скачать книгу бесплатно
Что ж, изнасилование мне, похоже, не грозило.
– Второе: вы должны являться по первому моему требованию. У вас ненормированный рабочий день, случиться может всякое. Я не против вашего отдыха, личных увлечений и общения с другими людьми. Но если я вас зову, вы должны все бросить и идти. Не бойтесь, это не будет происходить слишком часто – возможно, это не произойдет никогда. Однако это должно быть оговорено и усвоено.
– То есть, мне нельзя покидать дом?
Он ненадолго задумался, потом покачал головой:
– Нет, дом покидать можно, вы не в клетке. Но постарайтесь не делать этого слишком часто и всегда предупреждать Фролову.
– Кого?
– Вам она известна как Анастасия Васильевна, – отозвался он. – Третье правило очевидно: вы справляетесь со своей работой. Мне все равно, как, это уже на ваше усмотрение, мне важен результат. Четвертое – вы стараетесь не говорить со мной. Задавать вопросы, не связанные с работой, вам запрещено.
– Хорошо.
Не очень-то и хотелось.
– И, наконец, пятое: иногда мне нужна тишина, и это тоже будет вашей обязанностью. Когда я прошу вас об этом, вы должны добиться абсолютной тишины. Выключайте всю технику, переобувайте всех цокающих шпильками дам в тапки на мягкой подошве. Опять же, мне не важно, как вы это делаете, мне важен результат. Думаете, вы справитесь?
– Я сделаю все, что от меня зависит, Владимир Викторович.
– Хорошо, тогда мы сработаемся.
Он направился прочь из беседки, больше ничего от меня не требуя, а я стояла среди роз и смотрела ему вслед. Я пыталась для себя определить, какие впечатления оставила у меня встреча с Гедеоновым.
С одной стороны, он мне не понравился – это очевидно. Не так сильно, как Мартынов, но хозяину поместья определенно досталось почетное второе место. Он был высокомерным, властным и избалованным деньгами.
Но в то же время, он восхищал меня – тем, как справлялся со своим состоянием. Его движения были уверенными, пружинистыми, в его теле таились сила и грация, которые он, казалось, едва сдерживал. Уж не знаю, как, но Гедеонов не просто примирился со своей слепотой, он ужился с ней, он не позволил ей сковать себя.
И это поднимало его в моих глазах выше, чем любые деньги.
Глава третья
Моей главной проблемой, этакой Спартой, до конца державшей оборону, стали горничные. Они в большинстве своем были немногим старше меня, но это их и смущало. Им казалось, что мое назначение на эту должность – всего лишь недоразумение. Этим красавицам хватало такта улыбаться и кивать при встрече со мной, да и то их дружелюбие было не слишком убедительно. Если им не нравились мои поручения, горничные попросту пропускали их мимо ушей.
Естественно, это меня возмущало – и подставляло, ведь получалось, что я не справляюсь со своими обязанностями. Я шла жаловаться Анастасии Васильевне, она устраивала им разнос, вставляла черенок от швабры в известное место, и они послушно отправлялись работать. Беда в том, что такое повторялось каждый раз. Они принимали приказы только от нее, меня как будто не было. Тогда я и поняла, что похожа на школьника, которого дразнят маменькиным сынком, а он из-за этого бежит жаловаться мамочке. Горничные презирали меня за то, что я была бесхребетной малолеткой, и я давала им все козыри, когда просила о помощи кого-то еще.
Это нужно было прекращать. Очень легко быть хорошей для всех, всем все позволять и делать одолжения. Но тогда и сама не заметишь, как поселишься рядом с половой тряпкой! Горничные меня презирали, а я зачем-то рвалась получить их симпатию. Зачем? Пусть злятся на меня – всем другом не станешь! Главное, чтоб работали.
Поэтому я однажды попросту собрала их всех в одной комнате.
– Я понимаю, что я вам не нравлюсь, – заявила я, прохаживаясь перед ними. – По разным причинам, но многие из них на поверхности. Знаете, что? Мне как-то все равно. Я устала играть в доброго полицейского и находить для вас оправдания. Эта работа важна для меня, и я намерена удержаться на ней любой ценой. Если этой ценой станет увольнение кого-то из вас – пожалуйста, главное, чтоб не мое. Я собрала вас здесь, чтобы вы поняли: это последнее предупреждение, я хочу быть с вами честной. Или вы работаете, как надо, или мы с вами прощаемся.
