скачать книгу бесплатно
– Сплю, как бревно, как и положено мужчине. Просто вопрос возник один деликатный… но когда заглянул к вам, вас в каюте не оказалось. Тогда я, не поднимая шума, обошел весь корабль. Милорд, я знаю все закоулки, от меня мышь не схоронится! Но вас не обнаружил.
Я посмотрел с укором.
– Граф, как же вы недооцениваете мою заботу о народе, его благополучии, просвещении, подъеме экономики, создании новых рабочих мест, терпимости и толерантности! Я настолько ушел в себя, что стал незаметен для вульгарного быта со своими государственными планами, ибо у вас на виду только личное, близкое и сугубо вещественное!.. У меня, кстати, тоже, но я могу уходить мыслью в суть вещей, а тогда меня, конечно, узреть трудно, вы же в суть не смотрите!
Он кивнул пару раз в начале моей тирады, но потом только смотрел с подозрением, слушал и наблюдал за моим предельно честным лицом.
– А там, – спросил он, – в тех глубинах… что?
Я вздохнул:
– Ох, и не спрашивайте, граф. Суета сует и всяческая суета, даже не приправленная высокими словами. Там все прямо и настолько честно, что отвратительнее и не придумаешь! У нас же все построено на лжи, постоянной и непрекращающейся. Все началось с того, что Ева соврала насчет яблока, и благодаря этой лжи возникло общество, цивилизация, эти вот гигантские корабли!.. Но будь мы честными, остались бы стадом диких обезьян… Простите, граф, я что-то разговорился, но мне было так грустно в глубинах сознания, подсознания и внезнания, что я вот как бы вот так, ага?
Он сказал оцепенело:
– Ох… как хорошо, что я не пошел учиться, как родители принуждали…
Остров с белоснежным дворцом уплыл, но не успел исчезнуть из виду, как начал приближаться другой, высокий, словно торчащая из моря гора, но странная: вершина почему-то больше, чем основание.
Я присмотрелся, раньше других с дрожью во всем теле понял, что это не гора, а… дерево. Чудовищно огромное, толстое, вершиной вот-вот достигнет облаков, и… каменное. Однако, чувствую, что и каменное продолжает расти. Когда-то здесь явно был остров, но дерево подмяло под себя и землю, и камни, размололо на минералы, поглотило и сожрало корнями, а теперь дерево запускает их все глубже в земную твердь.
Подошел Юрген, огромный, косолапый, с угрожающе раздвинутыми руками, но у него в самом деле глыбы косых мышц не дают рукам плотно прилегать к бокам.
– Боже правый, – выдохнул он, – куда мы вторглись? Того и гляди, вот так и…
Он умолк и пугливо перекрестился. Яков спросил подозрительно:
– Что? Чего язык прикусил?
Мощный рык Юргена прозвучал как-то непривычно жалобно и тонко, словно скулила мышь:
– А вдруг еще и на левиафана напоремся…
– Какого?
– Да любого, – ответил он страшным шепотом и посмотрел по сторонам, не подслушивает из-за ящиков какой-нибудь из левиафанов. – Говорят, их на всем свете двое. Самец в северном море, самка – в южном. Если встретятся, миру конец…
Я сказал пораженно:
– Так ты Библию читал?
– Да, ваша светлость.
– Что случилось?
– Да слабый в детстве был. Все говорили, что помру скоро. Вот и читал, чтобы подготовиться…
– И как, помогло?
Он покачал головой.
– Нагрянули пираты, деревню пограбили, а меня и еще троих забрали на корабли, чтобы прислуживали за столом. Морской воздух как-то выходил…
Он нависал надо мной, как медведь гризли над сусликом, от него по всему кораблю распространяется ощущение дикой силы.
– Морской воздух, – согласился я, – вещь… В самом бы деле наладить какую-то коммерцию. Эх, не пришло еще это время.
Каменное дерево-гигант осталось за кормой, мимо поплыли мелкие острова, даже издали видно, что людей там нет, а если бы кого и выкинуло кораблекрушением, то прожили бы недолго. Пусть там и много крабов на берегу, а еще вон даже омары ползают, но без пресной воды как-то не весьма.
Еще пара островов с густым лесом, холмами, но если там и есть люди, но одна-две деревушки среди деревьев, неинтересно. Затем большие острова, даже в ночи я видел с большой высоты города и четкие ниточки дорог, а в уютных бухтах стоит на рейде множество кораблей, из которых самые крупные – когги.
