скачать книгу бесплатно
– Точно! – Тарский гибко поднялся с пола, с хрустом потянулся и погладил мгновенно прильнувшую к нему Дину по голове: – Ну что, малыш, угостим народ грибной жарешкой и морсом из ягод, а? Давай, давай, похлопочи там, хозяюшка моя!
От этой фразы, произнесенной особенно проникновенно, девушка впала в гипнотический транс. Она кивнула, осмотрела всех совершенно расфокусированным взглядом и пролепетала:
– Все будет готово минут через двадцать-тридцать. Потерпите?
– Дина! – рявкнула Осенева, с гадливостью отвернувшись от самодовольно ухмылявшегося самца. – Не смей!
– Значит, договорились? – Судя по улыбке, Квятковская реагировала только на своего Тони, все остальные внешние раздражители для нее не существовали.
Девушка потерлась, словно кошка, о руку ненаглядного и направилась к выходу. Остальные потянулись за ней, старательно обходя Тарского.
– Соотечественники, оденьтесь потеплее, там гнусно!
– Спасибо, сердобольный ты наш! – Вадим хлопнул Путырчика по плечу, снял с гвоздя, вбитого в стену, висевшие там ветровки и раздал остальным.
Там действительно было гнусно. Мокро, сыро, поверхность озера из голубой превратилась в свинцово-серую, дул пронизывающий ветер. Переход к осени здесь, на севере, был слишком уж резким.
Курильщики отошли в сторону и осчастливили себя первой утренней сигаретой. Лена и Нелли, не принадлежавшие к этому племени, с сочувствием наблюдали за суетившейся Диной.
Та несколько раз обежала вокруг избенки, затем сбегала к озеру, пошебуршилась возле лодки, вернулась и растерянно затопталась на месте.
– В чем дело, малыш? – Тарский выщелкнул окурок в кусты и подошел к девушке.
– Тошенька! – всхлипнула Дина. – Все пропало!
– Что пропало?
– Все! И грибы, и ягоды! Ведро пустое вон валяется, и корзина тоже! Кто-то ночью все выбросил. Что же делать?
– Народ, ну вы уроды! – Антон успокаивающе обнял расплакавшуюся девушку. – Из-за ваших идиотских суеверий мы останемся голодными! Это же надо – не полениться встать ночью, утащить в лес ведро и корзину…
– А никто в лес и не ходил, – Борис, всмотревшись, подошел к яме, выкопанной специально для мусора. – Вон ваша добыча, преет среди гнили. Похоже, наш неведомый доброжелатель предварительно хорошенечко потоптался по грибочкам.
– Это не доброжелатель, это трус, – Тарский презрительно поморщился. – Неужели он предполагал, что мы будем выковыривать еду из мусора? Топтать-то зачем? И что теперь жрать будем?
– Во-первых, не жрать, а есть, – процедила Лена. – А во-вторых, можно подумать, что твоя добыча была нашей последней заначкой. Девчата, пойдем кашу сварим нытикам! А после завтрака мужчины пусть на рыбалку отправляются.
– А вы – за съедобными корешками, – хмыкнул Борис. – Напоследок поживем в первобытнообщинном строе.
Глава 8
Конечно, до одежды из шкуры мамонта и ухаживаний с помощью дубины дело не дошло, но переход исключительно на дары природы активизировался. Было ли основной причиной этого желание насытиться натуральными продуктами накануне возвращения в мир цивилизации и химии или плохая погода, не располагавшая к исследовательским походам – какая разница? Может, народ просто решил поиграть в «Последнего героя»?
Важен результат. А он оказался впечатляющим: представители мужской половины племени Озера наловили рекордное за все время пребывания в этих местах количество рыбы. Впрочем, лучшая половина тоже не подкачала – притащили из лесу целую толпу грибов.
Даже Тарский (впервые в жизни, похоже) взял в руки удочку. Спиннинг ему не доверили, иначе у товарищей по половой принадлежности могли пострадать основные признаки этой принадлежности.
Правда, обильная добыча отомстила победителям: пришлось пару часов потратить на подготовку ее к употреблению. Сначала все вместе чистили и потрошили рыбу. Излишки засолили – в Москве под пиво да под воспоминания, м-м-м! Потом перебрали грибы.
