Семнадцатый

скачать книгу бесплатно


Все дети рождаются талантливыми, а потом их губят родители, когда выбирают какой-то один, а вдруг ему не понравится? Несмотря на то что Владимир уже повзрослел, у него все равно оставалось любимое место – усадьба. Она была заброшена до ужаса, и он еще удивлялся, как туда не пробираются бомжи и не сжигают ее. Возможно, дело в том, что он прилепил табличку, что охраняется государством и повесил бутафорские камеры? А может быть, там было адски холодно в любое время года.

Чем ближе был его двадцать девятый день рождения, тем страшнее становилось, и у него с детства была мысль восстановить усадьбу, привести хотя бы в какой-то более презентабельный вид. Руки не доходили, хотя он расспрашивал всех знакомых реставраторов, но они не брались, потому что не могли брать много денег с Владимира, а он и не смог бы много дать.

Просить государство было бы глупым, потому что по всей стране таких усадеб много, по числу дворянских гнезд. Никакой особой исторической ценности усадьба не несла.

Еще в детстве он очистил все комнаты от хлама и мусора, где-то даже проверил печку, но не рискует ее включать до сих пор. Этой зимой он съездил, чтобы посмотреть и сфотографировать ее, потому что напал на след истинных хозяев усадьбы, хотел бы с ними поговорить. Из всех Тихлаишевых Владимир единственный, кто не обзавелся наследником, которому передал бы всю историю, и он не хотел, чтобы она канула в лету, а потому искал тех самых Лаишевых. Но да сейчас не об этом.

Владимир был крайне рассеян в общественном транспорте, позволяя себе расслабиться, глазеть по сторонам и пытаться угадать, о чем думают люди. Его внимание привлек мальчонка лет пятнадцати, может больше, он не слишком разбирался в детских возрастах. Тот рисовал что-то, и это что-то оказалось весьма занимательным. Несмотря на то, что рисунки вообще не были из разряда, что называется, классическими, Владимир подумал, что он мог бы попросить парня о помощи в восстановлении облика усадьбы. Возможно, тому будет интересно. Почему он так любил работу с молодыми? Потому что они и сами еще не знают, чего хотят, готовы пробовать что-то новое и интересное, не гнут выбранную собой линию. Жаль, что станция уже была близко, но он успел подсунуть парню визитку, не особо надеясь, что тот позвонит, однако всегда нужно сделать хотя бы шаг.

Когда раздался звонок и голос на том конце представился, Владимир быстро вспомнил, о чем идет речь, поскольку буквально накануне думал об этом.

– Ной! Очень приятно познакомиться, – Владимир влетел в кабинет, где его уже ждал этот мальчик, вскочивший с места ему навстречу. – Вдвойне приятно, что ты все-таки позвонил. Да, да, я ведь просил… если честно, мне очень понравился рисунок, и я хотел предложить тебе работу, не постоянную, скорее проектную. Я работаю в Историческом музее N..ска, и хочу восстановить облик одной из усадеб, но вот с рисунком у меня все плохо. Тебя может заинтересовать такая работа? Если да, то я бы встретился с тобой и рассказал подробнее, что да, как, – он не был тем человеком, который будет долго мусолить что-то, у него было слишком мало времени, год, а может быть, и меньше, судьба – такая коварная злодейка.

Конечно, парень удивился, и Владимир не думал даже, что тот вот возьмет и согласится. Он что-то промямлил про то, что он простой художник, непрофессионал, что он только учится, точнее – собирается поступать в училище, а пока за плечами только художественная школа. Как ему помягче сказать, что на других у Владимира нет денег?

Вообще, это выглядит ужасно со стороны – за работу, за которую, другие взяли бы много денег, он платил бы мало, но в то же время он мог дать мальчику шанс заявить о себе. Сколько раз такое бывало, что никому не известные люди вдруг становились звездами, попытавшись один раз.

– Вы, наверное, вряд ли захотите со мной работать…

– Я уже захотел, – улыбнулся он, впрочем, через трубку этого не было видно. – Приноси свои рисунки, да, завтра я буду в музее, как подойдешь, ты мне позвони, я тебя встречу, – кто бы пропустил парня в служебные помещения?