На всякий случай их обошли по широкой дуге, Ордоньес все оглядывался, но никто не бросился в погоню, хотя наверняка нас видели и оценили грозную мощь огромных кораблей.
– Уважают, – сказал он довольно, хоть и с некоторым разочарованием. – Очень уважают…
– Розы прививают любовь к природе, – согласился я, – а шипы – уважение.
Он захохотал, довольный.
– Точно! Хочешь, чтобы уважали, подведи корабль поближе и поставь у борта два ряда арбалетчиков со взведенными тетивами.
Из «вороньего гнезда» на клотике донесся вопль:
– Земля!
– Восьмая за сегодня, – сказал Ордоньес.
Дымчатый силуэт острова появился сперва словно акварельный рисунок, затем обрел четкие и даже резкие линии. Матросы подбежали к борту, обнаженные до пояса, с подвернутыми штанами, посмотрели и разбежались по мачтам в ожидании неизбежной команды сбавить ход.
– Остров хорош, – сказал Ордоньес задумчиво, – но что-то не видать жилья…
– Может быть, – предположил Юрген, – в глубине?
– И никто не ловит рыбу? – поинтересовался Ордоньес. – Не собирает водоросли, крабов, ценные раковины?
Он посмотрел на меня, я пожал плечами.
– Языческие боги бывают весьма зелыми. Может быть, вообще запрещают умываться!
Ордоньес хмыкнул.
– И что в этом зелого?.. Умываться должны женщины и хомячки. Как я понял по жаркому дыханию у меня за спиной, кому-то не терпится, да? Кто-то жаждет высадиться?
Яков и Мишель поспешно отступили, но Юрген покосился в мою сторону и прогудел довольно:
– Точно! У нас же теперь просто прогулка с катанием по водам его светлости… Почему не посмотреть, что там глыбже? Вдруг его светлость пожелает там замок выстроить?.. Или на мышей поохотиться?
Ордоньес сказал в задумчивости:
– Ну, разве что на мышей, раз от драконов уже тошнит… Хорошо, если его светлость изволит позволить восхотеть…
Они все смотрели в ожидании, я сказал весело:
– Почему нет? Мы как бы прогуливаемся на яхте после трудов праведных… в нашем истолковании? Готовьте лодку.
Ордоньес сказал Юргену:
– Спускай шлюпку на воду.
– Слушаюсь, – ответил Юрген браво и заорал: – Шлюпку на воду!
С палубы раздался ответный вопль:
– Шлюпку на воду!.. Шлюпку на воду!
Да запомнил я уже, мелькнуло у меня в голове, запомнил, можете не повторять. Здесь нет лодок, и вообще непонятно, что это такое, а только шлюпки… И по морю не плавают, а ходят, потому что сказать, будто моряки плавают, это назвать их говном…
Остров с прекрасным пляжем, песок блестит под солнцем, волны накатывают медленно, лениво, не потревожили бы и ребенка, копающегося в песочке, да только нет и следа человеческого присутствия, хотя с лодки вижу стайки крупных рыб, толстых и глупых, жирных настолько, что сразу на сковородку; на берег вышла группа крабов и направилась деловито за кокосами…
Юрген покрикивал, заставляя убыстрять темп, лодку разогнали и разом подняли весла, и она с разбега выскочила на берег и проскрипела днищем по песку.
Моряки выскочили и встащили ее, уже пустую, повыше. Двое остались охранять, а Юрген с горящими глазами, чуть не повизгивая, оглянулся на меня.
– Ваша светлость?
– Веди, – согласился я.
В лицо дул несильный свежий ветер, листья тревожно трепещут, но тяжелые ветки лишь небрежно покачиваются, царственные в полуденной лени.
Деревья стоят так плотно, что часто приходится протискиваться боком, однако все равно светло и даже солнечно. Юрген начал посвистывать, Яков и Мишель то и дело обгоняли, бахвалясь, что проскакивают между деревьями, как юркие зайцы.
Юрген вдруг сказал довольно:
– Ого, а людишки здесь бывали…
Дальше земля неровная, даже холмистая, сердце сжалось, это же рассыпавшиеся руины чего-то крупного, настолько древние, позеленевшие и обросшие мхом, что уже неотличимы от таких же давно упавших деревьев.
Яков шаркал подошвой по траве, морщился, матерился.
– Бывали, – подтвердил он зло.
