скачать книгу бесплатно
Она специально внимательно осмотрела голову погибшей, но не нашла там ни одной ссадины. Убийство выглядело скорее импульсивным и эмоциональным, чем вынужденным.
– Но тот, кто увел девочку, хорошо подготовился, раз остался незамеченным, – указал Ян.
– Возможно, тупое везение. Эта часть парка и правда безлюдна. Кто бы это ни сделал, профессионалом он мне не кажется. Но это не значит, что он действует по собственной инициативе, его все равно могли нанять. Выяснившиеся обстоятельства на это намекают.
– Развод, да, – подтвердил Ян.
Они пока не знали всех подробностей грядущего развода Нефедовых. Возможно, на право единоличного опекунства над Тоней претендовали оба родителя, но у одного шансов было гораздо больше. Второй, предчувствуя грядущее поражение, решил похитить ребенка. Однако Нефедовы – семья не самая богатая, да и далекая от криминального мира. Поэтому даже для такого серьезного дела вполне могли нанять какого-нибудь алкаша, который действовал совсем не так, как желал заказчик. Сказать об этом больше можно будет после повторного осмотра тела.
– Ищем, кому выгодно, – задумчиво произнесла Александра.
– Да, пока у нас три условных подозреваемых – точнее, три образа, и все пока безликие.
– Ну-ка, перечисли, посмотрим, совпали ли наши подозрения!
– Первый – тот, кто похитил девочку ради выкупа. Да, он повел себя, как дебил. Возможно, он дебил и есть. Но нельзя исключать эту возможность, сама же знаешь, иногда самый простой вариант и оказывается правильным. Второй – тот, кто похитил Тоню из-за самой Тони и грядущих перемен в ее семье. Это самый благоприятный вариант для нас, потому что тогда ребенку ничто не угрожает. Ну а третий вариант – мы ищем того, кому не важно, что она – Тоня Нефедова. Важно только, что это симпатичная маленькая девочка.
И третий вариант был худшим. Не только из-за того, что преступник сделал или собирался сделать, просто его сложнее всего поймать, он, убегая, сжигает все мосты. Человек, похитивший Тоню ради выкупа, свяжется с семьей сам. Похитивший в интересах одного из родителей будет связан с ними. Но псих, хаотичный, жестокий… Он может быть где угодно.
И Тоня сейчас одна с кем-то чужим… Александра понимала ее больше, чем кто бы то ни было. Она ведь тоже была когда-то похищенной девочкой! Да, ей было восемнадцать лет, и считалось, что она уже взрослая. Но, впервые столкнувшись с настоящими, а не сказочными чудовищами, она себя взрослой не чувствовала.
Она думала, что сильная, а оказалась слабой. Может, она и не могла рассказать Яну о том, что переломило ее жизнь навсегда, но сама-то она помнила!
… В фургоне она сопротивлялась долго, дольше, чем другие девушки. Но когда ее сильно ударили по лицу, она вынуждена была затихнуть. Александра не потеряла сознание, но у нее кружилась голова, а перед глазами плясали черные точки. Ей нужно было прийти в себя, в таком состоянии она лишь позабавила бы своих мучителей.
Они свое дело знали. Александре и остальным девушкам натянули на головы мешки и связали руки за спиной. Мешок отвратительно вонял мусором и засохшей рвотой. Темнота лишала возможности ориентироваться в пространстве. Воспринимать нормально звуки было невозможно из-за биения собственного сердца – отчаянного, быстрого.
Очень скоро она перестала чувствовать и время. Она понятия не имела, как долго их везут, где они вообще находятся. Ее похитили в незнакомой стране!
Александру разрывали изнутри эмоции – разные, но сильные. Удивление – насколько просто, оказывается, похитить человека посреди улицы! Злость – она, такая умная, смелая, решительная, уже неплохо обученная, не смогла защитить себя и своих подруг. Страх – она знала, что молодых иммигранток не похищают ради выкупа.
