banner banner banner
Ундинки
Ундинки
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Ундинки

скачать книгу бесплатно

Ундинки
Соня Орешниковая

RED. Детективы и триллеры
Перед вами – книга судеб. Простых и сложных, обычных и волшебных, городских и деревенских, тяжелых и легких. Здесь сочетается самое неоднородное: мистика и любовь, детективы и ведьмы, юность и взросление.

Судьбоносные встречи, разбитые сердца, ревность и примирение – лишь малая выдержка из чудесного многообразия смыслов и выводов, которыми награждает автор своего читателя.

Комментарий Редакции:

Очаровательная коллекция вариативных рассказов, лейтмотив которых – сама жизнь. Эти истории – фантастические и бытовые, веселые и грустные, одним словом – на любой цвет и вкус, под каждое настроение и собственный повод.

Соня Орешниковая

Ундинки

Ундинки

Он нашел ее в камышах. Сначала подумал, что мертвая. Но мертвые так не выглядят. Ему ли не знать. Он на кладбище работает.

Но, возможно, без сознания. Проверил пульс. Слабый.

В себя она не приходила. Федор вздохнул. Рассмотрел внимательно свою находку.

Волосы черные, длинные. Статная, но крепкая. Не такая, про которых говорят «хрупкая». А такая, которая коня остановит. Сильная. Руки жилистые. Закаленная. И внутри уже загрубела, должно быть. Под стать Федору.

Он принес ее в свой дом на краю леса, подальше от деревни. Не любил он деревенских. Да и они его не жаловали. Бирюк. Могилы роет, кладбище сторожит. А чего его сторожить? Это деревня, здесь все свои, никто там по ночам не шастает.

Иногда в сторожке там остается до утра. Порядок наводит. Тропинки чистит. Опавшую листву собирает. Заброшенные могилы в порядок приводит.

Иногда просто обход делает и в свой дом возвращается. Федор еще и егерем у них в деревне считается. Каких животных выхаживает, лисиц, в основном. Волки тоже случались. В вольере у него жили. И даже однажды лося выхаживал.

Двор у него большой, сарай тоже, и две здоровые, но поджарые собаки. Всегда с ним. В лес. На кладбище.

Вроде бы, хороший мужик. Рукастый. Но все молчком. Ни с кем не дружит. Никто про него ничего толком не знает. Кто такой, откуда.

Раньше в этом доме ведьма жила, Ефросинья. Потом сгинула. И этот бирюк приехал и поселился. Местные ходили с делегацией. Прознать, кто таков.

А он говорит, Федором зовут. И глазами своими темными, как ночь, смотрит. Оторопь берет. Язык немеет. Убоялись местные, поклонились и ушли. Федор так Федор. Потомок Ефросиньи, стало быть. Тоже со странностями. Пусть живет. Зла не творит. Наоборот, помогает.

Кто из местных заболеет, всегда тут как тут, на машине до города к врачу везет. Хоть среди ночи. Как только прознает, не ясно.

Думали, колдун. Пришла к нему однажды Дуняша. Муж, говорит, заболел, подсоби. А этот бирюк смотрит мрачно и говорит:

– К врачу отвезти могу. Закопать могу. Тебе как подсобить нужно?

Больше местные к нему не лезли. Ни во двор, ни в душу. Захочет – поможет. Не захочет – значит, так надо.

Женщину Федор про себя назвал Ундиной. А как ее еще звать? В камышах у реки спала.

Русалка эта к вечеру только очнулась. Села осторожно на топчане. Огляделась.

Собаки залаяли, к ней подбежали. Хвостами машут, лицо лижут. Она улыбнулась, каждую погладила. А потом и хозяина дома увидела.

– Федор меня зовут. А тебя?

А она молчит и смотрит на него. На него и сквозь него. Глаза у нее черные, как дорога в ад. И словно она на Федора сквозь закрытые веки смотрит. Там, за взглядом этим, река темная, черная, воды мутные. Что с ней случилось, кто такая, не скажет. Не скажет – и не надо. Ее дело.

– Ундиной звать буду, – кивнул Федор.

Так и стали жить. Первый день она отлеживалась, видно было, что ей неловко просто так лежать и ничего не делать. Поэтому на следующий день решила его отблагодарить за приют. В избе прибрала. Еды наготовила. Давно Федор так вкусно не ел.

Суп ел, аж слезы выступили. Посмотрел на нее и сказал:

– Горячий просто. Я сам с руками, готовить умею. Но не так вкусно.

Она только головой кивнула. Даже не улыбнулась.

В вечеру, вроде, порывалась уйти, остановил ее, слегка тронув за рукав.

– Не хочешь уходить туда, откуда пришла – оставайся. Ты мне не в тягость. Я тебе тоже в тягость не буду.

Местным интересно было, страсть. Неужто бирюк себе жену нашел? Но спрашивать побоялись. А то смотрит зенками своими, аж мурашки по коже. Захочет – сам скажет. А и не знают – и то легче, совесть чиста. Может, тоже ведьма какая. Тоже глазищи темные, как небо после заката. Два сапога пара.

Стала Ундина Федору помогать не только по дому. На кладбище с ним ходила. Помогала убирать. Нравилось ей там. Тихо, спокойно. Даже разговаривала как-будто с кем-то, шептала что-то. Только с Федором молчала. Как немая. Даже с собаками его, бывало, говорит тихонько, а с Федором – молчит.

Однажды только спросила Федора, который убирал старую могилу:

– Ты их слышишь?

– Кого?

– Мертвых.

– Я их вижу.

Так она и не поняла, про покойников он или на самом деле видит их призраки. У Федора, как и у нее, тоже была тайна. И он ей ее не расскажет. Да ей и не надо. Своей хватает.

Да и какая у нее тайна? Жизнь не удалась, любовь не сложилась, ребенок не родился. Мать рано умерла, отец сразу на другой женился. А у той своя дочь и две внучки, лишней стала.

Как-то Ундина проснулась утром и из-под опущенных ресниц наблюдала за Федором. И у него, наверняка, такая же тайна. Нет ничего страшного в прошлом. Просто хорошего там тоже нет.

Федор спиной почувствовал взгляд, повернулся, нахмурился слегка.

– Чего смотришь?

– А чего бы и не посмотреть, коль мне боженька глаза дал?

– В бога веришь?

– Ни в бога, ни в черта, ни живых, ни в мертвых.

– А в меня веришь?

– А как в тебя верить надо?

– Просто.

Она пожала плечами.

– Не понимаю я, про что ты. Ты не бог, чего в тебя верить? Сам в себя верить должен.

– А если сил нет?

Она долго на него смотрела, пристально, а потом ответила:

– Найдем.

Федор крякнул. Сразу как-то на душе потеплело.

Ундина легко встала и сразу начала что-то делать по дому. Все у нее получалось быстро и хорошо.

Федор кашлянул.

– Как, все-таки, звать тебя?

– Дотошный какой. Ну, Ларкой меня мать кликала.

– И как звать тебя?

Она впервые усмехнулась.

– Мне Ундиной быть нравится.

– Может, сказать кому надо, что ты жива – здорова?

– Отец у меня один остался. Я к нему уже Ваньку-дурачка отправляла с весточкой и гостинцем. Пусть живет и обо мне не думает. Раньше у него это получалось.

– Может, надобно с ним помириться?

– А мы и не ссорились. Федор, не лезь мне в душу.

И опять оба надолго замолчали. Много лишнего уже наговорили.

А потом Ундина застудилась, приболела, Федора за руку взяла и стала говорить отрывисто:

– Мать мне приснилась, покойница. Словно живая. Пришла к нам с отцом, как ни в чем ни бывало, и целый день с нами прожила. Живая, понимаешь? Как будто и не умирала. Ходила еще, командовала, как обычно, указывала, кому что делать, было у нее такое. А потом ушла. И даже не страшно было почему-то. И я отцу говорю, что сегодня среда. А может быть, она к нам каждую среду приходить будет? А отец улыбается так осторожно, плечами пожимает, сам не знает, не понимает, что к чему. А я думаю, что нет уж. Не хочу. Не надо. Умерла и умерла. Представляешь?