Сами деревья все выше и массивнее, зато уважительно держатся на расстоянии одно от другого. Мы двигались уже попарно, мелкие зверьки прыскали из кустов, шелестели в траве, а впереди медленно открылся за редеющей оградой странный, лишенный всякой растительности гигантский круг…
Деревья выпустили нас на простор, перед нами не просто круг без деревьев и кустов, как показалось сперва, а утоптанная земля, что пологой воронкой уходит к центру.
Все насторожились, начали подходить с опаской, на утоптанную землю вступили осторожненько, плотная, как камень, заметно ниже той, что еще не тронута…
Юрген прошел дальше, опускаясь ниже и ниже, хотя уже видно, что внизу в самом центре пусто. Странная воронка на первый взгляд выглядит оттиском в земле гигантской лейки, на второй – составленной из все уменьшающих колец, подогнанных настолько точно, что между ними ни тени зазора.
Яков охнул, указал трясущимся пальцем на другую сторону. Там, на самом краю воронки, задрожало и рухнуло дерево. Через ствол не перешагнула, а растоптала его в труху и двинулась по краю странного кольца чудовищно исполинская фигура… вроде бы человеческая, но серая с головы до ног и… у нее, как теперь вижу отчетливо, больше чем две руки.
– Отходим, – велел я. – Мне кажется… пройдет здесь, где стоим.
– Всем за деревья! – скомандовал Юрген.
Они отступили послушно, хотя в недоумении переглядываются, я всматривался в фигуру, что-то странное и непонятное, пока не сообразил, что она танцует! И рук потому не сосчитал сразу, она ими двигает резко и быстро, но теперь вижу, что их шестеро, как у индийской Кали или эллинской Гекаты, хотя это может быть и Хакини, у той тоже шесть рук и третий глаз на лбу… Лучше бы она, не такая кровожадная, как Геката, а уж Кали так вообще чудовище…
Огромная фигура, в три моих роста, как теперь вижу, двигается строго по кругу. Все мы услышали тяжелые и частые удары о землю. Каменное шестирукое изваяние идет в заученном странном танце, явно созданном именно для нее, где почти вся пляска в движении рук, без всяких особых подскоков и поворотов.
Теперь видно, что из-за спины выглядывает что-то вроде сложенных крыльев, тоже каменных.
Рядом со мной хрипло дышит Юрген, руки сжимают тяжелый топор, остальные тоже прижались к земле с оружием наготове, их глаза неотрывно следят за приближающимся чудовищем.
Яков сказал с нервным смешком:
– Дать бы ей в каждую руку по мечу…
– Не возьмет, – ответил я.
– Почему?
– У нее две руки для мужа, – объяснил я, – две для ребенка и две для себя, такой замечательной…
– В смысле?
– Для утех, – объяснил я. – А если еще и муж появится, то обнимать чтоб крепко.
Он перекрестился и сплюнул.
– У такой муж? Господи упаси, не дай бог, если еще и дети пойдут, миру хана…
Тяжелые ноги шестирукого чудовища несут строго по протоптанному, уже вбитому в землю, так мне показалось с первого взгляда, затем увидел, что с внешнего края при каждом шаге осыпаются комочки земли, а широкие подошвы втаптывают с такой силой, что уже с первого прохода становятся плотными, как камень.
Юрген тоже, похоже, догадался, посмотрел на меня с вопросом в глазах:
– Ваша светлость… она расширяет, да?
– Вроде бы, – пробормотал я. – По миллиметру за круг… или по два… но расширяет.
– Затопчет весь остров?
– Может быть, – согласился я. – Хотя сперва топталась на месте, судя по яме, потом что-то заставило в разгон…
Шестирукая статуя уже приблизилась и медленно пошла мимо. Ноги бьют в землю мощно и однообразно, хотя и в ритме, но на них мало обращаешь внимание, завороженный чудовищным танцем рук, гранитных, но гибких, словно из шелка. Плечи широки, но мы привычно, по-мужски, засмотрелись на три пары грудей, полных, торчащих, с выпуклыми каменными сосками. За спиной в самом деле крылья, серые, в мелких щербинках, прилегают не плотно, а как бы готовы мгновенно раскрыться и метнуть тяжелое тело в небо.
Я проводил ее взглядом, поднялся и вышел к краю круга. Статуя удалилась в странном танце, на меня никакого внимания, думаю, не обратила бы, даже если бы я стоял рядом или прыгал перед нею.
Юрген сказал азартно:
