скачать книгу бесплатно
– Чем пахнет? – поинтересовался директор.
– Дерьмом мышиным. Есть немного нафталина, мездра пованивает – пропала мездра. Однако дерьма все же больше. В этой муфте не одна тыща мышей вывелась.
– Ну, в общем понятно, – подвёл итог директор. – Ты пока работай, Тютюнин, рабочий день ещё не закончился, а мы пойдём совещаться на тему, что с тобой делать. Возможно, ты уже сегодня будешь уволен.
– Возможно уже сегодня! – радостно повторил Фригидин и убежал вслед за Штерном и Турбиновым.
3
Тяжело вздохнув, Серёга почесал макушку и вернулся к уже недолгим служебным обязанностям.
Думать о том, что он скажет жене, ему не хотелось. Зато он отлично знал, что скажет Лехе Окуркину за его подарочек.
У стойки выстроилась очередь из жаждущих сдать меха, и до четырнадцати ноль-ноль, когда приёмка закрывалась на обед, Серёга успел принять три собачьи шубы, кротовую поддёвку, шкурку зайца и артефакт неизвестного происхождения, который ему отдали за так, в нагрузку к зайцу.
Заперев изнутри дверь, Серёга вернулся к себе за стойку и, подумав, отправился в уборную. Там в поломанном бачке всегда шумела вода, а шум воды Тютюнина здорово успокаивал.
«Работу сразу искать не буду, – размышлял он. – Надо ждать хорошего места, где человека ценят».
Почувствовав себя немного лучше, Серёга вернулся в приёмку и застал там Фригидина.
Нагнувшись над тумбочкой Тютюнина, бухгалтер торопливо жрал сахар.
«Должно быть, уже списал меня, гад!» – обозлился Серёга и, тихо подкравшись, дал Фригидину крепкого пинка.
– Ой! – вскрикнул тот и, развернувшись, стал потирать ушибленное место. – Это вы, Сергей? А я тут…
– Сахар мой воруешь, сволочь, – угрожающе произнёс Тютюнин.
– Я попросил бы вас.., не усугублять своё и без того сложное положение… – залепетал пойманный с поличным бухгалтер. – И потом.., у вас ещё полпачки осталось. Стоит ли жадничать?
– А ты прав, – улыбнулся Серёга подсказанной Фригидиным мысли. – Ты прав, гадёныш, я не жадный.
С этими словами он достал из тумбочки оставшиеся полпачки сахара и, протянув Фригидину, приказал:
– Ешь.
– Ой, спасибо, Сергей! Вы не такой грубый, каким показались мне вначале. Я даже сожалею, что вас увольняют.
Фригидин взял парочку кусочков и положил в карман.
– Я их потом съем.
– Нет, не потом, – со злой улыбочкой возразил Тютюнин. – Здесь будешь кушать – сейчас. И не два кусочка, а весь сахарок. Ты же его так любишь, гад!
Серёга снова продемонстрировал драконью улыбку и, чтобы Фригидин лучше понял, ткнул его под ребра.
Бухгалтер снова ойкнул и принялся за сахар. Первые четверть пачки он одолел довольно быстро, но затем стал давиться, и Тютюнин позволил ему запивать угощение холодным, оставшимся со вчера чаем.
– Все, – сказал Серёга, когда сахар был съеден. – Теперь можешь идти.
Фригидин посмотрел на своего мучителя засахаренными глазами, икнул и нетвёрдой походкой направился в коридор. Уже из-за угла он, полуобернувшись, обронил:
– Фа.., фашист… – и исчез.
«Ну вот, – подумал Тютюнин. – Теперь и увольняться можно».
В коридоре снова послышались шаги. Серёга подумал, что это бухгалтер, однако вместо Фригидина в приёмку заглянул рабочий из пошивочного цеха.
– Ты, это, иди к директору… Зовут тебя…
4
В кабинете господина Штерна было много света и свежего воздуха. Распахнутое окно напоминало о недавнем происшествии, однако на лицах присутствующих Тютюнин не заметил никакого ожесточения.
«По-хорошему уволят», – решил он и взглянул на секретаршу директора Елену Васильевну, отчего та вздрогнула, должно быть вспомнив, как Серёга вползал к ней в приёмную.
– Ну, Тютюнин, осознал свою вину? – поинтересовался Штерн.
– Дык, – Серёга пожал плечами, – понятное дело.
– Это хорошо. Мы тут в муфте старинной лейбл нашли, поставщика Его Императорского Величества купца Резинова… Вот…
И директор положил на стол небольшую медяшку.
– Эта находка в корне меняет дело, поскольку мы её теперь на главный заказ пришьём – доху для господина Куклинского, в «мерседесе» ездить. Получится у нас, Турбинов? – обратился Штерн к своему дизайнеру-закройщику.
– Конечно получится. Кроличьи шапки мы уже красим и стрижём под барса. Потом сошьём их гнилыми нитками, и все подумают, что дохе триста лет и ею укрывался князь Голицын. Или Потёмкин. Лейбл царского поставщика только придаст нашей дохе натуральности.
– То есть качество гарантируете? – ещё раз уточнил. Штерн.
– Качество и безопасность, – легко пообещал Турбинов и потёр свой большой нос. Он всегда потирал его, когда хотел выпить.
– Одним словом, Тютюнин, ты остаёшься в нашем славном коллективе, а за лейбл мы премируем тебя двести рублями… Или нет – двестью рублями… Елена Васильевна, подскажите, как правильно?
Секретарша наморщила лоб, потом посмотрела в потолок и наконец сказала:
– Дайте ему двести рублей, и дело с концом.
– Правильно, а то обед заканчивается, – поддержал Турбинов и снова почесал нос.
Директор отсчитал Тютюнину деньги, и тот, радостный, выскочил в коридор, где едва не столкнулся с людьми в белых халатах, которые деловито волокли на носилках тело Фригидина.
– Мужчина! – позвали Серёгу проникновенным басом, а затем тяжёлый бюст припечатал его к стенке. – Вы кто такой?
– Я Тютюнин, приёмщик, – быстро ответил он, поглядывая снизу вверх на дородную врачиху.
– Женаты?
– Уже пять лет! – отрапортовал Серёга.
– Жаль. – Врачиха разочарованно улыбнулась, показав золотые зубы. – Но на всякий случай, меня Светланой зовут.
– Очень приятно. А чего это с нашим бухгалтером случилось?
– А слиплось все на хрен.
– Все – это что? – осторожно уточнил Тютюнин.
– Все – это все, – просто ответила врач Светлана.
– И куда же его теперь повезёте?
– Ясно куда – отмачивать… Вы чего здесь производите, женатый? Я, конечно, не санврач, но вонь тут у вас… – Светлана скривилась и покачала головой.
– Перелицовываем шкурки, пересаживаем мех и восстанавливаем мездру.
– Ну ты со словами-то поаккуратней, я грубиянов не люблю, – предупредила Светлана.
– Это не ругательство, это наш производственный термин.
– Знаем мы ваши термины… – Светлана вздохнула, от чего её могучий бюст едва не перекрыл Тютюнину дыхание. – Откуда на производстве сахар?
– Не… Не знаю, – соврал Серёга.
– Обычно у нас вызовы на кондитерские фабрики, а тут, блин, мездра. – Произнеся это слово, Светлана хохотнула. – На прошлой неделе на пятую кондитерскую экскурсантов из Вьетнама привозили. Так те весь конвейер вылизали. Были семь случае слипания – два тяжёлых.
Из-за угла показалось красное лицо санитара.
– Светлана Семёновна, мы готовы – можно ехать!
– Уже иду, – отозвалась та. И, снова притиснув Серёгу к стенке, спросила:
– Сигареткой угостишь, женатик?
– А я не курю.
– Я – тоже… Когда-нибудь брошу… Ты вот что, Тютюнин, – Светлана извлекла из кармана кусочек серого картона и протянула Серёге, – здесь телефончик нашего морга, скажешь добавочный 137, и тебя со мной соединят.
– Спасибо, – поспешил поблагодарить Тютюнин.
– Пожалуйста. Если гланды нужно будет вырезать или там стул жидкий поправить – звони.
Светлана подмигнула Серёге и двинулась по коридору, заставляя скрипеть плохо уложенный паркет.
– Уф-ф, – выдохнул Тютюнин и огляделся. Несмотря на удачный исход дела с молью, на душе у него было тревожно. Событие, которое должно было изменить его жизнь, неотвратимо приближалось.
5
Обычно приёмка работала до шести вечера, но Серёга сбежал на полчаса раньше. Ему не терпелось похвастаться перед женой двумя сотнями премии, а перед другом Лехой тяжёлым самоваром и горстью пуговиц – всем тем, что после сдачи на приёмный пункт гарантировало им отличное проведение ближайших выходных.
Возле самого дома Тютюнина остановили двое милиционеров.
– Что в сумке? – спросили они.
– Самовар, – честно ответил Серёга и, открыв сумку, показал содержимое.
– Действительно самовар, – произнёс один милиционер и разочарованно добавил:
– Старый совсем. На медь сдавать будешь?
– Нет, что вы. Я старину очень обожаю. Отчищу его и буду чай из него пить.
– Ну ладно, иди, – совсем заскучали милиционеры. – Пей свой чай.
В хорошем расположении духа Тютюнин вбежал в подъезд и быстро поднялся на свой этаж, однако неожиданно столкнулся там с пенсионеркой Живолуповой, в простонародье – Гадючихой. Гадючиха обладала тяжёлым характером и болезненной подозрительностью, оставшимися ей в наследство с тех времён, когда она служила в НКВД.
– Привет, Тютюнин! – с ложной доброжелательностью поздоровалась она.
– Привет, – без особого энтузиазма ответил Серёга.
– Гляжу, опять ты чего-то на работе спёр…
– Я не спёр. Я это купил.
– Купил? – Гадючиха недобро усмехнулась и предложила:
– Если поделишься, никому не скажу.
– А не поделюсь?
– Сообщу в органы, и отправишься по этапу на десять лет без права переписки…
– Как же, обрадовалась! – воскликнул Серёга, смело наступая на Гадючиху. – Прошли те времена, когда вы людей в Магадан отправляли! Кончилась ваша власть! Кончилась!
Под напором Тютюнина пенсионерка поспешно отступила, и Серёга, открыв ключом свою дверь, оказался в квартире.
То, что он увидел в прихожей, его не обрадовало. Это были туфли, которые принадлежали тёще Сергея – Олимпиаде Петровне.
Олимпиада Петровна работала в столовой и каждый день уносила домой пакеты с продуктами. Оттого и туфли она носила на низком каблуке, что значительно способствовало её грузоподъёмности.
Из комнаты доносились голоса, и Серёга, осторожно опустив сумку с самоваром, стал прислушиваться.
– Смотри внимательно, Люба, – это же так просто! Полуповорот, а затем лёгкое движение кистью и р-раз… Поняла?
– Ну-ка, мама, давай я попробую. Значит так… Полуповорот, а затем движение…
– Кистью! – напомнила тёща.
