скачать книгу бесплатно
– Как я могу, – заверил я и попытался поцеловать ее, но она в смущении отвернулась, и я чмокнул в розовое ухо. – Если вдруг герцогу что-то надо, пусть только кивнет! Из Шмитберга проеду в Санпринг пообщаюсь с ее величеством королевой Орландией насчет стратегии развития и культурных связей, как-то так примерно. И если герцогу что-то нужно…
Она слабо улыбнулась:
– Довольно-довольно! Герцог будет счастлив, что у нас такой любезный сосед. А вот мне очень неловко.
– Герцогиня, – сказал я уверенно, – что вы, как в лесу? Нужно жить, как и принято: по двойным стандартам!.. И жизнь будет полна удивительных открытий и временно запретных радостей. Надо ими пользоваться, пока запретные, а то потом запреты снимут, и все, конец, никакого щастя.
Глава 2
Я сам не понял, в чем дело, даже старательно поразмышлял на обратном пути в сторону бухты, почему это вдруг с такой страшной силой тянет к герцогине. Как-то странно притягательно действует эта вот застенчивость, стыдливый румянец, жаркий шепот и уверения, что такое вот делать нельзя, потому что это нехорошо и не принято.
И дело вовсе не в том, что у нее такое сладостно нежное мягкое тело, белое и жаркое, чем-то еще дивно хороша и удивительна, хотя когда отдается, так это здесь называется, то это просто чудо, я весь из себя…
Фицрой, как боевой конь, что взбодрился при звуках боевой трубы, носится по верфи, проверяя и перепроверяя, указывая и подгоняя, а когда увидел меня, лихо спрыгнул с лесов почти на высоте человеческого роста, красиво выпрямился, согнув ноги в коленях, но не спину.
– Уже? – спросил он. – Не снимая сапог?
– Грубый ты, – укорил я. – Нет в тебе романтизма и высокой духовной чувственности. У нас было расставание, как у Гектора и Андромахи или Меджнуна и Лейлы… ладно, забудь. Насчет коней и прочего уже?
– Нет, – ответил он, – я тут одного приспособил. Думаю, нам пора обзаводиться слугами. Ты как?
Я пожал плечами.
– Обходился как-то. А что, нужно для важности?
– И для нее тоже, – сообщил он. – Важность – это престиж и статус в обществе. Мы же люди, а какие люди без фанаберии?
– Одного на двоих?
– Зато какого, – ответил он. – Думаю, пригодится в дороге.
Я подумал, спросил:
– Понсоменера?
– С тобой неинтересно, – сказал он с досадой, – всегда опережаешь… Нужно как-то договориться с тобой говно есть…
Я поморщился.
– А еще глерд!
– Понсоменер, – сказал он уже серьезнее, – будет счастлив посмотреть мир. Он же никогда не покидал свою деревню!.. Не считая нашей авантюры на море. А нам коней расседлать-оседлать, костер развести, то да се… Он быстрый, как перепуганная мышь.
Я подумал, пытаясь вспомнить лицо Понсоменера, и с удивлением понял, что никак не удается.
– Понсоменер… Знаешь, на корабле я не обращал внимания, народу много, проблем еще больше… но сейчас что-то в нем сильно тревожит.
Он усмехнулся:
– Меня тоже.
– Так чего тогда?
Он пожал плечами.
– А разве не справимся? Зато исполнительный, как не знаю кто. Не очень уклюжий, но… как-то делает все быстро. А в дороге присмотришься к нему лучше.
– Ну да, – согласился я, – когда втроем, все на виду. Но все-таки…
– Да ладно, – сказал он. – Он не химера, я тебе говорю!.. Я химер кишками чую. Наверное, тоже под свет трех лун попал. И как-то выжил.
– Тоже, – повторил я, – это ты о ком? О себе?
Он поморщился.
– Ну что ты везде тайный смысл ищешь?.. О себе, о тебе или о ком-то еще – какая разница? Это так говорится. Ты же не попадал? Или попадал?
– А ты? – спросил я.
Он вздохнул.
– Ну вот, всегда переводишь, чтобы не отвечать, а тебе все раскрывали и докладали. Это нечестно. Ты раньше в тайном сыске не работал? Или в дипломатическом?..
– Вся жизнь наша, – сообщил я философски, – и тайный сыск, и дипломатия, и хрен знает что еще.
– Зато весело, – заверил он и, повернувшись спиной, заорал: – Понсоменер!.. Понсоменер!
Я покосился по сторонам.
– Где ты его видишь?
– У него хороший слух, – заверил он. – В Шмитберг будешь заезжать? А то если по прямой, на сутки короче… А вот и Понсоменер!
Я повернулся, молодой парень приблизился к нам так быстро и неслышно, что я даже не понял, как он это сделал, но уже стоит, опустив руки, лицо бессмысленное, словно исчез из этого мира, оставив перед нами только тело, а я старательно всматривался и начинал понимать, почему до сих пор не запомнил: запоминать нечего.
Ни оттопыренных ушей, ни длинного или короткого носа, вообще ничего в лице или фигуре выразительного. Более того, будто бы его вот таким вылепили из воска, а потом немножко подержали на солнце, отчего все чуть-чуть оплыло, потерялась четкость, и если отведешь взгляд от его лица, то уже не вспомнишь, какое оно.
Интересное свойство, мелькнула мысль. Некая защитная реакция организма, дескать, никого не трогаю, не обращайте и вы на меня внимания.
– Понсоменер, – сказал я.
Он чуть вздрогнул, посмотрел на меня добрыми коровьими глазами.
– Это я…
– Поедешь с нами, – распорядился я.
Он спросил несколько заторможенно:
– Далеко?