Положив трубку, он метался между несколькими чувствами – и радость, и стыд какой-то и предвкушение интересного проекта. Сам он тоже уже толком работать не мог. Сохранил номер Ноя, походил по кабинету, достал свой жесткий диск, нашел там все фотографии усадьбы, которые он делал на протяжении нескольких лет в разное время года, в то же время он понимал, что нужно видеть воочию.

После долгих лет сидения в архиве, скрупулезного труда, он каким-то магическим образом собрал по кусочкам фотографии и изображения внутреннего убранства усадьбы, больше было военных фотографий, когда она была госпиталем, к сожалению.

Однако он достал все, что у него было, и с чего начинать он даже не знал, но у него была целая ночь подумать.

Неужели получится хоть что-то сделать? Если не полностью восстановить, то хотя бы сделать макет, чтобы кто-то, кто будет этим заниматься после, это дело завершил. Да, Владимир решил, что нужно-таки написать завещание, указать в нем настоящих владельцев, а то мало ли что в жизни бывает. И нужно было успеть сделать максимум того, что он задумал.

Мальчик прибыл в музей чуть раньше, чем они договорились, он был очень взволнован. Никак не мог понять, как такой важный и серьезный человек смог обратить свое внимание на его рисунок. Он перепроверил его по сайте музея, не обманул ли. С вечера собрался, выбрал свои самые хорошие, как он думал, рисунки. На первом этаже, возле касс, было много больших зеркал для посетителей, и он видел в них отражавшегося юнца с розовыми ушами, но бледноватым лицом – такое странное волнение в нем было. Он ходил туда-сюда, все время взъерошивая волосы, нервно улыбаясь тетечке за окошком, которая в какой-то момент вышла из своей каморки и направилась к нему. Как раз вовремя, потому что к ним подошел еще один человек, уже знакомый Ною.

Владимир встретил Ноя внизу, у главного входа, а билетерша, до того косо смотревшая на мальчика, который не покупал билет, вдруг сменила гнев на милость. Владимир учтиво с ней поздоровался, обернулся к Ною.

– Ной? – уточнил он с улыбкой на всякий случай, пожал ему руку, и они прошли внутрь музея. Чтобы попасть в «закулисье», нужно было пройти один из залов, открыть дверь карточкой, которая висела на шее Владимира. Перед ними был длинный и прохладный коридор, довольно узкий, но светлый. Кабинет Владимира был в самом конце. – Я рад, что ты этим заинтересовался, – он намеренно не употреблял слово «согласился», потому что врать не был готов ребенку. – Ты говорил, что мне не захочется работать с тобой, – они подошли к кабинету, который был открыт, Владимир пропустил мальчика вперед.

Это небольшое помещение с окошком и решетками на нем. Холодное, потому что кирпичные стены долго прогревались, зато стояла печка, причем самая настоящая, встроенная в стену, правда подогреваемая газом, а не дровами. И сейчас она работала. В кабинете был стол, за которым Владимир делал дела важные – вроде отчетов и документов, а потому там было аккуратно и чисто, зато другой стол, что стоял перпендикулярно, был завален чертежами, рисунками, эскизами, которые были в целлофановых упаковках, чтобы пыль на них не оседала. Все это были довольно старые документы, или же их копии, но все равно ценные. – Присаживайся, – он подвинул стул Ною. – Буду предельно откровенным. У меня нет много денег, чтобы нанимать команду профессионалов, но это не значит, что я хочу в этот проект взять кого попало. Дело в том, что это дело касается меня лично и моей семьи, и мне бы хотелось хотя бы начать над ним работать. Я предлагаю тебе попробовать это сделать, если тебе не понравится, если ты поймешь, что ты не справляешься или тебе это неинтересно, то ты всегда сможешь уйти, и я не обижусь, – он снова улыбнулся. Да, ему в большей степени нужен был соратник и друг, нежели подчиненный. – Моей семье некогда принадлежала одна усадьба. Во время революции ее немного повредили, потом была Великая Отечественная война, когда из усадьбы сделали госпиталь, а потом никому не было до нее дела, между тем, она так и передавалась по наследству. Я хочу ее восстановить – но это в идеале, а вообще хотя бы сделать макет того, что должно быть, – он замолчал и посмотрел на Ноя, ожидая какую-нибудь реакцию, чтобы понимать, рассказывать дальше или нет. Есть ли у него вопросы.

– Ничего себе! – восторженно вскрикнул Ной. Он редко умел прикрыть свои эмоции, за что его очень любила мама и ругали многие учителя. Посмотреть на него, то сразу становится ясно, что это очень открытый и честный мальчик. На вид ему было шестнадцать-семнадцать лет, но лицо его делает его моложе: округлые щеки еще не успели порасти мужицкой щетиной, почти прозрачный пушок можно заметить над его полными губами, не огрубевшими от холода, сигарет или постоянных нервных покусываний. Его губам могла позавидовать любая модница: налитые сочностью, краской, а главное – четко очерченный контур выделял их на лице. В его серых глазах отражалось любопытство семилетнего ребенка, только начавшего познавать этот мир. Сейчас эти глаза блуждали по тем фотографиям и чертежам, которые разложил перед ним Владимир, не верящий в свое счастье.

– Это же колоссальный исторический проект! Обалдеть! – повторял Ной. Если по пути сюда он еще раздумывал над тем, чтобы отказаться, если дело покажется ему слишком сложным, то сейчас он готов был научиться хоть пиктограмму для вызова дюжины чертей рисовать, лишь бы ему дали возможность над этим поработать.

Манипулировать воображением детей было очень-очень некрасиво, но он же в благих целях, правда? В своих корыстных, но благих. Приятно было увидеть в мальчике заинтересованность и не наигранную, не вымученную, а настоящую. Правда, парень явно переоценивал название «усадьба», наверное, полагая, что это отлично сохранившийся особняк.

Владимир даже не задумался, почему его зовут Ной, но, когда тот между делом сказал о том, что любил «русскую» архитектуру, то призадумался. Обычно наши русские дети, если такое и ляпнут, то говорят просто «архитектуру», или уточняют какой страны, в общем – страна уточняется тогда, когда они говорят не про свое родное. Вот и сейчас Владимир подумал, что Ною тоже нравилась архитектура чужой страны, впрочем, он задумался ненадолго, потому что куда более интересным предметом была усадьба, и хотелось поговорить о ней, а о родословной Ноя можно было бы потом узнать, по дороге в усадьбу, собственно, об этом заговорил даже не Владимир.

– Очень интересно, но важно все увидеть, потрогать своими руками, а туда можно съездить? Или есть фотографии современные?

– Конечно, есть! – радостно согласился Владимир, подходя к компьютеру. – Иди сюда, – подозвал он парня. Подвигав мышкой, он вывел машину из спящего режима, открыл содержимое жесткого диска, где и была эта усадьба. – Не пугайся только, там не все так радужно, – сразу предупредил он. Самыми удачными были фотографии летние, а потому он их и показал. Слегка было стыдно за такое состояние дома. – Единственное, там внутри не так много мусора, я периодически все вычищаю, но многое надо делать заново. Усадьба середины восемнадцатого века, принадлежала семье Лаишевых, они уехали после революции за границу и больше не возвращались. Графиня Лаишева успела выйти замуж за князя Тихменёва, и ее усадьба перешла к нему, – дальше рассказывать было слишком долго и совсем не нужно, а потому он просто пролистал фотки, задерживаясь на тех, что могут заинтересовать художника. – Да, туда лучше ехать и смотреть воочию, но не просто так, а с каким-то планом, я, честно говоря, не слишком представляю, с чего начать. Я искал в архивах хоть примерное внутреннее убранство, но это все больше мебель, а не стены, а тут хотя бы стены восстановить. В общем…нужно визуальное восстановление. Если получится нарисовать, но можно будет сделать и 3Д моделирование, и распечатать на 3Д принтере и сделать объемный макет, – он слишком много говорил, и, наверное, нужно было остановиться, чтобы дать мальчику хотя бы подумать. Он не хотел, чтобы Ной испугался объема, или передумал, потому что черт его знает, когда он еще найдет такого человека, который согласится ему помочь, которому это все будет просто интересно.

