скачать книгу бесплатно
Семнадцать мгновений июня
Валентина Осколкова
Лизе Гальцевой четырнадцать. Бросив всё, она вынуждена переехать в городок Энск – так уж решили родители.
Мише Холину из Энска – пятнадцать, и они похожи с Лизой, словно близнецы.
Афганской надписи, выгравированной на найденном ими ноже, – тридцать.
Казалось бы, тут всего делов: узнать, что это за нож, да отыскать для надписи переводчика… попутно ненароком выдав себя за братьев. Вот только где-то рядом тихо сходит с ума хозяин ножа, ветеран забытой всеми войны – и хорошо бы ребятам не опоздать в своих поисках.
Июнь в Энске обещает быть жарким.
Рукопись победила в конкурсе детской и подростковой книги от ЛитРес (2022 г.), вошла в лонг-листы V конкурса «Новая Детская Книга» издательства Росмэн и «Книгуру-2017».
Валентина Осколкова
Семнадцать мгновений июня
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф…
Владимир Высоцкий
Пролог
Хоть мой рассказ пойдёт не совсем обо мне, я не могу начать его иначе, кроме как с самого что ни на есть чистосердечного признания в любви.
Я люблю этот город – с его порога. Опустевшие в столь поздний час прилавки, глухой железнодорожный забор за пышными кустами, небо с проклёвывающимся звёздами… запах пельменей из ближайшего распахнутого окна и прилипчивый мотивчик, доносящийся от круглосуточного магазина неподалёку.
Люблю куда больше Москвы – конечно, и в ней есть свои прелести, но зато здесь тихо, зелено и… нет, разумеется, не скучно.
Просто надо глубоко вздохнуть – и ни-ку-да не торопиться.
…В вечер моего прибытия на автостанции было безлюдно – последним рейсом возвращались человек пять из Москвы после рабочего дня, а кто их тут будет встречать? Спрыгнув на асфальт, я поправил на плече ремень спортивной сумки, огляделся и, присев на край бетонной клумбы, расшнуровался. Разувшись же, с удовольствием пошевелил пальцами ног, связал кеды шнурками и повесил их себе на плечо, чтобы не занимать руки.
После долгой разлуки в любимый город стоит входить, чувствуя босыми ногами тепло нагретого за день шершавого асфальта и ловя щекой летний ночной ветерок. Ну а напороться пяткой на осколок… не велика беда.
– Эгей, Холин! Глазам не верю, кто вернулся!
Меня догнали и с размаху хлопнули по плечу – даже в локте отдалось.
– Чего молчал-то, партизан московский? Свалился как снег на голову!
– Привет, Сань! – Я обернулся и крепко прихватил ладонь вынырнувшего словно из ниоткуда друга. – Да уж, снег в июне…
– Метеорологи в шоке, ага! – продолжал расплёскивать незамутнённую радость Саня по прозвищу Шумахер. – Недолго же ты выдержал в этом вашем Москвабаде.
– Ну вот так уж судьба сложилась.
Тоже мне «недолго»… По мне так сущую вечность.
– Похоже, московские периоды всё короче? – ухмыльнулся Саня, и в свете уличного фонаря я отметил новый скол на верхнем резце и свежевыбритые виски. А вот чёлка ещё отросла с прошлой встречи, натуральный чуб.
– Да надоело, Сань. Так что всё, в этот раз документы из московской школы уже забрал, – сообщил я со вздохом. – Опять с тобой за одной партой торчать придётся. Как буду готовиться к поступлению – не представляю…
– А я хорошо представляю: бабуля твоя на тебя насядет – и тут-то ты всё, что там тебе знать надо, наизусть вызубришь! И всю литературу до кучи, от Пушкина и до… кто там у нас самый поздний?
Я честно попытался припомнить.
– Хм… до Бродского?
– А он чё там написал? «Отца и дети»?
С выразительным вздохом я закатил глаза – Шумахер неисправим. Машину починит с закрытыми глазами, двигатель внутреннего сгорания по памяти нарисует, маршрут через весь город не хуже навигатора проложит, а вот всё, что касается высокого мира искусства – уже за пределами его понимания.
Но мы всё равно дружим почти всю жизнь.
– Он поэт вообще-то. «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку», помнишь?
– А-а, ну вот, видишь, ты и так уже всё знаешь!
Под этот бессмысленный трёп мы прошагали мимо всех автобусов и остановились на краю освещённого последними фонарями-прожекторами круга. Дальше – уличная темнота.
– Литература – полдела, – терпеливо объяснял я. – Ты бы видел список фильмов, которые мне надо будет отсмотреть… И никаких сериалов, представь себе, сплошная чёрно-белая классика.
– А тот с Суперменом, который в чёрно-белой версии вышел, не прокатит?
– Увы.
– Да ладно тебе, расслабься! У нас ещё два года впереди, ты что-то раньше времени панику наводишь.