– В столицу, – ответил я.
– Значит, – проговорил он тем же сонным голосом, – еды взять на пять дней пути.
– Бери больше, – велел я. – Поедем втроем.
Он кивнул.
– Да, я знаю.
Я милостиво отпустил его кивком, надеюсь, у меня уже получаются эти жесты, а когда он удалился, спросил Фицроя шепотом:
– Ты ему уже сказал?
Он хохотнул:
– Нет, конечно. Он сам догадался. Я же говорю, он смышленее, чем выглядит. Когда рядом, то и приказывать ничего не надо. Чувствует, что нужно. Только соберешься что-то повелеть неожиданное, смотришь, а он уже сделал!
Я сказал с сомнением:
– Посмотрим-посмотрим. А то я могу такое повелеть…
Он посмотрел на меня с интересом:
– А вообще-то интересно будет посмотреть… Ага, он уже все приготовил!
Из далекой конюшни вышел Понсоменер, в поводу шестеро коней, трое оседланных, а трое, как понимаю, в запас. Я сразу вспомнил про умника, которому показалось медленным ездить на большой черепахе, и он для удвоения скорости купил еще одну.
Скорость наша с шестью лошадьми если и увеличится, то на самую малость, все-таки надо останавливаться, переносить седла на свежих, что тоже не совсем свежие, раз уж не из стойла, а скачут рядом…
Все мое имущество поместилось в небольшую сумку, у Фицроя и то больше, зато его мешок легче – одни наряды, а Понсоменер ничего не взял, ему и так хорошо.
Огромное оранжевое солнце, к которому почти привык, жаркими стрелами пробивает даже плотную рубашку. Поездки обычно начинают на рассвете, но Фицрой взглянул на меня, весело крикнул:
– Понсоменер!.. Вперед, Понсик!
Понсоменер молча тронул коня, а мы двинулись за ним на расстоянии в десяток шагов. Фицрой красиво и гордо покачивается в седле, но вдруг его лицо погрустнело.
– Какой ты мне меч подарил, – сказал он с тоской. – Эти сволочи в Карбере забрали!.. И не подумали отдать…
– Как не подумали? – спросил я. – Сам видел, как за тобой гнались, хотели вернуть.
Он посмотрел с укором:
– Тебе ха-ха, а мне горькие, как у мышонка в кошачьей лапе, слезки. Даже не знаю, никогда не успокоюсь. Такое сокровище в руках было… Слушай, ты же чародей, сделай еще один!
Я опешил.
– Ты чего? Как это сделать? Я не умею.
Он повернулся в седле так резко, что оно протестующе взвизгнуло.
– А как создаешь свои магические арбалеты? Я же вижу, сопишь-сопишь, а потом р?р?раз – и у тебя в руках!
Я сказал с сожалением:
– Фицрой, открою тайну как другу. Сил у меня, как у комара. Даже не самого крупного, а так… среднего. Я имею в виду чародейских сил. Создать почти ничего не могу, а что удается, то исчезает почти сразу!..
Он открыл рот в изумлении.
– Я думал, это ты их… убираешь.
– Сами, – заверил я. – Чтобы никто не видел, как исчезают в руках, я их раньше закидывал в кусты. Если кто хочет, пусть ищет. Сейчас, правда, научился распылять, как ты говоришь, но это все равно лишь на минутку, а то и полминуты раньше, чем рассыпается само по себе!
Он сказал разочарованно:
– Вот как… А зачем сам?
– Чтоб видели, – пояснил я. – Когда я, то это я, а когда само – то это моя слабость и неумение удержать надольше. Понял?
– Да-а, – протянул он, – не хотелось бы, чтобы меч в бою превратился в воздух.
– Что-нибудь придумаю, – пообещал я. – Рубашка и штаны все еще служат тебе, уже хорошо!..
– Хорошо, – согласился он. – Рундельштотт настоящий чародей!.. Я буду беречь его шкуру лучше, чем свою, а то умрет, а я окажусь без штанов.
Он хохотнул, покачал головой.
– Я что-нить придумаю, – пообещал я. – Только Рундельштотту не говори. У него всякого там в сундуках, ящиках и под тряпьем хранится! Насобирал, как хомяк, все тащил в нору, уже и забыл давно.
– Я б о таком не забыл, – сказал Фицрой со вздохом. – Ни за что!
– Он отыскал для себя намного более важное, – сообщил я шепотом, – а мечи и прочие орудия убийства для него ерунда… Да только королева запретила в последний момент!
Он замолчал, дальше долго ехали молча, а я думал, что вообще-то можно бы еще что-то попытаться делать, кроме пистолетов, но действительно все упирается в мою крайнюю слабость как мага. Что толку, если все тут же исчезает? Даже если бы сумел создать бутерброд и тут же сожрать, исчезнет в желудке. Но может быть и еще хуже: начнет перевариваться и усваиваться, а потом из организма исчезнут такие нужные белки, жиры, углеводы и микроэлементы.
Ладно, еще не вечер. Сейчас о другом думать надо. Порталы куда важнее. Надо развивать умение создавать как можно быстрее и, желательно, не на шажок, а подальше, подальше.
Вполне возможно, умение обращаться с магией развивается, как и все остальное у нас: то ли запоминать больше цифр, то ли поднимать штангу с большим количеством блинов.
Глава 3
Что Понсоменер умеет принимать решения сам, я убедился, когда он далеко впереди на красочной лесной полянке остановил коня, повернулся к нам в седле.
– Привал? – спросил он. – Место удобное.
Фицрой взглянул на меня с веселым выражением в глазах. Я захлопнул рот, как раз собирался напомнить, что надо дать коням короткий отдых, а самим неплохо бы перекусить.