Ной боялся перебить Владимира, потому что очень хотел узнать подробности этой самой истории, но, кажется, ему не сразу расскажут. Вдруг он его проверяет?

– Жаль, что нет изображений… – конечно, так было бы легче – срисовать, не ошибешься, но с другой стороны – какая возможность фантазировать, да еще под руководством настоящего историка, который не даст возможности отойти от реальности! – Зато Вы можете сделать все так, как нравится Вам! Я думаю, что можно начать с планировки дома, – Ной уже увлечен работой, на которую даже не успел дать согласия. Он обошел стол с чертежами, порылся и нашел один их планов. – Вот. Нам нужно раскидать все по комнатам, распланировать, где и что будет, примерно определить, в каком стиле сделать – восемнадцатого, девятнадцатого или начала двадцатого века? А потом уже думать, что представится из желаемого возможным, – он говорил, словно сам с собой, по-хозяйски раскладывая картинки. – Знаете, я был летом в городе Святого Петра, и был в нескольких дворцах, мы делали доклад про интерьер, мне достался кусок про полы и паркет…кто б мог подумать, что это пригодится, – на распределении Ной как раз отвлекся на перерисовывание скульптуры ангела, и ребята подсунули ему то, что осталось и то, что все казалось трудным описать. Ною пришлось потрудиться, ведь информации, действительно, было не так много, но теперь он даже понял, зачем судьба его тогда так «наказала».

– С паркетом будет тяжеловато, потому что в доме дощатые полы, а стелить новый денег не хватит, – пожал плечами Владимир. Ему совсем не хотелось на корню обрывать самые первые идеи Ноя.

– Я бы начал с того, что вставил бы окна, причем стеклянные, но это не наша с тобой забота, это делают специалисты, и я с ними договорюсь, – сегодня утром он как раз искал их, но они все были по пластику, однако он все же нашел старый кооператив, кажется, советской закалки, и они еще работали со стеклом и деревом, впрочем, это, наверное, не так интересно Ною. Рисунки Ноя, сделанные в одном из дворцов, Владимир взял и рассмотрел более подробно. – Кстати, из досок можно было бы сделать узорчатый пол, покрыть лаком, но, думаю, что если мы начнем с этого, то потом повредим покрытие. Идея с потолками мне нравится, надо подумать, какие слепки там могут быть, вернее посмотреть, потому что как раз они не так сильно повреждены, разве что что-то отвалилось, – к сожалению, фотографий потолков у него не было, поэтому их нужно было точно смотреть на месте. Владимир сел за стол, достал лист бумаги, чтобы структурировать все мысли.

– Так, окна, потолки и стены. Со стенами проще, отштукатурить, а там дальше разберемся. Твоя задача, Ной, рисунки, – он улыбнулся, понимая, что творческие люди должны заниматься творчеством, а Владимир уж найдет людей, которые это воплотят в жизнь. Общение с Ноем его вдохновляло, и в голове рождались мысли и идеи, ему хотелось сделать все и сразу, тут же отправиться на место (и почему люди еще не придумали телепортов!).

Единственное, что он не учел – родители Ноя. Как они к этому отнесутся и вообще, согласятся ли они. Сколько вообще ему было лет?

– Тебе сколько лет, Ной? Я к тому, что родители твои не будут против того, что ты будешь подрабатывать, – вообще он не похож был на малолетку, но современные дети такие непонятные: вот глядишь, вроде парень, а оказывается девушкой и наоборот, а возраст совершенно стерся с их лиц. – Вообще, расскажи о себе, ты учишься? Я не из праздного любопытства, нам же нужно будет съездить в усадьбу, я не хочу, чтобы ты жертвовал своей жизнью ради этого, это должно быть как хобби, – уточнил он, потому что хватит одного человека, который жертвует жизнь, а парень еще молодой, учеба должна быть превыше всего, хотя современная молодежь отчего-то считает, что образование совершенно ни к чему, и можно зарабатывать, не учась. Не в России, дети, не в России. В этой стране документ и бумажка важнее, чем знания.

