скачать книгу бесплатно
Однако реакции не последовало. Может не слышат?
Платон встал и в своём спортивно-нижнем белье выскочил на улицу.
Удивительно! В этот момент у него совершенно ничего не болело.
Видимо на 4 часа ночи приходился пик действия его НПВС «Мелоксикам». Или же, испытанный им шок, тут же мобилизовал весь организм. Пока было неясно.
Платон подошёл к почти сплошному забору дачи Дибилевичей, за которым просматривались два автомобиля. С ближнего из них, со всеми открытыми дверями, и доносилась, разбудившая его громкая музыка.
Платон поначалу решил, что в этом виноваты великовозрастные сыны хозяина, и вновь прокричал, на этот раз в щель в заборе:
– «Аллё! Позови отца!».
И через секундную паузу вновь:
– «Аллё! Валер!?».
Но никаких изменений.
Платон попытался открыть калитку.
Но та оказалась запертой изнутри, из-за чего разгневанный гость чуть было не сломал её.
Платон уже было начал подумывать о «камне в окошко» дома глухих, но тут через щель в заборе увидел, наконец, какое-то движение.
Хозяин дома – более чем сорокалетний предприниматель Валерий Дибилевич не без труда отпер калитку и уставил свои невинные, светло-серые, стеклянные глаза на слишком смелого соседа.
– «Валер! Я думал, это твои дети шалят, а оказывается ты сам!?» – начал Платон диалог, с трудом сдерживая свой гнев, чтобы не обрушить на хама потоки матерной брани.
– «А что? Нельзя, что ли, музыку слушать?!» – впился тот холодными глазами в пустоту позади Платона.
– «Можно, но тихо, не мешая соседям!» – слегка успокоившись, перешёл Платон на поучения.
– «Так ты, чего не спишь?!» – начал было тот глупо изворачиваться.
– «Так ты разбудил меня! Я вскочил, как ошпаренный!» – начал объяснять элементарное соседу, ударившемуся в дебилизм.
– «Ты ведь, вроде, мужик нормальный?» – попытался перехватить инициативу старший из Дибилевичей.
– «Ну, ты даёшь! Не ожидал я от тебя! Удивил ты меня!» – заканчивал Платон своё бесполезное возмущение уже в виде монолога, уходя от замолчавшего, возможно от растерянности, собеседника на свой участок.
Тут же замолчала и музыка. Запирая калитку и поглядывая на виновника конфликта, Платон вновь повторил, но на этот раз твёрже и как будто угрожающе:
– «Да! Удивил ты меня!».
Почти час Платон не мог заснуть, но природа вскоре всё же взяла своё.
А до этого он в возмущении и в сердцах ещё успел подумать: Вот бы не приезжали Вы сюда больше!
И его пожелание в какой-то степени сбылось. Несколько выходных этих соседей не было видно, тем более слышно.
Да! Права Ксения! Не повезло нам с новыми соседями. Слишком шумливые оказались. Да и не культурными совсем. Ведь не первый раз их замечали за нарушением ночной тишины.
В общем, у них, как говорится, полное отсутствие всякого присутствия. Никакой культуры вообще, и тем более культуры общения и поведения! – в полудрёме сокрушался Платон.
Третью, теперь уже настоящую неделю отпуска, после двух больничных недель, Платон провёл уже вместе с женой.
До этого он сделал на даче все необходимые текущие дела, в том числе многие по ее расконсервации.
Трава была скошена, грядки прополоты, мусор сожжён, вывезен и закомпостирован.
Огурцы в парнике росли, а хлам из разобранного в сарае, вывезен на свалку, а старый инструмент подарен таджикам.
И супруги принялись к совместной работе по настилке линолеума в доме: в прихожей и кухне.
Ещё до приезда жены, Платон долго и тщательно вымерял выкройку из двух частей оргалита для вырезания единого листа из линолеума.
Получался весьма заковыристый лист. Даже после вырезки пластин оргалита, Платон нанёс на них метки, компенсирующие некоторые неточности, позволившие, в конечном счете, вырезать единый кусок линолеума почти без поправок и лишь с незначительными подрезами.
После того, как супруги убедились в правильности формы вырезанного листа, они приступили к обивке пола оргалитом.
А поскольку у Платона болело правое колено, не позволявшее ему даже наклоняться, обивку мелкими гвоздями производила Ксения, но под руководством мужа.
Затем прокрасили под цвет линолеума штапик.
Потом прибили его через линолеум, кое-где заранее приклеенный двусторонним скотчем, к оргалиту.
Получилось здорово.
На следующий день супруги, купив необходимый крепёж и соединения, не без приключений смонтировали от водопровода по забору к бочке в середине огорода, где был расположен распределительный узел, и далее опять по забору, под дорожкой, к кухне дома – поливочный, полудюймовый полосатый, зелёный шланг, похожий на змею.
Это теперь позволило не пользоваться вёдрами, за исключением пока питьевой воды, при наполнении ею кухонных ёмкостей и поливочных бочек.
Теперь Ксения могла пользоваться водой и в отсутствие Платона.
Вскоре, но с задержкой, созрела клубника, за ней сразу начала созревать малина, а параллельно – чёрная смородина, а за нею и вишня.
И ещё до отъезда в больницу Платона, успевшего полакомиться результатом своего труда – пересаженной осенью клубникой, Ксения успела кое-что заготовить на зиму.
В общем, к отъезду в больницу, Платон, как дачник, теперь был готов.
На ночь он выпил аспирин УПСА и тут же разродился четверостишьем:
«А роза упала на лапу Азора»,
Посмешище сделав из бедного пса.
А как избежать ему славу позора?
Наверно принять аспирина «УПСА»?!
Глава 3. Отдых и лечение.
Наконец очередь подошла. Из отпуска удалось фактически отгулять только полторы недели. Впереди Платона ожидало примерно, как он поначалу подумал, трёхнедельное больничное заключение.
Утром 14 июля он прибыл в 10-ую городскую клиническую больницу – московский реабилитационный центр. К обеду разместили в 502-ую палату 2-го корпуса, в 10-ом ревматологическом отделении.
Принимавшая его медсестра Светлана, своей внешностью напомнила ему Светика-семицветика. Такой же рост и фигура. Похожий тип лица, волосы, походка. Даже мерцавшие черты характера и поведения напоминали ему о бывшей возлюбленной. Поэтому медсестра, видимо почувствовав интерес к своей персоне, вела себя с Платоном очень сдержанно, но весьма уважительно и корректно.
После обеда дежурный врач Светлана Николаевна очень подробно и внимательно расспросила и осмотрела Платона, разобравшись в его медицинских бумагах, просветив его по поводу особенностей применения отечественного «Метотрексата».
Наметился курс лечения и реабилитации.
И началось.
Платону понравилось, что в отличие от предыдущей больницы здесь очень много времени уделялось лечебной физкультуре, работе на разнообразных тренажёрах. Ведь недаром эта больница являлась одновременно и реабилитационным центром.
В палате Платон оказался пятым, заполнив её контингент. Коллеги подобрались около его возраста, все без исключения оптимисты и юмористы, хотя естественно и в разной степени.
В ожидании вечернего укола, Платон сидел в длинном вечернем коридоре и рассматривал развешанные на стенах иллюстративные и информационные материалы по соответствующей тематике.
Неожиданно к нему подсела женщина пенсионного возраста, но пока всё ещё симпатичная, интеллигентная и, видимо, с активной жизненной позицией. Она, извинившись, спросила, не подскажет ли он кого-нибудь из знаменитых людей России с именами Александр и Михаил.
Платон в шутку сразу назвал своего друга Сашу Александрова. Но потом, извинившись, начал помогать, с трудом вспоминая знаменитостей. Женщина, представившись Авророй Ивановной, показала свой список. Платон, мельком пробежав его, пообещал позже помочь дополнить его.
При следующей случайной встрече в коридоре Платон выполнил своё обещание. Новые коллеги уже разговорились в вестибюле. Платон понял, что зрелая пенсионерка Аврора Ивановна готовила этот список специально для своего внука, совсем не читающего книг.
Она хотела спросить у того, знает ли он этих людей, и тем ненавязчиво приобщить внучка к чтению умных книг и изучению нашей истории.
Платон сразу вспомнил своего младшего сынка Кешу.
К тому времени Аврора Ивановна набрала уже 45 Александров и 39 Михаилов. Ещё позже, в столовой, она пожаловалась, что возможно при их последней встрече потеряла очки.
Платон ту же тщательно осмотрел место их последней беседы, но очков нигде не было. Наверно Аврора Ивановна потеряла их в другом месте. Это вскоре косвенно подтвердилось, развешанными в разных местах, даже с улицы, объявлениями об утере.
Больницу окружал весьма приличный и местами довольно густой парк с дорожками для прогулок и скамейками. Он был засажен разнообразными, в том числе и по возрасту, деревьями и кустами. Не большой специалист по флоре, Платон обнаружил здесь старые липы, осину, очень много канадского клёна, сирень, в том числе молодую, но мощную; ели, сосны, берёзы, лиственницы, яблони и вишню, шиповник и боярышник, даже грецкий орех и дуб, и другие, в том числе экзотические, незнакомые ему кусты и деревья.
В эти тёплые и даже очень жаркие дни Платон периодически прогуливался по дорожкам больничного парка, затем присаживался на свободную скамейку и работал над текстом своего романа.
В очередной раз присев под большой старой липой, он углубился в своё творчество. Вдруг Платон заметил, как на его брюках и теле стали появляться какие-то гусеницы. Он наблюдал за ними, и увидел, что те спускаются с деревьев на тонких нитях, как десантники, как спецназ. И теперь Платону периодически приходилось стряхивать с плеч, рук, спины и груди надоедавших ему различных мошек, жучков, гусениц и комаров.