Я понятия не имела, хватит ли им этой простой и, в общем-то, банальной речи. Я действительно была готова уволить любую из них, чтобы остальные извлекли нужный урок. А они, видимо, почувствовали мою решительность и наконец-то сообразили, что могут нарваться. Уж не знаю, что они говорили за моей спиной, но при встрече они были сама любезность, я для них стала исключительно Августой Стефановной. В этот же период кто-то пустил слух, что я – немка, и я эту байку не опровергала, потому что она каким-то необъяснимым образом придавала мне авторитета в их глазах.
Образу Августы Стефановны приходилось соответствовать. Мои удобные кеды и джинсы были отложены в дальний угол шкафа до лучших времен, на работе я появлялась исключительно в платьях, туфлях и при макияже. Мне это не слишком нравилось, но я воспринимала это как часть моих обязанностей.
Я не верю, что профессионала можно и нужно судить по внешности. Увы, сторонников у этого убеждения не так много. Люди все равно смотрят, оценивают и вешают ярлыки. А мое положение было уязвимо из-за возраста, поэтому я старалась уравновесить то, что изменить не могла.
Это давало свои плоды. Персонал меня уважал, а Никита будто бы случайно все чаще попадался на моем пути. Мы ни о чем не договаривались, однако, когда я приходила в столовую на обед и ужин, он уже был там – приходил за минуту до меня. Какая встреча! И ты здесь? Надо же, как совпало!
Я прятала улыбку и делала вид, что верю в такие случайности.
Хотя времени на общение у нас было немного. Я стремилась проявить себя, поэтому уделяла работе все свое время, с перерывами на сон. Да и у Никиты забот хватало, не так-то просто оберегать столь обширную территорию! Я бы не отказалась узнать его поближе и убеждала себя, что, когда я освоюсь, станет легче.
А вот с Гедеоновым мы больше не виделись после того разговора в саду. Решив удержаться на этом месте, я пообещала себе не просить его помощи. Это было делом принципа! Я помнила, как холодно и жестко он продиктовал мне свои правила. Он хочет, чтобы это было исполнено? Да пожалуйста, я со всем справлюсь сама!
Так что я наблюдала за ним издалека, привыкала к нему, как к этой работе, как к этому дому. Меня по-прежнему поражала легкость его движений, и я никак не могла понять, как он это делает. Он был слепым, полностью: я даже решилась спросить об этом Анастасию Васильевну, и она с печалью все подтвердила. Однако он никогда не пользовался тростью, никогда не ощупывал руками пространство перед собой. Иногда он замирал, чуть склонив голову на бок, и тогда я понимала, что он прислушивается. А потом он продолжал движение, как ни в чем не бывало.
Он никогда не носил очки, и я укрепилась во мнении, что он просто наслаждается контрастом. Он делал свою слепоту пугающей, а не вызывающей жалость, он будто противопоставлял ее своему безупречному телу и очевидной физической силе. Да он двигался грациозней, чем я! Гедеонов словно бросал всем нам вызов, который мы не собирались принимать.
А еще он очень много работал. Не проходило и дня, чтобы к нему кто-то не приехал – и это всегда были богатые люди. Да что там богатые, знаменитые! За то время, что я работала в поместье, я видела здесь известного политика, семейную чету актеров, спортсменов, музыкантов, художников – всех тех, кого раньше наблюдала лишь по телевизору. Они приходили к Гедеонову и спешили поздороваться с ним первыми, они склоняли перед ним голову и заметно тушевались под его невидящим взглядом. А он принимал их с достоинством царя, которого изгнали из империи, оставив в его владении лишь жалкий островок. Но уж на этом островке он был истинным повелителем, властным и высокомерным даже с теми, кто, как мне казалось, стоял выше него.
Гедеонов провожал их в свой кабинет, двери запирались, и никто из нас, обитателей поместья, не знал, какие разговоры там ведутся. Гости могли выходить оттуда счастливыми или печальными, восторженными или недовольными чем-то, однако это недовольство никогда не распространялось на самого Гедеонова, только на то, что он говорил им. Его они чуть ли не боготворили.
Я понимала, что это не совсем нормально: не может один бизнес-консультант быть одинаково полезен таким разным людям. Я пыталась угадать, что Гедеонов способен им дать, но всякий раз терпела поражение, а спрашивать о таком напрямую я не решалась. В конце концов, я смирилась с неведением. Его дела меня не касались, у меня были свои!
За месяц, проведенный в поместье, я окончательно освоилась тут и полюбила это место. Да, у этой работы были недостатки – как и у любой другой. Конфликты с персоналом, сплетни за моей спиной, косые взгляды, правила и ограничения. Но все это перевешивалось преимуществами, главным из которых был сад – мой день начинался и заканчивался взглядом на это удивительное место. Сразу после сада в списке моих интересов шел Никита. В период моего привыкания к роли большого босса нам только и оставалось, что вести светские беседы и бросать друг на друга многозначительные взгляды. Однако я надеялась, что скоро мы начнем общаться поближе. Намного ближе!
Словом, у меня все было хорошо – а потом одна ночь перечеркнула это.
Я проснулась, когда за окном было совсем темно. Ночи в преддверии лета короткие, поэтому такая тьма обычно сгущается в три-четыре часа, а потом начинает медленно переходить в рассвет. Для меня это было непривычно: в поместье я спала так крепко и спокойно, как не спала даже в детстве. Получается, меня что-то разбудило… Вот только что?
Я замерла в постели, вглядываясь в темноту, прислушиваясь даже к самым легким звукам. В моей комнате не было никого, кроме меня, – уже хорошо! Да и дом, похоже, продолжал мирно спать: из-под моей двери не пробивалось ни лучика света. Но что тогда произошло? Кошмар? Почему же я его не помню?
А потом звук повторился – словно желая оправдать мое воображение, подтвердить, что мне не чудится. Он доносился из сада, совсем легкий, но это и понятно: деревянные рамы давали великолепную звукоизоляцию.
Не зная, что и думать, я накинула легкий халат и подошла к окну.
В саду никогда не было совсем темно, даже ночью он оставался великолепен из-за сложной системы гирлянд, фонариков и светодиодов. Однако подсветка была организована так грамотно, что до второго этажа ее сияние не долетало, и она никому не мешала спать.
Теперь же эта подсветка позволила мне разглядеть темную фигуру, метавшуюся среди почти отцветших каштанов. Я, естественно, не могла различить лицо человека, да и не думаю, что оно было бы мне знакомо. Я только видела, что это мужчина, рослый, спортивный, в черной или темной одежде. Он был напуган, он искал, где бы спрятаться, и этим выдавал, что ему здесь совсем не место.
Но укрыться ему не удалось: скоро послышались крики и какие-то глухие хлопки. Выстрелы?.. Мамочки, выстрелы! Мужчина упал, замер на дорожке, и его почти скрыли пышные ветви каштанов.
Я в ужасе отпрянула от окна, закрывая рот рукой, чтобы не закричать. Остатки сонливости как рукой сняло, сердце испуганно колотилось у меня в груди, всплеск адреналина наполнял меня энергией, призывал меня делать хоть что-то, бежать, не стоять на месте. Но что я могла сделать? И что должна была?
Когда первая волна страха отступила, появилось сомнение. Что если я все не так поняла? Могу ли я быть уверенной в том, что видела? Кого-то застрелили в нашем чудесном мирном саду – немыслимо! Скорее всего, мне просто почудилось…
Подбодрив себя этой мыслью, я медленно приблизилась к окну – и получила лучшее доказательство того, что ничего мне не почудилось. Дорожка не только не пустовала, на ней собралась большая группа мужчин, в которых я узнала охрану поместья. Они все носили маски, и я не знаю, был ли там Никита, но сейчас не это было главным.
Там действительно кого-то застрелили! Господи, что мне делать? Я ведь должна что-то делать, правда? А вдруг мне не полагалось видеть то, что я увидела? Меня теперь тоже пристрелят и закопают где-нибудь в этом бескрайнем саду, они ведь знают, что у меня нет родных и мое исчезновение никто не заметит!
