели. Но человек по природе своей падок, и в его поведении по отношению ко мне обнаружились импульсы несравненно более сильные, чем гордость.
— То есть вы хотите сказать, что такая раздутая гордость когда-то могла сослужить ему добрую службу?
— Вот именно. Зачастую именно гордость вела его к свободе от предрассудков и душевной щедрости. Он с легкостью жертвовал деньги, был гостеприимен, помогал своим арендаторам и деревенской бедноте. В нем жила фамильная гордость, сыновняя гордость за добрые начинания своего родителя. Согласитесь, это сильный мотив: не обесчестить семью, не растратить любовь народа, не потерять влияния на жителей Пемберли. В нем, я верю, до сих пор жива и братская гордость, которая вместе со своего рода родственной привязанностью делает его крепкой опорой сестре. Не сомневаюсь, вы не раз еще услышите молву о том, что он самый лучший из всех братьев, каких только можно пожелать.
— А что представляет собой его сестра?
Уикем печально покачал головой.
— Как жаль, что я не могу назвать ее девушкой приятной. Мое сердце обливается кровью, когда я вынужден говорить неприятные вещи о любом из Дарси. Но она действительно слишком похожа на своего брата — та же самая безмерная гордыня. В детстве она была милым и приветливым ребенком, который безумно меня любил. Бывало, я развлекал ее долгие часы напролет. Но теперь это все в прошлом, и для меня она умерла. Сейчас это красивая барышня. Ей должно быть лет пятнадцать-шестнадцать, и она вполне изысканна. Со дня смерти отца мисс Дарси большую часть времени проводит в Лондоне вместе с гувернанткой.
После многих пауз и долгих расспросов Элизабет не могла не вернуться к начальному предмету обсуждения:
— Как я удивлена его близкой дружбе с мистером Бингли! Как может мистер Бингли с его ангельским характером и действительно приятными манерами быть в дружеских отношениях с таким чудовищем? Как находят они общий язык? Вы знакомы с мистером Бингли?
— Не имел чести.
— Он очень мил и кроток. Очаровательный молодой человек. Должно быть, он попросту еще не раскусил мистера Дарси.
— Скорее всего, так оно и есть. Мистер Дарси способен очаровать любого, кого ему вздумается. В этом ему ловкости не занимать. Он способен быть замечательным собеседником, если только сочтет, что это ему нужно. Однако, несмотря на то, что он дружески обходится с равными себе по положению, с людьми более бедными он ведет себя совершенно иначе. Гордыня его никогда не дремлет, но с богатыми он справедлив, честен, рационален, почтителен, и не исключено, что даже мил. Конечно, в зависимости от размеров состояния и положения собеседника.
Тем временем партия в вист завершилась, и игроки подтянулись к соседнему столу. Мистер Коллинз занял место между кузиной Элизабет и миссис Филипс. Последняя, как всегда, поинтересовалась, каковы у молодого человека достижения. Успехи его оказались неважными, и он проиграл все, что мог. Однако, как только миссис Филипс начала было причитать и охать, он с каменным лицом заверил ее, что это сущие пустяки и что деньги — тлен, а потому у хозяйки приема совершенно нет поводов для малейшего беспокойства.
— Мне доподлинно известно, мадам, что каждый, садясь за карточный стол, не может исключить вероятность проигрыша. По счастью, я нахожусь не в том положении, чтобы терзаться из-за каких-нибудь пяти шиллингов. Не сомневаюсь, в мире есть много людей, для которых такое поражение стало бы настоящим ударом; но благодаря леди Кэтрин де Бург сейчас я вознесся высоко над нуждой волноваться из-за подобных пустяков.
Слова эти привлекли к себе внимание мистера Уикема. После того, как он некоторое время внимательно разглядывал мистера Коллинза, молодой человек наклонился к Элизабет и шепотом спросил девушку о том, неужели ее родственник столь близко знаком с леди де Бург.
— Леди Кэтрин де Бург, — отозвалась та, — не так давно пожаловала ему приход. Я почти ничего не знаю о том, как впервые состоялась встреча мистера Коллинза с этой дамой, но он, несомненно, знаком с ней совсем недавно.
— Но вы, конечно же, знаете, что леди Кэтрин де Бург и леди Анна Дарси были родными сестрами и, таким образом, благодетельница вашего кузена является теткой мистера Дарси?
— Ах нет же, конечно, я этого не знала! Я вообще ничего не знаю о связях этой леди Кэтрин. До позавчерашнего дня я и не слышала о ее существовании.
— Ее дочь, мисс де Бург, унаследует огромное состояние, и молва сходится на том, что она объединит свои капиталы с владениями своего кузена.
Эта новость заставила Элизабет улыбнуться при мысли о бедной мисс Бингли. Все ее маневры были не чем иным, как тщетой, суетной тщетой, полностью бесполезной и безнадежной. Ее избранник посвятил себя другой!
— Мистер Коллинз, — заметила мисс Беннет, — очень лестно отзывается об обеих, мисс и миссис де Бург; но из некоторых деталей его рассказа я прихожу к выводу о том, что в благодарности своей к покровительнице он заблуждается: несмотря на всю ее нынешнюю щедрость, она показалась мне женщиной тщеславной и самонадеянной.
— Сдается мне, вы совершенно правы, — согласился Уикем. — Я не видел ее уже много лет, но отлично помню свою неприязнь к ней, потому что манеры ее всегда были властными и оскорбительными. Вокруг нее сложилась репутация дамы весьма разумной и дальновидной, но я уверен в том, что большей частью своих достоинств она все же обязана главному из них — несметному богатству, а также авторитарности характера и гордыни племянника, который выбирает себе только тех друзей, какие не сомневаются в достоинствах всего, что составляет его жизнь.
Такое объяснение Элизабет сочла весьма разумным; и в этой беседе они провели время до самого ужина, звонок к которому положил конец не только их разговору, но и игре в карты. Теперь наконец-то остальные леди также могли насладиться вниманием мистера Уикема. Продолжать диалог в невообразимом гвалте, который сопровождал ужин в доме миссис Филипс, было решительно невозможно; но очарование манер молодого человека оказалось столь велико, что оно безошибочно угадывалось даже в такой обстановке. Что бы ни слетало с его уст, каждое слово было преисполнено изяществом, и каждое движение дышало умопомрачительной грацией. Возвращаясь домой, Элизабет была не в силах выбросить его из головы. Ей не думалось ни о чем, кроме мистера Уикема и его повести; но ей так ни разу и не выпал шанс даже произнести его имя, потому что всю дорогу домой ни Лидия, ни Джейн ни на секунду не закрывали рта. Младшая непрестанно рассказывала о лотерее и о своих победах и поражениях. Мистер Коллинз, многократно выразив благодарность в адрес мистера и миссис Филипс, с завидным энтузиазмом извергал на головы родственниц бурные потоки своих наблюдений: полный список блюд в строгой последовательности их подачи к столу и собственный пустячный проигрыш в вист. Несомненно, речь его на том ни за что бы не иссякла, если б в это время карета не остановилась напротив дома в Лонгбурне.
Глава 17
Только на следующий день Элизабет удалось передать Джейн все, что сообщил ей мистер Уикем. Сестра выслушала ее рассказ с удивлением, а потом задумалась. Ей не верилось в то, что мистер Дарси столь недостоин мистера Бингли; и все же не в ее правилах было подвергать сомнению слова такого милого человека, как мистер Уикем. Сам тот факт, что этот юноша перенес подобные лишения, вполне был способен заронить жалость в ее отзывчивое сердце; и поэтому ей ничего не оставалось, кроме как проникнуться сочувствием к ним обоим, оправдать поведение каждого, а все, что не укладывалось в разумные объяснения, списать на досадную ошибку и случай.
— Их обоих, я уверена, — заявила девушка, — так или иначе жестоко обманули. Как это случилось, нам узнать, скорее всего, не дано. Не исключено, что третья заинтересованная сторона просто неверно интерпретировала факты. Короче говоря, у нас нет никакой возможности выяснить всех причин и обстоятельств, которые сделали их врагами, и поэтому обвинять, кого бы то ни было мы не вправе.
— Весьма справедливое суждение. Но, милая моя Джейн, что ты можешь сказать о той самой заинтересованной стороне, которая приложила к этому делу свою руку? Ты определенно должна оправдать и ее, ведь иначе наше мнение об этом неизвестном лице должно окончательно испортиться.
— Ты можешь смеяться сколько тебе угодно, но это ни капли не повлияет на мою позицию. Славная моя Лиззи, ты только подумай, в каком ужасном свете вся эта история выставляет бедного мистера Дарси. Обойтись, таким образом, с любимцем своего отца, о котором тот перед самой смертью поклялся позаботиться! Это решительно невозможно. Ни один смертный, ни один уважающий себя человек не способен на такое злодеяние. Так неужели подобное могло бы произойти из-за самого близкого друга? Нет, я в это ни за что не поверю.
— Я с гораздо большей легкостью могу поверить в то, что мистер Бингли введен в заблуждение, чем в то, что мистер Уикем придумал эту леденящую душу историю, просто чтобы позабавить меня вчера вечером. Имена, факты, события… Все это мистер Уикем перечислял совершенно без натяжки и свободно. Если что-нибудь не так, пусть сам мистер Уикем это опровергнет. Но даже в самом его взгляде читалась кристальная честность.
— Да, в этом деле столько всего непонятного и угнетающего! Ума не приложу, что и подумать.
— Прошу прощения, но мне кажется, что есть все же кто-то, кто знает, чт(обо всем этом следует думать.
При этом предположении Джейн на ум пришел только мистер Бингли, который, коль скоро он, конечно, был обманут, непременно пострадает, если этот скандал обретет публичный характер.
Барышни вынуждены были покинуть аллею, в которой состоялся весь этот разговор, когда заслышали о прибытии тех самых персон, кои ими только что обсуждались. Мистер Бингли с сестрами лично доставили приглашения на долгожданный бал в Незерфилде, который назначили, наконец, на следующий вторник. Обе гостьи несказанно обрадовались новой встрече с Джейн и тут же заявили, что прошла целая вечность со дня их последнего свидания; после чего принялись с похвальной частотой интересоваться, что такое она поделывала с тех пор, как они расстались. Остальных членов семьи они удостоили весьма незначительным вниманием. Миссис Беннет дамы сторонились всевозможными способами, в избегании Элизабет были уже не столь усердны, а младших сестер не замечали вовсе. Через какую-нибудь четверть часа барышни уже покидали их и усаживались в пролетку с прытью, немало удивившей мистера Бингли. Совершенно очевидно, сестры торопились сбежать от любезностей миссис Беннет.
Новость о бале в Незерфилде пришлась по душе всем дамам Лонгбурна без исключения. Миссис Беннет хотелось полагать, что прием состоится в честь ее старшей дочери. Ей безмерно льстило то, что приглашение передал лично мистер Бингли, вместо того чтобы всего лишь вручить карточку. Воображение Джейн живо нарисовало ей картину приятного вечера, который она проведет в компании двух своих подруг рядом с их очаровательным братом. Элизабет с огромным удовольствием предвкушала вечер, полный танцев с мистером Уикемом; а кроме того, она ждала и жаждала найти подтверждение ужасной правде в глазах и поведении мистера Дарси. Счастье, которое предчувствовали Лидия и Кэтрин, в гораздо меньшей степени основывалось на каком-то отдельном событии или конкретном человеке, хотя каждая из них и намеревалась, подобно Элизабет, минимум половину вечера протанцевать с мистером Уикемом; и все же девушек один лишь этот мужчина удовлетворить решительно не мог, и бал в любом случае был балом. Даже тихоня Мэри заверила семейство в том, что не имеет ничего против праздника.
— Покуда мне ни с кем не приходится делить свое утро, — заверила девица, — я вполне счастлива и довольна. Мне кажется, с моей стороны это не самая большая жертва — иногда выезжать в свет. Общество имеет равные притязания к нам всем. Лично я отношусь к той породе, которая знает разницу между делом и потехой, предпочитая первое последнему.
Элизабет пребывала в таком прекрасном расположении духа, что даже время от времени позволяла себе вольность без нужды обращаться к мистеру Коллинзу. Ей не терпелось узнать, принял ли он приглашение мистера Бингли и если да, то подобает ли ему с его нынешним саном такая непринужденность поведения; и девушка с изумлением обнаружила, что по этому поводу у ее кузена не возникает ни малейших сомнений и что за пару танцев грядущим вечером он отнюдь не боится порицания будь то со стороны архиепископа или леди де Бург.
