скачать книгу бесплатно
В этот момент в дверь постучали, и голос Кристины Сергеевны произнес: «Девочки, у вас все хорошо»?
Алинка, услышав голос, юркнула под одеяло и стала там судорожно одеваться. Медленно дверь отворилась, а за ней собрались, наверное, все свободные жители жилого сектора. Они с опаской заглядывали в комнату, ожидая, наверное, обнаружить там море крови и кучу ломаных костей. Девушка выглянула из-под одеяла, но, увидев столько настороженных глаз, уставившихся на нее, взвизгнула и нырнула обратно.
– Ну, я пойду, пожалуй, – Максимыч протиснулся по стеночке мимо Иринки к двери, но уперся в строгий взгляд Кристины Сергеевны и почувствовал себя нашкодившим школьником.
* * *
Они стояли посреди зала собраний, действительно как нашкодившие школьники у директора. Только директор был не один… собралось их аж четверо – все начальство убежища «Измеритель» во главе с Ереминым. Больнее всего Максимычу было видеть отца. Тот сидел, потупив взгляд, как будто и он должен стоять среди скандалистов. Кристина Сергеевна, поджав губы, поглядывала на Еремина, но первым заговорил Иван Завьялов:
– С этим бл… – он покосился на Кристину Сергеевну, – безобразием надо что-то делать! Сколько можно терпеть этот амур де труа? Сейчас они друг другу волосы повыдирают, потом поубивают, а потом что? Пойдем бункер на бабскую и мужскую половины делить? – он откинулся назад, опираясь на стену, многозначительно и важно надувая губы.
Вот не зря Максимыч его недолюбливал. «Скользкий и зубастый, как удильщик в озере. Стоит только протянуть ему палец – можешь не сомневаться, оттяпает. Правильный, как параллельный пипет, все должно быть только так и никак иначе. Дальше своих цифр ничего не видит». Справа от Максима захлюпала носом Алинка, Ирина, наоборот гордо вскинула голову и уничтожающе посмотрела на Завьялова, отчего тот нервно заерзал на скамейке.
– Ирочка, но как ты могла, мы тебе детей доверили, ты же учитель! – Кристина Сергеевна, видя ещё «не остывшую» Иру, пыталась ее вразумить. – Это же твоя сестра. После того как ваша мама умерла, это единственный твой родной человек! – с каждым словом голова Иры опускалась все ниже и ниже, а через некоторое время она тоже украдкой вытерла глаза.
Ирина не испытывала угрызений совести. Более того – повторись такое, она бы не ограничилась только угрозами. И не посмотрела бы ни на сестру, ни на Максима, ни на этого напыщенного Завьялова. Слезы сами у нее потекли лишь при упоминании о матери, никто не знал, как она скучает о ней. Алька всегда была, как говорила их мама, «в поле ветер, в жопе дым», а маминой дочкой была Иринка. Ее смерть, такая неожиданная, настолько шокировала девушку, что та до сих пор, хотя прошло уже больше десяти лет, не смогла смириться с ней. А тут, когда Иринка стала только немного отходить от шока, когда в ее мыслях появился Максим, – такая подлость от родной сестры.
«Ненавижу. Никогда не прощу. И еще этот увалень стоит, глазами лупает. Повелся на голые грудь и задницу. А кроме этого у нее ничего и нет… да у меня и не хуже, а может, даже и лучше». Она опять вытерла слезы и гордо вскинула голову.
– Я вижу выход из ситуации только такой, – Егоров встал и посмотрел на Максимыча. – Дабы не смущать умы молодежи и не рушить устоявшуюся мораль, предлагаю: в месячный срок Максиму определиться с выбором. И чтобы отвергнутая не имела никаких претензий… ни к кому. И более не добивалась внимания. Считаю, что так будет наиболее справедливо. Не смею больше задерживать, – последняя фраза касалась провинившейся троицы, после чего они, красные, как вареные раки, выскочили из комнаты.