Я только покачал головой. Сане легко говорить – он ещё даже не решил, куда поступать будет. А у меня план на два года расписан…
Потому что родители в этом точно никак мне не помогут – всё в моих руках.
– А ты здесь какими путями? – поспешил сменить тему я.
– Да батю встречаю на колёсах, – друг кивнул в сторону своей нивы, белый бок которой подпирал с понимающе улыбкой её формальный хозяин, Санин отец. Ну да, я мог бы догадаться, вместе же с ним ехали от МКАДа. – Подкинуть тебя?
Задумавшись на секунду, я отклонил гостеприимное предложение.
Саня всколыхнул в душе слишком много, от былого лиричного настроения остались жалкие крохи…
Неспешная прогулка до дома займёт минут тридцать – как говорится, то, что доктор прописал для соскучившегося по родному городу меня.
Саня не стал разубеждать – кивнул не то чтобы с пониманием, но с уважением к моему выбора, распрощался, ещё раз сверкнул щербатой улыбкой… и с диким рёвом, более приличествующим танку на марше, белая нива умчалась прочь. А я остался, нелепо улыбаясь вслед.
Хотелось закрыть на секунду глаза и вобрать в себя это мгновенье, бережно сложить в памяти, чтобы потом вспоминать его и снова так же нелепо улыбаться.
А лучше – собрать целую коллекцию таких мгновений, одно за другим, как мозаику этого июня. Одного бесконечного летнего дня.
…Может, подумалось мне, пока я шагал по тёмной улице, пусть родители и дальше строят личную жизнь – то ли каждый свою, то ли опять общую. А я… Своим домом я считаю старую «двушку» на первом этаже, с окнами на тихий зелёный двор, где время словно застыло – всё так же полощется на ветру бельё, скрипят единственные качели, а в квартире с порога пахнет дедушкиным коронным блюдом «Я вам тут суп сварил, ну как из чего, что в холодильнике было, с тем и сварил!», и повсюду разбросаны выкройки кукол и листочки с бесконечными школьными сочинениями.
Годы проходят, а бабуля всё так же сидит над ними по вечерам, задумчиво катая по столу красную ручку.
Это был мой дом, где я жил – по-настоящему жил, дышал и был счастлив, а не «существовал», как в Москве. Так было – с самого дошкольного детства – и пусть так и будет дальше… Я слишком люблю этот город – за нашу «двушку», за застывший во времени двор, за Шумахера с его белой нивой, ребят-роллеров в парке, за всё то, что делает Энск – Энском.
…За спиной басовито гавкнула собака, зарычала, срываясь в скулёж, кто-то на кого-то «наезжал», нецензурно через слово, а я лишь усмехнулся и зашагал быстрее. Я даже такие разборки люблю… пока они меня не касаются, разумеется.
Там, позади, что-то брякнуло, падая на асфальт, со звуком холостого выстрела захлопнулось окно, но я не придал этому значения. Наверное, зря, но откуда мне было знать, согласитесь?
Отойдя уже метров на сто от того места, я остановился, хлопнув себя по лбу. Являться домой без гостинцев после трёх месяцев отсутствия – как-то негоже… Пришлось возвращаться к автостанции, а точнее к призывно светящему витриной магазину. Разумеется, умещающийся в срок годности торт с кремовыми розочками там ночью не раздобыть, но и дураку понятно, что к чаю лучше банка моих любимых консервированных персиков и кулёк конфет, чем вовсе ничего.
Торопясь, я впотьмах налетел ногой на что-то острое, глухо звякнувшее, откатываясь прочь, – и зашипел сквозь зубы не самые приличные слова. Но разыскивать таинственную железяку не стал, легкомысленно выбрасывая этот досадный эпизод из головы.
И вновь – зря.
Глава 1. Близнецы из зазеркалья
Мгновение первое
Та история, о которой я хотел бы рассказать – отвлёкшись на Энск и моё сюда возвращение, – началась на следующий день после приезда, в булочной. Самой обычной, притулившейся на углу номерного проезда и Советской улицы булочной, где хлеб первые полчаса пахнет так притягательно, что невозможно дойти до дома, не сгрызя горбушку по треть батона.
Лизу я там заметил с порога и сразу понял – Москва. И дело было не в одежде, скорее уж в том, как она смотрела по сторонам, как нервно сжимала кошелёк с белым брелком-котёнком, как обращалась к продавщице, отвлекая ту от ежедневных кроссвордов. Другой ритм, другие манеры, другие отношения – одним словом, столица.
Моей гордостью всегда было то, что Энску я – свой. Не приезжий, а наоборот, загостившийся где-то и наконец вернувшийся «блудный сын».
…В этот момент Лиза обернулась, почувствовав взгляд.