Спустя целую вечность машина остановилась. Александра надеялась, что с нее снимут проклятый мешок, но нет, ее похитители были не настолько наивны. Ее повели куда-то вслепую, через плотную ткань пробился лишь легкий отблеск света. Она чувствовала себя животным, которое ведут на заклание. Страшно, очень страшно… Настолько, что отступают удивление и злость, и она чувствует себя самой обычной восемнадцатилетней девчонкой. Она осознает, что жизнь ее стоит не так уж много.
Когда с нее стащили мешок, она обнаружила, что находится в каком-то складском помещении с десятками испуганных, заплаканных девушек. Она знает только тех, с которыми ее похитили, остальных она прежде не видела. Все ее попытки заговорить с похитителями упираются в глухую стену молчания… Да и пытается она не слишком настойчиво. Половина лица, на которую пришелся удар, уже опухла и пульсирует болью. Она ждет вместе со всеми – и это кошмарное ожидание.
Александра так и не смогла понять, сколько их продержали в том складе. Ей показалось, что больше суток. Уже потом, став полицейской, она сообразила, что это был своего рода «отстойник». Туда привозили девушек, похищенных в разных штатах, и прикидывали, кого и куда направить дальше. Когда пришел ее черед, знакомые ей девушки остались на складе.
Больше она их никогда не видела. Это тоже было привычной политикой похитителей: разделять знакомых.
Ее снова посадили в закрытый фургон, но побольше – предназначенный для перевозки скота и слегка модернизированный. Мешок цеплять не стали, но заклеили скотчем рот. Теперь уже и плакать было нельзя – она рисковала задохнуться.
Это была самая длинная поездка в ее жизни, потому что время просто перестало существовать. Ее ждала неизвестность, а от нее уже ничего не зависело. Александра хотела стать полицейской, она достаточно знала о криминальном мире, чтобы догадаться, что ее ждет… что ее может ожидать. Но сознание упрямо цеплялось за мысль: так не бывает. Только не с ней. С другими бывает, а с ней – нет. В дороге что-нибудь случится, и она обязательно освободится!
Однако в дороге ничего не случилось. Рейс, которым перевозили ее, не стал особенным, он стал одним из многих для похитителей. Рутинная, давно отлаженная схема. Ничего личного. Водитель и охранники даже не смотрели на лица девушек, которых перевозили, они на таких нагляделись с лихвой.
Александра понятия не имела, сколько часов прошло с ее похищения, день сейчас или ночь. Она не узнала этого, даже когда фургон остановился. Пленниц выпустили наружу, и они оказались в закрытом подземном паркинге. Там они не задержались, им всем завязали глаза, связали одной цепью и повели куда-то по гулким коридорам.
В следующий раз Александра увидела свет в мрачном сыром зале. У одной стены располагались ржавые трубы и душевые кабины. У другой – старые скамейки, давно нуждавшиеся в покраске. Здесь с пленницами работали уже совсем другие люди – смуглые, подвижные, то и дело переходившие с английского на испанский. Испанского она тогда не знала.
Пленных девушек заставили раздеться и вымыться. Некоторые сопротивлялись, Александра – нет. Она прекрасно видела, что все выходы из душевого зала перекрыты. Любое сопротивление станет данью гордости, но никак не здравому смыслу. А сейчас это наивно, нужно поберечь силы! Она убеждала себя, что у нее получится сбежать, нужно только чуть-чуть подождать – и быть к этому готовой.
Одеться им не позволили: когда они вышли из душа, оказалось, что вся их одежда исчезла. Их выстроили в ряд голыми, мокрыми, дрожащими. Многие девушки плакали, некоторые прикрывались руками, сжимались, как будто это что-то могло изменить. Александра, в отличие от них, понимала, что происходящее здесь – это не просто унижение или желание осмотреть их.
У них отнимали уверенность, делая их особенно уязвимыми. Одежда – это больше, чем способ прикрыть наготу. Это барьер между телом и окружающим миром. Это доказательство, что ты – человек, а не животное, и у тебя есть право на отсутствие стыда. Теперь же их превратили в запуганное стадо, и их страх переплетался, увеличиваясь до колоссальных размеров. В какой-то момент Александре показалось, что она дышит страхом, что он сырой и густой, как водная взвесь.
Она тоже не была спокойна – какое там! Но она старалась держать себя в руках. Она напоминала себе, что контроль важен, если она просто разрыдается тут, ее похитители победят. А так она им еще покажет!
Но как бы она ни храбрилась, на ее судьбу это не повлияло. Похитители были людьми опытными и грамотными. Александра видела, что они разглядывают тела с полнейшим равнодушием – как хозяйка на рынке выбирает мясо посвежее да поаппетитнее. К ним не относились ни как к живым существам, ни как к сексуальным объектам. Просто как к товару, который нужно продать подороже.
Она так и не поняла, по какому принципу их разделили, как оценили. Но это не было случайным: девушек долго изучали, прежде чем развести по четырем группам. Тех, кто задавал вопросы, били. Поэтому Александра не произнесла ни слова.
К ней вплотную подошла женщина из числа похитителей. Она сомневалась – и это было видно. Она смотрела на тело Александры и довольно кивала, потом переводила взгляд на синяк, уродовавший ее лицо, и хмурилась. Александра поняла, что в этот миг решается ее судьба, и сдержалась, не произнесла ни слова, не стала ни умолять, ни угрожать. Возможно, это и помогло ей. Ее направили в ту группу, где были самые молодые и красивые девушки, всего около десяти человек. Группы выводили из зала через разные двери.
Она надеялась, что теперь у нее будет шанс сбежать – или хотя бы отдохнуть. Как и все остальные, Александра не спала много часов, ее били, она замерзла, и ей по-прежнему не давали никакой одежды. Она не знала, сколько еще сможет это выносить.
Сначала ей показалось, что наступил долгожданный покой. Девушек провели на этаж; повыше и начали разделять, отправляя каждую из них в свою комнату. И это были не темницы – совсем наоборот. Комнатка, доставшаяся Александре, была тесной и лишенной окон, зато оформленной дорого, пусть и совершенно безвкусно. Ярко-красные обои на стенах, ковер того же цвета на полу, круглая кровать с кованным изголовьем и огромное зеркало на потолке. Пошло настолько, что в предназначении комнаты и сомневаться не приходится, но главное – чисто.
Александру затолкнули внутрь и заперли дверь. Она замерла в центре комнаты, испуганно осматриваясь по сторонам. Больше всего хотелось сорвать с кровати покрывало и прикрыть наготу, однако она пока не решалась ничего здесь трогать. Это не по-настоящему, с ней ничего не случится, она вот-вот проснется… Но где? Дома, в России? Пусть лучше так, пусть вся эта поездка окажется страшным сном! Она улетела за океан, чтобы поставить отца на место. Она и не думала, что дойдет до такого, никто на ее месте не предположил бы!..
Щелчок дверного замка заставил ее вздрогнуть и отскочить в сторону. Ей хотелось рвануть туда, на свободу, но Александра заставила себя сдержаться. Нужно сначала проверить, она уже чуть не погубила себя этим проклятым синяком… Да и потом, она была в куда худшей форме, чем когда все это началось. Пары алкоголя выветрились, но она устала, долгая поездка, необходимость постоянно стоять и холод отняли у нее больше сил, чем она предполагала. Александра была выносливой и тренированной, но она все равно оставалась молодой девушкой.
В комнату вошел всего один человек, и он отличался ото всех, кого Александра видела здесь раньше. Они, мужчины и женщины, были одеты в одинаковые серые костюмы, они были невозмутимы и безразличны ко всему. Этот был совсем другим, и она сразу поняла: он из хозяев. А может, единственный хозяин этого круга ада!
Ему было лет сорок пять – сорок семь, и выглядел он паршиво: одутловатый, рыхлый, словно слепленный из сырого теста. Он был чуть ниже Александры – но ведь и она была высокой! Кожа у мужчины была смуглой, влажно блестящей – то ли от пота, то ли от масел. Черные волосы зачесаны назад и смазаны таким количеством геля, что они казались пластиковыми. Маленькие темные глаза скользят по телу Александры, заставляя особенно остро ощутить собственную наготу.
– Тебя зовут Алиша, – заявил он.
Он говорил по-английски понятно и уверенно, но в его словах угадывался знакомый Александре испанский акцент. Мужчина был одет в черные брюки и белую рубашку, на шее ярко блестела толстая золотая цепь, на пальцах – кольца. Три, одно просто золотое, два с камнями – рубином и бриллиантом.
– Что? – нахмурилась она.
– В твоей сумке нашли документы на имя Александры. Мне не нравится это имя, оно слишком длинное и бездарное. Если клиентам захочется как-то звать тебя, ты должна называть имя Алиша. Но это будет редко, в основном им плевать, как тебя зовут.
Я не понимаю…
– Не придуривайся, – прервал ее он. – Ты умна, это видно по глазам. Поэтому я и выбрал тебя, поэтому в твою первую ночь здесь я буду с тобой. Я знаю таких, как ты! Вы не ломаетесь дольше всего. Но в этом и кайф.
Он так и не сказал ей, как его звали. Позже, намного позже она узнала сама. Чутье ее не подвело – то самое чутье, в которое ее отец не верил, считая, что у женщин его просто не бывает. Темноглазого мужчину звали Хуан Сарагоса, но куда чаще он представлялся Джонни Сарагосой. В этом читалась не только попытка переиначить свое имя, данное ему мексиканскими родителями, на американский манер. Джон – это еще и условное обозначение безымянного клиента проституток. Он не хочет, чтобы уличные девки знали его имя. Поэтому говорит, что его зовут Джон. Шлюха и ее Джон – эту фразу многие американцы поймут. Хуан Сарагоса считает свое прозвище бесконечно забавным.
Но тогда Александра всего этого не знала. Она видела перед собой отвратительное существо, сальное, извращенное, почему-то решившее, что оно имеет право обладать ею. Она не могла этого допустить.
Она рванулась к выходу, и Сарагоса, как ни странно, не попытался удержать ее. Он даже отступил в сторону, как истинный джентльмен, освобождая ей путь на свободу] Она не поняла, почему. Ей не пришлось долго гадать.
В коридоре ее уже ждали два рослых детины, одетые все в те же серые костюмы. Сарагоса мог бы удержать ее и сам, она так ослабла, что не сумела бы с ним справиться. Но он решил не марать руки. Александру перехватили два его ассистента, и все ее попытки вырваться напоминали отчаянные старания котенка, которого поймали и приготовились сожрать два бродячих пса.
Ее вернули в комнату и привязали к кровати. Руки – наручниками к изголовью, ноги – веревками к двум столбикам, которые Александра сначала не заметила. Все это время она кричала и извивалась, но этим лишь утомляла себя еще больше. Она никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной. Ей отчаянно хотелось плакать, и сдерживалась она лишь потому, что знала: ее слезы доставят сальному ублюдку дополнительное удовольствие.
Когда она была надежно связана, ассистенты вышли, оставив ее наедине с Сарагосой. Он подошел ближе и с довольным видом осмотрел ее. Он и не сомневался в том, что перед ним – лишь удачное приобретение, вещь, которая принадлежит ему. Он никуда не торопился, он наслаждался этим моментом. Брюки из тонкой ткани не скрывали, насколько ему нравится видеть ее такой.
– Ты еще пожалеешь об этом, – процедила Александра сквозь сжатые зубы. – Мой отец – полицейский, и если ты меня не отпустишь, тебе же хуже!
Лишь произнеся это вслух, она осознала, насколько жалко звучит ее угроза. Но она не сдержалась, ей нужно было хоть как-то выпустить переполнявшее ее отчаяние. Сарагоса лишь рассмеялся.
– Детка, тем лучше! Сюда еще не пробирался ни один полицейский. Так что будь твой папочка хоть Капитаном Америкой, это не помогло бы ему тебя найти. Ну а то, что ты – дочь поганого копа, даже лучше. Тем приятнее будет тебя трахнуть, причем не только мне. Да я за это дополнительную плату брать буду!
Он закончил осмотр и начал ощупывать ее – все так же неторопливо. Ее лицо – потер в пальцах волосы, словно проверяя их мягкость, приподнял губы, чтобы осмотреть зубы. И во всем этом чувствовалась сноровка, он проходил это много раз с десятками других девушек.
Кто лежал до нее на этой кровати? Выжили ли они? Нет, об этом лучше не думать!
Сарагоса, похоже, остался доволен ее лицом. Он провел пальцами по шее и начал массировать груди, но в этом не было ни нежности, ни ласки. Он взвешивал их, обхватывал ладонью, то и дело глядя на ее лицо. Александра не хотела показывать ему, как сильно она унижена, но она не умела так идеально контролировать себя. Ее лицо уже было красным от стыда, на глазах застыли непролитые слезы. Но этого ему показалось мало, и он с силой ущипнул ее, заставив крикнуть.
– Что, уже не терпится? – поинтересовался он. – Подожди, девочка моя, не спеши так! Она не могла ответить. Она знала, что заплачет, если произнесет хоть слово.
Он погладил ее по плоскому животу, его короткие жирные пальцы изучили ее ноги – крепкие после долгих тренировок, длинные от природы. Наконец Сарагоса решил, что поиграл с жертвой достаточно, и Александра почувствовала, как его пальцы грубо и резко вошли в нее.
– Девочка моя, да ты хочешь этого больше, чем я! – хохотнул Сарагоса.
Это как раз было наглой ложью. Что бы он ни делал, Александра не находила в этом ничего приятного – даже на самом примитивном уровне. Сарагосе просто хотелось унизить ее еще больше, показать, что она сама во всем виновата. Но тут он просчитался: ее тело не тянулось к нему, и хотя это причиняло Александре боль, на душе становилось чуть-чуть легче – самую малость… Она не сдалась. Все, что происходит здесь, происходит против ее воли. Этот мешок дерьма никогда не заставит ее чувствовать себя виноватой!
– Ох, Алиша, что я вижу, – разочарованно протянул Сарагоса. – Ты была очень плохой девочкой! Кто он?
– Не твое собачье дело!
– Я надеялся, что ты будешь лучше!
Да уж, он бы торжествовал, если бы стал у нее первым! Но теперь Александра тихо радовалась, что досталась ему не девственницей. Подумать только, как быстро меняется перспектива! Еще недавно она была не слишком довольна своим первым опытом, она подозревала, что поторопилась. А сейчас она благодарила ту, прошлую, себя за то, что ее первая ночь с мужчиной прошла по доброй воле и на ее условиях.
Они с Русланом были знакомы много лет – жили по соседству. Он был другом обоих близнецов, и когда Александра начала встречаться с ним, Ян был только рад. Ему казалось, что это идеальное решение. Александра же не была уверена, что это любовь, но ей было хорошо с Русланом и он был красив, это тоже на многое повлияло.
Он готов был ждать. Он прекрасно знал, что встречается с дочерью полицейского, так что боялся даже намекнуть ей… Александре пришлось сделать это самой. И не просто намекнуть, а отправиться вместе с ним в пустую квартиру его родителей. Руслан, смешной такой, тогда все переспрашивал, готова ли она, уверена ли… А потом спрашивать прекратил.
Получилось у них средненько – не хорошо и не плохо. Ее любопытство было удовлетворено, это оказалось не так больно и страшно, как заверяли ее подруги. Но и особого удовольствия Александра не получила, все закончилось слишком быстро.
Они с Русланом продолжили встречаться, она не собиралась бросать его. Однако, когда возникла необходимость уехать в Америку, она покинула бойфренда без сожалений.
Теперь же она благодарила всех известных ей богов за то, что провела с Русланом ту ночь. Она уже видела, что не сможет уберечь свое тело от этой рыхлой свиньи. Но она отняла у него лишний повод для гордости!
– Очередная шлюха, – презрительно бросил Сарагоса. – Сколько тебе лет? Восемнадцать, девятнадцать? И сколько мужиков ты уже обслужила, по одному на каждый год жизни?
– Они хотя бы были людьми, в отличие от тебя, урод! Она ожидала, что он ударит ее, но он лишь рассмеялся.
– Люблю с характером! То, что ты уже не целка, и плохо, и хорошо. Жаль, что я не смог продать тебя как нетронутую – под это дело можно было и аукцион устроить. Но хорошо, что ты уже открыта кем-то. Теперь я лично смогу тебя попробовать первым, нет смысла тебя приберегать.
Он снял рубашку, обнажив круглый живот и поросшую волосами грудь. Александра почувствовала волну удушающе сладковатого запаха – парфюм, показавшийся ей больше женским, чем мужским. Сарагоса стянул брюки, демонстрируя, что белья он не носил – и определенно считал это достоинством. Главный предмет гордости ее насильника терялся под навесом живота.
Александра почувствовала волну тошноты, и слезы все же сорвались с глаз. Она не хотела этого, она просто не могла остановиться. Одно дело – готовиться к тому, что случится, другое – принять свою участь. Она дернулась всем телом, но это было скорее попыткой хоть как-то выразить протест. Она знала, что никуда уже не денется.
В кино главную героиню всегда спасают в последнюю минуту, и ей не приходится переживать жгучий, болезненный стыд. Но это было не кино, она стала не главной героиней, а лишь одной из многих девушек, которым отныне предстояло жить под чужим именем.
Кровать прогнулась под весом Сарагосы, неуклюже подползающего к ней. Он говорил что-то, но Александра не слушала, она попыталась отключиться, не чувствовать свое тело, забыть о том, где она и с кем. Что еще ей оставалось?
Но у нее не получилось даже это. Одно резкое движение его бедер – и ее пронзает острая боль, совсем не похожая на то, что было у нее с Русланом. Сарагоса использовал какой-то омерзительно воняющий гель. Это упростило задачу ему, но ничего не изменило для Александры. Ей казалось, что он достает глубоко, что разрывает ей живот, хотя Сарагоса вряд ли был на такое способен, даже если бы постарался. Александра едва знала собственное тело – как женщина, и даже ночь, проведенная с Русланом, дала ей лишь незначительную поблажку. То, через что она проходила сейчас, было пыткой.
– Смотри-ка, а может, я ошибся и ты все-таки хорошая девочка! – задыхаясь от быстрых движений, крикнул Сарагоса. – У тебя идет кровь!
«Анатомию выучи, кретин бездарный!» – зло подумала Александра. Но сказать это она не смогла. Голос просто не подчинялся ей, она была способна лишь на рыдания. Она чувствовала себя не просто растерзанной – оскверненной. Ее убивала мысль о том, что какая-то тварь имеет полную власть над ней, а она ничего не в силах изменить. Может, она в этом тоже виновата – тем, что позволила вот так поймать себя, что вообще приперлась в эту страну? Может, ее отец был прав и ее место – только при мужчине? Она не послушалась его, попыталась быть самостоятельной – и вот к чему это привело!
Сарагоса безмерно гордился собой. В каждом ее болезненном спазме он видел признак возбуждения, в каждом стоне боли – сладострастие. Всего, чего ему не хватало в умении, он пытался компенсировать выносливостью. Но отвратительный любовник, который никак не угомонится, – это скорее проклятье, чем дар.
А она готова была сломаться – она оказалась на грани. Боль и сомнение в самой себе сводили Александру с ума. Она готова была унизиться, просить о пощаде, признать себя Алишей – что угодно, лишь бы это прекратилось!
Но тихий голос в ее сознании шептал, что так она сделает только хуже. За слова, произнесенные в отчаянии, придется потом отвечать в здравом уме. Каким бы придурком ни казался ей Сарагоса, нельзя этому верить. Он не смог бы управлять борделем, если бы и правда не отличался умом. Он хочет сломать ее – как ломал уже, вероятно, не одну девушку. Он будет воздействовать на нее болью и унижением, сомнением и оскорблениями.
Ты сама виновата. Ты хотела быть здесь. Хороших девушек не похищают посреди улицы. Хорошие девушки невинны. Все это дает ему право обладать ею.
Он хотел сломать ее, как остальных, но Александра вдруг почувствовала, что он не сможет. У нее было преимущество, о котором Сарагоса даже не подозревал.
Ее нельзя сломать, потому что она изначально не цельный человек. Она – одна вторая. Ее половина сейчас находится далеко-далеко за океаном, там, где Сарагоса не властен. И Александра могла убедить себя, что она способна выжить, пока у нее есть половина сил, половина энергии, половина воспоминаний. Сейчас она попала в беду, и ей придется многое выдержать. Но она никогда не будет полностью принадлежать ему, потому что ее душа хранится в другом теле!
Она знала, что это ничего не меняет на самом деле. Это был лишь психологический трюк, который ее истерзанное сознание использовало, чтобы спастись. Но он ведь работал! Она мысленно представляла себя половиной единого целого, и это позволяло ей хоть немного отстраниться от кошмара, в который она оказалась втянута.
Сарагоса мог причинить ей боль. Он мог ее травмировать, пустить ей кровь, оставить синяки на ее нежной коже. Но у него ни разу не получилось заставить ее говорить то, что он хотел услышать, и он не пробудил в ее теле ни единой искры наслаждения. Александра в нем не ошиблась. Он и правда был достаточно умен, чтобы понять: он не сломил ее. Не по-настоящему.
Наконец он наигрался с ней, и к боли в ее израненном теле добавилось жжение. Но Александра позволила себе не отводить взгляд, когда Сарагоса уставился на нее. Ей нечего было стыдиться. В ее душе сквозь завесу страха и боли постепенно пробивалась, давая первые ростки, спасительная злость.
Злость – это не всегда плохо. Она разрушительна, когда отравляет мирную жизнь. Но когда все оборачивается против тебя, злость дает силы и остроту мышления. Александра сосредоточилась на ней, а не на бедственности своего положения. Она смотрела на Сарагосу и думала только об одном.
«Когда-нибудь я тебя убью. Убью, убью, и я буду последней, кого ты увидишь!»
Она знала, как ничтожны ее шансы когда-либо добиться этого. Но сама мысль о том, что она отомстит, сейчас служила спасительным бальзамом.
– Гордишься собой? – спросил Сарагоса. Он был раздражен, однако далек от истинного гнева. Напрасно. Не ты первая, не ты последняя. Знаешь тайну?
– Знаю.
Этим она застала его врасплох – Сарагоса ожидал от нее другого ответа.
– Какую же? – опешил он.
– Однажды я выясню, какова твоя кровь на вкус, – пообещала Александра.
Она все еще была связана, а он оставался хозяином положения. И все же Александра увидела, что впервые сумела задеть его. Пусть на долю секунды, но он почувствовал мороз по коже.
А потом он отвесил ей такую пощечину, что голова Александры беспомощно откинулась на подушку.
– Не нарывайся, Алиша! Будет жаль потерять тебя раньше срока. Уж не знаю, что ты там себе нафантазировала, но истинная тайна состоит в другом. Ты не первая женщина, которая корчит из себя гордую воительницу. И последней ты тоже вряд ли будешь. Я уже объезжал таких диких лошадок! Вот что я тебе скажу… Вы ломаетесь дольше, чем простые дырки, быстро признающие свое предназначение. Но уж если вы ломаетесь, вы разлетаетесь в клочья. И я тебе это устрою!
Не дожидаясь ее ответа, он натянул штаны, перекинул через локоть рубашку и вышел. Александре все равно нечего было сказать ему. Она чувствовала себя маленькой, раздавленной, израненной изнутри – как будто он что-то безнадежно сломал, и оно никогда уже не срастется.
