скачать книгу бесплатно
так и особенно короткие, например:
1. Ударил серебряный колокол (финальная строфа-главка Первой симфонии).
Характерно, что некоторые однострофные главки приобретают характер рефрена, повторяясь по два и более раз, например, строфа-главка:
1. Так проходил год за годом.
Строфы, в свою очередь, состоят в основном из одной или двух строк, средний показатель строчной длины строфы 2, 17 появляется благодаря нескольким длинным строфам.
Практически все нумерованные строфы Первой симфонии состоят из одного абзаца (только одна строфа двухабзацна), большинство из них – из одного предложения (только 352 строфы – чуть более трети – состоят из двух и более предложений). Всё это позволяет говорить о строфике Первой симфонии как версейной[89 - См. современное понимание версе как специфической формы прозаической строфы, ориентированной на библейский прообраз – напр. в: Орлицкий Ю. Стих и проза в русской литературе. М., 2002. С. 177.].
В связи с соотношением размеров строфы и предложения необходимо отметить также обилие парцеллированных конструкций. Иногда парцелляция возникает внутри строфы:
2. Блистал далекий Сатурн. Смотрели на небо. Ожидали новой звезды.
3. По отмели шел старичок в белой мантии и с ключом в руке. Луна озаряла его лысину. С ним был незнакомец.
4. Оба были в длинных ризах, повитые бледным блеском. Оживленно болтали. Кивали на восток.
Однако значительно чаще она сопровождается выделением неполных предложений в отдельные строфы:
4. Иногда голубой, атласной ночью над лесными вершинами пролетал запоздалый привет короля.
5. Слишком поздний.
6. Иногда проплывало над башней знакомое туманное облачко.
7. И королевна простирала ему руки.
8. Но равнодушное облачко уходило вдаль.
13. Он пел: «Пропадает звездный свет. Легче грусть.
14. О, рассвет!
15. Пусть сверкает утро дней бездной огней перламутра!
16. О, рассвет!.. Тает мгла!..
17. Вот была и нет ее… Но знают все о ней.
18. Над ней нежно-звездный свет святых!»
6. А кругом была тишина.
7. Поник головою король. Черные кудри пали на мраморный лоб.
8. Слушал тишину.
9. Испугался. Забыл слова покойника. Убежал с королевой из этих стран.
6. Беззвучно смеялся Риза каменным лицом, устремляя вдаль стеклянные очи… Взметывал плащ свой в небеса и пускал его по ветру…
7. Исчезал, пронизанный солнцем.
4. Этого ты не понял. Разрушил нашу дружбу, чистую, как лилия…
5. Белую…
6. Мне горько и тяжело…»
В одном случае встречается даже демонстративный разрыв на две соседние строфы знаменательного слова (правда, не сопровождающийся парцелляцией):
19. И подхватывали: «Да пылает утро дней бездной огней перламутро-… 20. -вых…»
Перечисленные примеры несомненно представляют собой факты умышленного нарушения автором континуального течения речи, создания ее дискретности – своего рода «негативного» ритма повествования. Ему в тексте противопоставлен ритм позитивный, создающийся с помощью традиционных ритмообразующих факторов – прежде всего, всякого рода повторов, носящих в прозе Белого, как уже отмечалось, сквозной и многоуровневый характер.
Так, можно говорить о сквозных темах и мотивах (что непосредственно связано с ориентацией писателя на музыкальный симфонизм), о повторе персонажей (например, несколько раз появляющихся в симфонии женщин в черном).
Достаточно часто повторяются в Первой симфонии целые фрагменты текста, иногда разделенные расстоянием в несколько страниц, например:
1. Здесь обитало счастье, юное, как первый снег, легкое, как сон волны.
2. Белое.
1. Здесь обитало счастье, юное, как первый снег, легкое, как сон волны.
2. Белое.
Подобные повторы нередко маркируют сильные позиции текста, например концы главок:
7. Таков был старый дворецкий.
7. Таков был старый дворецкий.
Возможен также полный повтор рефренной строфы-главки:
1. Так проходил год за годом.
1. Так проходил год за годом.
В ряде случаев такой дистантный повтор сопровождается небольшими лексическими изменениями текста:
3. Королева плакала.
4. Слезы ее, как жемчуг, катились по бледным щекам.
5. Катились по бледным щекам.
3. Король плакал.
4. Слезы его, как жемчуг, катились по бледным щекам.
5. Катились по бледным щекам.
Нередко повторяющиеся фрагменты располагаются в тексте неподалеку друг от друга, внутри одной главки или в двух соседствующих главках:
1. Он им шептал: «Белые дети!..» И его голос грустно дрожал.
2. «Белые дети… Мы не умрем, но изменимся вскоре, во мгновение ока, лишь только взойдет солнце.
3. Уже заря…
4. Белые дети!..»
46. Глубоким лирным голосом кентавр кричал мне, что с холма увидел розовое небо…
47. …Что оттуда виден рассвет…
48. Так кричал мне кентавр Буцентавр лирным голосом, промчавшись как вихрь мимо меня.
49. …И понесся вдаль безумный кентавр, крича, что он с холма видел розовое небо… 50. …Что оттуда виден рассвет…
1. Пляски и песни любимые продолжал чародей: «О цветы мои, чистые, как кристалл! Серебристые!
2. Вы – утро дней…
3. Золотые, благовонные, не простые – червонно-сонные, лучистые, как кристалл, чистые.
4. Вы – утро дней».
2. Он пробудился на заре. Сонный взошел на вершину. Ударил в серебряный колокол.
3. Это был знак того, что с востока уже блеснула звезда Утренница.
4. Денница…
1. Ударил серебряный колокол.
