скачать книгу бесплатно
– Для начала перестать врать.
На слугу многозначительно посмотрели другие, более матерые лжеписаки.
Когда тело старика после массажа приобрело розовый цвет, словно кожа младенца, и девушка-мастер обтерла его благовонными эфирами, к Рядовому Ванье подошел, как видели гости, слуга-мулат и что-то сказал, указав на их беседку. Старик посмотрел в сторону журналистов, нахмурился, но махнул рукой. Гости поняли, что старик их явно не звал.
Ванья принял гостей в приемной беседке с прозрачным полом, под которым в глубоком аквариуме плавали разнообразные рыбы и даже несколько белых акул длиной в пару метров. Улыбнувшись, старик поприветствовал троицу и начал свой рассказ о жизни. По его словам выходило, что права военных на острове соблюдаются и он не тяготится тем, что остров не присоединился к Мировой конвенции по защите военных. Старик сказал так:
– А зачем мне, родненькие, пенсион и льготные коммунальные услуги? Зачем вообще льготы?
На что наиболее взрослый и рослый из журналистов возразил:
– Льготы – они призваны обеспечить достойную жизнь военного, неужели не понятно?
Старик улыбнулся в ответ напористому собеседнику:
– Льгота – это бумажка, за которой надо идти в казенное учреждение, потом кому-то предъявлять ее, просить чего-то. Я не люблю бумаг.
Признаться, старик хорошо оперировал вновь выученными по заданию Графа словами.
– Я привык к жизни, которая сложилась у нас: бассейн с девчатами, массаж, рыбалка, встречи друзей. Ни деньги, ни льготы мне не нужны, я о них даже не думаю – закон острова удовлетворяет любые мои потребности. Тысячу лет жизни нашему правителю Антонию фон Лобанчикову!
– Хорошо, – не унимался матерый лжежурналист, решивший выполнить задание своей агрессивной страны во что бы то ни стало, – ну а разве вас, военного, не тяготит власть Графа – этого иноплеменника, откосившего от службы в армии вашего острова?
При этих словах старик вскочил и что-то гневно крикнул. Вмиг набежали белокожие телохранители – работники Графа – с копьями, штыками, шашками. Старик властным тоном отдал им какое-то распоряжение, подтвердив свои слова следующими жестами: показал указательным пальцем на копье, а потом тут же на место пониже спины у каждого из лжежурналистов, после чего большим пальцем провел около своей шеи.
Семен, тот самый охранник, с радостью в голосе отвечал:
– Намек понят, батя, спасибо! – и встал позади наиболее молодого журналиста, прицениваясь к нему.
И только средний журналист, не задавший ни единого вопроса старику, вдруг расстроил планы Семена:
– Это нарушение норм международного права!
– А прицениваться к алмазам Графа – это как? – обоснованно возразил словами великого северного народа Семен, положив руки на плечи лейтенанта: мол, расслабься, детка, все будет хорошо.
Но средний журналист, несмотря на провал, не унимался. Он, многие годы успешно проработавший в Империи зла, не хотел погибать от органов Семена, опытным взглядом понимая намеки охранника.
И тут по сюжету, придуманному Графом, старик смягчился. Он вновь улыбнулся, показав рукой охранникам: «Ладно, простим легковерных, убирайтесь!»
Вот так журналисты спаслись, а в жертвенном списке Семена из четырех имен остался один только Козлик, и охранник продолжал грезить лишь о нем.
Пока лжежурналисты со стариком кофейничали, Граф планировал создание дождя по заказу Козлика. С реагентами серебра и другими более дешевыми препаратами создать дождь не составляло большого труда. Обсудив детально и поминутно план сотворения небесной влаги, Граф со свитой выехал на центральную площадь острова – Аборигенплатц. Подробно изучив по письменам историю древнего народа острова до его покупки, граф Лобанчикофф осознал, сколько сотен и даже тысяч островитян были сожжены на жертвенном валуне в целях вызова дождя, скольких предки Козлика изувечили копьями. Сейчас та же участь готовилась и ему – лицу славянской национальности, гражданину бывшей Империи зла, совсем недавно инженеру по твердым бытовым отходам седьмого разряда, не помышлявшему о собственной еде, а ныне великому графу и будущему Высокому правителю Антонию фон Лобанчикову!
«Кстати, когда островитяне выберут меня Высоким правителем, корочку на прежний статус графа за полцены продам в метро, где и купил, когда буду проездом дома», – думал Граф.
