скачать книгу бесплатно
Так почему же разбойник был взят в рай? Он осознал свое нравственное ничтожество, свою греховность, понял, что ему никогда не быть в раю, и от всей души раскаялся, от всей души смирился. И из этого душевного состояния обратился к Иисусу: «Помяни меня, Господи, во Царствии Твоем», в котором за мои беззакония мне никогда не быть. И поразительный ответ Христа: «Сегодня же будешь со Мною в раю». Вот где открывается сущность христианства, его уникальность, его, если хотите, прямое противоречие со всеми религиями мира! Настоящая «антирелигиозная» религия!
Спасается человек, оказывается, за глубокое осознание своей греховности, за искреннее покаяние, за смирение. Вот то единственное, что спасает человека. Бандит осознал все безобразие своей жизни и – хотя в последний момент своей жизни – раскаялся. Этим он очистился от всей прежней грязи, от крови, от насилий и убийств, которые совершил в своей жизни. Именно на это Христос и ответил: «Сегодня же будешь со Мною в раю» без прохождения мытарств, без «трех», «девяти», «сорока дней» – а сегодня же!
Вот то состояние души, та цель жизни, которая отвечает христианину на вопрос: как жить сегодня? Не о мирской стороне жизни говорим – об этом пусть говорят другие; мы говорим о христианстве, о том духовном состоянии души человека, при котором только он становится способным принять Царство Божие без возможности повторного отпадения от Бога. Вот где сущность, вот к чему призывается человек, вот что является целью, которая только открывает врата Царствия Божия.
Но это, на первый взгляд, очень простое дело оказывается, к сожалению, невероятно трудным. Трудно увидеть себя хуже других – я все время вижу себя лучшим… По крайней мере не хуже – это точно… Грехи же есть? Ну, есть, а у кого их нет? И опять я хорош! И всегда хорош! Когда я опаздываю на лекцию и спрашиваю: «Кто виноват?», студенты дружно отвечают: «Нет, нет, не Вы, Алексей Ильич!» «Ну, молодцы, – говорю, – правильно, у вас, вижу, хорошая богословская подготовка…».
И вообще я никогда не бываю виноват; всегда виноваты другие, но не я. Одной из ярких характеристик моего духовно «хорошего» состояния и является непрерывное охуждение и осуждение всех вокруг себя, особенно более удачливых, более умных, талантливых, состоятельных, власть имущих… Вот тут уже все держитесь – и Путин, и Медведев, и Патриарх, и архиереи, и чиновники, и все, кто на виду. Один я хороший! (Правда, об этом прямо я никому не скажу.) Вот ответ на ту присказку, которую часто можно услышать: поживу, а потом покаюсь. Нет, совсем не так просто увидеть себя, чтобы искренно покаяться. Но какое безумие видеть себя лучше всех! И о чем это говорит? О том, как далеки мы от христианства – от того, как следовало бы нам жить сегодня.
Нужно стремиться к исполнению заповедей Христовых, которые являются совсем не законами и приказами Бога, а Его просьбами к человеку: «Ну, будь же ты милосердным к людям, великодушным к их недостаткам, помогай неимущим, относись с вниманием, не обманывай, не лги, не притворяйся, очищай душу свою от всякой грязи». Заповеди – это просто нормальные свойства нормального человека. Жить по ним и призывает Бог человека. Вот что они такое, а вовсе не приказ или Закон Божий, за неисполнение которого человек будет наказан.
Поэтому грех – это вред, причиняемый человеком своему телу, своей совести, своим отношениям с другими людьми, своим делам и проч. Бог, будучи любовью, только предупреждает человека: смотри, не делай этого, если не хочешь себе вреда. Не хочешь болезней, страданий тела и души – не делай им ничего плохого, не нарушай законов их жизни, которые Я тебе открываю. И как не закон запрещает выпрыгивать из окна с третьего, пятого или десятого этажа, а сама опасность для жизни такого поступка, так точно обстоит дело и с заповедью Бога о грехе. Бог своей заповедью предупреждает и, если хотите, умоляет человека: не лицемерь, не льсти, не ищи славы, похвал, власти над другими, не лги, не воруй, не блуди и так далее, иначе очень пострадаешь.
Христианство называет грехом все то, что для человека является не чем иным, как ударом по его душе и телу. Грех – это всегда то зло, та рана, которую человек наносит сам себе. И как любящие мать и отец предупреждают ребенка об опасностях, так и Бог человека, ибо Бог есть любовь. Не закон, не угрозы Бога, а голос Его любви, открывшей нам, что для нас является добром, а что злом. Вот что такое грех, что такое заповеди и что такое «наказания», которым мы подвергаемся в своей жизни. Не Бог, а мы сами наказываем себя, раня, калеча не только свою душу, свое тело, но и других людей.
Бог оставляет свободу за человеком. Выбирай, человек, ты свободен! Однако знай, поскольку твоя душа и твое тело – это не какой-то бесформенный хаос, а они устроены закономерно, то если хочешь быть здравым, святым, прекрасным, то живи в соответствии с их законами.
О подобном же говорит и медицина, предупреждая от испорченных продуктов, физических и психических травм, безнравственных поступков. Не врач же наказывает нас, когда мы не слушаем его предписаний и нарушаем указанные им законы жизни организма – мы сами себя наказываем. О том же говорит и Православие: не Бог наказывает нас, а грех, которым мы раним и убиваем сами себя.
Как же правильно жить сегодня? – Естественно, сопоставляя свои поступки, дела, слова и мысли с Евангелием, а как же иначе? Может быть, есть какие-то другие нормы? Может быть, по Карлу Марксу жить, или Фрейду, или Юнгу? По кому жить прикажете, где эти нормы, зная которые и живя по ним мы могли бы обрести наше благо? О, если бы мы почаще серьезно обращались к Евангелию. Оно говорит, как жить, и история Церкви предлагает нам множество примеров жизни тех людей, которые, взяв эту «карту», эту «рецептуру», начали тщательно следовать им. Они увидели, что? на этом пути духовной жизни требуется, что? является главным, что? второстепенным, какие опасности стоят на нем, что необходимо делать. Речь идет о святых отцах, о подвижниках, которые осуществили в своей жизни то, о чем говорит Евангелие. Их жизнь и труды – это неоценимое сокровище, они оставили нам описание этого пути – свидетельства своего опыта, открывшего им Самого Бога. Они всем своим существом познали, что Бог есть невыразимая Любовь к нам, грешным.
Конечно, как достигали они святости, для нас, бедных, это практически невозможно. Однако они показали путь, показали, на что способен человек, чего он может достичь. В каких условиях? В любых.
Но не надо думать, что когда Церковь говорит об опыте святых отцов, то призывает христианина к тому, чтобы не есть, не пить, не спать, не жениться, не выходить замуж и так далее – какой вздор! Ничего подобного! Никто не требует от нас того уровня, на который были способны эти великой силы духа люди, подвизавшиеся в пустынях, горах, лесах и затворах.
Мы живем в миру. И хотя мы ошибаемся и грешим – но есть величайшее средство обновления, которого нет в других религиях: покаяние. У нас есть возможность молитвы покаяния, смывающего всю ту грязь, в которой мы постоянно вываливаемся. Вспомним правого разбойника.
И никто не может мешать нам молиться, кроме, правда, нас самих. Да, мы не подвижники, но они призывают нас не забывать как можно чаще: сидим ли, стоим, идем ли – где и когда угодно – молиться. Как? Кто мешает нам хотя бы минуту, хотя бы несколько раз мысленно произнести замечательную молитву, заповеданную нам всеми отцами: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного», или кратко: «Господи Иисусе Христе, помилуй меня». От всей души, с полным вниманием, благоговением.
Вот оно – средство общения не с кем-нибудь, а с самим источником всякого блага – Богом. Это действенное средство у нас в руках – разве трудно произнести эту молитву? Нет времени? Что за самообман, самооправдание! В наших руках находится сильнейшее средство, которым можем буквально исцеляться в скорбях, неприятностях, нестроениях, расстройствах, семейных неурядицах, спорах… И нужно как можно чаще прибегать к этому великому средству. Все, кто воспользовались им, знают и говорят, какое это благо в нашей жизни.
На моих глазах произошел очень интересный случай. К игумену Никону (Воробьеву) пришла из деревни женщина и говорит: «Я очень страдаю. Живу одна, никому не нужна, скука, не с кем поговорить, все неинтересно – одна пустота какая-то. Я в отчаянии, помогите…». И он дал ей такой совет: «Попробуй как можно чаще, но только с вниманием, благоговением и покаянием произносить вот эту краткую молитву: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешную». Женщина была очень простая, она выслушала отца Никона, поблагодарила: «Спасибо, батюшка, хорошо, я постараюсь». Где-то через год она вновь пришла, но уже с какими слезами благодарности: «Батюшка, вы меня просто спасли, спасли мою жизнь, я в такой радости, мне теперь никого не нужно – спаси Вас, Господи!» Счастье получила эта простая женщина, счастье познания Бога. И много ли потребовалось для этого? Только вера и твердая решимость.
Вот, оказывается, как можно жить сегодня. Нужно не мечтать, не залетать в заоблачные высоты – надо обратить, наконец, внимание на свою душу, и использовать то проверенное средство – покаяние, которое ни от каких условий не зависит. Тот же игумен Никон говорил, что когда он сидел в лагере с уголовниками, то молитва Иисусова спасала его от ужасов этой пытки. Какое чудодейственное средство! Думаю, что нам нельзя забывать об этом.
Вот как надо жить сегодня! Стремиться жить по заповедям Христовым, молиться как можно чаще краткой молитвой Иисусовой, искренне каяться, исповедоваться, причащаться! И стараться постоянно читать творения святых отцов и подвижников, потому что у них мы находим не только нужные наставления. Кто начнет читать, хотя бы по две-три странички в день, увидит, какая сила благодатная исходит от этих прекрасных слов наших православных святых.
* * *
Для желающих, хотя бы теоретически познакомиться с основами духовной жизни, особенно полезны творения святителя Игнатия (Брянчанинова), прежде всего, его первые два тома и письма. Сейчас эти книги издаются, и каждому христианину их нужно иметь. Конечно, просто необходимы книги его верных учеников: письма Валаамского старца схиигумена Иоанна (Алексеева), игумена Никона (Воробьева), которые фактически перелагают на современный язык труды свт. Игнатия и дают ясный ответ на вопрос: как жить сегодня. Очень полезно читать «Душеполезные поучения» аввы Дорофея, письма Георгия Затворника, Феофана (Говорова), игумении Арсении (Себряковой), «Моя жизнь во Христе» и «Предсмертный дневник» Иоанна Кронштадтского, «Мир и радость в Духе Святом» старца Фаддея Витовницкого и др.
Путь к святости
Как точно показаны главные пороки человека в искушениях Христа во время Его 40-дневного поста! Дьявол предлагает Ему камни превратить в хлебы; дать все царства мира за поклонение себе; и, наконец, совершить уже откровенно безумный поступок: чтобы показать Свое Божественное достоинство, гордо броситься с крыши храма. Любимый ученик Христа апостол Иоанн в этих искушениях видит выражение самой сущности т. н. мирского содержания жизни, оторванной от мысли о Боге. Он пишет: все, что в мiре: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мiра сего (1Ин. 2: 16).
Преподобный авва Дорофей (VI век) расшифровывает эту мысль в более конкретных понятиях, усматривая сущность этих искушений в трех самых основных страстях: сластолюбии (комфорт и наслаждение), сребролюбии (богатство), славолюбии (жажда славы и власти), и указывает, что все они исходят из одного источника – гордости.
Евангелие сообщает о том, как Христос отверг все их, противопоставив Свой путь жизни человека пути мира: 1) Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом Божиим (Лк. 4: 4), 2) Господу Богу твоему поклоняйся, и Ему одному служи (Лк. 4: 8), 3) Не искушай Господа Бога твоего (Лк. 4: 12).
Но человечество в целом[23 - Выступление на Конференции «Сергиевские научно-богословские чтения» в МПДА, посвященной 700-летию со дня рождения прп. Сергия Радонежского.] живет именно этими страстями, культивирует их и жаждет их исполнения, как в личной, так и в общественной жизни. Целые философские системы обосновывают их ценность, все научно-техническое развитие направлено на их максимальную реализацию.
Однако история жизни, как отдельного человека, так целых народов и всего человечества, ярко показывает, к каким пагубным последствиям приводит такое исключившее Бога из жизни мировоззрение. Оно становится опаснейшим врагом человека. Ибо алчность, жажда власти и гордыня, став господствующими в душе, в самом корне разрушают ее, порождая вражду, ненависть, зависть, убийства, предательства и прочие бедствия, нарушая мир между людьми и народами. И никакая внешняя власть не в состоянии остановить это зло: ни мудрый законодатель, ни гениальный философ и ученый, ни политик, насытивший народ хлебом и зрелищами. «Ни в каком устройстве общества, – писал Достоевский, – не избегнете зла… душа человеческая останется та же… ненормальность и грех исходят из нее самой».
В «Братьях Карамазовых» в уста беса он влагает следующие потрясающие по своей психологической глубине слова: «По-моему, и разрушать ничего не надо, а надо всего только разрушить в человечестве идею о Боге, вот с чего надо приняться за дело! С этого, с этого надобно начинать, – о слепцы, ничего не понимающие! Раз человечество отречется поголовно от Бога, то само собою, без антропофагии, падет все прежнее мировоззрение и, главное, вся прежняя нравственность, и наступит все новое. Люди совокупятся, чтобы взять от жизни все, что она может дать, но непременно для счастья и радости в одном только здешнем мире. Человек возвеличится духом божеской, титанической гордости и явится человеко-бог… а ему “все позволено”… Для бога не существует закона! Где станет бог – там уже место божие! Где стану я, там сейчас же будет первое место… “все дозволено” и шабаш!»
Православие предлагает совершенно иное ви?дение смысла жизни человека. Оно призывает его к очищению души от этих разрушительных страстей, открывает путь к святости. Убедительным свидетельством его истинности является множество примеров жизни тех подвижников, которые «мечом и луком» достигали духовного совершенства.
Что же такое православная святость, как приобретается она, каковы ее основные свойства и критерии, что представляет собой святой человек?
Абсолютной святостью является Бог, потому и святость человека есть не что иное, как причастность Богу (ср.: 2 Петр. 1: 4), духовное уподобление Ему, обо?жение, или, как говорил преподобный Серафим Саровский, «стяжание Духа Святого». Главнейшие свойства Бога, которые с особой очевидностью открылись в Боговоплощении и на Голгофе, – любовь и смирение. Степень приобретения этих свойств является показателем уровня святости человека. При этом Священное Писание и святоотеческое учение подчеркивает, что все прочие добрые свойства и добродетели человека получают свое положительное содержание только на твердом основании этих основополагающих краеугольных камней и без них теряют всю свою ценность.
Апостол Павел писал о любви: «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1 Кор. 13: 2–3). О смирении же святые отцы говорят, как об основе и источнике самой истинной любви. Насколько оно необходимо в духовной жизни, в кратких и сильных словах сказал, например, святой Исаак Сирин (VII век): «Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели… потому что без смирения напрасны все дела наши, всякие добродетели и всякое делание»[24 - Авва Исаак Сириянин. Слова подвижнические. М., 1858. Слово 46. С. 289.].
Но как достигается святость?
Прежде, чем говорить об этом, необходимо сделать одно существенное замечание. Принципиальным условием православного подхода в рассмотрении любых вопросов веры и жизни является обращение к святоотеческому учению как единственно достоверному источнику в понимании Божественного Откровения. Вызвано это тем, что только приобщение Духу Божьему, святость человека, может гарантировать истинность его суждений. А когда определенная мысль высказывается не одним святым отцом, но многими, то это свидетельствует о том, что она является не мнением человеческим, но откровением Духа Божия и, следовательно, есть сама истина.
Этим критерием Православие принципиально отличается как от католицизма, в котором последним гарантом истины является слово одного человека – римского папы, так и от протестантизма, где вероучение любой общины и даже одного человека оказывается столь же авторитетным, как и любых других, чем полностью перечеркивается само понятие истинности в религии. Это в том и другом случае пагубно отражается и на понимании духовной жизни.
В Православии понятие святости проистекает из единства опыта богопознания великих подвижников древней Церкви. Этот опыт является объективным критерием в оценке всех явлений духовной жизни и дает возможность христианину правильно оценить собственные духовные состояния. В современных условиях этот критерий особенно важен. Ибо понятие о духовной жизни все больше подвергается различным инородным влияниям. Мерилом духовности верующего нередко становится не любовь и доброжелательство к каждому человеку, не терпение недостатков ближнего, не честность в поступках, а такое понимание воцерковленности, которое всю религиозную жизнь сводит к исполнению внешних церковных установлений и/или «умовому», по выражению свт. Феофана Затворника, знанию христианского учения.
Отсюда, само понимание святости человека приобретает ложный характер. Она оценивается на основании народных слухов, плохо поддающихся проверке случаев прозорливости, исцелений, изгнания бесов, предсказаний и, особенно, чудес.
Вопрос о чудесах в оценке святости является чрезвычайно важным, поскольку для верующего, не знакомого с учением святых отцов, чудеса оказываются самым главным доказательством святости человека. Такой верующий даже не подразумевает, что чудеса могут иметь различную природу, исходить не только от святого человека, но и от находящегося в бесовской прелести, и даже от природных способностей человека, то есть могут иметь разные источники, и непонимание этого может привести к трагическим последствиям. Об этом предупредил верующих Сам Господь: Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вот, Я наперед сказал вам (Мф. 24: 24–25). Об этой опасности предупреждают и святые отцы. Так, например, преподобный Кассиан Римлянин (V век) писал: «…Никто не должен быть прославляем за дары и чудеса Божии… Ибо весьма часто… люди, развращенные умом и противники веры, именем Господа изгоняют демонов и творят великие чудеса»[25 - Прп. Иоанн Кассиан Римлянин. Писания. М., 1892. С. 444.].
