скачать книгу бесплатно
– Раз сразу не сказали, то и не ответят.
– О чем и говорю, – кивнула я. – Так что давай начинать с нуля. Что ты можешь сказать о нем?
– Для начала: он не только последние три года, но и последние месяцы жил очень активной жизнью. Он много ходит, бегает, прыгает, поднимает тяжести, у него отлично развита мускулатура. Ты ведь понимаешь, что этого не может быть?
О, я понимала это как никто другой! И не только из-за слов его лечащего врача. Я наблюдала за Русланом почти сутки и усвоила, что двигается он мало. Если скажешь ему – он пойдет. Если нет – будет стоять и пялиться в темноту. У него ни разу даже желания самостоятельно пойти куда-то не было!
– Может, это и правда аномалия мышечного развития? – неуверенно предположила я.
– Меньше слушай всякую ерунду! Дело не только в мышцах. Состояние стоп, мозоли на руках – все это указывает на то, что я тебе сказала. Он выполняет тяжелую физическую работу, Кать, причем регулярно. В больнице были условия для такой работы?
– Нет… По крайней мере, я ничего подобного не видела!
Если бы там пациентов заставляли работать, это вряд ли касалось одного Руслана. Однако другие пациенты были истощены и совсем не похожи на него!
– А еще он много времени проводит на свежем воздухе, – добавила Наташка. – Кожа обветренная, есть ровный, пусть и не слишком сильный загар. Судя по состоянию кожи, он часто бывает на воздухе без рубашки, но полностью голым – нет. И загар не тропический, это неяркое солнце, в принципе, соответствует нашим широтам. Если учесть, что сейчас ноябрь и загар частично сошел, можно предположить, что он сильно загорел летом.
– Мне нужно говорить, что это тоже невозможно?
– Нет, я тебе сама это скажу!
В «Серебряном бору» его точно не посылали бы загорать! Допустим, некоторых пациентов заставляли выполнять тяжелую работу – что уже маловероятно. Но это делали бы тайно, тщательно скрывая от посторонних глаз. Их держали бы в подвале или сарае, никак не на открытом воздухе! Это ж Подмосковье, а не глухая Сибирь. Если бы кто-то снял на видео, как пациентов гоняют на плантации, клинике пришел бы конец. Да и зачем им плантации? Я видела их цены, они отлично зарабатывают вполне законным способом!
Но где он тогда был? И зачем Анатолию Александровичу врать мне?
– Уже очевидно, что с этим мы так просто не разберемся, – признала я. – Давай перейдем к шрамам.
– Да уж, это большой переход… Слушай, Руслан ведь не служил нигде?
– Нет… Почему ты спросила? – насторожилась я.
– Потому что многие из этих ран просто нельзя получить в несчастном случае. Вот это – можно, это след открытого перелома. Но вот это – явно зажившее пулевое ранение, а тут его резанули армейским ножом, если я не ошибаюсь. А я вряд ли ошибаюсь, у таких ножей специфическое лезвие.
– И когда все это было?
– В разное время. В целом, здоровье у Руслана отличное, и рискну предположить, что раны на нем заживают быстро. Но даже так… Прости за этот вопрос, но когда вы расставались, что-нибудь из этого уже было?
– Нет, ничего…
– Ты не могла не заметить? – допытывалась Наташка.
– Ты издеваешься? Как я могла не заметить, что моего мужа пырнули армейским ножом!
– Готова поверить. Но раны все равно нанесены в разные сроки, и промежуток времени большой. Можно предположить, что первые из них Руслан получил как раз шесть лет назад.
Когда расстался со мной. Я действительно не знаю, что происходило в его жизни с тех пор. Но вряд ли он отправился на войну! Анатолий Александрович сказал, что пять лет назад у Руслана уже начали подозревать шизофрению. Получается, он был здесь, в России, и показывался врачам.
Все это просто не сходится. Даже с учетом шизофрении, где он мог получать такие ранения? Если бы все можно было списать на агрессию, он пошел бы и подрался в каком-нибудь кабаке. Но пулевые ранения, нож, открытые переломы… Откуда все это?
Наташка продолжала осмотр, и странности накапливались.
– Тут он, похоже, нанизался на что-то… Видишь: шрамы с двух сторон, рана была сквозной. Обработали ее абы как, зашили криво, поэтому и шрам получился такой объемный. Тут плеснули чем-то вроде кислоты, но попали по касательной, и хорошо! Таких шрамов у него несколько, и получены они с разницей не меньше года.