На Аборигенплатц собрался весь народ острова, обеспечили явку даже старика Рядового Ваньи. Козлик лично заканчивал приготовления к вознесению Графа на небо – подкладывал в грандиозное дровяное сооружение сухих веток и поливал их хорошо горящими эфирами и жиром животных. «Прадо» Антония въехал в центр толпы, Граф залез по лестнице на машину и, не дожидаясь речи Козлика на жертвеннике, начал первым:
– Господа островитяне! По нашим сводкам прошла информация, что растения острова загибаются без дождя. Есть такое дело?
– Есть, есть! – отвечала толпа.
– Ну, раз есть, то почему вы не подошли и не сказали мне о необходимости осадков? Почему я информацию о дожде должен узнавать от всяких там Козликов, причем давно выросших в матерых козлов?
Толпа сначала молчала, а потом по ней волнами пошло негодование.
– Покончим же с прежней судебной практикой! В следующий раз заходите и вместе будем решать все проблемы острова. А пока пусть будет дождь. Но не тот ливень, который убивает и смывает со склонов дурман-траву и овощи инков, а спокойный и ласковый, – и Граф хлопнул в ладоши.
Откуда ни возьмись появились, собираясь в кучу, облака, угнанные из суверенных воздушных пространств стран, из коих прибыли враждебные журналисты, и пошел теплый и ласковый дождь. Аборигены до того уверовали в чудо, что пали ниц, раскаиваясь в своем недавнем молчаливом согласии на предание Графа огню Козликом. Свита Графа тут же, забыв, что они давно уже не на северной родине, на случай проверки со стороны центрального комитета следствия, по аналогии с общим собранием собственников квартир в многоквартирном доме, собрала подписи с каждого аборигена. Документ назывался «Решение островитянина», и в нем, помимо вопроса о наделении Графа высшим чином Высокого правителя вечного неба, присутствовал – на случай форс-мажорных обстоятельств – вопрос о наделении его также правом распоряжаться бюджетом, алмазами, островом и самими же островитянами, которые, абсолютно веря Графу, подписали все, что подсунула им свита, состоявшая из мордоворотов.
Бюллетени поместили в сейф, считать голоса за ненадобностью не стали и составили Высочайший протокол собственников острова о наделении Графа бессрочной генеральной доверенностью на абсолютную власть. (Кстати, после описанного события срок доверенности мог быть неограниченным и на великой родине Графа. А зачем, спрашивается, платить каждые три года за одни и те же полномочия?) В протоколе после каждого вопроса стояли обычные и такие важные слова: «Голосовали „за“ – 100 процентов». И только в самом низу протокола, под знаком звездочки, было написано микроскопическим шрифтом: «Голосовавший против Козлик, в связи с его физическим устранением, был лишен права голоса как уже неодушевленное лицо».
Не упомню всего, что случилось с Козликом, но по прошествии нескольких месяцев охранник Семен издал мировой бестселлер, в котором опытным путем как опроверг, так и в чем-то подтвердил теории Фрейдена о бессознательном и более страшном сознательном поведении крепкого индивида в отношении более мягкотелого однополого сородича.
Но позвольте вернуться к вопросу о том, почему женщины острова не любили шестидневку с одним рабочим днем. Все началось после инаугурации Графа как Высокого правителя. В честь этого события Граф созвал великое множество гостей с Севера, один из которых, далеко не серфингист, а скорее наоборот – работник театра, привез с собой несколько пар водных лыж и водные мотоциклы. Никто не думал о двусмысленности снаряжения, работник театра открылся только своим подвыпившим коллегам по цеху: мол, это рыболовные принадлежности.
– Как так принадлежности? – не поверили те.
– Все просто, я такой способ рыбалки вычитал в анекдоте про героев двадцатых годов – Чапаева и Петьку. Остров кишит акулами. К водному мотоциклу метрах в пятидесяти крепится на веревке (а лучше на тракторном железном тросе) человек на водных лыжах. Мотоцикл разгоняется, лыжник (ну, живец) приманивает акулу – и хвать, акула уже на крючке. Вот потеха! Сыграем на больший улов?
Друзья с охотой черных юмористов согласились.
– Тогда ищите водителей мотоциклов и к каждому по наживке.
– А водителей зачем искать? Их ведь акула не заглатывает?
– Ну, не скажите, иной раз так дернет, что не то что водителя – мотоцикл надвое разрывает. Но таких особей лучше ловить ближе к экватору.
Аборигены прогулки на мотоциклах восприняли с ребячьей радостью. Они даже спорили за право первыми пилотировать каждый из трех мотоциклов. На лыжи также без труда нашлись желающие. Единственное, что смутило лыжников, так это необходимость держать за спиной вместо рюкзака острый крюк-тройник огромных размеров, а еще то, что их целиком перед прогулкой смазывали салом и красным раствором для кровавого ростбифа.
