СТИХОПРОЗИЕ

Оскар Шкатов

СТИХОПРОЗИЕ

Зачем перекладывать на стихи то, что уже написано в прозе? Да просто интересно, как бы звучал известный сюжет в изложении других авторов. Вот к примеру, рассказ А. П. Чехова “Дочь Альбиона”. Казалось бы, ничего особенного.

Приехал один помещик в гости к другому, а тот рыбачит на речке вместе с гувернанткой его детей. Вдруг крючок зацепился. Барин собирается лезть в воду и никак не может втолковать англичанке, не понимающей ни слова по-русски, чтобы она ушла. И тогда он раздевается догола прямо на глазах ошарашенной старой девы. Вот и всё.

А как бы выглядели стихотворные версии этого рассказа…

Дочь Альбиона

Четырёхстопный ямб Пушкина

К Ивану Грябову в именье

Подъехал прямо под крыльцо

В коляске с бархатным сиденьем

Фёдор Андреевич Отцов.

Он предводителем дворянства

В своём уезде избран был.

Хотя он был противник пьянства,

Но в целом, водочку любил.

Помещик Грябов рад бы встрече

С ближайшим из своих друзей,

Да на рыбалке был в тот вечер,

Как доложил бухой лакей.

А рядом, аккурат за лугом,

Текла спокойная река.

Там гость нашёл своего друга

С кривою удочкой в руках.

– Иван Кузьмич, не надоело

Тебе тут червяка топить?

Давай, наплюй на это дело,

Пошли скорее водку пить.

– Не, брат, такая уж натура,

Торчу тут с самого утра

Вот с этой англицкою дурой,

А клёва нету ни хера.

Вблизи стояла, наблюдая

Посредством выпученных глаз,

С огромным клювом попугая

Их гувернантка мисс Тфайс.

– Иван Кузьмич, да ну негоже

Браниться, да ещё при ней.

– Я эту стерлядь с наглой рожей

Нанял воспитывать детей.

Она ж по-русски ни бельмеса,

Хоть десять лет живёт в стране.

Всё думает, она принцесса,

И принц к ней скачет на коне.

Куда кикимору такую,

Торчит весь день, как в горле кость.

Вот так бы взял эту статую

Да в землю вбил, как ржавый гвоздь.

Двоих друзей окинув взглядом

Презрительно и свысока,

Кикимора взбрыкнула задом

И поменяла червяка.

Вдруг поплавок зашевелился

И Грябов дёрнул сгоряча.

Но тут за что-то зацепился

Крючок Ивана Кузьмича.

Он удочку подёргал малость –

Не повезло. Что есть, то есть.

Такая, знаете ли, жалость.

Теперь придётся в воду лезть.

Иван Кузьмич был телом грузен.

Подумал, коль одежду снять,

Так ведь окажешься в конфузе,

И начал гувернантку гнать.

Словами, жестами, упрямо

Он убеждал её уйти.

Хоть и страшна, а всё же дама.

Негоже яйцами трясти.

Но дама как-то затупила,

В башке включила тормоза

И лишь бровями шевелила

Да всё таращила глаза.

Ну ладно, дама иль не дама,

Иван Кузьмич с себя всё снял,

И в одеянии Адама

Он перед дамою предстал.

Отцова смехом распирало,

А мымра пялила глаза,

Поскольку в жизни не видала

Она мужские телеса.

Иван Кузьмич не торопился.

Он почесался кое-где,

Потом всем телом погрузился

И отцепил крючок в воде.

Прошло каких-то две минуты,

А он душой помолодел

И уж одетый и обутый

Он снова с удочкой сидел.

Гекзаметр Гомера

На колеснице богатой, с кучером толстым, холёным

Сам предводитель дворянства в гости к соседу приехал.

Возле крыльца его встретил раб, непотребно вонявший,

И доложил, что хозяин рыбу удит в водоёме.

Быстро спустившись по склону, наш предводитель уездный

Давнего друга Ивана возле реки обнаружил.

Рядом фемина стояла с ликом Медузы Горгоны,

Рачьи округлые бельма молча на воду тараща.

– Друг мой, Кузьмич Непреклонный, Гелиосом освещённый,

Воину не подобает вместо копья хворостина.

За руки взявшись, вернёмся прямо к подножью Олимпа

И призовём Диониса амфоры наши наполнить.

Но отвечал Непреклонный: – Боги меня покарали.

Как Прометей, я прикован к этому самому месту.

Лишь озарила Аврора утренним светом посевы,

Я уж торчал без движенья с этой вон чёртовой куклой.

Тут гладь воды всколыхнулась с лёгкой руки Посейдона,

И зацепилось за камень ихтиоловное средство.

Леска из тонкого шёлка вмиг тетивой натянулась,

Как под рукою Тесея, как у Эпирского лука.

Скорбный Кузьмич безутешен, в горе срывает одежды,

Чтобы подобно Эгею, броситься в бурное море.

Даже под взглядом Горгоны он не становится камнем,

А напоказ выставляет туловище Аполлона.

Окаменела Медуза, видя, как голое тело

На берегу постояло гордо, как статуя Зевса,

После в прибрежные воды не торопясь погрузилось

И отцепило от камня прочно застрявшие снасти.

Долго ждала Пенелопа из дальних стран Одиссея.

Здесь у нас плаванье длилось, правду сказать, две минуты.

Как Афродита из пены, вылез Кузьмич обнажённый,

И как ни в чём не бывало, снова продолжил рыбачить.

Сонет Шекспира

Друг мой, Горацио, не вспомнить не могу,