А потом была царская трапеза, пусть и несколько запоздалая, зато обильная. Тут тебе и тройная уха, и запеченная в костре рыба, и гречневая каша с грибами, и просто жареные грибы.
Расположились на берегу озера с максимально возможным комфортом, поскольку оставшиеся до отъезда дни решили не ждать милостей от природы, а нахватать их по максимуму. В том числе и вкусного воздуха, и завораживающих своим величием озера, гор, леса. Поэтому душная изба в качестве столовой больше не устраивала.
И на берегу, пока дамы кухарничали, мужчины соорудили импровизированную беседку. Приволокли бревна для сидения, между ними вкопали стол, экспроприированный у избушки. Из палаток сделали навес от дождя, и ресторан «Поплавок» к вашим услугам!
– Эх, лепота какая! – Путырчик плотоядно потер руки, осматривая пыхтящий от натуги стол. – Сюда бы водочки грамулек пятьсот, и – захлебнитесь завистью, мажоры московские!
– Меньше надо было в первые дни к жидкому запасу прикладываться, – проворчал Борис. – Сейчас бы как нашли.
– Как нашли, говоришь? – Вадим хитровато прищурился и переглянулся с женой.
Та улыбнулась и кивнула. Плужников метнулся к кустам, притулившимся под окном избушки, пошуршал там и, торжественно вышагивая, вернулся к столу. В руках его уютно устроились две заспанные бутылки с прозрачной жидкостью.
– Это то, что я думаю? – сипло проклекотал Венечка, трудно сглотнув.
Ирина кивнула.
– Но откуда? Как?!
– В жены, Венюша, надо выбирать мудрых и предусмотрительных женщин, – улыбнулся Плужников. – Если бы не Иришка, фиг бы мы сейчас радовались. Это она посоветовала сразу же спрятать пару бутылок водки, чтобы было чем отметить отъезд.
– А ведь спорил со мной до истерики, – усмехнулась Ирина, – доказывал, что ничего прятать не надо, и так останется. «Мы же не пить сюда приехали!»
– Ура Ирке Плужниковой! – заорал архивариус, выхватил у Вадима одну бутылку и закружил стеклянную барышню в танце.
– Осторожнее, чертяка рыжий, разобьешь ведь! – Борис переполошился и хотел было остановить Путырчика, но Нелли придержала его за локоть:
– Успокойся, Боречка, он себя прежде уронит. И вообще, хватит болтать, все за стол! Остынет ведь все, и будет невкусно.
– Шашлычок под коньячок вкусно очень, – пропел Веня и подмигнул компании. – А у нас – ушица под водочку! И плевать, что нескладно, зато вкусно!
Все получилось очень даже душевно, засиделись до позднего вечера. Ели, пили, пели, шутили, смеялись. Расходиться не хотелось, поскольку все понимали – этот вечер больше не повторится. Будут другие, но такого единения, такой общности душ больше не будет. Потому что возвращаться на берега Сейдозера компания не собиралась. Да, отдохнули неплохо, загорали, купались, рыбачили. В походы ходили, но главной цели своего путешествия так и не достигли. Ничего мистического и таинственного здесь не было.
Ну и фиг с ним.
Ближе к ночи облака рассеялись, и из них выпала гигантская луна.
– Ой, большая какая! – Динь испуганно прижалась к плечу Тарского. – Я такую только на картинках видела. Отчего это? Почему в городе луна всегда на монетку похожа, а тут – даже страшно становится!
– Да ладно тебе, – Антон пренебрежительно дернул плечом, – чего тут страшного-то? Что ты выдумываешь? Ну, здоровущая луна, и что с того? Бледная блямба на небе.
– Фу, какой ты все же неромантичный! – разомлевшая Нелли подняла голову с плеча Бориса. – «Бледная блямба»! И это о светиле, которому посвящено столько стихов и прозы!
– Между прочим, Динь права, – Лена задумчиво рассматривала занявший чуть ли не полнеба серебристо-желтый круг. – Есть в ней что-то зловещее. Словно кто-то равнодушно рассматривает нас из бездонного царства мрака.