Она смотрелась моей ровесницей или чуть младше; короткая косичка, едва достающая кисточкой до лопаток – того цвета, который бабушка зовёт «рыжий в золото», моего цвета! – дополнялась внимательными серыми глазами, прямым строгим носом и настороженной, чуть мальчуковой улыбкой. Пожалуй, только жители крупных городов могут так улыбаться – обозначая вежливо-напряжённую улыбку самым краешком губ.
Я прошёл мимо девчонки, звонко ссыпал горсть мелочи в тарелку у кассы и педантично уточнил у продавщицы:
– Здрасьте, ТамарВасильна, хлеб-то свежий?
Вопрос был ритуальным. Продавщица подняла на меня голову и улыбнулась, узнавая.
– Утром завезли, – столь же ритуально отозвалась она. – Вернулся, значит? Что там тебе… батон и бородинский в нарезку?
– В точку, – подтвердил я сразу всё, краем глаза следя за девчонкой. Та пересчитывала сдачу, одновременно с этим пытаясь не выронить из рук кругляш «столичного», всё тот же батон и три плюшки в пакете. Потом она шмыгнула носом раз, другой, оглушительно чихнула, и из рук её просыпались сначала плюшки, потом кошелёк, а следом и батон коварно выскользнула из-под локтя.
Я отточенным движением закинул свой хлеб в капюшон жилетки и, осторожно наклонившись, помог подобрать покупки.
Сразу уточню: не имея и в мыслях ничего романтического.
– Спасибо, – наградила она меня вновь своей нейтральной московской улыбкой. Голос у неё оказался хриплым, простуженным.
– Пжалста, – весело ухмыльнулся я по-местному, от уха до уха. – Ты бы пакет попросила, выронишь ещё.
– Спасибо, – повторила девочка, на сей раз строгим тоном, который, вероятно, должен был отпугнуть меня от его обладательницы.
Я подмигнул, девчонка резко отвернулась… и впрямь попросила пакет.
В этот момент я мог бы уйти со спокойной душой, и нескоро, наверное, вновь услышал бы о Лизе, но меня остановило неясное ощущение, что что-то тут не так. Словно смутное чувство узнавания – самого себя, как это бывает, когда листаешь старый семейный фотоальбом… или когда вглядываешься в зеркало и пытаешься разыскать тонкую грань, отделяющую тебя от зазеркалья, а твой близнец столь же пытливо выглядывает оттуда.
Придержав девочке дверь, я сдался себе и полюбопытствовал, как её зовут и давно ли из Москвы. «Лиза», – представилась она и тут же с подозрением уточнила, откуда я узнал про переезд. Я с глубокомысленным видом изрёк: «Интуиция», – и беседа завязалась.
На улице стоял обычный июньский день – крикливо-кипящий жизнью вдалеке, чирикающий на все птичьи голоса над головой, только-только начинающий пахнуть свежей клубникой. Улица Советская спускалась впереди к реке, и оттуда налетал прохладный ветер, полный запаха мокрого песка, водорослей и, немного, бензина – от лодок и стоящих на берегу «дачных» машин.
Мы с Лизой болтали, словно были старинными приятелями, а может, и родственниками – этакими троюродными братом и сестрой, полдетства копавшимися в одной песочнице, но с тех пор давно не встречавшимися – а тут такая удача.
Остановившись у зеркальной витрины парикмахерской с очередным женским именем в названии (это вам не московские «имидж-студии» и прочими «салонами красоты»), Лиза поправила на голове ободок, придерживающий отрастающую чёлку, и вдруг сказала:
– Слушай, а ты похож на меня.
Я внимательно вгляделся в наши отражения в витрине и подмигнул Лизиному:
– Не-а. Косичек не ношу.
– Напряги воображение! – возмутилась Лиза.
– Неохота. Ты сначала косичку отрежь, а потом уже говори.
Стоит сказать, тут я немного покривил душой, ведь пару лет назад сам носил хвостик – и прекрасно видел, что Лиза права.
В голову нет-нет – да и закрадывались достойные индийского кино сценарии про разлучённых в детстве близнецов… Хотя нет, Лиза меня младше.
Ну хорошо, тогда разлучёнными в детстве близнецами, значит, окажутся наши отцы. Или матери. Или дедушки. Или…
Одним словом – да.
Похож.
Вы когда-нибудь представляли самого себя «противоположного пола»? Глядя в ростовое зеркало на створке бабушкиного шкафа, корча положенные «противоположному полу» гримасы и чувствуя себя отчасти психом.
Детский сад, я знаю, но всё же…
Возможно, как раз такую девчонку я себе когда-то и нафантазировал – с косичкой, придерживающим зачёсанную чёлку ободком, в клетчатой рубашке и пышной юбке-балеринке.
А потом этот образ взял – и сбылся.
…Лиза рассеянно дёрнула себя за конец косички, опять чихнула и вдруг хрипло выдохнула с удивительной решительностью:
– А спорим – и отрежу?
Я демонстративно усомнился.
Лиза настаивала, задиристо хмуря брови, прям как это обычно делал я.