«Легко сказать месяц на выбор спутницы всей жизни. Три года выбрать не мог, а тут на тебе с барского плеча месяц, и все – хоть стой, хоть падай». Максимыч брел по коридору в сторону лазарета. Девчонки, как две насупившиеся белки, юркнули в свою светелку. Что там будет между ними, парень даже представить себе боялся: «Как бы действительно не поубивали друг дружку, а то и выбирать будет не из кого. Конечно, подставили они меня по полной. Алинка отчудила, но от нее этого хоть можно было ожидать, а вот Иринка просто «убила». Всегда такая правильная, спокойная, я даже подумывал, что в ней, как в рыбе холодной, эмоций в принципе не бывает, а тут ураган… вулкан… А до чего же она красива в гневе: глазища горят! Да, Алинка была как бледная тень по сравнению с ней, несмотря на то, что голая», – Максим вспомнил ругающихся сестер и себя, с глупым видом жмущегося у стеночки, и, осознав комичность ситуации, невольно заржал.
– Да, надо определиться с выбором, – повторил он слова Егорова. – А то засмеют на все убежище.
* * *
Сутки о каком-либо выборе речи не шло. Сплошное чтение морали, с перерывом на прием пищи и сон. Какое там засмеют, уже был бы рад, если бы кто и поржал. Выдержать бы натиск нравоучений от матери и скупого сопения от отца, когда он был дома. Лучше бы наорал, что ли, как в детстве. А то надулся, как сыч, и молчит. В конце концов Максимыч не выдержал и удрал из дома. Побродив по убежищу, попытался разузнать новости об ушедшем отряде – ни слуху ни духу. Правда, еще рано. Раньше трех-четырех суток они вряд ли о себе дадут знать. Перетолковав со сталкерами, навестил Данилу, который сидел на домашнем лечении. Тот выглядел вполне здоровым и довольным жизнью и не преминул подколоть Максимыча, показав, что уже в курсе последних событий. Получив свою дозу шпилек от скорого на острое словцо Данилы, решил все-таки сходить к девчонкам и поговорить…
Сестер дома не было. Жизнь такая штука – самый короткий путь не есть самый правильный. Потоптавшись возле запертой двери, соображая, что же теперь делать, Максим трезво рассудил: Алинку черт может носить где угодно. Может, ее смена на плантациях, а может, и просто от народа прячется, но не факт. А вот Иринка точно в школе – где ж ей быть? «Все-таки глупо получилось. Надо бы извиниться перед ней, объяснить…» Даже не заметил, как ноги понесли в сектор, где обосновалась школа.
Путь к школе был хожен-перехожен. Максимыч остановился возле нацарапанного на стене и тщательно затертого слова и улыбнулся. Тогда ему было не до улыбок. Он стоял бледный, наматывая сопли и слезы на кулак, боясь поднять глаза на разгневанное лицо отца. А рядом стояла Татьяна Владимировна, мама близняшек и их учительница по совместительству, заловившая его за непотребным занятием. Детей тогда было раз-два и обчелся, и взрослые отрывались в воспитании на их великолепной пятерке по полной. А Максимка, как самый старший, огребал больше всех. Потому и прослыл хулиганистым. Но именно этот момент, а также обучение под крылом Латышева и позволили стать лучшим сталкером из молодежи.
Приоткрыв дверь, он заглянул в помещение класса. Иринка стояла возле доски, прикрепляя к ней смолой бумажные листы. На одно мгновение Максимычу показалось, что он вернулся в прошлое, когда он, опаздывая, осторожно заглядывал в щелочку, а Татьяна Владимировна, под хихиканье Алинки и осуждающие взгляды Иринки, заводила его в класс. Иринка стала очень похожа на свою мать… все «подобрала»: и стать, и жесты, и даже покусывает губу. Оглянувшись на скрип, Иринка нахмурилась, и парень почувствовал себя нашкодившим учеником.
– Я посижу в классе? – Максимыч виновато улыбнулся.
– Да, конечно, только, чур, не мешать.
Максимыч прикоснулся указательным пальцем к губам и развел руки, мол, понимаю – буду молчать. Чуть ли не на цыпочках прошел в конец класса под пристальными любопытными взглядами десятка ребят. С удивлением обнаружил своего отца на последней парте и, помявшись (не уйти ли?), сел рядом с ним.
– Дети, тема занятия: «Первые дни – как все это было». И сегодня у нас в гостях очевидец и непосредственный участник этих событий, Сенатор Максим Изотов.
Изотов-старший встал и прошел между партами, остановившись возле учителя. Смущенно улыбнувшись, он прокашлялся и поздоровался: «Здравствуйте, дети».
– Сенатор нам расскажет, что тогда происходило. Как он это запомнил и увидел.
Максимыч с удивлением смотрел на отца, он не ожидал, что его папа кроме лечения больных и заседаний в Сенате взвалил на себя ещё и такую общественную нагрузку. К своему стыду, он никогда не слышал этой истории от начала до конца, и все его знания базировались на разрозненных отрывках и рассказах разных людей. У него даже не возникало мысли раньше послушать историю отца, и он не заметил, как бархатный, немного уставший голос погрузил его в далекие события.
Часть вторая
Начало
Глава 7
«Как я тут оказался?»
«Как я здесь оказался? Почему я здесь? Почему я оставил их там и один отправился ставить эту треклятую машину?»
Вопросы! Вопросы! Максим задавал их себе, наверное, тысячу раз с того самого дня, часа, минуты, которая разделила его жизнь на «до» и «после». Ответы были просты – судьба, рок, предначертание. И с этим он ничего поделать не мог. Да и никто не смог бы…
* * *
Этот солнечный день июля встречал их утренней прохладой, напоминая о прошедшем ночью дожде. Посовещавшись и посмотрев в окно на хорошую погоду, семья, а это врач, его супруга и сын Максимка, решила отметить выходной пикником. Излюбленное место всех смолян – «Красный бор». Сын настоял, чтобы они взяли с собой еще и кота, увесистого сиама с наглой мордой и мнением, будто весь мир крутится вокруг него и, как минимум, хозяева обязаны своим счастьем исключительно ему. Сосновый бор, шашлыки, мяч, бадминтон… Вдоволь наевшись, нагулявшись по лесу и наигравшись в подвижные игры, они осмотрели местную достопримечательность – вход в подземное убежище « Беренхалле», что в переводе с немецкого означало «медвежья берлога», а в народе называлось не иначе как «бункер Гитлера». Сына из всей программы прогулки больше всего впечатлило это мрачное серое сооружение из бетона с ржавыми массивными петлями от когда-то висевшей на них толстой стальной двери. Оставив в покое кота, который находился в эстетическом шоке от обилия объектов охоты, он с почтением притронулся к холодной стене сооружения.
– Папа, а что это за дом?
– Это вход в подземное убежище, немцы построили во время войны.
– А туда можно спуститься? – и, видя, что отец улыбается: – Ну, пожалуйста.
– Нет, Максимка. Там все разрушено и затоплено. Вот только входы и уцелели.
Смирившись с неизбежным отказом, сын со вздохом ответил:
– Жаль, а я хотел бы туда попасть.
– Ладно, хватит гулять, поехали домой. Не расстраивайся. Вот вырастешь большим, станешь археологом и откопаешь его. Тогда и побываешь.
Всю дорогу назад, до автостоянки, сынишка рассуждал о предложенной ему программе жизни. Предварительно узнав о том, кто такие археологи и чем они занимаются, мечтал, какие великие открытия он сделает, раскопав «бункер Гитлера».
Накатавшись, Изотов высадил всю группу, издали похожую на выездной цирк, возле КПП завода, где имел счастье ставить свой семейный автомобиль на платной стоянке, и отправился парковать машину. Как он сожалел, что не взял их с собой! Сколько бы отдал, чтобы вернуть этот миг.
«Измеритель» – этот завод, как гласила вывеска, принадлежал агентству «Росавиакосмос», и как любое учреждение, частично или полностью относящееся к обороне, имел на своей территории серьезное бомбоубежище. Крытая автостоянка находилась как раз напротив центрального входа в это подземное сооружение. Еще подъезжая к ней, Максим заметил какое-то «нездоровое» оживление военных возле входа в бункер. Двери были открыты нараспашку, и туда быстрым шагом, довольно организованно, с разных сторон сходились рабочие из цехов, и какой-то бравый лейтенант с противогазной сумкой через плечо активно «дирижировал» руками, подгоняя отставших от основной группы молодых девчонок в рабочей униформе.
– Очередные учения, наверное, – подумал Изотов с усмешкой, проезжая мимо.
Припарковав машину, прогулочным шагом пошел к выходу с территории, пытаясь отзвониться жене.
– Странно, не работает, – на экране даже не было знака сети. Остановившись, он стал внимательно рассматривать телефон. – Может быть, сломался? Только этого еще не хватало. – От изучения сотового его отвлек окрик дежурного возле входа.
– А ты что стоишь, едрить-модрить тебя, давай быстрее, уже закрываем.
От неожиданности Изотов даже не понял, что это к нему обращаются.
– Вы мне? Я же не сотрудник завода.
– Давай быстрей. Потом разберемся, кто чей сотрудник. У меня приказ: всех с поверхности – в убежище.
Повернув в сторону входа, он ускорил шаг под «любящим» взглядом военного. Все это походило на игру, в которую втянули против воли.
– Командир, давай ты меня не видел. Я потихонечку сейчас прошмыгну, и все. Меня там жена с ребенком ждут.
– Да не выпустят тебя через КПП, дурья твоя башка, у нас же «Атом», – и для пущей убедительности поднял палец вверх.
Посмотрев на указующий перст и светлые кучевые облака, в которые он «упирался», Максим с обреченностью преступника поплелся в сторону открытых дверей убежища. За спиной лязгнули массивные двери гермозатвора, а впереди он увидел длиннющую с несколькими пролетами лестницу, ведущую вниз.
– Давай-давай, топай, – сказал лейтенант в спину. – Посмотришь на нашу достопримечательность, раз тебе так повезло.
– Извините, а это ненадолго? – с надеждой спросил он. И про себя подумал: «Сдалась мне твоя достопримечательность, мне эти подземелья еще в армии надоели».
– А вот это не ко мне, может, через пятнадцать минут отбой дадут. А может, и через два часа, – сказал лейтенант с ухмылкой.
– Нет, на два часа я не согласен, у меня дела, – Максим остановился и сделал робкую и безуспешную попытку вернуться назад, наткнувшись на широкую фигуру военного.
Заведя Изотова в просторное помещение и закрыв вторые гермодвери запором, который напомнил виденный в кино на подводных лодках, лейтенант уселся за стол с табличкой «Дежурный» рядом с выходом. Первое, что поразило, – это огромное количество людей. На первый взгляд, человек под сто. Все выглядело достаточно спокойно. Кто-то сидел, кто-то стоял и разговаривал со знакомыми. Видно, что подобное мероприятие им не в диковинку. Все помещение было занято длинными столами с какой-то электроникой, по бокам вдоль стен стояли широкие скамейки. Изотов, как человек здесь посторонний, скромненько присел на крайнюю скамейку прямо около выхода. И стал терпеливо ждать окончания мероприятия, к которому не имел никакого отношения. Попробовал еще раз позвонить. Да где там, если на поверхности связи нет, то здесь, на глубине десяти метров под землей, да за бетонными стенами, тем более не будет.
Время тянулось отвратительно медленно. Казалось, что прошло больше часа, но, посмотрев на часы, увидел, что прошло всего тридцать пять минут. От бездействия и монотонного гудения вентиляции Максима потянуло в сон.
– Не хватало здесь еще заснуть, – встрепенулся он.
Посмотрев вокруг, начал разглядывать обстановку. В огромном зале или комнате народ стал как-то тревожно перешептываться и с надеждой поглядывать на военного. Видимо, в их планы тоже не входило проводить такое количество времени в хоть и комфортабельном, но все-таки подземелье.
В воздухе витала всеобщая мысль: «Что-то уж слишком долго не дают отбой». И в это мгновение произошло несколько событий почти одновременно. На столе у дежурного зазвонил телефон. Люди активизировались, справедливо полагая, что пора бы и закончить надоевшее учение. Лейтенант взял трубку, внимательно выслушал, что ему говорят, после чего сказал в ответ короткое: «Да». После этого, с позволения сказать, разрешения как по команде выключился свет, довольно серьезно тряхануло, на поверхности что-то загрохотало, а с потолка на головы людям посыпалась штукатурка. Поднялся невообразимый шум. Зазвенел пронзительный звонок, включилось красное аварийное освещение.