– Лена, не надо, мне страшно! – В голосе Динь зазвенели слезы, она зажмурилась и вжалась лицом в облюбованное плечо Тарского. – Она не равнодушно смотрит, она словно выбирает…
– Что она выбирает? – Антон явно начал раздражаться. – Духи, помаду, туфли? Что ты несешь? Не порти нам вечер!
– Прекрати орать на Динь! – прошипела Осенева, сидевшая напротив сладкой парочки. – Так нельзя! Просто она у тебя очень чувствительная и реагирует на все гораздо сильнее нас.
– Почему сразу у меня? – окончательно рассвирепел плейбой. – Двух дней не прошло, как я ее трахнул из жалости, и вы нас уже поженили! Да если бы я женился на всех, кого трахал, у меня бы уже тысячный гарем был!
– Тони? – Квятковская подняла залитое слезами лицо. – Что ты такое говоришь, Тошенька?
– Антон, – на скулах Вадима вспухли желваки, – если ты немедленно не прекратишь…
– То что? – Тарский вскочил, перешагнул через бревно и заорал: – Что ты мне сделаешь? Побьешь? А я в Оленегорске сниму побои, а в Москве отнесу заявление в милицию! Достали вы меня все! Сначала бухтели, чтобы я был поласковее с этой липучкой – ладно, стал поласковее. Ей понравилось. Зато прилипла теперь намертво – не оторвешь. А я ведь ехал сюда не ради этой бледной немочи, а ради тебя, Ленка!
– Напрасно.
– Да если бы я знал, чего это будет стоить, плюнул бы на все и умотал на Канары! Все равно все бабы устроены одинаково, и если ты, Осенева, возомнила себя особенной – то позволь тебя разочаровать, ничего в тебе нет, кроме гонора и выпендрежа! А могла бы покайфовать, да еще как! Впрочем, подробности можешь уточнить у своих подружек, они, думаю, с удовольствием поделятся впечатлениями.
– Ты что имеешь в виду, урод? – Вадим начал медленно подниматься.
– За языком следи, а? – побагровел Борис.
– Да пошли вы все на…!
Этой изысканной фразой Тарский решил поставить точку в дискуссии.
Для придания точке весомости следовало в ускоренном темпе покинуть место дебатов, иначе можно было огрести кое-чего более весомого.
И Антон, презрительно усмехнувшись, спортивным шагом направился к избушке. Впрочем, попой он не вилял, а значит, к спортивной ходьбе метод его передвижения отнести было нельзя.
Он просто быстренько свалил.
А в беседке главным действующим (вернее, бездействующим) лицом была тишина. Причем не благостная тишина храма, а пульсирующее напряжением затишье перед взрывом.
Который вскоре и бабахнул. Горько, навзрыд плакала Дина, возмущенно галдели Ирина и Нелли, оскорбленные намеками Тарского, Лена с трудом удерживала на месте рвущихся хорошенечко напинать паршивцу мужчин.
В целом все было очень мило.
Веселье продолжалось минут сорок, а потом постепенно утратило интенсивность. Осталось только ощущение гадливости.
Лене нестерпимо захотелось погрузиться в ароматную ванну, украшенную пышной пенной шапкой. Закрыть глаза и впасть в нирвану, очиститься душевно и физически.
– Это же надо было так испортить всем настроение! – Путырчик крутил в руках пластиковый стакашек, тщетно надеясь, видимо, что сила верчения выдавит из стенок хоть пару капель релакса. – И зачем мы только этого урода с собой взяли! Я сразу был против!
– Кто ж знал, – Нелли тяжело вздохнула. – Он вел себя вполне нормально, кадрил Ленку…
– Это я виновата, – прохлюпала Динь. – Тошенька из-за меня так разозлился. Но я, честно, думала, что он тоже в меня влюби-и-ился!
Видимо, девушка обладала неиссякаемым источником слез. Очередные ручейки заструились по промытому руслу. Но успокаивать ее никто не спешил. Все немного подустали опекать плаксивую и пугливую библиотекаршу, к тому же доля правды в ее нытье была.
В общем, вечер, начавшийся так душевно, закончился плачевно.
– Пойдемте-ка спать, – Вадим поднялся со своего места, – поздно уже.
