скачать книгу бесплатно
После паузы она добавила:
– Так что не совсем с перепугу пошла на это твоя знакомая. Оценила, взвесила и решилась. И этот ее на первый взгляд ненормальный поступок как нельзя лучше указывает нам на убийцу, то есть на Радову Маргариту. Такие вот дела.
– У Ритки нет мотивов, – твердо проговорила Алина.
– Я могла бы назвать тебе с десяток возможных мотивов, но не буду. Мотив у нее был.
Алина вскинула взгляд на Марьяну. Нет, Марьяна не ликовала, хотя раскрыть убийство за два дня – это высокий уровень, есть чем гордиться.
Да, она не ликовала, спасибо ей, но и не расстраивалась особенно. Кто такая эта Ритка Радова? Некая человеческая единица, известная Марьяне по скупым и редким Алининым высказываниям, и больше никто. Вот завтра она на нее и посмотрит. И посмотрит, и послушает. И задержит.
– Есть свидетели, которые могут подтвердить, что мама с дочкой в последнее время не просто ругались, а злостно и неоднократно лаялись. И вот по какой причине. Маме-Радовой надоело жить с вечно поддатым мужиком, и она собралась обратно в свою однушку. А дочка-Радова сильно этого не хотела и орала на маманю, чтобы та не была идиоткой, а разводилась и делила мужнину двухкомнатную. Ну, не хотелось ей снова проживать с маманей, у нее личная жизнь только-только налаживаться стала, а тут маменька с узлами… А мамка-Радова ей орала в ответ, что эту двушку сто лет менять не поменяешь, тем более что она приватизирована без нее, и так далее.
– И откуда сведения?
– Ну, ты же знаешь, какая в этих домах слышимость. Квартира сверху, квартира справа, квартира по диагонали – короче, все были в курсе их разборок.
– Да, доказательств достаточно, – подумав, спокойно согласилась Алина, – Ритке не отвертеться. Хотя, ты знаешь, тут у меня кое-что есть любопытное…
И она достала из сумки магнитофонную кассету.
– Я не уверена, имеет ли это отношение к убийству, но вдруг… Короче, вот почему я к тебе опоздала.
И она рассказала Марьяне, почему же она опоздала. И про случайно обнаруженную запись странного разговора вот на этой самой кассете, и про предмет, напоминающий то ли шкатулку, то ли пудреницу, и про сволочного антиквара. Только про своего нового знакомого она рассказывать не стала. Зачем мельчить события?
Но сильного впечатления на Марьяну ее рассказ не произвел. Она лишь пожала плечами и скучным голосом высказалась примерно в том духе, что у покойного до его кончины, естественно, была какая-то жизнь с сопровождающими ее, эту жизнь, обстоятельствами и незачем их, то есть эти обстоятельства, силой притягивать за уши, а также добавила, что не собирается терять на их проверку время и «тянуть пустышку». Потому что ей с высоты ее профессионального опыта отлично видно, что это именно «пустышка» и есть.
Алина подумала с досадой: «Кто знает, может, Ритка и вправду отправила его в параллельный мир. А может, и нет. Некстати все это. Придется разобраться».
Нельзя сказать, что Трофимова Алина имела такое большое благородное сердце. Нет, благородное сердце тут ни при чем. Но, ёлы-палы, она почти восемь школьных лет угрохала на эту нескладеху Ритку, да и потом периодически подключалась к ее проблемам, стараясь сделать из нее хоть что-нибудь более жизнеспособное!.. Выходит, плохо она ее воспитывала.
Когда во втором классе ей поручили «подтягивать» Риту Радову, Алина отнеслась к этому серьезно и, если можно так выразиться, масштабно. Ритка «хромает» по математике и русскому языку вкупе с английским? Придется впрячься и помочь. Не может подтянуться на перекладине на уроке физкультуры? Что ж, заставим дома потренироваться. Пусть ноет, Алине дела нет до этого. Алине дело только до того, чтобы Ритка оценку по физре получила отличную от двух баллов, а лучше бы и от трех.