– Мне восемнадцать, – улыбнулся Ной. Кажется, он уловил опасения Владимира и был крайне рад, что мог развеять все сомнения. – Вообще, я учусь на экономиста, меня папа туда отправил, потому что жаждет, что я поддержу его бизнес – он у меня «колбасно-сосисочный» магнат, – хохотнул Ной, усаживаясь на стул. Такое непродолжительное знакомство уже заставило Ноя доверять этому незнакомцу, стать спокойнее, расслабленнее. Главное, не пожалеть об этом потом. – Не здесь, в Германии, папа мой немец, а мама русская, и она говорит, что самое лучшее образование здесь, ну и оно, кажется, дешевле, – он пожал плечами, потому что не разбирался в этих тонкостях.

Ной, действительно, родился в такой смешанной семье, имел двойное гражданство, потому что мама крепко держалась за свою страну. Он не стал говорить Владимиру о том, что родители на стадии развода, потому что этот факт никак не относился к их делу. Начальное образование Ной получил за рубежом, потом был период, когда родители поругались, мама забрала его в Россию, и Ной учился уже здесь. Ему было тринадцать, когда они снова помирились, и мама согласилась переехать обратно, так что до десятого класса Ной учился снова в Германии. Вопрос об университете встал остро, но волшебным образом маме удалось убедить отца, что нужно учиться именно в России, и вот последние несколько лет он живет здесь, окончил школу, поступил, но так и не смог из-за своей мягкотелости донести до родителей, что не экономикой болит его душа.

– У меня всегда находится время на то, что мне нравится. В художественную школу я хожу по выходным, много рисую по вечерам, так что это не основное мое занятие, – ему стало немного неловко, потому что он понимал, что Владимиру, наверное, нужен был более сведущий человек, однако рисунки Ноя его привлекали. – Родители сейчас в Германии, они в общем-то не сильно интересуются, где я и что делаю, лишь бы не отчислили из университета, – в голосе прозвенела горечь и обида за такое отсутствие внимания, хотя он не мог сказать, что они совсем его не любят – Ной всегда пытался их оправдать.

Как же Владимиру было это знакомо, когда родителям не нравится то, чем ты занимаешься.

– Не переживай по этому поводу, – с тенью грусти на лице ответил Владимир. – Мои тоже не слишком были рады моему выбору, но жить-то тебе, – и он казался себе сейчас Мефистофелем, который портит практичного ребенка, судя по всему немца. Ведь родители, наверное, втемяшивали в его голову с детства, что ему необходимо найти практичную работу, которая будет приносить много денег. Художники – это те, кто не уверен в своем будущем – его могут признать при жизни, и он разбогатеет, а могут изничтожить – тогда он умрет от тоски и депрессии, или третий вариант – признают лишь после смерти, которая настигнет в голодные годы. Однако не хотелось, чтобы мальчик бросал свою мечту, ведь это так важно – мечтать! Только мечты делают человека по-настоящему человеком. Когда-то, когда появилась теория Дарвина, то заявляли, что у человека есть разум – этим он и отличается от обезьяны, но разум теперь есть и у искусственного интеллекта, который бывает много умнее обычного человека, но только у человека есть незапрограммированное воображение.

– Я тебе так скажу – никто ничего с тобой сделать не сможет, если ты сам не захочешь. Все остальное – отговорки слабых людей, но да Бог с этим, жизнь только начинается, – какое право он имел на то, чтобы поучать ребенка, он не знал, но с возрастом приходила потребность в том, чтобы кого-то чему-то научить. Наверное, в такие моменты люди и планируют заводить семью. А Владимир планировал восстановить свое прошлое.

– В усадьбу мы, конечно, поедем. В принципе, ты и один можешь туда сгонять, если хочешь потоптаться на улице, – он улыбнулся. Ключи от дома он не даст хотя бы потому, что там есть местный дворник, которые метлой выгонит оттуда пацана. Спасибо ему за то, что он следит за порядком.

Владимир открыл Гугл, вбил маршрут, распечатал Ною. Он мог бы, конечно, и заехать за ним, но не стал напрягать его, к тому же от станции было всего двадцать минут пешком, а на велосипеде и того меньше, только в январе месяце это будет проблематично. – Я встречу тебя, наверное, у станции в субботу, если тебя устроит, потому что сам поеду, наверное, в пятницу, – ему нравилось, что Ной занятой молодой человек, у него весьма пространные и широкие увлечения, и всем этим можно пользоваться и развивать, но об этом Владимир подумает потом. Ему вообще нужно много теперь думать. – Я могу тебе распечатать фотографии, чтобы ты на досуге подумал, – если он правильно увидел в Ное вдохновленного мальчика, то он точно будет изнывать от желания нарисовать что-то сразу, а когда ты видел фотографии только один раз, то это невозможно сделать, ведь всех деталей не упомнишь.

Глава третья

Александр Тихменёв давно мечтал побывать в Тифлисе, да все никак не доводилось. Он много учился по молодости, хотя его сложно было назвать сейчас стариком, но мудрости и рассудительности ему не занимать, за что его и ценили при дворе. Он был спокоен и учтив. Он не срывался на людей, но и близко с ними не общался. У него были друзья, но все сплошь по работе, гимназисты все разъехались, кто куда, Александр же занимался делами международными, поскольку умел изъясняться на нескольких языках, учился в Оксфорде и Сорбонне, но все же родителям хотелось бы, чтобы Александр посвящал себя и семье, и желательно уже своей собственной. Они не раз ему говорили он необходимости жениться, но Александру все не нравились русские девушки, манерно и жеманно падавшие в обмороки на балах, хотя это уже давно устаревшие и екатерининские уловки, на которые уважающий себя мужчина не поведется. Он хотел чего-то большего, интересного, необычного, хотел умной собеседницы, что не будет бояться ему перечить и спорить с ним. Маменьки да тетушки вторят девушкам, что, ежели они замуж хотят поскорее выйти, то нужно молчать и мужа во всем слушаться. Ах, если бы Александр был таким, каким его рисовали родители. К сожалению, даже они не слишком знали своего сына и чаяния души его.

В Тифлис его пригласил друг Алексей Башмаков, граф, хоть и не любил свой титул, он сравнивал себя со старыми графами и их напудренными женами. Он был веселый малый, всегда держал в кармане портсигар с орлом, но никогда не доставал оттуда сигар, Александру казалось, что их там и не было. И вот, он пригласил своего давнего друга к себе в гости, где уже служил с год. Родители обрадовались пуще самого Александра, что было удивительно, но и этому было логичное объяснение. Пару месяцев назад они почти договорились со своими соседями графьями Лаишевыми, что познакомят и сделают все, чтобы поженить, Александра и Ольгу, которой пора было уже выходить замуж, но та все не торопилась. Были у матушки, конечно, подозрения, что с ней что-то не так, но батюшка заявил, что и их сын далеко не ангел, чтобы разбрасываться невестами.

Александр задержался в городе Святого Петра и не успел приехать к матушкиным именинам, где их должны были познакомить, а Лаишевы уехали в Тифлис к кому-то погостить. Потому и радовались Тихменёвы, что судьба подстроила им такую встречу. Александр обещался непременно их там найти и познакомиться, хотя в большей степени он говорил так лишь для того, чтобы к нему не приставали.

Он добирался несколькими путями, и на поезде и на перекладных. К сожалению, город Тифлис принял его уже поздно ночью, и он остановился на станции, чтобы не обременять своего друга в такую пору, а к нему пойдет с утра. Конь, с которым он успел подружиться за такое время, был отправлен на конюшню соседней усадьбы, которая любезно поддерживала станционного смотрителя по старой дружбе, как оказалось.

Спать совершенно не хотелось, и Александру удалось прикорнуть лишь пару часов, а потом забрезжил рассвет, красивый туман расстилался по горам, и он вышел, чтобы этим полюбоваться. И нисколько не пожалел об этом, таких видов он еще долго потом не увидит.

Неподалеку в конюшне раздалось недовольное ржание, а за несколько дней пути он уже мог различать голос своего «друга», и потому пошел проверить, что так не понравилось его коню, может быть конюшня не приглянулась, или кобыла какая взбрыкнула?

Под ногами мягко шуршало сено, не смоченное вечерней росой. И все-таки ему удалось довольно тихо войти в конюшню, хотя какой был в этом смысл? Он ведь не конокрад какой-то, хотя, может быть, боялся разбудить лошадей, но они ведь очень чувствующие животные – знают, кто с добрыми помыслами к ним пришел, а кто нет, да и конь Александра уже все всем «объяснил». Несмотря на свою такую ученость, Александр верил в то, что у животных есть свой язык общения – не словами, даже не жестами, а какой-то внутренний, который понимают только они, но современные ученые не могут человека-то объяснить, а тут животные. Вы можете смело спорить с ним на эту тему, утверждая, что животное – это организм, который проще, чем человек, что человек – венец природы, но эта мысль вызывала у Александра ужас: потому что венец – это какой-то конец, это значит, что дальше ничего не изменится?..Однако это уже разговоры для другого круга общения, нежели тот, который нарисовался перед ним.

Он не ожидал увидеть кого-то в конюшне в столь поздний час, а уж тем более девушку, да еще и дворянского происхождения. Это было видно сразу по ее внешнему виду – не столько по одежде, сколько по осанке, по движениям рук. Чего нельзя было сказать о нем самом – местами запачканная дорожная рубашка была выпущена поверх брюк, дорожная же обувь тоже была совсем грязной, кажется, ему долго придется еще отдирать от нее слои засохшей грязи, но он напряжется, потому что до ужаса не любил грязную одежду, но сейчас слишком устал, чтобы что-то делать.

– Не очень уютное место, чтобы коротать ночь, – заметил он, и раз уж зашел, то можно было проведать своего коня, который был в стойле напротив. – Вам бы в дом на станцию, не надо здесь ночами ходить, – он был крайне удивлен, что ее выпустили одну, потому что он привык уже, что юные девушки держатся за мамины юбки, словно у Достоевского в «Белых ночах». Их никуда не выпускают без сопровождения, и в N..ске или Святогорске это было странно и непривычно уже, а здесь в Тифлисе – правильно, потому что местные народы не отличаются теми манерами, что прививают девушкам. Они находились не на своей территории, чтобы указывать хозяевам, как себя вести, и если ее украдут, то вряд ли она уже вернется к своей прежней жизни.

В то же время он приглядел, что конь его хорошо поел, но воды почти не оказалось рядом, и ему пришлось брать ведро, идти к бочке, которая была в углу конюшни и поить своего коня. Александра это нисколько не смущало, хотя он мог бы, конечно, разбудить конюха да отчитать его за то, что он уснул и не напоил, как следует, коня, который был с дальней дороги, но разве оно того стоит? Убивать время зря ему не хотелось.

Ольга (а это была именно она) чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда за спиной раздался голос. Как же тихо умеют ходить некоторые! Как это неприлично, в самом деле, подкрадываться вот так, однако, обернувшись, она поняла, что не стоит тратить свое время на то, чтобы объяснять этому незнакомцу правила приличия, вряд ли он их понял бы.

Ольга Лаишева, конечно, не была жутко избалованной и высокомерной, однако все-таки считала, что дистанция между конюхами и дворянами должна быть, во всяком случае, она не собиралась опускаться до милой беседы с ним. Как человек, вероятно, он мог бы оказаться хорошим и добрым, но, сколько бы люди ни пытались говорить о равенстве, она была радикально против – ведь дворяне – это не только статус, но еще и знания, манеры, ум, опрятность, в конце концов. Нельзя за один день изменить себя.

Этот человек показался ей пугающе наглым. Ей говорили о вольных нравах кавказских народов, говорили так же и о том, что они женщин воруют, будто бы никакие законы Российской Империи им не писаны. Страх, конечно, поселился в душе юной Ольги, но все же она возобладала собой, пригляделась к этому человеку. Было в нем что-то русское, возможно, его речь без акцента вызывала доверие. Было также в нем и восточное – смуглая кожа, темные волосы, крепкое телосложение, которое было видно из-за промокшей рубашки. Стало неловко от того, что она его так пристально разглядывала, но и он не опускал своего взгляда, а подобного рода наглость раздражала Ольгу.