Общий телевизор в вестибюле этажа не работал. Но зато в палате был, принадлежавший одному из пациентов. Однако телевизор, по которому орала реклама и слышались вопли главных героев очередных детективных сериалов, Платон почти не смотрел, чаще предпочитая дрёму.
Первая неделя пребывания в больнице для него прошла быстро. Гигиенические процедуры, приём лекарств, уколы, и особенно многочисленные физические занятия, и редкие разговоры с контингентом, занимали основное время. Остальное Платон тратил на творчество и прогулки по парку.
На выходные дни некоторых больных, за исключением вновь прибывших, отпускали на сутки домой.
Один из сопалатников Платона, Павел Александрович, по им лично озвученному прозвищу Бурьяныч, прибыл из увольнения в субботу к вечеру, и, естественно, с «подарком» для ветерана Семёныча.
Вечером они приложились к «подарку» на пару, и остались очень довольными его крепким содержимым. Ночью коллеги по питию немного подкашливали. Утром это прояснилось, вызвав у пары удивление.
– «Так Вы же вчера водку пили!? А ведь она предназначена для употребления в холодное время! Вот Вам и кашель!» – сделал Платон неожиданный для всех вывод.
– Да! Ха-ха-ха! Да-а!» – согласился, с полуслова понимающий юмор Платона, Семёныч.
В их палате, сразу за дверью справа, размещался Павел Александрович Бурьянов. Платон сразу обратил внимание на его глаза. Они были тёмно-карие и, хотя излучали озорной огонёк, в своёй глубине хранили какую-то печаль, или даже горе.
Он был младше Платона всего на два года, но выглядел очень молодо. К тому же был красив и, во всеобщем понимании, весьма сексуален. На вид ему можно было дать всего около пятидесяти лет, а то и меньше. Этому впечатлению способствовали и почти без седин, прямые, коротко стриженные, чёрные волосы.
Павел был простым рабочим, а родом с Рязанщины. Несмотря на, в своё время пережитое, тяжёлое потрясение – гибель сына, курсанта бывшего «Высшего Военного Училища имени Верховного Совета ССССР» (Кремлёвские курсанты), он был весьма весел и оптимистичен, словоохотлив и даже говорлив.
Направо и налево он сыпал шутками и прибаутками, а то и частушками, напоминая Платону своё землячество с Есениным. Даже почти через каждое слово употребляемые им слова-связки «нах» и «бля», не портили его речь, придавая ей некоторый специфический шарм, и со временем уже не отвлекали слушателей от сути им сказанного.
Павел регулярно, или периодически, поддерживал весёлое состояние своего организма.
И это было уже второе винопитие горькой парочки. За два дня до этого, после ужина, Платон увидел любопытную картину.
У окна, за столом, несколько развалившись, сидел в одних домашних трусах весьма грузный, престарелый Семёныч. Лицом к нему и к окну, соответственно спиной к Платону, сидел Павел с гладким, голым, загорелым торсом. Они выпивали, закусывали и громко о чём-то спорили.
Внезапно вошедший Платон сразу пошутил:
– «Паш! Ты чего споришь?! Посмотри, кто перед тобой сидит!? Если взглянуть со стороны, то это прям, пахан!».
Довольный Семёныч рассмеялся, а воодушевлённый Платон добавил:
– «А ты сидишь напротив него, как … девятка!» – несколько смягчил он окончание фразы.
– «Скажи уж лучше, шестёрка!» – беззлобно уточнил Павел.
Вскоре Станислав Семёнович заёрзал на стуле, и встал.
– «Один рулон истратил!» – чуть ли не с гордостью заявил Семёныч, доставая из тумбочки новый рулон туалетной бумаги.
– «Вся жизнь – в рулонах!» – саркастически заметил Платон, имея ввиду измерение продолжительности жизни.
Возвратившийся в палату, Семёныч взгромоздился на кровать и удовлетворённо расслабился, издав специфически звонкий звук, покидающих его тело последних газов, тут же это прокомментировав в своё оправдание:
– «Значит тонко!».
– «Семёныч! Какой ты шумный!» – заметил его сосед Николай, своей кроватью разделявший их с Павлом.
Будучи очень приятной наружности, интеллигентной внешности, пожилой мужчина, напоминавший Платону или лапочку начальника или доброго преподавателя, Николай по возрасту оказался даже на год младше Павла. И он оказался прав.
И действительно! Ранним утром стены палаты оглашались громкими, загадочными звуками:
– «Э-э-эй! Э-э-эх!».
А это стонал или зевал Семёныч. Не то от боли, не то от дури и скуки?
Иногда в палате кто-то и похрапывал. А иногда доносились даже экзотические звуки.