Когда Алина заметила, какие ломаные каракули Ритка выводит вместо своей подписи, они отработали с ней затейливую подпись. Они и осанку ее исправляли, и походку, и даже пробовали биться над ее произношением звука «л», который у Ритки получался как «в».
Алина кидалась ее защищать на переменах, когда к ней лезли с издевками вредные и хулиганистые девки из параллельного класса. Она с такой яростью налетала на этих наглых юных бандиток, что те, даже будучи в большинстве, трусливо отступали, неуверенно переглядываясь и вертя пальцами у виска.
Как-то, придя к Радовым домой, она застала в квартире, кроме самой Ритки, еще парочку накрашенных чувих из их класса с джин-тоником и сигаретками. Ритка им и даром была не нужна, а вот постоянное отсутствие мамаши в квартире – эта да, это клево. Алина гнала их по лестнице до самого первого этажа, гнала и орала, а Ритке потом устроила разбор полетов.
И вот теперь что-то опять нужно делать. Ясно, что тютеха попала в переплет, но все-таки следует выяснить подробности. Хотя бы для того, чтобы знать, во сколько Алине обойдется хороший адвокат.
Алина встала, вновь взялась за лямки сумки с тети-Тамариным шмотьем.
– Что там у тебя? Вещи для задержанной? Да оставь ты их тут, я ее все равно скоро выпущу, пусть сама домой тащит, – недовольно произнесла Путято. – Да, и не вздумай Ритку свою предупредить. Или я тебе не друг больше.
Егор Росомахин ювелирно выруливал по тесным лазейкам между стоящими вкривь и вкось пыльными высокими фурами с немосковскими номерами. Все длинное асфальтовое пространство, огороженное по периметру тремя гигантскими складскими терминалами, было плотно заставлено фурами. В промежутках ловко сновали автокары, разгружая и увозя куда-то в глубь ангаров громадные контейнеры, связки, тюки и коробки.
Вот где-то тут и трудится школьный друг и товарищ Колька Ревякин. Друг и товарищ – естественно, в кавычках. Но его нужно еще найти.
Егор не сразу дозвонился до ревякинского офиса, было плотно занято, а когда на том конце трубку все же сняли, вместо ожидаемого сексапильного сопрано донесся бас, совсем немузыкально проревевший «Аллё».
Егор невозмутимо проговорил дежурное приветствие и, сличаясь с визиткой, попросил к телефону Николая Викторовича Ревякина.
Трубка ему рявкнула в ответ: «У телефона!»
Егор сразу понял, что такой фигней, как телефонный этикет, Колян себя не утруждает. Поэтому он смело предположил, что Колька Ревякин в этой конторе, именуемой «Трейд-авто, склад и логистика», либо грузчик, либо уж сам босс. Грузчика Егор тут же отмел. Значит, босс. Клево.
Босс Ревякин сказал: «Ну – приезжай, раз нужно» – и отсоединился.
Егору было нужно, и он приехал.
Покатавшись еще чуть-чуть по длинному грузоперевалочному загону, он пробрался подальше вглубь, насколько позволили фуры и автокары, кое-как приткнул свой автомобиль и вылез наружу.
Поймал за рукав пробегающего мимо мужика. Мужик был одет в черно-белую форменную спецовку с логотипом конторы на спине, значит, местный. Но данный местный не знал, как попасть в кабинет начальника, и отправил Егора в бухгалтерию, а там подскажут. В бухгалтерию Егору не хотелось, поэтому он поймал еще одного местного, более продвинутого, и тот ему наконец объяснил.
Егор не стал бы ни у кого ничего выспрашивать, если бы среди бесконечного ряда однообразно-серых пандусов, рольставней и ворот наткнулся взглядом хоть на что-нибудь нетипичное. Например, какой-нибудь широкий, весь в зеркальном стекле подъезд или отдельно стоящий особнячок в стиле модерн или хоть бы и в купеческом, не важно.
Ничего подобного он не увидел, поэтому и приставал с расспросами, однако то, на что в конце концов указал ему пальцем продвинутый абориген, никак не тянуло ни на модерн, ни на ренессанс.