– Представляю.

– Я еще во сне думала, что мертвые, все-таки, приходят, не врут люди. Только почему же она раньше-то не приходила? Не помогала? Значит, не приходят.

Высказалась, руку отпустила, и уснула сразу.

А утром уже и встала, выздоровела. И словно не помнит ничего. А может, и правда не помнит. Не ясно. Только вечером с ним в сторожку идти собралась. Он вопросительно посмотрел на нее.

– Скучно тебе там, поди. А я пирогов напекла.

Он ничего не ответил. Пошел, собак свистнул. Она следом. Может, одиноко ей в доме по ночам оставаться. А может, и страшно.

А в сторожке, как уже спать собрались после обхода, под окном ветка хрустнула. Русалка его всем телом задрожала. Кто это, спрашивает. Страшно ей в самом деле.

– Собаки, наверное. Не лают.

– А ты ничего не слышишь? Ходит кто-то под окнами.

– Никто не ходит. Собаки бы залаяли.

И обнял Ундину, чтобы не боялась. И целовать стал. Она не сопротивлялась. Только спросила:

– А можно ли на кладбище? Тут мертвые.

– Но мы-то живые.

Так с тех пор и стали жить как муж и жена. Только Ундина опять все молчком, молчком, и глаза черные, непроницаемые. Хотя Федора это не напрягало. А чего говорить? Живут, и ладно. И без слов все ясно.

Не любила она Федора. И он это знал. И она знала, что Федор это знает. Но ей все равно было. Знает и знает. Какая любовь после сорока лет. Вся за спиной осталась. Просто уходить от Федора не хотелось. Все ее устраивало.

Дом, собаки, неспешная работа на кладбище. Нравилось, что люди не лезли с разговорами. Нравилось, что Федор молчит. Зыркнет иногда, украдкой, а она видит. Смотрит, не проснулись ли в ней чувства. Нет, не проснутся.

Потом, вроде, успокоился и сам Федор. В самом деле, какая-такая любовь в их возрасте. Живут ладно, чего еще просить? Живи и радуйся. Ундина избу уютом наполнила и вкусными запахами, под руку не лезла, языком не молотила, двух котов еще завела, ишь ты. Тоже в лес повадилась с Федором ходить, только там у нее свои тропы были. Грибы собирала, ягоды. Словом, полон дом. Федору даже детей захотелось. А что? Ему 45 только, родила бы ему пацана, что же он, на ноги его не успеет поставить? Еще и поживет потом, внуков дождется.

И как-то раз пришел Федор в избу вечером и слегка пьяным. Глаза красные. Навис над Ундиной своей:

– Что же ты никого не любишь, а? Что же ты такая черствая, такая…

Он потряс рукой в воздухе, показывая, какая она, но тут Ундина встала с каменным лицом, слегка ткнула его в грудь и тихо сказала:

– Еще раз таким увижу – уйду. Руку опусти. Я сама, кого хошь, зашибу. Драться будем на равных.

У Федора аж дыхание перехватило. Испугался, что не так поняла, что уйдет.

– Не собирался я тебя бить, дура, – и язык прикусил. Не умеет он извиняться, не приучен. Махнул рукой и из дома выбежал.

Ундина час ждала, второй, не выдержала, пошла его искать. Собаки тоже во дворе слонялись, поскуливая, потеряли хозяина и вернулись обратно. Собак свистнула, все не страшно.

Первым делом все кладбище обошла. Если тут нет, значит, в лесу. А в лес идти мимо реки. Там его собаки и нашли. Сидел в камышах и курил. Трезвый уже. Искупался, наверное, чтобы хмель вышел.

– Ох и дурень, – покачала Ундина головой. – Застудишься ведь. Заболеешь – уйду. Так и знай.