Он обнял жену за плечи, и Плужниковы направились к избушке. Остальные потянулись следом. Но тянуться пришлось недолго, поскольку флагманы вдруг резко остановились, едва открыв дверь.
– Эй, чего встали-то? – заерзал оказавшийся в арьергарде Венечка.
– Вы только посмотрите на этого наглеца! – Вадим сжал кулаки, словно пытался расплющить искомого наглеца.
– Ни фига себе! А ну, пошел вон с кровати! – петухом выскочил вперед архивариус. – Это постель девчонок, они там по очереди спят!
– А сегодня посплю я, – Тарский, удобно устроившийся на единственной кровати, лениво приподнялся. – Хватит бабье баловать.
– Сейчас я тебя за ноги выдерну, – Вадим направился было к кровати, но Ирина схватила мужа за руку:
– Не надо, не пачкайся об эту мразь. Все равно он уже изгадил собой постель, никто после него не ляжет. Пусть дрыхнет здесь, а мы давайте сегодня поспим на свежем воздухе. Дождя не будет, там прояснилось, да и потеплело слегка. В беседке нашей сухо, так что в спальниках не замерзнем. В Москве еще духоты нахлебаемся, а сейчас давайте спать под звездами.
– Охренеть, как романтично, – фыркнул Тарский, поворачиваясь ко всем спиной.
Глава 9
– Все-таки милашка Тони воспитывался в курятнике, – Лена мстительно пнула валявшийся у порога избушки обломок коряги странной формы, автоматически отметив, что прежде этого черного уродства здесь не было.
– В смысле – петух? – хмыкнул Борис. – Похож, конечно, слишком уж смазливый, но он вроде бабами интересуется. Или, думаешь, он «би-»?
– Сам ты «би» озабоченный! – Лена чувствовала, как внутри поднимается черная, удушливая волна гнева, готовая смести все светлое, что было в душе девушки. – Ни о чем, кроме секса, думать не можешь!
– Ты чего вызверилась? – отбил пас злобы Марченко. – Сама же сказала, что Тарский в курятнике воспитывался!
– Я имела в виду старинное правило курятника, которое Антоша соблюдает неукоснительно – клюй ближнего, гадь на нижнего!
– Фу, Лена, – смутилась Динь. – Ты чего материшься?
– Во-первых, я не матерюсь, а сквернословлю, – огрызнулась Осенева. – Разница пусть небольшая, но есть. Во-вторых, прекрати изображать из себя воспитанницу Смольного, о'кей? Надоело уже с тобой нянчиться, пылинки сдувать! Все равно слезы бесконечные, ты из Сейдозера море сделала своими слезами!
– Лена, ты что?! – В подтверждение слов подруги широко распахнутые глаза Квятковской немедленно налились слезами. – Почему?! Я… я думала, ты самая добрая, самая лучшая, а ты…
Она развернулась и, всхлипывая, бросилась за угол избушки.
Наверное, Дина надеялась, что, как это было всегда, за ней немедленно бросится кто-то из девушек, дабы утешить и поддержать.
Напрасно.
Там, у порога избушки, лесным пожаром разгорался скандал. Покраснев от ярости, недавние друзья орали друг на друга до хрипоты, до покраснения глаз, до брызжущей слюны. И причиной вселенского ора вовсе не была выходка Тарского или грубость Лены. Ее, причины, по сути, не было. Все орали на всех, вспоминая малейшие обиды или досадные недоразумения. И больше всего походили сейчас на стаю бесноватых павианов, а не на гордых представителей человеческого рода.
Когда накал злобы достиг апогея, на берег Сейдозера внезапно свалилась тишина. Мгновенно так бухнулась душным облаком, накрыв собой все. И всех.
Люди замерли в тех позах, в которых застал их обвал тишины. На их лица вкрадчиво вползло да так там и осталось равнодушие манекенов.
Затем они выпрямились, одновременно повернулись в одну сторону – к Полярной звезде – и, подняв лица вверх, запели. Странными, горловыми какими-то голосами, причем на совершенно незнакомом им языке.
Незнакомом потому, что этого языка давно уже не существовало. Цивилизация, которая общалась на нем, исчезла с лица Земли много веков назад, оставив после себя лишь обрывочные сведения да название – Гиперборея.
