скачать книгу бесплатно
– Если мои дети глупы, я рассчитываю всегда сие сознавать.
– Да, однако же все они очень умны.
– Сие, смею надеяться, единственный вопрос, кой порождает несогласье меж нами. Я надеялся, что наши мненья совпадают до мельчайших малостей, но покуда принужден высказать отличное от вашего соображенье, а именно: две наши младшие дочери необычайно бестолковы.
– Дорогуша господин Беннет, нельзя ожидать от таких девочек здравости их отца и матери. Надо полагать, дожив до нашего возраста, они станут думать об офицерах не более нашего. Помню, были времена, когда мне и самой весьма по нраву были красные мундиры – в душе я питаю к ним симпатию и по сей день; а коли толковый молодой полковник с пятью-шестью тысячами в год пожелает одну из моих девочек, я ему не откажу; и еще мне показалось, что на днях у сэра Уильяма полковник Форстер был весьма хорош в мундире.
– Мама?, – вскричала Лидия, – тетушка говорит, что полковник Форстер и капитан Картер стали реже навещать госпожу Уотсон, чем по приезде; она часто видит их в библиотеке Кларка.
Ответить г-же Беннет помешало явленье лакея с запискою для юной г-жи Беннет – записку прислали из Незерфилда, и лакею велено было дождаться ответа. Глаза матери засверкали от удовольствия, и она взывала в нетерпеньи:
– Ну-с, Джейн, от кого же это? О чем там? Что он пишет? Ну же, Джейн, расскажи нам поскорее; поторопись, милая, – пока дочь ее читала.
– От госпожи Бингли, – отвечала Джейн и затем прочла вслух:
Дражайший мой друг, если Ваше состраданье не дозволит Вам отобедать нынче с Луизой и со мною, мы рискуем возненавидеть друг друга на весь остаток жизни, ибо t?te-?-t?te двух дам на целый день не может завершиться иначе, нежели ссорою. Приезжайте, как только получите сие. Брат мой и джентльмены станут обедать с офицерами.
Ваша навсегда,
Кэролайн Бингли.
– С офицерами! – вскричала Лидия. – Отчего же тетушка нам об этом не сказала?
– Обедает не дома, – заметила г-жа Беннет. – Какая незадача.
– Можно я возьму экипаж? – спросила Джейн.
– Нет, дорогуша, лучше поезжай верхом – похоже, собирается дождь; а затем оставайся в Незерфилде на ночь.
– Хороший план, – заметила Элизабет, – если б вы были уверены, что дамы не предложат отвезти Джейн домой.
– О, но ведь джентльмены поедут в Меритон в экипаже господина Бингли, а у Хёрстов своих лошадей нет.
– Я бы предпочла экипаж.
– Но, дорогуша, твой отец, разумеется, не может выделить тебе упряжных. Они потребны в хозяйстве, не так ли, господин Беннет?
– Они потребны в хозяйстве существенно чаще, нежели мне удается их заполучить.
– Но если вы их получите сегодня, – сказала Элизабет, – матушкина цель будет достигнута.
В конце концов она выжала из отца признание, что упряжные заняты. Итак, Джейн оставалось лишь отправиться верхом, и мать проводила ее до двери, бодро пророча ненастье. Надежды г-жи Беннет сбылись: вскоре после отъезда Джейн начался ливень. Сестры переживали за нее, однако мать блаженствовала. Лило весь вечер без перерыва; разумеется, Джейн не могла возвратиться.
– Ведь как я удачно придумала! – не раз повторила г-жа Беннет, будто вызвала ливень самолично. Впрочем, всего блеска своей выдумки она не осознавала до самого утра. Не успело семейство толком позавтракать, как из Незерфилда явился слуга с запискою к Элизабет.
Милая моя Лиззи, я с утра сильно занемогла – вероятно, сие объясняется тем, что я вчера насквозь вымокла. Мои добрые подруги и слышать не желают о том, чтоб отпустить меня домой, пока я не поправлюсь. Они также настаивают, чтоб я показалась г-ну Джоунзу, – посему не тревожься, если узнаешь, что он меня навещал, – и, кроме больного горла и головной боли, меня почти ничего не мучает.
Твоя, и т. д.
– Что ж, любезная моя, – изрек г-н Беннет, когда Элизабет огласила записку, – если ваша дочь сляжет с опасным недугом, если она умрет, весьма утешительно будет знать, что сие свершилось ради господина Бингли и по вашему повеленью.
– Ой, да я вовсе не боюсь, что она умрет. От крохотулечных простуд никто не умирает. О ней хорошо позаботятся. Пока она там, всё лучше не бывает. Я съезжу ее навестить, если вы мне выделите экипаж.
Элизабет, не на шутку встревоженная, решила отправиться к Джейн сама, хотя экипажа не чаялось; и поскольку верхом Элизабет не ездила, ей оставалось лишь пойти пешком. Она объявила о своем намерении.
– Ну что ты за дурочка, – вскричала ее мать, – о чем ты говоришь, по такой-то грязи! Да на тебя взглянуть будет страшно, когда доберешься.
– Я вполне смогу взглянуть на Джейн, а больше ничего и не требуется.
– Ты намекаешь, Лиззи, что мне следует послать за упряжными? – спросил ее отец.
– Нет, честное слово. Мне ни к чему отказываться от прогулки. Расстоянье – ничто, когда есть побужденье; всего каких-то три мили. Я вернусь к обеду.
– Я восхищаюсь деятельностью твоего добросердечия, – отметила Мэри, – однако всякий порыв следует направлять разумом, и, на мой взгляд, усилья всегда надлежит соотносить с потребностью в таковых.
– Мы дойдем с тобою до Меритона, – сказали Кэтрин и Лидия. Элизабет согласилась, и три сестры вместе отправились в путь.
– Коли поторопимся, – сказала Лидия по дороге, – может, застанем капитана Картера, пока он не уехал.
В Меритоне они расстались: младшие устремились к обиталищу одной из офицерских жен, а Элизабет в одиночестве зашагала дальше, торопливо минуя поле за полем, прыгая через перелазы и бодро перескакивая лужи, и наконец очутилась вблизи дома – лодыжки ноют, чулки замараны, а лицо раскраснелось от беготни.
Ее проводили в утреннюю столовую, где собрались все, кроме Джейн, и где наружность гостьи вызвала немалое удивленье. Г-же Хёрст и юной г-же Бингли представлялось почти невероятным, что Элизабет пришлось спозаранку пройти три мили по такой слякоти, и Элизабет не сомневалась, что сестры ее за это презирают. Впрочем, они приняли ее весьма любезно, а в поведеньи их брата сквозило нечто получше любезности – сердечность и доброта. Г-н Дарси не сказал почти ни слова, а г-н Хёрст – и вовсе ничего. Первого раздирали восхищение сияньем, коим наделила г-жу Элизабет Беннет прогулка, и сомненья, достаточен ли повод для того, чтобы она прибыла из такой дали и в одиночестве. Второй же помышлял только о завтраке.
Элизабет спросила о сестре, и ответы не слишком ее обнадежили. Джейн дурно спала и, хотя проснулась, охвачена лихорадкою и не в силах выйти из комнаты. К радости Элизабет, ее препроводили к сестре тотчас; а Джейн, кою лишь страх встревожить или стеснить удержал от сообщенья в записке, как жаждет она подобного визита, при появленьи сестры пришла в восторг. Она, впрочем, была не в силах беседовать и, когда юная г-жа Бингли их оставила, смогла разве только выразить благодарность за столь замечательную доброту, кою ей здесь явили. Элизабет ухаживала за нею молча.
Позавтракав, в комнату явились сестры, и Элизабет стала проникаться к ним симпатией, видя, сколько нежности и заботы выказывают они Джейн. Прибыл аптекарь и, обследовав пациентку, сообщил, как и предполагалось, что та подхватила сильнейшую простуду и нужно попытаться оную одолеть; посоветовал Джейн вернуться в постель и посулил микстур. Совету его Джейн вняла охотно, ибо лихорадка обострилась, а голова ужасно болела. Элизабет ни на миг не оставляла сестру, и прочие дамы тоже надолго не отлучались; джентльмены уехали, и дамам все одно нечем было заняться.
Когда пробило три, Элизабет почувствовала, что пора уезжать, и весьма неохотно о сем объявила. Юная г-жа Бингли предложила ей экипаж, и Элизабет ждала только, чтобы хозяйка на сем настояла, но тут Джейн явила такое расстройство при расставаньи с сестрою, что юная г-жа Бингли вынуждена была обратить свое предложенье экипажа в приглашенье на время остаться в Незерфилде. Элизабет с великой благодарностью согласилась, и в Лонгборн отправился слуга, коему надлежало оповестить семейство о задержке и доставить в Незерфилд одежду.
Глава VIII
В пять часов две дамы отбыли переодеться, а в половине седьмого Элизабет позвали к ужину. В ответ на поток вежливых вопросов – в коем она с удовольствием отметила ощутимо превосходящее всех прочих беспокойство г-на Бингли – обнадежить собранье она особо не могла. Джейн ни капли не полегчало. Сестры, услышав сие, трижды или четырежды повторили, как они опечалены, какой это ужас – сильно простудиться и как чрезвычайно не любят болеть они сами, а затем выкинули Джейн из головы; их равнодушие к Джейн, отсутствующей непосредственно пред их взором, вернуло Элизабет радости прежней ее антипатии.
Брат же их был единственным в собраньи, кого она в силах была созерцать с каким-либо удовольствием. Его тревога за Джейн была очевидною, его внимание к Элизабет – весьма приятным, и его участие дозволяло ей не ощущать себя незваной гостьей, каковой ее, по видимости, почитали все прочие. За вычетом г-на Бингли, особо никто не обращал на нее вниманья. Юная г-жа Бингли была поглощена г-ном Дарси, ее сестра почти не отставала от нее; что же до г-на Хёрста, рядом с которым сидела Элизабет, то был вялый человек, кой жил исключительно ради пищи, выпивки и карточных игр и коему, по выяснении, что Элизабет любому рагу предпочитает простые блюда, оказалось более нечего ей сказать.
Когда ужин завершился, она тотчас вернулась к Джейн; юная г-жа Бингли принялась оскорблять гостью, едва та вышла из комнаты. Манеры ее провозглашены были весьма дурными, смесью гордости и дерзости, она не умела поддержать беседу, лишена была стиля, вкуса, красоты. Г-жа Хёрст разделяла сие мненье и добавила своего:
– Говоря коротко, она лишена всяких приятных качеств, за исключеньем дара к ходьбе. Никогда не забуду, какой она заявилась нынче с утра. Прямо дикарка.
– В самом деле, Луиза. Я еле сдерживалась. И вообще, какой нелепый визит! Отчего она должна скакать по округе, если ее сестра простудилась? Волосы в беспорядке, всклокочены невозможно!
– Вот именно, да еще нижняя юбка – надеюсь, ты заметила ее нижнюю юбку: дюймов на шесть в грязи, не меньше; а платье, одернутое, чтоб сие скрывать, своей службы отнюдь не сослужило.
– Твой портрет, возможно, очень точен, Луиза, – сказал Бингли, – однако ничего такого я вовсе не заметил. Мне показалось, нынче утром госпожа Элизабет Беннет выглядела превосходно. Ее грязная нижняя юбка совершенно ускользнула от моего вниманья.
– Вы-то сие, конечно, заметили, господин Дарси, – сказала юная г-жа Бингли, – и, я склонна предположить, вы не пожелали бы, чтоб ваша сестра предъявила нашим взорам такую картину.
– Бесспорно.
– Пройти три, четыре, пять или сколько там миль по щиколотку в грязи, да к тому же одной, совершенно одной! Что это ей вздумалось? Мнится мне, сие являет самодовольную независимость гадкого сорта, весьма провинциальное равнодушье к приличьям.
– Скорее любовь к сестре, а сие весьма приятно, – возразил Бингли.
– Боюсь, господин Дарси, – полушепотом отметила юная г-жа Бингли, – такое приключенье немало утишило ваши восторги пред ее прекрасными очами.
– Отнюдь нет, – ответствовал тот, – после прогулки они сияли.
За сей репликою последовала краткая пауза, а потом г-жа Хёрст заговорила вновь:
– Я чрезвычайно привязана к Джейн Беннет, она очень славная девушка, и я всем сердцем желаю ей счастья. Но с такими отцом и матерью, с такими родственниками, боюсь, надежды у нее нет.
– Кажется, ты говорила, что дядя ее – поверенный в Меритоне?
– Да, и у них имеется еще один, который живет где-то в окрестностях Чипсайда[6 - Чипсайд – улица в историческом центре Лондона, где в Средние века располагался рынок; в описываемые времена – район в основном деловой, по каковой причине аристократическими семьями полагавшийся малопрестижным.].
– Отменно, – прибавила ее сестра, и обе от души расхохотались.
– Даже будь у них достаточно дядьев, чтоб заполнить весь Чипсайд, – вскричал Бингли, – сие не сделало бы их ни граном неприятнее.
– Но сие весьма ощутимо уменьшает их шансы выйти за хоть сколько-нибудь уважаемых людей, – отвечал Дарси.
На это замечанье Бингли не откликнулся, однако же сестры его от всей души согласились и еще некоторое время предавались веселью касательно вульгарных родственников своей дорогой подруги.
С возрожденною нежностью они, впрочем, отбыли из столовой к ней в комнату, где и просидели, пока их не позвали пить кофе. Джейн по-прежнему недужилось, и Элизабет не оставляла ее ни на минуту до самого вечера, когда, утешившись тем, что сестра заснула, Элизабет сочла скорее приличествующим, нежели приятным, сойти к собранью. В гостиной все присутствующие сидели за мушкой и тут же пригласили Элизабет присоединиться; однако, подозревая, что ставки высоки, она отказалась и, сославшись на состоянье сестры, пояснила, что спустилась ненадолго и пока займет себя книгою. Г-н Хёрст воззрился на нее в изумленьи.
– Вы предпочитаете чтенье картам? – осведомился он. – Сие весьма исключительно.
– Госпожа Элайза Беннет, – пояснила юная г-жа Бингли, – карты презирает. Она великая чтица и ни в чем более не находит радости.
– Я не заслуживаю ни подобного комплимента, ни подобного упрека, – возразила Элизабет. – Я вовсе не великая чтица и радуюсь многому.
– Вы, безусловно, с радостью ухаживаете за сестрой, – сказал Бингли, – и, я надеюсь, радость ваша умножится при виде ее выздоровленья.
Элизабет от души поблагодарила его и направилась к столу, где лежали несколько томиков. Бингли тут же предложил доставить ей другие – все, какие дозволит его библиотека.
– Ради вас и себя я желал бы, чтоб коллекция моя была обширнее, однако я человек праздный, и хотя книг у меня немного, их больше, нежели я когда-либо открывал.
Элизабет заверила его, что ей прекрасно подойдут те, что уже нашлись в комнате.
– Поразительно, – сказала юная г-жа Бингли, – что мой отец оставил столь скудную библиотеку. Какая прекрасная библиотека у вас в Пемберли, господин Дарси!
– Ей надлежит такою быть, – отвечал тот. – Ее собирали многие поколенья.
– И вы немало к ней прибавили – вы вечно приобретаете книги.
– Мне непостижимо пренебреженье к семейной библиотеке в наше время.
– Пренебреженье! Вы, разумеется, не пренебрегаете ничем, что способно добавить красоты вашему благородному дому. Чарлз, когда у тебя будет свой дом, хорошо бы ему оказаться хоть вполовину столь же восхитительным, как Пемберли.
– Было бы неплохо.
– В самом деле, я бы советовала тебе приобрести дом поблизости и полагать Пемберли образцом. Нет в Англии графства благороднее Дербишира.
– От всей души соглашусь; я бы купил Пемберли, если б Дарси его продал.
– Я говорю о том, что поистине возможно, Чарлз.
– Клянусь честью, Кэролайн, легче приобрести Пемберли покупкою, нежели подделкою.
Элизабет так захватила сия беседа, что книга почти начисто лишилась ее вниманья; вскоре, вовсе ее отложив, Элизабет подсела ближе к карточному столу меж г-ном Бингли и его старшей сестрою, дабы наблюдать за игрой.
– Сильно ли выросла юная госпожа Дарси с весны? – спросила юная г-жа Бингли. – Она будет высокой, как я?
– Пожалуй. Сейчас она ростом примерно с госпожу Элизабет Беннет или даже выше.
– Как хочется мне с нею повидаться! В жизни не встречала человека восхитительнее. Какая наружность, какие манеры! и сколь образованна для своего возраста! Как изысканно играет на фортепьяно!
– Удивительно, – заметил г-н Бингли, – как молодым дамам хватает терпенья – все они столь многогранно образованны.
– Все молодые дамы образованны! Дорогой мой Чарлз, что ты под сим разумеешь?
– Да, полагаю, все. Все они расписывают столешницы, выделывают ширмы и вяжут кошельки. Едва ли я знаю хоть одну даму, ко всему этому не способную, и совершенно точно ни единожды не слышал, чтоб о даме заговорили впервые и не сообщили притом, что она весьма образованна.
– Ваш список общераспространенных пределов образованья чрезмерно близок к истине, – отвечал Дарси. – Словом сим определяются многие женщины, кои заслужили его лишь вязаньем кошельков и выделываньем ширм, не более. Но я отнюдь не готов согласиться с вашей оценкою дам вообще. Не могу похвастаться, что средь всех моих знакомиц найдется более полудюжины воистину образованных.
– Вот именно, я тоже, – прибавила юная г-жа Бингли.
– Стало быть, – отметила Элизабет, – под образованьем женщины вы, вероятно, разумеете немало.
– Я в самом деле разумею под сим немало.
– Ну еще бы! – вскричала его верная единомышленница. – Невозможно полагать воистину образованным человека, кой существенно не затмевает обыкновенных достижений. Чтобы почитаться образованной, женщина должна уметь блестяще музицировать, петь, рисовать, танцовать, а также владеть современными языками, а кроме того, ей надлежит обладать некоей особостью наружности и походки, манер и речи – или же оценка сия будет заслужена лишь наполовину.
– Все это ей потребно, – прибавил Дарси, – а равно ей надлежит дополнить сие важной сутью, обильным чтеньем развивая свой ум.
– Я более не удивляюсь, что вы знакомы всего с шестью образованными дамами. Я скорее дивлюсь тому, что вы знакомы с такими вообще.
– Ужель вы столь суровы к своему полу, что сомневаетесь в возможности сего?
– Я таких женщин никогда не встречала. Я никогда не наблюдала единства способностей, вкуса и прилежанья, кои вы описываете.
Протестуя против сих неявных сомнений, г-жа Хёрст и юная г-жа Бингли хором вскричали, что знают немало дам, отвечающих подобному описанью, но тут г-н Хёрст призвал их к порядку, горько сетуя на их невниманье к происходящему за столом. Поскольку беседа тем самым подошла к концу, Элизабет вскоре покинула гостиную.
– Элайза Беннет, – заметила юная г-жа Бингли, едва за гостьей закрылась дверь, – из тех юных дам, кои тщатся понравиться противоположному полу, принижая свой собственный, и со многими мужчинами, хочу заметить, добиваются успеха. На мой же взгляд, мето?да сия ничтожна – весьма вульгарная уловка.
– Несомненно, – отвечал Дарси, коему главным образом и адресовалось это замечанье, – вульгарность присутствует во всех уловках, до коих дамы опускаются порою, дабы пленить мужчину. Презренно все, что отдает коварством.
Подобный ответ не вполне удовлетворил юную г-жу Бингли, что не дозволило ей развить тему.
