скачать книгу бесплатно
Он вздохнул.
– Если не разорвать кольцо судьбы, жизнь так и шла бы по кругу, повторяясь и повторяясь. Даже боги не могли что-то сделать. Но Господь сломал старый порядок, освободил человека и распахнул перед ним будущее. На фоне этого свершения все остальное выглядит мелким. Справимся и с гордыней. А пока, что делать, обоим рыцарям окажут помощь… Насколько я знаю, вы все еще паладин?
Я покачал головой.
– И не уговаривайте.
– Почему? Разве милосердие не входит в число ваших добродетелей? Ну тогда полечите хотя бы как соратников.
– И подать дурной пример остальным? – огрызнулся я. – Не-е-ет, пусть полежат, помучаются. Хорошо бы, чтоб у обоих началась от воспаления ран лихорадка или что-то похуже. Умереть я им, наверное, не дам, хоть и надо бы, а вот за дурости хоть немножко, но пусть расплачиваются. Спасибо, отец Дитрих, за священников и монахов. Мне, право, неловко отрывать их от действительно нужных дел.
Он поднялся, перекрестил меня.
– Сын мой, – голос его был невеселым, – это хорошо, когда нужным делом занимаемся хотя бы час в сутки.
Едва он вышел, сэр Жерар пропустил в кабинет барона Альбрехта. Тот не чинился, сразу принял чашку кофе и выпил с жадностью. Вид у барона на удивление помятый, даже усталый, таким не видел даже после жарких сражений.
– Проблемы? – спросил я с сочувствием.
– Рабочих согнали, – сообщил он, – со всех прилегающих к дороге земель. Хотя и с трудностями.
– Лорды?
– И лордики.
– И как разрулили?
– Пришлось намекнуть, что их имена тоже в списках не то участвующих в черных мессах, не то сочувствующих. Словом, раз на подозрении, то желательно загладить свою прошлую жизнь усердным сотрудничеством с новыми властями.
Я сказал с чувством:
– Барон, вы всегда найдете самый прямой выход!
– Спасибо, ваша светлость. Глядя на вас, каким только нехорошестям не научишься.
Я возразил:
– А мне кажется, это я у вас учусь чесать правой рукой левое ухо! Но это неважно. Главное, дорога строится.
Он кивнул.
– С самого начала начали строить, как вы и велели, как можно более прямую, благо здесь почти до самого Хребта равнина…
Он умолк, я спросил настороженно:
– А дальше?
– Есть прямо на пути болото, – угрюмо сказал он. – Огромное, глубокое, зловонное.
– Засыпать, – напомнил я. – Здесь других вариантов нет.
Он отшатнулся.
– Да слышал я, но поверить не могу! Это же сколько лишней работы!
– Не лишняя, – сказал я тоскливо. – Гигантская и вроде бы лишняя окупится, клянусь! Зато по прямой паровоз будет тащить с такой скоростью платформы, никакой конь не угонится. Ладно-ладно, потом поверите… А еще он не знает усталости и будет мчаться до тех пор, пока в топку подбрасывают дровишки. Кстати, заготовить вдоль дороги нужно березовые, буковые или любые другие, что дают большой жар. Кто попробует пропихнуть сосновые – сечь нещадно, а при повторном проступке – вешать без замены штрафом… Что-то еще?
Он сказал нехотя:
– Я запустил среди простого народа несколько рискованный слушок…
– Что именно?
– Якобы умельцы выкопали древний самокат, созданный до Войны Магов. На нем будут возить всех бесплатно в любой конец королевства. Церковь возражает, но ничего сделать не может против воли лордов и самого майордома, все вельможные люди хотят пользоваться такой штукой…
– Что сказал отец Дитрих?
Он взглянул на меня исподлобья.
– Я не стал рисковать, а вдруг и правда будет против?
Я вздохнул.
– Понятно… Народ с удвоенным энтузиазмом строит дорогу, чтоб еще и утереть нос церковникам?
Он криво улыбнулся.
– Вроде того.
– Странная получается коллоборация, – сказал я, – монахи строят во имя Господа, мужики ехидно улыбаются и помалкивают. Ладно, лишь бы шло…
Он принял из моих рук вторую чашку, эту пил уже мелкими глотками, наслаждаясь вкусом.
– Дорога, – проговорил с затаенной усмешкой, – это что… А вот веера… это запомнят. И будут вспоминать о великом Ричарде, что придумал и ввел в моду веера…
Я зажмурился от нахлынувшего стыда. Блин, да что же я такое? На прошлом балу, когда от жара сотен свечей по спине бежали ручьи пота, я взял широкую тонкую дощечку, на которой старший из музыкантов рисовал свои непонятные закорючки, и стал обмахиваться. Любопытным объяснил, что в моем срединном королевстве, откуда я родом, так принято в высшем обществе, а веера у нас складные, делаются из тонких дощечек, скрепленных тонкими веревочками.
И вот уже в залах появились вельможи, что обмахиваются при любой температуре, а веера делают как из дощечек, так из слоновой кости и еще более дорогих и экзотичных материалов.
Вот так, железной дороги еще нет, а дамские веера уже… Еще, не приведи Господи, мое достойное, как я считаю, имя свяжут только с ними, как утверждает ехидный барон, бабьими опахалками. Мечтаю обрести славу основателя университета, а то и академии, а тут уже говорят с восторгом, что я придумал такие изумительные и такие необходимые в жизни штуки.
Я шел быстро, барон едва поспевает, его короткие, в сравнении с моими, ножки мелькают, как спицы в колесе, но я с некоторым злорадством еще наддал, срывая дурное настроение. По обе стороны придворные поспешно кланяются, с обеих сторон слышу эти «ваша светлость», «ваша светлость», где больше подобострастия к сильному и злому, чем уважения к достойному правителю.