Чудеса, оказывается, сами по себе не являются определяющим признаком святости человека. Нужно крайне осторожно относиться к любым необычным явлениям и – пока нет возможности удостовериться в характере происшедшего и, прежде всего, в духовной целостности совершителя – не спешить принимать их за чудо Божье. Не чудеса свидетельствуют о святости человека, а, напротив, святая жизнь того, через кого они совершаются – вот что доказывает их истинность.
Но лжечудеса, как правило, происходят с теми, кто ищет чудес или внутренне считает себя достойным видеть и получать их, кто впал в самомнение (прелесть), кто ищет исцеления любой ценой, нисколько не задумываясь о том, каков источник этого исцеления, и что принесет оно душе – пользу или вред.
Один из опытнейших духовных наставников XIX столетия святитель Игнатий (Брянчанинов) подробно пишет о гибельности легковерия чудесам и искания их[26 - См., например, «Беседа в понедельник 29-й недели по Пятидесятнице. О чудесах и знамениях» (Еп. Игнатий Брянчанинов. Сочинения. СПб., 1905. Т. 4.).]. В одном из своих творений он приводит слова преподобного Кассиана Римлянина: «Чудеса, возбуждая удивление, мало содействуют святой жизни». И объясняет, что в отличие от язычников, не думающих о будущей жизни и жаждущих чудес для земного благополучия, христианин должен искать пользы душевной, исцеления от страстей для достижения вечности. Более того, святитель Игнатий, видя языческий настрой народа, предупреждает и предсказывает:
«С течением времени, с постепенным ослаблением христианства и повреждением нравственности, знаменоносные мужи умалялись. Наконец, они иссякли окончательно. Между тем человеки, потеряв благоговение и уважение ко всему священному, потеряв смирение, признающее себя недостойным не только совершать знамения, но и видеть их, жаждут чудес более, нежели когда-либо. Человеки, в упоении самомнением, самонадеянностью, невежеством, стремятся безразборчиво, опрометчиво, смело ко всему чудесному, не отказываются сами быть участниками в совершении чудес, решаются на это, нисколько не задумываясь. Такое направление опасно более, нежели когда-либо. Мы приближаемся постепенно к тому времени, в которое должно открыться обширное позорище[27 - Позорище (церковнослав.) – зрелище. – Ред.]многочисленных и поразительных ложных чудес, увлечь в погибель тех несчастных питомцев плотского мудрования, которые будут обольщены и обмануты этими чудесами»[28 - Еп. Игнатий Брянчанинов. Сочинения. СПб., 1905. Т. 4. С. 323–324.].
В одном из писем он говорит о той страшной беде, которая грядет на наш народ за его легковерность разным чудесам: «Бедствия наши должны быть более нравственные и духовные. Обуявшая соль[29 - Обуявшая соль (церковнослав.) – испорченная, потерявшая силу. – Ред.] (см.: Мф. 5: 13) предвещает их и ясно обнаруживает, что [наш] народ может и должен соделаться орудием гения из гениев, который, наконец, осуществит мысль о всемирной монархии…». Святитель Игнатий называет «обуявшей солью» состояние Православия в России, «гением из гениев» – антихриста, и наш народ – орудием его всемирного воцарения.
Как же христианину относиться ко всему, что предстает как чудо? Святитель Игнатий, обращаясь к Священному Преданию Церкви, говорит о необходимости большой осторожности: «Христианские аскетические наставники заповедуют не обращать особенного внимания на все вообще явления, представляющиеся чувствам душевным и телесным: заповедуют соблюдать при всех вообще явлениях благоразумную холодность, спасительную осторожность».
Он дает замечательный совет: «Святые Отцы повелевают подвижнику молитвы при случающихся явлениях вне и внутри себя пребывать равнодушным к ним и не внимать им, не признавая себя достойным видения святого. Они завещают, с одной стороны, не порицать явления, чтоб не подвергнуть порицанию святое, а с другой – никак не вверяться явлению, поспешно признав его истинным, чтоб не впасть в сеть лукавого духа…» Это предупреждение распространяется на любого христианина, оказавшегося перед лицом необычного явления. Данный совет может быть выражен кратко: «Не хули и не принимай!» Но, увы, ради чуда многие готовы отказаться и от веры своих святых отцов, устремляясь к иным богам (Втор. 6: 14).
Часто цитируемый святителем преподобный Григорий Синаит (XIV век) призывает: «…никогда не принимай, если что увидишь чувственное или духовное, вне или внутри, хотя бы то был образ Христа, или Ангела, или святого какого, или бы свет мечтался и печатлелся в уме. ‹…› Но узревший что-либо мысленно или чувственно и приемлющий то… легко… прельщается… Бог не негодует на того, кто тщательно внимает себе, если он из опасения прельщения не примет того, что от Него есть… но паче похваляет его, как мудрого…»
Святоотеческий опыт указывает, прежде всего, на важнейшие критерии правильной духовной жизни. И первым из них является не чудо, не прозорливость и прочее, а ви?дение подвижником своего личного нравственного и духовного несовершенства, своей греховности, глубокой болезненности самой природы человеческой и невозможности лишь собственными силами ее исцеления. Как писал преподобный Петр Дамаскин (VIII век), первым признаком начинающегося здравия души является ви?дение грехов своих бесчисленных, как песок морской[30 - Святой Петр Дамаскин. Творения. Книга первая. Киев, 1902. С. 33.]. (Этим, кстати, христианская антропология принципиально отличается как от гуманистической, так и от всех других религиозных антропологий, отрицающих наследственную порчу человека.) В богословии эта «генетическая» поврежденность человека именуется первородным грехом. Это ви?дение необходимо для правильного духовного развития человека по той причине, что без него невозможно приобретение смирения – основы всей духовной жизни.