Пока мы говорили о нем, Руслан оставался в привычной для него прострации. Все те чудовищные травмы, которые мы упоминали, будто ничего не значили для него! Он снова был не здесь, не с нами. А я боялась даже предположить, сколько он вынес за эти годы.
– Ну а вот это? – Я указала на тот шрам, что больше всего пугал меня. – Мне кажется, его какой-то зверь порвал… Знаешь, тигр там или медведь!
– Какой еще тигр, Катя?
– Уссурийский, блин! Не знаю, какой тигр, но посмотри на это!
Этот шрам интриговал Наташку не меньше, чем меня, однако она как раз не спешила с выводами. Она осматривала его со всех сторон, осторожно прощупывала пальцами, а потом отрицательно покачала головой.
– Нет, это вряд ли удар лапы.
– Почему? Очень похоже!
– Похоже, но не совсем. Понимаешь, у зверя когти расположены на примерно одинаковом расстоянии и под одним углом. Вот представь лапу тигра или медведя – и так будет. А здесь был разный угол и разная сила надавливания. Да и когти по размеру слишком крупные для звериных пальцев. Хотя это, конечно, не когти!
– Тогда что это? Слушай, я ведь не настаиваю на своей версии, я просто пытаюсь понять, что случилось с Русланом!
– У меня есть одна теория, но она слишком странная, чтобы ее хоть как-то объяснить!
– А есть ли в этой истории хоть что-то не странное? – рассудила я.
– И то правда. У тебя в доме найдется какая-нибудь игрушка?
Тут уж я растерялась.
– Игрушка?..
– Ну да. Кукла Барби там или плюшевый мишка, тоже подойдет.
– Сейчас посмотрю…
У меня был плюшевый заяц – маленький и пушистый, занимавший дальнюю книжную полку. Слишком милый, чтобы его выкинуть, и слишком много мне напоминающий, чтобы хранить его на видном месте. Кто ж знал, что однажды он пригодится!
Наташка не стала спрашивать меня об игрушке, она была слишком увлечена. Она взяла зайца за бок одной рукой, тремя пальцами – и я увидела, что ее пальцы как раз находились на тех местах, где в случае Руслана были лезвия, оставившие шрам.
Только так можно было обхватить кого-то, если у тебя всего три пальца, только под таким углом, только сдавив с силой…
Так что да, ее теория объясняла рисунок шрама, и все равно это был полный бред. Руслан – здоровенный мужик, в природе просто нет такого существа, которое смогло бы поднять его одной рукой. Тогда что это было? Механическая клешня? Допустимо, но такую клешню нужно было сконструировать специально для того, чтобы хватать ею людей, и это снова отсылает нас к определению «бред».
– Я не знаю, как это объяснить, я такого никогда не видела, – вздохнула Наташка. – Да и Руслан, видишь, ничего тебе не скажет. Но, знаешь, Кать… Я б на твоем месте двадцать раз подумала, прежде чем оставлять его в своем доме. Тем более, он не заслужил такой заботы, не заслужил быть спасенным!
– Возможно.
– А заслужил он как раз другое – он дал тебе право бросить его, как он бросил тебя!
У меня не получалось так же ловко и безапелляционно судить людей, как у Наташки, и я не знала, чего он достоин, а чего – нет. Но, как ни странно, теперь, когда у меня появились новые причины отказаться от помощи ему, я лишь укрепилась в решимости не оставлять Руслана одного.
Даже после всего, что он сделал.
* * *
В тот день я впервые вспомнила, что такое дурное предчувствие.
Раньше оно было частым гостем в моем мире, причем в большинстве случаев – неоправданным. Оно стало любимым спутником тревожности. Как только я начинала волноваться по мелочам, мне всюду мерещилось то самое дурное предчувствие: уж теперь случится что-то плохое, обязательно, вселенная против меня!
Это превратилось в дурную привычку, от которой меня отучил Руслан. Я стала доверять ему, поверила, что если что-то пойдет не так, мы вместе с этим разберемся, он меня не оставит. А если так, то какой смысл беспокоиться?
И вот дурное предчувствие вернулось, позабытое, нежданное и оттого еще более страшное. Оно набросилось на меня не с самого утра, оно благоразумно выжидало своего часа. Зачем ему торопиться? С утра я была на съемке, и это отвлекало меня.
А вот в обед, когда я засобиралась домой, оно взяло свое. Мне было плохо, неспокойно, муторно. Сердце билось часто, и хотелось плакать, хотя причин для этого совершенно не было, ни одной! Я попыталась прибегнуть к самому надежному средству: я позвонила Руслану. Но мой вечный спасательный круг именно в этот день оказался недоступен. По заученному наизусть номеру меня сначала приветствовали безнадежно долгие гудки, потом – переход на голосовые сообщения.
От этого, как и следовало ожидать, стало только хуже. Я, еще неуверенно чувствовавшая себя за рулем, впервые превысила скорость. Я торопилась домой, мне казалось, что только там я буду в безопасности. Умом я понимала, что это глупо, и я напрасно рискую, вот так проносясь по городу. Однако инстинкты били тревогу, и я ничего не могла с ними поделать.
Машину я запарковала абы как, а к квартире практически бежала. Мне было не так уж важно, что там никого нет: Руслан возвращался с работы позже меня. Главное, попасть туда, в наше гнездышко, а уж там я его дождусь!
Мне казалось, что может быть только так и никак иначе. Я не связывала свое дурное предчувствие с Русланом – а напрасно.
Я сразу увидела, что он дома… И не только он. В коридоре была небрежно брошена обувь, валялись вещи, и мужские, и женские. Из спальни, нашей спальни, доносились голоса! Это была такая стереотипная ситуация, как в анекдоте… Только там муж возвращается из командировки, а тут – я.
Может, именно из-за этой типичности я и не смогла поверить, что все по-настоящему. Должно быть другое объяснение, не может быть так, не со мной, не с ним! Как во сне, я прошла туда, заглянула – и тупо уставилась на то, чего быть не могло.
Руслан был слишком идеален. Не только когда мы познакомились, все месяцы нашего брака тоже. Идеал – это ведь не всегда отсутствие недостатков. Для меня идеалом стала его способность делать меня счастливой несмотря ни на что, счастье просто перевешивало сложности, с которыми мы сталкивались. Поэтому Руслан не мог быть способен на нечто столь банальное и пошлое, как измена.
Но вот – сюрприз! Он был там, а с ним – Вика. Моя вроде как подруга, и это делало ситуацию еще хуже. Как будто качество измены что-то меняет… Нет, измена есть измена, но именно в этой анекдотичности я видела дополнительное оскорбление.
Вообще-то, я прекрасно знала Вику, мы были знакомы много лет. Так что и ее недостатки были мне известны. Она была из тех, о ком пренебрежительно говорят «слаба на передок» – раз уж мы дошли до пошлости. Но какое мне до этого дело? Вика была умной, смешной, веселой, и общаться с ней было интересно. Мне казалось, что ее неразборчивость никогда меня не коснется. Друзья – отдельно, сексуальные похождения – отдельно, всегда так было, разве нет? Но оказалось, что нет, и Вика приоритеты расставляла иначе.
Но бог с ней, от нее еще можно было такого ожидать, а от Руслана – нет. Он был гарантом моего спокойствия, надежности, веры… Веры во все. И даже если бы Вике захотелось перед кем-нибудь раздвинуть ноги, именно он должен был послать ее подальше!
А получилось вот так. Руслан был с ней, в нашей постели. Он, отличавшийся от других, вдруг стал таким как все. Я смотрела на это и не могла поверить. Я не кричала и не скандалила, мне просто казалось, что это не по-настоящему. Мне казалось, что вот сейчас реальность порвется, как какая-нибудь допотопная кинолента, потом – склеится, и все пойдет по-старому. Дома будет только Руслан, который ждал меня, почувствовав, что мне плохо. А Вика… с Викой мы в следующий раз встретимся только в кафе, в дом я ее пускать не буду, просто на всякий случай.
Вот только реальность отказывалась меняться. Она оставалась все такой же… Неисправимой.
Я не запомнила, как выгоняла ее, не знаю, кричала я тогда или говорила тихо. Викуся шипела на меня, как змея, косилась злобно – но она считала себя победительницей. Это читалось в ее взгляде, в ее гордо вздернутой голове. Ей было плевать, что ее выкидывали из чужого дома, не впервой! Истинной победой для нее было то, что чужой мужчина уже принадлежал ей.
Чужой… Он нам обеим теперь чужой.
Вику я вычеркнула из своей жизни легко и навсегда, не это было моей потерей. Хуже всего оказалось то, что Руслан даже не пытался оправдаться или извиниться. Он смотрел на меня с сочувствием – и не более того. Как будто ничего особенного не случилось!
– Ты ведь понимаешь, что к этому давно все шло? – спросил он.
Я отрицательно покачала головой. Я действительно не понимала, не готовилась. Вчера был такой же спокойный день, как сразу после нашей свадьбы, а сегодня – это. Я была уверена в Руслане больше, чем в самой себе! Мне казалось, что даже если все вокруг станут предателями, он останется на моей стороне, всегда!
Но для него было иначе. Я только сейчас выяснила, что он давно уже устал от меня, что я предсказуемая, всегда одинаковая и ему тесно рядом со мной. То есть, он говорил все то, что сказать не мог.
Передо мной был посторонний человек – во всем. Я не узнавала этот взгляд, это брезгливое выражение лица. Его будто подменили! Или я действительно давно уже стала слепой?
– Почему так? – прошептала я. – Почему нужно было делать это? Почему ты не мог просто уйти?
– Я не был уверен, что хочу уходить, – пожал плечами он. – Здесь удобно, я привык и к тебе, и к нашему дому.
– Привык? Просто привык?
– Ну да. В жизни вообще все просто!
Это не он… Точно, не он. Он всегда по-другому относился ко мне, к семье, ко всему! Руслан просто не мог произнести эти слова…
Или я снова пытаюсь погрузиться в спасительный самообман?
– И что теперь?
– Развода я не хочу, если ты об этом, – ответил Руслан. – Развод – это долго, нудно, да и дорого. Зачем, если нам неплохо живется вместе?
– Дальше тоже будет неплохо?
– Даже хорошо, если мы оба подойдем к этому разумно!
– Разумно?..
– Договоримся, – пояснил он. – Как ты смотришь на открытый брак? Мы будем жить вместе – но с большей свободой. Мне кажется, это поможет!
– Пошел вон.
Я произнесла это ровно, четко, будто другого выхода просто не осталось. Так разве ж он был? Нет, я уже понимала, что Руслана у меня больше нет. И если мне предстояло вырвать его из своей жизни, я хотела сделать это сразу, оставив себе на будущее только лучшие воспоминания о нем. А не такие разговоры, как вот этот!
Мне было плохо, и в голове все плыло, и осталось держаться только за эту решительность. Я слабо представляла, как выжигают в себе идеалы, мне лишь предстояло разобраться в этом. Но того, что осталось от Руслана, рядом быть больше не должно.
– Катя, ты драматизируешь, я…
– Пошел вон!
Мне пришлось крикнуть на него. Я терпеть не могу кричать, но иногда иначе – никак.
Он ушел. Я расплакалась только после того, как за ним захлопнулась дверь.
Я ожидала, что он вернется – или хоть как-то проявит себя. Наша семейная жизнь, которая оборвалась неожиданно, окружала меня со всех сторон, и я не знала, что делать и как справляться. Официально, я была замужем, и в доме лежали его вещи, и наши общие знакомые спрашивали о нем… Но по факту – он просто ушел, и я понятия не имела, где он. Я отправила ему сообщение, чтобы он забрал свои вещи, и он прислал за ними друга. Я сказала, что хочу продать квартиру, однако никакой реакции не последовало. Квартира была оформлена на меня, а он даже прописаться не успел, и я тогда не понимала, почему… А он, может, готовился сжечь мосты!
Любому человеку тяжело пережить предательство. Такому, как я, – наверно, вдвойне, потому что мне лишь чудом удалось подпустить кого-то так близко, и я не знала, получится ли это снова, смогу ли я кому-то доверять. Но Руслан принял решение за нас обоих. В какой-то момент мне пришлось признать тот факт, что я больше никогда не увижу своего мужа.
* * *
– Знаешь, а ведь это был поступок сумасшедшего, – задумчиво произнесла я. – То, что ты сделал шесть лет назад, тебе не кажется?
Руслан, разумеется, не ответил мне. Он никогда не отвечал, и у меня даже не было иллюзии, что он понимает меня. Но мне нравилось говорить с ним, потому что без этого рядом с ним, молчаливым и безвольным, становилось даже жутко.