«Да, что же он в конце концов о себе возомнил! Еще и советы дает!» – несмотря на то, что совет не был глупым или ненужным, она пошла наперекор.

– Вздор! – парировала Ольга, цепляясь за уздечку коня, которому, правда, не слишком хотелось выходить из стойла. Конюх же поил другого коня, который жадно эту воду пил. Обидно так же, что он нисколько не обратил внимания на ее слова. Нет, она обязана была поставить на место этого конюха. Если бы разум ее не был отуманен гордыней, то она не стала бы устраивать скандалы с каким-то недостойным ее внимания человеком. Сыграла свою роль одна нехитрая истина – лучшая защита – это нападение.

– Почем тебе знать, что лучше будет для меня? А коли тебе страшно, так не делай меня за то виноватой! – у нее получилось все же вывести коня из стойла, он встрепенулся, но пошел за ней, кажется, общий язык нашли. Стоило бы запрыгнуть на коня позже, но ей хотелось бравады перед конюхом, который уже стоял у выхода, а потому она довольно ловко вскочила, тихим шагом направила коня к выходу. – И почисти стойло к нашему возвращению, – высокомерно добавила она и отправилась на свою весьма раннюю утреннюю прогулку.

Никогда не вступайте в спор с женщинами! Собственно, Александр и не собирался, а она отчего-то возомнила, что он непременно хочет с нею пообщаться. Ему показалось смешным и забавным, что она приняла его за конюха, впрочем, вид у него был, конечно, недостойным и в некотором роде даже неприличным. Однако улыбка быстро сошла с его лица, когда вновь послышался ее голос.

Он успел разглядеть в ней ее необычную красоту. Она не была похожа на тех девушек, которых обычно предлагали ему в качестве невест – кожа была по-модному бледной, но не из-за белил или отсутствия солнца, а из природных особенностей. Рыжие женщины обычно и не были смуглыми, им не шла эта смуглость. Карамельный цвет кожи больше подходил восточным девушкам-черкешенкам, татаркам, но эта рыжая была белёсой, почти прозрачной. Взгляд был такой ясный, где-то детский, но прямой и смелый. Это удивляло его, поскольку девушки обычно прятали свой взор под пушистыми ресницами. Лицо было округлое, упитанное, она не должна была быть частой посетительницей врачей. Наверное, при свете дня щеки наливались ярким румянцем. Она ему понравилась своей внешностью, но стоило ей только начать говорить, как ему тут же стало противно.

Какой высокомерный тон, какие резкие слова, какое снисходительное обращение. Можно было бы оправдать ее тем, что она говорила с прислугой, но Александр такого себе не позволял. Он всегда говорил элементарные слова вежливости: спасибо, пожалуйста, простите – вне зависимости от того, к кому обращался. Эта рыжая бестия явно любила привлекать к себе внимание, любила поклонения своей персоне, и вот таких представителей дворянства он не любил. Нельзя сказать, что он был за равноправие, но он был против унижений и оскорблений людей. Ведь в первую очередь – все мы люди, а уж потом дворяне и конюхи.

Он сплюнул на землю, когда она ускакала вперед. Вышел за нею на улицу. Где-то вдалеке брезжил рассвет, а с другой стороны надвигались огромные черные тучи, каких Александр давно не видывал уже. Они пугали, но он злорадствовал тому, что эта девчонка сейчас попадет под жуткий ливень. Он вернулся в конюшню, где лошади были в сильном беспокойстве, что даже конюх проснулся и прибежал.

– Ох. и буря намечается, барин…Вы бы в дом шли, а то сарай и развалиться может, – конюх проверял все ли в порядке, успокаивал лошадей. – Они же чувствуют…пугаются…давеча говорили, что землю трясти будет. такая сильная буря…вот, – нескладно повествовал конюх, а Александр меж тем задумался о судьбе рыжей и несносной девчонки, которая отправилась в путешествие. Ведь лошадь под нею также стала бы беспокоиться.

– Куда ж Вы, барин?! Эх, барин… – успел только махнуть рукой конюх, как Александр уже ускакал на своем и без того уставшем коне вслед за рыжей.

* * *