Не дал разгуляться вакханалии граф фон Лобанчикофф. Услышав от охранников о том, что происходит на берегу, он успел пресечь деяние. Хотя пари «Кого съедят первым?», вероятно, понравилось бы многим, в том числе и олигарху Бене Короткому вместе с его приятелями.
Только после отъезда гостей с Севера Граф объяснил недовольным несостоявшимся водным лыжникам, что именно готовили им добрые заграничные друзья. Аборигены глубоко удивились черной изобретательности белых иноземцев, но, обладая незаурядным чувством юмора, не обиделись на работника театра, а словосочетание «водные лыжи» прижилось в островном лексиконе и стало обозначать наказание женщины за грубость в отношении мужчины острова. Под женской грубостью мужчины понимали любое действие или бездействие, как, например, неподатие завтрака, обеда или ужина, слова «у меня болит голова», или «сделай-ка, дорогой, сам», или «сам сделай», ну и так далее.
Шестидневка разлагала мужское общество, ничегонеделание часто приводило к непониманию в семьях, и вот тогда то там, то здесь раздавались реплики мужчин: «А ну как сейчас поставлю тебя на водные лыжи – посмотрим, как ты запоешь белой акуле!» Или: «Дорогая, ты заставляешь меня намазать тебя салом, повесить на твою спинку крючок-тройничок и отдать на растерзание акулам». Женщины острова, верившие любым словам мужчин и почитавшие их как главных людей острова с самого своего сотворения, боялись водных лыж пуще любой напасти. Когда же мужчины выходили на сверхурочную работу, женщины, приятно расслабившись и зная, что мозги мужчин заняты чем-то другим, а не квалификацией их поступков, дабы подвести под статью (это словосочетание тоже хорошо прижилось) с санкцией «сала и крючка-тройничка», дни напролет нежились в тени пальм.
Кстати, мужчины в целях обуздания женщин обращались к Высокому правителю Антонию, дабы тот издал закон о праве мужчины за невежливость своей жены прокатить ее на водных лыжах с метровым крючком за спинкой, но Граф, за что получил вечное островное общеженское одобрение, законодательную инициативу отклонил, сказав так:
– Я с вами полностью солидарен, но что будет, когда всех женщин съедят акулы? Ведь даже у самого терпимого из нас хоть иногда, но возникает желание макнуть жену в сало, навесить на нее крюк, привязать к водным лыжам и порыбачить в свое удовольствие.
Аборигены зачесались, и только охранник Семен, самый крупный из мужчин на острове, погладив руку тому, кто обратился к Графу, сказал:
– Я знаю.
Абориген, отдернув руку из огромной лапы чоповца, покрылся неприятными мурашками и ответил:
– Высокий Граф прав! С женами сами разберемся!
Так жил остров. И было время шестидневки и долгожданной мужской сверхурочки.
Материк, остров Графа и соединяющая их яхта «Атлантик Заднепроходсинтез Лобанчикофф» превратились в единую композицию райского существования человечества.
– Граф, – заметил Гена, – а ты ведь живешь в раю!
– Знаю, учитель, и скажу так: мой рай – твой рай, дороже тебя у меня никого нет.
Уважительно поучаствовав в народных торжествах по случаю своего приезда, отобедав с Графом во главе общенародного стола, за которым по традиции, учрежденной Графом, трапезничали все жители, Директор с трибуны поблагодарил народ Антония и его самого и попросил разрешения отдохнуть с дороги.
Граф понял, что Директор приехал не отдыхать, а обговорить какое-то дело. Пройдя через покои, друзья вышли на задний двор, сели в небольшой прогулочный вертолет, который пилотировал сам Граф, и полетели над зелено-голубыми просторами острова в переговорную резиденцию, где, кроме трех слуг, никого не было.
Когда вертолет пролетал над кратером крупнейшего на острове потухшего вулкана, Гена-директор, ослепленный светом, исходившим от кратера, заметил:
– Антон, в кратере ледник, что ли?
– Да нет, шеф, это наш государственный алмазный фонд – кратер полностью набит алмазами, под завязку.
– Не может быть!
– Сейчас покажу. Спускаемся.
Приземлившись недалеко от кратера, бывший инженер по отходам и его начальник на специальном подъемнике для горнолыжников были доставлены к самой вершине.
– Подожди, – предостерег Антон Генадона и передал ему затемненные очки. – Надень, чтобы не ослепнуть.
Генадон очки надел и аккуратно ступил на основательный железный мост, сооруженный над кратером. Чувствовалось, что внизу простиралась необъятная полость – утроба великой горы. И вся полость была заполнена алмазами.
– Вон, Директор, посмотри направо, можешь без очков. Видишь груду камней высотой в добрый километр? Это мои островитяне из горы выдолбили, чтобы алмазы уместить. Но все равно скоро место для складирования кончится. Что делать? Ума не приложу.
– Антон, а если вулкан выстрелит вашими алмазами?
– Это вряд ли. Он потух несколько тысяч лет назад.
– Ну все-таки, если начнет кочегарить, ты воронку поверни на север, в сторону моей резиденции в Сизовске, чтобы врагам не досталось, – подвал у меня большой.
Провидец Генадон, пораженный увиденным, находился в приятной задумчивости. А собеседник, улыбаясь удивлению бывшего патрона, продолжал:
– Вам там у себя тоже давно пора обратить взоры за границу. Не в смысле переезда, а в плане работы и получения денег. Зачем растрачивать свое, когда его здесь, в чуждых странах, навалом? При хорошей господдержке заграница может вас не только кормить, но и отапливать, оберегать, снабжать лесом – всем-всем. Причем снабжать вас будут не скупые чуждые коммерсанты, а ваши же компании. В общем, мутить воду надо не дома, а за границей. Как говорится, не плюй в колодец, из которого пьешь, – плюнуть всегда успеешь.
Нет, сказанное Антоном не было для Генадона откровением. Проблемой увеличения доли расходования чужих ресурсов и экономии своих, внутригосударственных, он задумывался давно. Участие в школьные годы в математических олимпиадах для Директора не прошло даром. Если он решал какой-либо вопрос, то решал его не общими фразами, а формулами. И здесь его мыслительная концепция была доведена до следующего умозаключения.
Построенная в государстве система хозяйствования в сырьевой отрасли, а точнее, доход каждого гражданина страны не соотносился с общепризнанными цифрами. Страна занимала шестую часть суши (точнее, семнадцать процентов), а ее население составляло мизер от общемирового. Согласно математике третьего класса, каждый житель страны должен был иметь ресурсов настолько больше, чем другие жители мира, что ни деньги, ни другие проблемы не должны были его касаться в течение жизни сотен и тысяч поколений. Однако на деле все обстояло сложнее: в простые, как казалось, расчеты всегда вклинивался ноль. В итоге какой бы многомиллионный объем ресурса ни приходился на одного гражданина, при умножении на ноль он и сам становился нулем, а гражданин ничего не имел. Сложную математику удавалось постичь немногим гражданам – гражданам уже не страны, а Туманного Острова. Об этом хорошо было бы спросить олигарха Пашу Голого, имевшего когда-то фамилию Нефтештейн.
Директор на золотом пляже, в тени небольшого бунгало, сооруженного из тростниковых ветвей и листьев неизвестного растения, поведал графу Антонию о своей затее.
– Безусловно, я понимаю, что у тебя сложилась своя жизнь и ты можешь отказаться от предложения, но ты мне там нужен. А дельце предстоит рисковое.
Графу предстояло сначала минимизировать, а затем полностью освободить жителей города Сизовска от коммунальных платежей. Далее освобождена должна быть вся область Н. Полное освобождение, как понимал Граф, не обойдется без финансовых схем, забытых уже им объяснений, расспросов и допросов.
– Какой срок? – улыбнулся Граф.
– По совокупности преступлений – до тридцати лет, ничего не изменилось, – ответил Генадон.
– Да нет, какой срок отводишь мне для реализации твоей коммунальной концепции?
– Надо продержаться в течение трех лет – пусть люди хоть чуть-чуть вздохнут.
– Понял, предложение принимаю. Только денег мне не надо – прибереги, Директор, для дела. Если что-то пойдет не так – уедем сюда. Будем вместе править. Как я рад, что ты, шеф, приехал! – Антон потянулся, чтобы по-дружески обнять Генадона.
– Ты брось называть меня Директором – называй просто Генка. Ну, или Гена. Не чужие ведь.
Отдохнув пару дней в раю, пока Граф законодательно закреплял свой отъезд и назначал исполняющих обязанности, натянув над алмазным кратером брезент шириной в гектар, а над островом – ядерный щит с термоядерной подоплекой, друзья и несколько специалистов Графа на аэробусе графа Лобанчикова покинули воздушное пространство тихоокеанской островной гряды. Им предстояло тяжелое дело – разогнуть каждого жителя города Сизовска и освободить от колодки на шее, называемой коммунальными платежами. При этом Граф стал первой фигурой на игровой доске олигархов, как того хотела цыганка, случайно подвернувшаяся Генадону близ «Столичного» магазина.