О безусловной важности смирения говорит грехопадение первого идеально созданного человека. Событие это лежит в основе понимания всего христианского учения о человеке и спасении. Оно показывает, что ни совершенное знание тварного мира и власть над ним, ни богоподобная слава, ни полнота внутреннего и внешнего блаженства, которыми обладал первозданный человек, еще не гарантируют ему непоколебимую твердость пребывания в добре, истине и красоте образа Божия. Забвение им своей несамобытности и в то же время осознание своих совершенств в этом мире может, оказывается, легко привести к возникновению горделивого ощущения себя Богом (ср.: Быт. 3: 5), к противопоставлению себя Ему и подвигнуть к безумному бунту против Того, Кем он живет, и движется, и существует (см.: Деян. 17: 28).
Поэтому только личное опытное познание своего несовершенства, проистекающее из опыта правильной духовной жизни, ви?дения своих грехов и той глубокой поврежденности человеческой природы, которую сам человек не в состоянии исцелить никакими подвигами, дает возможность понять необходимость Христа, уверовать в Него как Спасителя и породить истинную веру, «непадательную», делающую человека святым. Такое духовное состояние именуется смирением и является залогом сохранения человека от возможного повторного отпадения от Бога, дает ему возможность вечного пребывания в Боге-любви.
И, напротив, как пишет святитель Игнатий, «не сознающий своей греховности, своего падения, своей погибели не может принять Христа, не может уверовать во Христа, не может быть христианином (хотя бы формально был им. – А. О.). К чему Христос для того, кто сам и разумен, и добродетелен, кто удовлетворен собою…»[31 - Еп. Игнатий Брянчанинов. Сочинения. СПб., 1905. Т. 4. С. 378.].
Как приобретается такое ви?дение себя? Преподобный Симеон Новый Богослов (XI век) отвечает: «Тщательное исполнение заповедей Христовых научает человека его немощи»[32 - Цит. по: Еп. Игнатий Брянчанинов. Сочинения. СПб., 1905. Т. 4. С. 9.]. Это «исполнение» имеет две основные ступени, или два делания: телесное и душевное (духовное). Святой Исаак Сирин так говорит о их соотношении друг с другом: «Телесное делание предшествует душевному, как персть предшествовала душе, вдунутой в Адама. Кто не снискал телесного делания, тот не может иметь и душевного, потому что последнее рождается от первого, как колос из голого пшеничного зерна. А кто не имеет душевного делания, тот лишается и духовных дарований»[33 - Авва Исаак Сириянин. Слова подвижнические. М., 1858. Слово 56. С. 399.].
Автор жития преподобного Сергия иеромонах Никон, повествуя о последовательности шагов в духовном восхождении Преподобного, также замечает: «Святые отцы строго различают в духовной жизни две степени, два состояния: крест деятельный и крест созерцательный. Первое состояние есть страдный, многоскорбный, узкий путь креста, время подвига, усилий и борьбы с самим собою – с ветхим человеком, и с врагами спасения – миром и диаволом. Второе состояние есть упокоение сердца в Боге, глубокий мир души, Христовою благодатию победившей страсти, очищенной, просветленной, и в таинственном общении с Богом обретшей еще здесь, на земле, залог блаженства небесного»[34 - Иеромонах Никон. Житие и подвиги преподобного Сергия Радонежского. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1904. С. 191.].
Прекрасно пишет об этих двух ступенях в духовной жизни преподобный Паисий Величковский (XVIII в.). Оценивая духовную жизнь, прежде всего, как внутренний подвиг умной молитвы, он учит:
«…пусть будет известно, что по писанию святых и богоносных отцов наших, есть две умные молитвы: одна новоначальных, принадлежащая деянию, а другая совершенных, принадлежащая видению; та – начало, а эта – конец, потому что деяние есть восхождение видения… Пусть будет известно (говорю к подобным мне препростым), что весь монашеский подвиг, которым, при помощи Божией, понуждался бы кто-нибудь на любовь к ближнему и Богу, на кротость, смирение и терпение и на все прочии Божии и святоотеческие заповеди… на пост, бдение, слезы, поклоны и прочии утомления тела, на всеусердное совершение церковного и келейного правила, на умное тайное упражнение молитвы, на плач и размышление о смерти: весь такой подвиг, пока еще ум управляется человеческим самовластием и произволением, с достоверностью называется деянием…
Когда же кто Божией помощью и вышесказанным подвигом, а более всего глубочайшим смирением, очистит душу свою и сердце от всякой скверны страстей душевных и телесных, тогда благодать Божия, общая всех мать, взяв ум, ею очищенный, как малое дитя за руку, возводит, как по ступеням, в вышесказанные духовные видения, открывая ему по мере его очищения неизреченные и непостижимые для ума Божественные тайны. И это воистину называется истинным духовным видением, которое и есть зрительная, или, по святому Исааку, чистая молитва, от которой – ужас и видение. Но войти в эти видения не может никто самовластно своим произвольным подвигом, если не посетит кого Бог и благодатию Своей введет в них. Если же кто без света благодати дерзнет восходить на такие видения, тот, по святому Григорию Синаиту, пусть знает, что он воображает мечтания, а не [имеет] видения, мечтая и мечтаясь мечтательным духом»[35 - Схимонах Паисий Величковский. Об умной или внутренней молитве. М., 1902. С. 17–19.].
В статье «Отношение христианина к страстям его» святитель Игнатий формулирует закон духовной жизни, указывающий на последовательность борьбы со страстями: «Некоторые страсти служат началом и причиною для других страстей; таковы: объядение, нега, развлечение, роскошь, сребролюбие, славолюбие, неверие. Последствия их: сладострастие, печаль, гнев, памятозлобие, зависть, гордость, забвение Бога, оставление добродетельного жительства. В духовном подвиге должно преимущественно вооружаться против начальных страстей: последствия их будут уничтожаться сами собой»[36 - Еп. Игнатий Брянчанинов. Сочинения. СПб., 1905. Т. 1. С. 527.].
Как видим, достижение духовной чистоты и святости требует знания основ и законов духовной жизни, в противном случае неопытный подвижник может легко заблудиться и впасть в мечтательность, в прелесть. Последний термин, часто употребляемый отцами, замечателен тем, что он точно вскрывает само существо ложной духовности: тончайшая лесть себе, самообман, мнение о своем достоинстве и совершенстве, гордость. Поэтому чрезвычайно важно знание того, как отличать лжедуховность от истинной святости.
Прелесть обычно «закладывается» в изначально ложной цели, которую аскет ставит перед собой: он может искать откровений, благодатных даров, высших наслаждений, экстаза, или стремиться к познанию тайн того мира, или жаждать славы человеческой.
В Православии искание всего этого решительно воспрещается, поскольку подобное стремление без очищения души от страстей приводит человека к самомнению, духовному сладострастию, гордости и, в конечном счете, к гибели. Святитель Игнатий предлагает такой святоотеческий критерий для различения святости от прелести:
«Все святые признавали себя недостойными Бога: этим они явили свое достоинство, состоящее в смирении.
Все самообольщенные считали себя достойными Бога: этим явили объявшую их души гордость и бесовскую прелесть»[37 - Еп. Игнатий Брянчанинов. Сочинения. СПб., 1905. Т. 2. С. 126.].
Преподобный Симеон Новый Богослов, рассуждая о тех, кто на молитве «воображает блага небесные, чины ангелов и обители святых», прямо утверждает, что «это есть знак прелести»[38 - Прп. Симеон Новый Богослов. О трех образах внимания и молитвы. Добротолюбие. Т. V. М., 1900. С. 463.].
Подобных высказываний отцов Вселенской Церкви можно привести сколь угодно много. Все они едины в том, о чем предупреждал еще апостол Иоанн Богослов: «Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире» (1 Ин. 4: 1).
Значимость этого предупреждения для нашего времени особенно актуальна. В сознание нашего народа сейчас с огромной силой внедряется идея равноценности по существу всех религий, вплоть до самого грубого язычества с его нравственной разнузданностью и извращенством. Мистицизм всех цветов и оттенков широкой волной заливает теперь нашу Русь, некогда святую в стремлении к Богу и как-то защищенную от «свободного» Запада, а ныне открытую для всех духов преисподней.
Но когда для получения плодов святости вместо законного труда исправления и очищения своей души от всякой грязи предлагаются средства «срывания плода» тайных познаний, мистических прозрений и наслаждений, власти над природными и оккультными силами, то не ясно ли к какой святости призывается человек?
В Евангелии дан критерий оценки подобного рода явлений: «Всякое дерево познается по плоду своему» (Лк. 6: 44). Плоды иноземных духов очевидны – это, прежде всего, отнятие у человека мысли о Боге, о душе, о вечности, о смысле жизни. Но разве не понятно, что «только с верой в свое бессмертие, – как писал Достоевский, – человек постигает всю разумную цель свою на земле». А без этой веры человек не может найти себе покоя.
Плоды же Православия – это его святые, которые подвигами и молитвой в духовной борьбе очистили свою душу, достигли совершенного смирения и приобрели истинную любовь, которая и является величайшим благом для человека.
Одним из таких самых ярких святых в истории нашего Отечества явился преподобный Сергий Радонежский. Жизнь его одна из лучших иллюстраций плодов Православия. Он с такой силой показал нетленную красоту образа Божия в человеке, что и спустя семь столетий остается отцом и наставником всех стремящихся к почести вышнего звания (Фил. 3:14).
Образ его жизни, подвиги и труды, удивительное смирение, бегство от земной славы и редкое по своей благодатной силе и своим масштабам влияние на духовную жизнь всей Русской Церкви являются совершенным образцом православной святости. Эта святость дала ему мир Божий, который превыше всякого ума (Флп. 4: 7), радость неизреченную и преславную (1 Петр. 1:8), любовь совершенную (Кол. 3: 14), наполнившую не только всю его душу, но и всех, кто соприкасался с ним.
Он есть тот новый человек, святой, духовный, которого ищет каждая живая душа, к которому стремится, которого жаждет. И главная причина этого непобедимого к нему влечения, продолжающегося доныне, не в его чудесах, которые и не столь часты. Ибо где их много, там, как теперь особенно хорошо видно, собираются все, верующие и неверующие, ищущие чудес.
Несомненно, она в той открывшейся в Преподобном красоте образа Божия, которая незримо поражает, пленяет и притягивает душу. В самом Троицком соборе лавры, где пребывают его мощи, ощущается особая атмосфера, здесь душа невольно начинает молиться, начинает действительно ощущать, что «не хлебом одним будет жить, но всяким словом, исходящим из уст Божиих».
Но как современному человеку применить опыт святых отцов для правильного устроения собственной духовной жизни? Неоценимую помощь здесь может оказать пример подвижников близких нам по времени, глубоко изучивших творения святых отцов и впитавших их опыт своей жизнью.
Один из таких духовно опытных подвижников XX века – игумен Никон (Воробьев, †1963). Его глубоко пропитанные святоотеческим духом мысли – это еще один голос Священного Предания Церкви. В наше духовно смутное время наставления игумена Никона помогают лучше понять духовную жизнь и опасности, подстерегающие верующего на пути к Богу, понять, что есть Православие. Он дает такую характеристику святого, духовного человека.
Духовный тот, кто стяжал в себе Духа Святого. Он совершенно отличается от душевного или плотского, что почти однозначно здесь. Он есть новый человек (см.: Еф. 4: 24), а душевный есть ветхий человек (см.: Рим. 6: 6). Что в нем нового? – Все: ум, сердце, воля, все состояние, даже тело.
Ум нового (духовного) человека способен постигать отдаленные события, прошлое и многое из будущего, постигать суть вещей, а не только явления, видеть души людей, ангелов и бесов, постигать многое из духовного мира. «Мы имеем ум Христов», – говорит духовный апостол Павел (1 Кор. 2: 16).
Сердце нового человека способно чувствовать такие состояния, о которых кратко сказано: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2: 9). А преподобный Серафим в согласии с древними отцами так говорил: если бы человек знал о тех состояниях блаженства, которые еще здесь бывают, а тем более в будущей жизни, то согласился бы прожить тысячи лет в яме, наполненной гадами, грызущими его тело, чтобы только приобрести эти состояния.
Таким же образом и воля нового человека целиком устремляется к любви и благодарности Богу.
Тело духовного человека тоже изменяется, становится частично подобным телу Адама до падения, способным к «духовным ощущениям» и действиям (хождение по водам, способность оставаться без пищи, моментальный переход через большие расстояния и т. п.).
Словом, человек, стяжавший Духа Святого, весь обновляется, делается иным (отсюда прекрасное русское слово «инок») и по уму, и по сердцу, и по воле, и по телу[39 - Игумен Никон. Письма духовным детям. Свято-Троицкая лавра. 1991. С. 119–124.].
Лучшая иллюстрация этих слов игумена Никона – сама его жизнь. Она служит еще одним примером в бесконечном ряду христианских подвижников, который доказывает истинность православного пути к святости.
Бог и справедливость
Все, конечно, слышали, что есть некое Православие, некое христианство. И у всех есть о нем какое-то свое представление. А мне сейчас хотелось бы привести те положения Православия, которые, возможно, у многих вызовут удивление.
Итак, что же такое Православие по своему существу? Что это за «икс»? В связи с этим вопросом мне хочется обозначить следующий, во-первых, момент.
Все слышали, конечно: Православие предполагает веру в единого Бога, в Бога-Троицу, веру в Иисуса Христа. Но мне представляется очень важным сделать одно многим малоизвестное и малопонятное уточнение. Бог, которого исповедует Православие, – это несправедливый Бог. Все думают, что Бог – это сама абсолютная справедливость. Это, по-моему, чуть ли не аксиома для обычного человеческого представления о Боге. А я смею утверждать, что православный Бог – несправедлив. Что это значит?
Приведу маленький пример. Одни из самых серьезных забастовок, которые подчас происходят, допустим, у нас или в Западной Европе, это когда бастуют служащие аэропортов, которые управляют взлетом, посадкой самолетов. Иногда они объявляют: мы будем работать только в случае соблюдения наших законных прав, только по справедливости. Что тогда начинается? – Одни самолеты опаздывают взлететь, другие никак не могут приземлиться. Т. е. требование восстановления справедливости приводит в таких случаях к хаосу, к проблемам для совершенно невиноватых в ее нарушении людей, в данном примере – авиапассажиров. Сама по себе справедливость отнюдь не всегда ведет к благу.
А теперь вернемся к христианству. Христианство, повторю, утверждает, что Бог вовсе не есть справедливость. Если бы Он был справедливостью, то поймите, пожалуйста, что было бы с каждым из нас. Что такое справедливый Бог? Это Бог, способный терпеть и миловать только тех людей, которые неуклонно соблюдают все данные Им законы и заповеди. Для христиан они прописаны, в первую очередь, в Евангелии. Христианин, согласно Евангелию, должен не завидовать, не лгать, не притворяться, никому не желать зла, не осуждать. А если он этого не делает, должно обязательно последовать справедливое наказание. Мы же знаем, что такое закон справедливости по нашим человеческим меркам. Например, законы в справедливом государстве: исполняешь их – все нормально, живи спокойно, не исполнил – с неизбежностью следуют штрафы, или тюрьма, а то и смертная казнь.
И вот теперь представьте себе, если бы Бог, который все видит, все слышит, все знает – не только все наши дела, но и мысли, чувства и желания, – и вот Он видит, как я лицемерю и лгу, как я кого-то ненавижу, хотя и скрываю свою ненависть, как я притворяюсь. Уж не говорю о более грубых попраниях установленного Богом закона – обмане, клевете, коварстве… Что должно быть с нарушителем божественного закона по справедливости, а ведь все мы нарушаем этот закон? По справедливости, мы, кажется, не смогли бы просуществовать и одного дня! Потому что мы непрерывно, если не делами, то словами, если не словами, то мыслями, нарушаем закон Жизни, который достаточно четко зафиксирован в Священном Писании.
Христианство и учит, что Бог несправедлив. Как это понимать? Приведу для начала мысль не кого-нибудь из святых отцов Церкви, а немецкого философа Канта. В его, если не изменяет память, «Критике чистого разума», есть следующее рассуждение: «Строжайшее право – это величайшая несправедливость… но на пути права этому злу ничем помочь нельзя, потому что справедливость относится только к суду совести…».
Этими словами Кант ставит перед сознанием человека очень серьезный вопрос. Справедливость и совесть – вещи не просто разные, но нередко противоречащие друг другу. Как я могу относиться к человеку по справедливости, когда вижу, что он поступает нехорошо? А как мне отнестись к нему по совести? Обличить, сказать: «Ах ты, негодяй», призвать к справедливому возмездию? Нет. Я же знаю, что и сам также немало погрешаю. Поэтому должен отнестись к нему с великодушием. Я же знаю – и я слукавлю, и я совру, и я слицемерю! Если мы начнем каждому человеку предъявлять претензии, исходя из абсолютной справедливости, во что же превратится наша жизнь тогда? Хаос, ужас, страх! Ведь все тогда немедленно должны быть подвергнуты справедливому наказанию (и, возможно, в первую очередь я сам), и в большинстве случаев жесточайшему.
Но во всех значимых религиях мира, которые существовали до Христа и существуют после Него, Бог (если Его существование в той или иной конкретной религии признается) – это, прежде всего, абсолютная справедливость. Христианство же учит совсем иному: Бог никогда и никого не наказывает и всегда готов простить нарушителя совести за один его только вздох раскаяния. В этом смысле христианство стало революционной религией, ибо говорит: это же ужасно, если бы Бог был справедлив. Потому что тогда все мы должны быть подвергаемы непрерывно таким бичеваниям, таким наказаниям, от которых, действительно, да избавит нас Бог! Но Бог, учит христианство, не справедлив, не судья, который наказывает преступника строго в соответствии с законом, но – Любовь! «Почему самые отъявленные преступники живут припеваючи, а Бог их терпит и не карает?» – типичная фраза в устах очень многих людей.
Один из христианских учителей, знаменитый мыслитель, писатель, аскет Исаак Сирин, живший в 7-м столетии, писал: Милосердие (то есть любовь) и правосудие в одной душе, то же, что человек, который в одном доме поклоняется Богу и идолам. Как сено и огонь не терпят быть в одном доме, так правосудие и любовь в одной душе. И – восклицает – где же правда Божия? Мы – грешники. А Христос за нас умер. Это несправедливость? Один совершает грех, а другой за него умирает. Где же правда, где справедливость?
Да, христианство оказалось прямо-таки антирелигиозной религией. В первую очередь потому, что в отличие от других религий учит, что Бог – не судья, который определяет человеку меру награды или наказания за его добродетели или грехи. Нет и нет, тысячу раз нет.
Приведу вопиющий, с точки зрения справедливости, факт, с которым мы встречаемся, открывая Евангелие, и который подчас вызывает изумление у тех, кто занимался, хотя бы немного, историей религий, их изучением. Но сначала такой пример. Представим себе, что вот сейчас в этом зале сидят представители всех религий мира. И задается вопрос: «Скажите, пожалуйста. С точки зрения вашей религии, что нужно для человека, чтобы достичь рая?» (или Царства Божия, или спасения, или состояния вечного блаженства – как бы ни назвать). Все ответят примерно одно и то же: «Естественно, чтобы человек достиг рая, он должен исполнить все заповеди, предписываемые религией». Разве это непонятно? Казалось бы, и младенцу должно быть ясно.
И вот теперь факт, дающий возможность понять, с какой религией соприкасаемся, когда говорим о христианстве. Тот, кто читал в Евангелии о последних мгновениях жизни Иисуса Христа, знает, что распят Он был между двумя преступниками, разбойниками. Один из них, распятый слева от Христа, говорил Ему: Если Ты – Сын Божий, то спаси Себя и нас. Называешь Себя Богом, а висишь на кресте. Другой же, распятый справа от Христа, испытывая такие же мучения и так же ожидая смерти, обратился сначала к первому: Что ты говоришь? Он-то невиновен. А мы с тобой справедливо получили за свои преступления. – А затем, обращаясь к Христу, произносит такую фразу: Мы достойное получаем за свои деяния, но Ты, Господи, помяни меня в Твоем Царстве. – Эти слова говорят о ясном осознании разбойником, что они как преступники и убийцы распяты справедливо, и потому в Царстве Божием никогда не окажутся. И разбойник просит Праведника лишь помянуть его в этом Царстве. Ответ Христа поразительный: сегодня же будешь со мною в раю. Такого еще не было до Христа!
Для сознания человека, который когда-либо знакомился с мировыми религиями, – это, можно сказать, коперникианский переворот. Он увидит в ответе Христа все перевернутым с ног на голову, разрушение нравственных основ религии. Еще раз повторю, по учению любой религии спастись может только исполнитель всех заповедей. А здесь в рай вводится человек, всю жизнь совершавший преступления – разбойник, бандит, говоря современным языком. И за что же, что он сделал? Всего только произнес эти слова: Мы достойное по своим делам получили, а Ты меня помяни, Господи, в Твоем Царстве, ибо… Дальше он не уточнил, но смысл слов ясен: Мы преступники и там никогда не окажемся. – Это же любому человеку должно быть известно. Этого требует закон справедливости. И вдруг Христос судит иначе.
Вот факт, который действительно способен потрясти любого человека, начавшего внимательно изучать христианство. Мы сталкиваемся с религией невиданной и неслыханной. Убийца и злодей первым вошел в Царство Божие. Это ниспровержение, казалось бы, всех религиозных ценностей. Но христианство объявляет: Бог есть Любовь, а не справедливый судья. Любовь, а не палач. Любовь, а не возмездие. Это совершенно беспрецедентная, с точки зрения нехристианского религиозного сознания, идея.
Тут важно уточнить, о какой любви идет речь. Не надо думать, что христианская любовь – это какая-то сентиментальность: погладить преступника по голове, утешить и сказать – продолжай убивать и насильничать, раз это тебе так нравится. Нет. Речь совсем не об этом. Речь о совершенно другой любви. Любви в высшей степени разумной.
Простой пример. У человека аппендицит. Есть два способа помочь ему избавиться от боли. Первый, любвеобильный в кавычках – давать ему болеутоляющее. Принял – и уже лучше, уже не больно. «Ой, спасибо, доктор!» Но прошел час-другой – опять больно. Еще болеутоляющего, потом еще. А в конце концов – со святыми упокой! Это, конечно, не любовь. Это – безрассудство, а не любовь. А настоящая любовь как проявит себя в таком случае? – На операционный стол, разрезали, удалили аппендикс. Пострадал во время и после операции – верно, пострадал. Но в итоге – спасен! Вот о какой любви учит христианство, когда мы говорим, что Бог есть Любовь. Настоящая любовь состоит в том, чтобы дать человеку полное исцеление, а не минутное утешение.
И исцеление, прежде всего, духовное. Что оно означает? Это не просто исправление нашего внешнего поведения, но внутреннего состояния. Хорошо ли улыбаться кому-нибудь, а за глаза поноси?ть его на чем свет стои?т? Хорошо ли, когда тебя кто-то просит: «Только не говори никому, пожалуйста», – а ты выдашь его тайну, предашь его? Хорошо ли лгать, хорошо ли клеветать? Хорошо ли осуждать? Ведь, когда я осуждаю другого человека, то тем самым ставлю себя выше его: «Я бы такого не сделал, как он, негодяй. Видите, насколько я лучше? Я уверен, что намного лучше, и потому осуждаю его. Я бы такого не сделал никогда».
Но интересно, многое ли я могу сделать? Могу ли я не осуждать другого человека, как велит евангельская заповедь. Казалось бы, могу. Вот, дал себе слово, что никогда не буду никого осуждать. И тут же, словно по инерции, начал отзываться о ком-то скверно, начал судить о его мнимых или пусть даже действительных недостатках. Все, говорю себе, лукавить больше не буду, буду прямодушен. И тут же, при случае, взял и извернулся, как змея. И чего только, оказывается, во мне нет!