Никаких вам бело-мраморных ступеней и чугунных вензельных перил. Всего лишь узкая металлическая лестница, ведущая наверх, по наружной стене дальнего ангара, и заканчивающаяся крохотной площадкой с единственной дверью на ней. Дверка простая, металлическая, без выкрутасов. Вот вам и понтярщик.
За дверью то ли холл, то ли приемная, обставленная самой обычной серой мебелью, да и той негусто. Стол, два стула, шкаф, одноногая вешалка.
За столом пацанчик с курчавой челкой, в очках и тесной курточке, которую Егору захотелось назвать гимназической.
Егор поздоровался вежливо с пацанчиком и поинтересовался, на месте ли господин Ревякин. Он начисто забыл Колькино отчество, а называть его просто по имени счел неполитичным.
На шум выглянул сам «господин Ревякин», огромный, как двухкамерный американский холодильник, и проворчал:
– Впусти его, Марк, он ко мне.
Егор удивился, как этот бледный Марек мог его не пустить, но шутить повременил. Тем более что хозяин всего, что вокруг, был к шуткам нынче не расположен.
Громадный Ревякин кивнул Егору, приглашая войти, и, развернувшись, косолапо проследовал внутрь кабинета.
«И как, интересно, обустраивают свое рабочее пространство простые подмосковные капиталисты?» – размышлял, ступая следом, Егор.
А никак. Никак они его не обустраивают, вот ведь. Замызганный ковролин, серые стеновые панели и самый дешевый грязно-белый подвесной потолок.
Правда, у левой от входа стены располагался наглый кожаный диван шоколадного цвета, такое же шоколадно-кожаное кресло стояло у стены напротив, а письменный стол руководителя, то есть Кольки Ревякина, украшал огромный плазменный монитор.
А еще на стене, как раз за Колькиной спиной, висело произведение живописного искусства, довольно крупное, в стильной серебристой рамке, все в фиолетово-розово-черных щедрых мазках явно масляной краски. И явно подлинник, так как в нижнем правом углу произведения скромно серела плохо разборчивая подпись живописца.
На этом красота закончилась. Почти весь диван был завален какими-то папками, газетами, бумагами. В кресле, накренившись набок, топорщился принтер, от которого тянулись шнуры через всю комнату к компьютеру и розетке, а на столе не было места даже для еще одной кофейной чашки, потому что его поверхность была сокрыта теми же папками, газетами, бумагами, а также каталогами, буклетами, ежедневниками, органайзерами и прочей канцелярской атрибутикой, размножившейся и разбушевавшейся в атмосфере свободного мужского пофигизма.
Однако сам хозяин кабинета был помещен в костюм от «Марк энд Спенсер», лицемерную скромность которого разбавлял бело-золотой галстучный зажим. Егор похвалил себя, что не просчитался с выбором сегодняшнего своего прикида. Мы ж с тобой одной крови, братан!.. Н-да.
Ревякин протиснулся за свой стол, перед тем как сесть, протянул Егору руку для рукопожатия. Оглянулся по сторонам и заорал:
– Марек, притащи сюда стул!
Худосочный Марек внес стул, поставил его рядом с Егором и молча вышел.
– Садись, Жора. Давай говори, что у тебя. А то я уж голову себе сломал, все вспоминал, когда ты в последний раз ко мне обращался.
Тут телефон на его столе сипло зазвонил, Колька недовольно хрюкнул, но трубку снял. Пока он отрывисто с кем-то переругивался, Егор решал, решал и решил наконец. Раз уж Колька такой прямой и открытый, то и говорить с ним нужно прямо. Прямо, но аккуратно. Тем более что Егор не придумал ничего остроумного на предмет, как лучше подъехать к щекотливой теме сугубого Колькиного интереса к чугунной антикварной чернильнице.
Хозяин кабинета со стуком опустил телефонную трубку, потыкал в какие-то кнопки на аппарате и крикнул Марку, что его пока нет. Откинулся на спинку кресла и замер, пристально и без улыбки вперившись в Егора.