Иногда повторяющиеся фрагменты окаймляют главку, создавая кольцевую композицию:
1. Пропели молитву. Сосны, обвеваемые сном, шумели о высших целях.
2. В сосновых чащах была жуткая дремота. У ручья, на лесной одинокой поляне росли голубые цветы.
3. Козлоподобный пастух, Павлуша, сторожил лесное стадо.
4. Он выслушал длинными ушами призыв к бриллиантовым звездам. Надменно фыркнул и забренчал на струне песню негодяев.
5. Не мог заглушить голоса правды Павлуша и погнал свое стадо в дебри козлованья.
6. Сосны, обвеваемые сном, шумели о высших целях.
Особый случай – повторы-«эхо», когда последующая строфа представляет собой буквальный (в редких случаях вариативный) повтор последних слов предыдущей:
3. Освещенный красным огнем очага, заговорил король беспросветною ночью: «Сын мой, отвори окно той, что стучится ко мне. Дай подышать мне весною!
4. Весною…»
3. А на улицах бродили одни тени, да и то лишь весною.
4. Лишь весною.
3. Да леса качались, да леса шумели. Леса шумели.
4. Шумели.
4. И показалось молодой королевне, что она – одинокая.
5. Одинокая.
3. Видел я башню. Там сидит твоя внучка, красавица королевна – одинокий, северный цветок…
4. Одинокий, северный цветок…»
Примеры вариативного повтора:
9. И не знал прохожий, что было, но понял, что – ночь.
10. Беспросветная ночь…
2. И уж не пела она, королевна, – белая лилия на красном атласе!..
3. Белая лилия!..
5. А кругом веселились колдуньи и утешали друг друга: «Посмотрите: старик ликует!
6. Он ликует, ликует!..»
5. Тут она бродила, раздвигая стебли зыбких камышей, а по ту сторону канала над камышами бывал матово-желтый закат.
6. Закат над камышами!
Можно отметить также такой распространенный в художественной речи тип повтора, как анафора. В Первой симфонии 143 предложения начинаются с «эпического» «И» (из них только 36 – внутри абзаца, остальные – в начале и предложения, и строфы), еще 40 – с «А»; по нескольку раз встречается анафория на «он», «она», «уже», «безмолвно/безмолвные».
Анафорическую функцию берет на себя в симфонии также многоточие, с которого начинается двенадцать строф; в эпифорической позиции этот знак оказывается 176 раз. Интересно, что дважды в симфонии используется «нулевая» строфа, состоящая только из многоточия.
Важную ритмообразующую роль, безусловно, играет и обязательная нумерация строф (как уже говорилось, без номера в симфонии (и то, скорее всего, из-за описки автора) оказался лишь один абзац).
Наконец, стихоподобные элементы в структуре симфонии – то есть тоже повторы, но традиционно связываемые именно с силлабо-тоническим стихом. Прежде всего, это метр, в Первой симфонии появляющийся достаточно редко и преимущественно в коротких строфах, например:
3. Виднелись лысые холмы, усеянные пнями.
4. Еще водились козлоногие в лесу.
2. Этим утром видели скелета.
и т. д.
Встречается в тексте симфонии и рифма, «внезапно и непринужденно врывающаяся в прозаическое движение», присутствие которой в Первой отмечал Э. Метнер, противопоставляя в этом смысле избегающей рифмоподобных созвучий Второй[90 - Метнер Э. Симфонии Андрея Белого // Андрей Белый. Pro et contra. СПб., 2004. С. 43.]. Чаще всего рифма возникает у Белого в речи персонажей:
7. Не смущайся нашим пиром запоздалым… Разгорайся над лесочком огонечком, ярко-алым…»
4. С жаждой дня у огня среди мглы фавны, колдуньи, козлы, возликуем.
5. В пляске, равны, танец славный протанцуем среди мглы!.. Козлы!..
6. Фавны!
1. Выходил проклятый дворецкий, гостей встречая.
2. Горбатый, весь сгибаясь, разводил он руками и говорил, улыбаясь…
3. И такие слова раздавались: «Здравствуйте, господа!.. Ведь вы собирались сюда для козловачка, примерного, для козловачка?
4. В сети изловим легковерного, как пауки… Хи, хи, хи… в сети!.. Не так ли, дети?
5. Дети ужаса серного…»
7. Я знаю – мы увидимся… Время нас не забудет!
8. Где же это будет?»
9. Так он предавался мечтам, а струи в печали шептали: «Это будет не здесь, а там…»
Нередко рифмующиеся фрагменты к тому же еще и повторяются:
1. Пляски и песни любимые продолжал чародей: «О цветы мои, чистые, как кристалл! Серебристые!
2. Вы – утро дней…
3. Золотые, благовонные, не простые – червонно-сонные, лучистые, как кристалл, чистые.
4. Вы – утро дней».
Звуковые повторы встречаются также в других местах строки (нередко вместе с лексическими повторами):
1. Бледным утром на горизонте разливались влажные, желтые краски. Горизонт бывал завален синими глыбами.
2. Громоздили глыбу на глыбу. Выводили узоры и строили дворцы.
3. Громыхали огненные зигзаги в синих тучах.
1. Вдоль матово-желтого горизонта пошли дымно-синие громады.
2. Громоздили громаду на громаду. Выводили узоры и строили дворцы.
3. Громыхали огненные зигзаги в синих тучах.
Если говорить о других симфониях Белого, то необходимо отметить, что и там можно обнаружить достаточно выразительные стихоподобные повторы. Так, во Второй симфонии встречаются ощутимые метрические фрагменты:
5. Поднимал бобровый воротник.