Сидя в оцепенении на празднике шума и хаоса, наверное, именно в этот момент Изотов и понял, что привычный мир, который он знал и любил, рассыпался, как карточный домик, и возврата в прошлое уже не будет никогда.
* * *
Тишина. Оглушающая тишина. Где-то впереди помещение тускло освещается красной лампой аварийки. Вокруг молча сидели люди. Максим осмотрелся. Вроде больших разрушений не видно. Рядом разместился за столом лейтенант, тупо уставившись на трубку телефона, которую он продолжал держать в руке. Мысли скакали, как породистые лошади на ипподроме.
Сколько прошло времени? Что произошло? Где семья? Надо успокоиться, а то совсем конец. Сердце пыталось выскочить наружу, чтобы лично во всем убедиться, а за ним спазмом отвечал желудок. Если верить стрелкам часов, то прошло где-то минут тридцать. Это говорило о том, что в ступоре Максим находился не больше четверти часа.
Осторожно поднявшись, он стряхнул пыль и мелкие частички штукатурки с головы и плеч и, подойдя к лейтенанту, потряс его за плечо. Тот медленно повернул голову и непонимающе уставился на вопрошающего.
– Лейтенант, ты здесь главный? – он потряс его снова. – Как зовут тебя?
– Витя, – в глазах у военного стали появляться признаки работы мозга.
– Вот что, Витя, у тебя здесь генератор должен быть. Виктор, соображай быстрей, электричество надо, а то задохнемся.
– А что случилось? – Виктор начал шевелиться, стряхивая с себя пыль.
– Да не знаю я, что случилось – ты мне об этом должен сказать. Тут кто, кроме тебя, из обслуживающего персонала есть?
– У меня тут пять бойцов, – он вскочил и побежал куда-то в сторону бокового коридора. – Сергеев, ты где? Врубай генератор.
Через пару минут послышалось тарахтение двигателя из соседнего коридора. В комнате засветились лампы, сначала слабо, а затем все ярче и уверенней. Люди оживились и стали переглядываться. Кто-то поднялся и стал стряхивать с себя пыль. Послышался детский плач.
– Господи, откуда здесь дети? – сердце защемило, тревога за семью, которую Изотов оставил перед проходной, не отпускала. Метрах в десяти от себя он увидел молодую женщину, которая прижимала к себе плачущего маленького мальчика лет четырех. Рядом сидел мужчина и держал на руках девочку, чуть постарше брата, чумазую и со смешными косичками.
Откуда-то сбоку из коридора вышел Виктор. Весь пыльный. Угрюмый. Первый раз Максим его толком разглядел. Это был невысокий коренастый молодой человек лет двадцати пяти, на его простодушном скуластом и курносом лице читалась крайняя озабоченность. Осмотрев зал, решительно направился в сторону Изотова. Не понятно, с чего он проникся к нему таким доверием?
– Дизеля, у нас их два, рабочие. Один завели. Так что свет, вентиляция будет. Соляры тоже пока хватает. Полные баки, как раз перед тревогой проверял.
Он подошел к телефону и послушал в трубке.
– Не работает.
– А что тебе перед обвалом сказали? – спросил Максим.
– Да спросили: «У вас все нормально?» – Было…
Повисла тяжелая пауза, которая еще больше нагнетала тревогу.
– Так что случилось? – прервал Изотов затянувшееся молчание.
– Хороший вопрос. Однозначно могу сказать, что завалило запасной выход, но не сильно, откопаться можно. Основной выход, скорее всего, тоже завалило, но еще не смотрел. Причину не знаю, – опередил он Изотова ответом, увидев, как тот открыл рот для вопроса. – Вентиляция работает, значит, вентиляционные шахты свободны. Сейчас посмотрим основной выход и будем решать, что делать дальше.
Они попробовали провернуть затворы, но те стояли насмерть. Наверное, гермодверь деформировалась, и ее заклинило. Не помогла даже помощь двух крепких мужиков, наверное, рабочих.
– Да, заклинило, – подвел итог тяжких трудов Виктор. – Дверь запасного выхода я хоть открыть смог, но там завал. Надо разбирать. Ты кто по профессии? – спросил он у Изотова.
– Врач, – ответил тот.
– Ну вот, тебе и карты в руки. Я пойду, фильтры посмотрю, чего-то у меня сильно плохое предчувствие, а ты народ собирай. Посмотри, может, кому помощь нужна. Я тебе в подмогу бойца дам.
– Латышев! Иди сюда, – громко позвал он и махнул кому-то рукой.
К ним подошел молодой паренек в нескладно сидевшем на нем камуфляже. Кивнул коротко стриженной головой новобранца и, жизнерадостно улыбаясь, представился: «Саша». Видимо не осознав всю серьезность нашего положения, воспринимал случившееся как приключение или игру.
– Учу, учу дурака. Сашей ты своей девушке будешь представляться, а в армии ты рядовой Латышев, – покачав сокрушенно головой, офицер протянул ему толстенную амбарную книгу. – На тебе журнал и ручку. Ходи за доктором, записывай фамилии и профессии. И нумеровать не забывай, чтобы потом посчитать.
Процесс переписи занял почти два часа, слава богу, пострадавших не было: всех попросили никуда не разбредаться (хотя куда денешься из закупоренного убежища?), поскольку сейчас будет объявление. Результат совместного труда был такой: в убежище находилось сто сорок семь человек: девяносто две женщины и пятьдесят пять мужчин. Из всего этого количества еще двое детей – мальчик четырех лет и девочка шести лет. Это молодая пара с двумя детьми, так же, как и Максим, парковали машину и были эвакуированы с поверхности. Немного, если учесть, что на заводе работало несколько тысяч человек. Основные профессии людей – это рабочие; одна медсестра – женщина в годах, из амбулатории завода; три инженера во главе со старшим. Что касается семьи – муж оказался менеджером, а жена юристом. Под командованием лейтенанта было пять бойцов, из которых два молодых, только что прошедших учебку. В задачу солдат входило обеспечение жизнедеятельности убежища. Вот такой расклад.
Вышел еще более угрюмый лейтенант. Внимательно просмотрел представленный нами список и выдал резюме: «Хреново». Вывод этот предназначался не тому, что он прочитал, а каким-то своим мыслям – скорее, всей ситуации в целом. После чего залез на ближайший стол, чтобы его было видно всем, и, окинув народ мрачным взглядом, произнес:
– Значит так. Сразу скажу, что достоверной информации о том, что произошло, у меня нет. Так что буду говорить только то, что знаю точно. У нас завалило оба выхода. Главный – наглухо, запасной можно откопать. В остальном убежище полностью цело и жизнеспособно. Запасов хватит надолго, так как оно рассчитано на тысячу человек в течение года. Нас в шесть раз меньше. И еще, самое плохое, – он сделал паузу. – Я только что проверил фильтры, они излучают слабую радиацию. Это означает, что радиационный фон на поверхности повышен. Посему я делаю вывод, что по нашему городу было применено ядерное оружие. Кем, почему – не знаю. Никакой связи ни с кем нет. Рассчитывать мы можем только на себя. Текущей задачей считаю восстановить запасной выход и наладить связь с соседним убежищем.
«Радиация! Ядерное оружие!! Соседнее убежище!!!» – слова были все страшнее и страшнее, но последние прозвучали, как надежда, развеивающая тревогу.
– А где соседнее убежище? – спросил Изотов лейтенанта.
– Под основным корпусом, вход рядом с КПП. Оно больше нашего.
Они были возле проходной. Они могли спастись! Нет, должны были спастись, просто обязаны!!! – Мысли опять заскакали у Максима в голове. Народ тихо роптал, обсуждая услышанную информацию. Многие женщины плакали. Оцепеневшие здоровые мужики стояли с отсутствующим взглядом. Все переживали за своих близких и родных, понимая, что шанс увидеть их живыми очень невысок. Безжалостная правда не оставляла места надежде. Даже жизнерадостный рядовой Латышев, наконец осознав масштабность происходящего, сидел возле стены, накрыв голову руками, и, похоже, ревел, как мальчишка.
* * *