Тогда Егор тоже откинулся на своем шатком стуле и, положив ногу на ногу, а локоть на стол, независимым, но доверительным тоном произнес:
– Николай, я к тебе как парламентер. Одна моя знакомая попала в странную историю. Даже, я бы сказал, в нелепую. А пути привели к тебе. Так вот, эта моя знакомая не понимает, зачем тебе понадобилось с ней встречаться, и тем более не понимает, зачем ее нужно было тащить к тебе силой. Если причина в некой антикварной вещице, то эта вещь оказалась у нее на руках абсолютно случайно. Моя знакомая просит передать, что ничего интересного по этому поводу тебе сказать не может. А от себя хочу добавить: не пугай больше девочку, Коля, она точно ни при чем.
Ревякин усмехнулся. Только глаза его отнюдь не смеялись, а смотрели цепко и холодно. Спросил неторопливо:
– Значит, моих гвардейцев ты уделал?
Егор кивнул, как бы удрученно.
– А девчонка та тебе кто?
– Никто она мне, Коля, случайная знакомая, – он развел руками. – Я с ней только вчера познакомился. Незадолго до… инцидента.
– Придурка Самолетова тоже ты до припадка довел?
– Кто это – Самолетов?
– Да антиквар хренов.
– Выходит, что опять я, – покаялся Егор.
– И девчонка тебе просто случайная знакомая? А ты, значит, благородный рыцарь Ланцелот?
– Не веришь?
– Не верю.
– А если я ее знаю давно и хорошо, это что-то меняет? – немного более резко, чем ему хотелось, поинтересовался Егор.
– Конечно, дружок. Конечно, это кое-что меняет. Потому что если ты, Жора, ее знаешь давно и хорошо, то, значит, ты в этом деле тоже участник и не случайно оказался рядом. Ловить я тогда ее перестану, а что хотел при встрече сказать ей, скажу тебе, и ты меня послушаешь.
Взгляд его сделался совсем нехорошим, тон, которым Колян произнес последнюю фразу, тоже. И взгляд, и тон Егор выдержал с невозмутимостью ацтека.
Колян, кажется, это оценил, хмыкнул. Потом выдвинул верхний ящик стола, извлек из него ту самую чернильницу. Поставил напротив Егора.
– Этого, – сказал с нажимом он, – мало. Мало этого, Жора. Мне нужен весь набор и как можно скорее. Время не терпит.
Егор молча посмотрел на предмет, взял его в руки, покрутил, вернул на место.
– Поэтому мы с тобой поступим следующим образом. Ловить я ее, как уже сказал, больше не буду. Зачем? Я и так про нее знаю так много, что она от меня никуда не денется. И где трудится наша чаровница, и где проживает, и на какой машинке катается, ну, это и так понятно. Но сведения мне эти пока ни к чему. А вот если, Жора, ты мне не вернешь вещь в целости и сохранности, то тогда эти сведения могут мне пригодиться. Угрожаю ли я? Угрожаю. Конечно, Жора, угрожаю.
Егор выругался про себя. И что теперь делать? Объяснять этому бульдозеру, что и вправду толком с той девицей не знаком? Допустим, он ему даже поверит. А дальше? Раскланяться, выразив надежду, что недоразумение в конце концов разрешится и барышня будет сговорчивой?
Он ведь и сам далеко не уверен, что эта Алина не мошенница и не воровка. Ради чего тогда ему вести себя как полоумный Ланцелот и объявлять войну старому, ну пусть не другу, пусть даже не приятелю, а кому?.. А!.. Бывшему однокласснику, вот кому.
Шкатулочку-то эту, тьфу – чернильницу! – он хорошо рассмотрел, когда они вместе выходили из квартиры покойного Сашки Поляничева. Уронила ее барышня по неосторожности, а потом этак жуликовато снова засунула в свой саквояж.
Но ведь она же впоследствии поведала Егору, как к ней в руки попала данная вещица, и объяснила, кстати, с какой целью рванула в первый попавшийся по дороге антикварный магазин!.. Первый попавшийся! Где господин Вертолетов ловко, словно опытный рыболов, подсек ее и засунул в садок.
Объяснила, да… Ну, значит, не воровка, раз объяснила. Не воровка, а настырная, любопытствующая представительница своего пола. Вот повезло-то ему…
Егор протяжно вздохнул. Попробуем иначе. По-другому попробуем.
– Послушай, Коль, а давай мы с тобой вот как поступим. Давай я тебе компенсирую твою потерю в денежном эквиваленте. Ты назовешь мне сумму, а мы поторгуемся.
Ревякин минуту сидел, тупо уставившись на собеседника: было заметно, как под толстым черепом натужно вращаются огромные шестерни, а потом он вдруг закашлялся, зашелся громовым хохотом и сквозь смех прохрипел:
– Только вчера познакомились, говоришь? Говоришь, поторгуемся? Да ты же втрескался в нее, Росомаха! Ты же попался как глупый карась!
Тут ацтекская выдержка Егора оставила, а лицо исказила свирепая гримаса. Он стремительно перегнулся через захламленный Колькин стол, цапнул многодолларовый Колькин галстук, резко дернул на себя и проскрипел, ткнувшись носом в ревякинское ухо:
– Не смей называть меня глупым карасем, Ревяка, ты понял?!
Стул с грохотом опрокинулся на пол. Веером разлетелись какие-то буклеты.
В этот момент его правый висок ощутил легкий, холодный и такой узнаваемый тычок пистолетного дула, а слух уловил негромкий щелчок предохранителя.
– Николай Викторович, что же вы не предупредили, что у вас будут переговоры? – с вполне допустимой укоризной в голосе произнес гимназический Марек. – Я же думал, что это друг у вас…
– Друг, – соврал почему-то Колька, дернув из Егоровых пальцев свой галстук.
– Ага, друг, – подтвердил Егор, засовывая рубашку в брюки.
– Только нервный он сегодня, – продолжил Колька, поправляя галстучный узел. – В девку одну втрескался, которая чернильницу слямзила. Вот он и психует.
– А!.. Понятно, – сказал Марек и поднял стул. – Тогда я пойду?
– Иди.
Жорка Росомахин и Колька Ревякин никогда не дружили. Это понятно, они были слишком разные. Но тем не менее имелось у них нечто общее, что их, так сказать, роднило. Жорка реагировал на бесцеремонную критику учителей так же остро и болезненно, как и Колян.
Вы спросите: а кто не реагировал болезненно? Да многие же, очень многие! Сносили как должное, да и только. А ведь учительские замечания бывали не просто едкими, а едкими с подкавыкой или едкими с издевкой, а также оскорбительные и даже, гм… грубые. Нюансы эти зависели от наклонностей каждого конкретного педагога, его настроения, самочувствия, семейных обстоятельств и погоды.
И если Колян Ревякин в ответ на вполне понятное недовольство препода по поводу вновь невыученного урока хамил и огрызался, то Жорка Росомахин в качестве защиты и нападения предпочел выбрать иезуитский путь хорошей успеваемости и безукоризненного поведения.
При этом он не опорочил себя подобострастным отношением к учителям, иными словами, подхалимом не был. Напротив, он позволял себе вольнодумство и даже некоторое фрондерство, но свое неподчинение правилам распорядка мотивировал в такой безупречной форме и так логически его обосновывал, что даже директор школы, Иван Павлович Яскин, избегал вести с ним дискуссии при большом скоплении школьного народа. Не все педагоги за это Егора любили, но все без исключения обращались к нему с осторожностью и некой опаской.
Зато пацаны в классе относились к Жоре уважительно, а девчонки неумело кокетничали. Тем более что на уроках физкультуры он подтягивался на турнике двадцать раз подряд, в баскетбольную корзину попадал чуть ли не с середины поля и имел в собственности гитару, под аккомпанемент которой шикарно исполнял битловские «Мишель» и «Йестеди». Однако до поры до времени для многих он был просто «заносчивым мальчиком из хорошей семьи», как выразилась о нем язвительная Елена Трофимовна, завуч старших классов.