Среди них то и дело попадаются люди, которых я не видел в первые дни, что вроде бы и понятно, но с другой стороны, этот предостерегающий холодок, накатывающийся волнами… То, что большинство меня не любят и боятся, понятно, но холодок идет от тех, кого должен бояться я сам.
Я выхватывал их взглядом почти безошибочно, что-то есть недоброе в осанке этих людей, манере держаться, разговаривать, бросать в мою сторону косые взгляды, хотя если я прохожу близко, тоже склоняются в поклоне, однако от них опасностью веет еще больше.
Ближе к парадному залу, где предстоит разбирать жалобы, таких стало появляться больше. Я чувствовал себя, словно голый иду по снегу под ледяным встречным ветром. Барон что-то рассказывает, я не рискнул перейти на запаховое, нет времени, несколько раз быстро и глубоко вздохнул, нагнетая кислород в кровь, ускорил метаболизм и реакции, руки начало трясти, а зубы пришлось сцепить, и в это время боковым зрением увидел, как с обеих сторон ко мне ринулись молодые мужчины.
В их руках заблестели ножи, глаза выпучены, поднялся крик:
– Смерть узурпатору!
– Убить врага!
– Бей!
Я крутнулся, смертельно жалея, что во дворце не ношу меча, ударил кулаком, но тут же бок ожгло резкой болью. Я вертелся, как вьюн, бил во все стороны, дважды услышал хруст ломаемых костей, выдернул из одной руки нож и сам начал бить как можно быстрее.
Со всех сторон нарастал крик, шум. Затопали тяжелые сапоги, в зал ворвались гвардейцы.
Я прокричал:
– Брать живыми!..
Передо мной оставались только двое, молодые и с отчаянными глазами. Оба дышат так же тяжело, как я, гвардейцы набежали и успели схватить одного, второму я дал под дых рукоятью с такой силой, что он согнулся и не мог вздохнуть.
Им скрутили руки, примчался барон Торрекс, начальник охраны дворца, бледный и трепещущий, проговорил с болью в голосе:
– Простите, ваша светлость… Но я же настаивал, чтобы ограничить доступ во дворец!
– Придется, – буркнул я.
Он, видя, что я не велю его сразу на плаху, с облегчением перевел дух.
– Но, ваша светлость… их было пять человек!..
– И что?
Он кивнул на гвардейцев, те грубо переворачивали распростертых в крови остальных троих.
– Один точно не выживет… двое… посмотрим. Вы их всех изрезали так, что и одежда сваливается.
– Хороший нож попался, – сказал я сварливо. – Ладно, разбирайтесь! Меня ждут.
– Вас ранили!
– Мои лекари посмотрят, – пообещал я.
– Надеюсь, армландские?
– Конечно, сэр Торрекс, конечно.
Глава 12
С моим обостренным слухом я уловил, как Куно Крумпфельф проговорил деревянным голосом, словно повторял заученный урок:
– Как он терпит… вы видели его рану?
Барон Альбрехт поддержал в той же интонации:
– Ужасно! Гниющее мясо, где вот так сразу появились черви… Даже странно, обычно они на третий-четвертый день, а тут уже сегодня… Вот так заживо гнить, перенося такие ужасные, просто жуткие мучения? Я бы лучше бросился на меч.
– И я бы, – согласился Арчибальд гордо.
Только сэр Растер прорычал гневно:
– С ума посходили? Господь не одобряет самоубийство.
– Запрещает, – уточнил Арчибальд.
Барон Альбрехт возразил:
– Нет, я беседовал с отцом Дитрихом, он сказал, что самоубийство – грех, даже смертный грех. Но в особых случаях человек имеет право лишить себя жизни.
– В каких? – полюбопытствовал Арчибальд.
Барон пробормотал с осторожностью:
– Отец Дитрих объяснял сложно, хотя старался для меня упростить. Я понял только, что честь даже для церкви дороже жизни. Ведь выходили же первые христиане на арену Колизея, чтобы их растерзали львы? Хотя можно было просто отречься от Христа и жить, как прочие язычники!
– Да, – сказал сэр Растер с облегчением. – Это хорошо, что можно.
– Верно, – сказал и Палант. – Что жизнь без чести?
– Честь – это все, – подтвердил барон Альбрехт со значением. – Для христианина честь даже больше, чем для язычника. У языческих богов чести не было.
Я неслышно отошел в сторону.
Вечером за одной панелью послышался тихий стук. Я сказал громко «Можно», тайная дверь приоткрылась, сэр Жерар пропустил мимо себя барона Альбрехта. Я кивнул, сэр Жерар поклонился и отступил за дверь.
Я сказал барону нетерпеливо:
– Докладывайте.
Он спросил взглядом разрешения сесть, расправил фалды сен-маринского кафтана, переходящего в дублет, опустился осторожно, словно на гнездо с перепелиными яйцами.
– Как вы и предположили, – сказал он тихо, – все сразу зашевелились. Пока явных признаков действия нет, сейчас период бурных консультаций. Все спешно прикидывают, что случится, как только яд сведет вас в могилу.
– А уверены все?
Он кивнул.
– Вы очень хорошо сыграли, сэр Ричард. Если лишитесь майордомства, можете подрабатывать в труппе бродячих актеров. Все уверены, что доживаете последние дни. И уже спешно высчитывают на пальцах, кто падет, кто усилится, к кому нужно быть поближе, а кого толкнуть…
Я поморщился.
– Это их игры. Что насчет более серьезного выступления? Кто-то намерен возглавить священную войну против поработителей и угнетателей?