Это были бредовые мысли, но разгар весенней ночи – самое плодотворное время для них. В темноте все страхи обнажаются, здравый смысл сдает позиции, уступая место панике. И инстинкты, и разум шептали мне, что нельзя отмалчиваться, необходимо вызвать полицию, это единственный правильный поступок. Но могла ли я так подставить всех, кто жил в поместье?
Пока я металась по своей спальне в сомнениях, все было решено за меня. В очередной раз выглянув в окно, я обнаружила, что теперь дорожка хорошо освещена переносными фонарями, а вокруг неподвижного тела мельтешат врачи и полицейские. Получается, пока я тут придумывала ужасы, охранники сами позвонили куда надо! Это несколько успокаивало меня.
Теперь уже я не могла оторваться от окна, но я выглядывала украдкой, прячась за штору, мне почему-то не хотелось, чтобы меня заметили. На мою удачу, никто на дом и не смотрел, все внимание было сосредоточено на темной фигуре.
Потом врачи забрали пострадавшего. Его уложили на носилки – но накрывать с головой не стали, значит, он еще был жив. На том месте, где он лежал, осталось зловещее темное пятно – кровь, конечно, хотя темнота меняла ее оттенок, делая почти черной. А потом пришел сонный садовник и со странной бесцеремонностью смыл кровь потоком воды из обыкновенного шланга для полива цветов.
Той ночью я так и не смогла заснуть. Куда там! Мне потребовалось несколько часов, чтобы успокоиться, чтобы сердце не колотилось так отчаянно. Под утро я привела себя в порядок, но мне едва хватило мастерства, чтобы замаскировать косметикой темные круги под глазами. А скрыть покрасневший взгляд и вовсе было невозможно, этим я была удручающе похожа на кролика-альбиноса.
Я ожидала, что в ближайшие дни все разговоры в поместье будут посвящены ночному происшествию. Я присматривалась, прислушивалась – но ничего не могла уловить! Жизнь в усадьбе шла своим чередом. Обсуждались цветы, блюда, грядущая вечеринка и распродажи. О том, что этой ночью в саду стреляли, не говорил никто.
Может, они не знали об этом? А как они могли не знать? Возня в саду, машины «скорой» и полиции перед домом – неужели это укрылось от них? Да конечно! Не может быть, чтобы проснулась только я. Кто-то еще должен был увидеть, в таких коллективах достаточно одного человека, запускающего сплетню, – и все, ее уже не сдержать!
Но нет, ничего не случилось. Даже садовник был занят лишь тем, что подстригал кусты – с тем же равнодушием, с каким смывал кровь. Над поместьем нависло негласное соглашение о молчании, и это делало ситуацию, которая могла бы считаться несчастным случаем, совсем уж чудовищной.
Я не могла ничего поделать с их молчанием, но я твердо решила, что уж я-то молчать не стану!
* * *
– Я хочу знать, что здесь происходит!
– Ну во-о-от, – разочарованно протянул Никита. – А я решил, что тебе романтики захотелось! Моя версия, заметь, куда лучше и приятней для нас обоих.
Его предположение было не таким уж диким: когда пришло время ужина, я, ничего не объясняя, схватила Никиту за руку и уволокла его в заросли сирени. Теперь мы с ним оказались словно среди облаков: белых и переливающихся всеми оттенками фиолетового. Здесь было хорошо и спокойно, здесь царил непередаваемый нежный аромат, укрывавший нас невидимой дымкой, здесь хотелось наслаждаться жизнью и говорить только о жизни.
Но я вынуждена была настаивать на том, чтобы мы поговорили о смерти.
– Что случилось этой ночью?
Никита заметно помрачнел.
– Значит, ты все видела… А я думаю: чего ты сегодня какая-то дерганая?
Что ж, я не такая хорошая актриса, как мне казалось.
– Не меняй тему! – потребовала я. – Что это был за расстрел?!
– Никакой не расстрел, Ави, не выдумывай. Зачем тебе знать об этом? Тебя это не касается. Меньше знаешь – лучше спишь, не зря ведь умные люди говорят!
– Не смешно. Если я не пойму, что случилось этой ночью, я вообще спать не смогу!
– Это я уже понял, – вздохнул Никита. – А мне бы очень не хотелось, чтобы ты уехала. Особенно сейчас, когда все указывает на то, что тебе дадут постоянную работу!
Мне было приятно все это слышать, особенно от него. Но я была настолько взволнована, что не позволила похвале отвлечь себя.
– Расскажи мне, что это было, пожалуйста, – попросила я.
– Да, думаю, тебе нужно знать, иначе ты вся изведешься, особенно когда это повторится.
– Что?.. Это был не первый раз?
– И, боюсь, не последний. Но ты не переживай, это случается не очень часто, не раз в месяц даже, и тебя это точно не коснется!
Если он думал, что меня это утешит, то зря. Я все еще не могла смириться с одним расстрелом на садовой дорожке, а он намекнул, что это здесь чуть ли не привычное дело!
– Никита, ты можешь нормально объяснить?
– Могу попытаться, но ты ж знаешь – я не мастак со словами мудрить. Ты одно запомни: тут не было ничего противозаконного. Полиция обо всем знает, мы им всегда сообщаем.
– Да, полицию я видела. Ты мне все говоришь, чем это не было, а я тебя прошу рассказать, что это было!
– Все-таки докапываешься, придираешься к словам, – укоризненно заметил Никита. – Беда с тобой! А было это покушение на хозяина. Они, увы, случаются. Но это фигня! Никто из этих чертовых лунатиков своего не добьется, отвечаю! Пока я здесь работаю, хрен они до хозяина доберутся!
Я уже и не надеялась отучить его называть Гедеонова хозяином. Для Никиты это давно стало привычкой, в которой он не видел ничего особенного. Но сейчас его собачья преданность не умиляла меня, потому что она отвлекала его от сути.
Нужно было срочно возвращать его к тому разговору, ради которого мы и пришли сюда.
– Гедеонова хотят убить?
– Да. А ты думала, мир только хорошими людьми наполнен?
– Знаю я, чем он наполнен. Но я не знаю людей, на которых поквартально нападают!
– Чаще, – уточнил Никита.
– Ты такими подробностями меня не утешаешь!
– Да мне и не нужно тебя утешать, говорю же, это тебя не коснется. У нас все под контролем! Не веришь мне – спроси Васильевну: никогда еще никто из наших не пострадал, и до дома эти хорьки не добрались. И не доберутся!
Получается, Анастасия Васильевна была в курсе происходящего. Но об этом я как раз догадывалась: как ей о таком не знать? То, что она, бывшая учительница, добрейшей души человек, равнодушно относилась к покушениям, лишь усиливало мое изумление.
– Кто на него нападает?
– Разные люди, все зависит от причины, – пожал плечами Никита.
– А какие бывают причины?
Я чувствовала себя прокурором, проводящим допрос, но с Никитой иначе не получалось. Он действительно отмерял слова очень скупо и осторожно, их чуть ли не клещами вытягивать приходилось. Дело было даже не в том, что мы говорили о возможных тайнах Гедеонова. Это, скорее, было особенностью начальника охраны: любые разговоры он считал напрасной тратой времени и старался свести их к минимуму.
Но он отвечал мне, и уже это было хорошо.
– Самая главная причина – бизнес. Хозяин связан с такими суммами, которые мы с тобой и представить не можем! У него у самого куча денег, он из них такой вот дом, как это поместье, построить может, если захочет. А у его клиентов денег еще больше! Дофигищи – вот сколько. Понятно, что их конкуренты хотят убрать хозяина, он им как кость поперек горла. Эти, которые приходили ночью, как раз по бизнесу…
– «Эти»? – перебила я. Получилось не слишком вежливо, но я не смогла справиться с собой. – Их что, еще и несколько было?
– Ага. Семь на этот раз.
– Семь?!
– Бывало и больше. Те, которые по бизнесу, самые паскудные: у них хорошая подготовка, хорошее оружие. Но у нас все лучше!
Никита гордился собой и совершенно не боялся. Я просто не могла этого понять! Да, у поместья отличная охрана, готовая защищать своего хозяина любой ценой. Но где гарантия, что при нападении профессиональных наемников никто не пострадает? Может, не Гедеонов, но кто-то другой! А Никита вел себя так, будто эта гарантия у него была.
Я пока не готова была принять это, но решила обдумать все странности позже, а пока продолжила разговор:
