скачать книгу бесплатно
Амфитеатр, в центре которого Константин очутился, представлял собой точную копию Колизея, многократно увеличенную и заполненную мальчиками от семи до двенадцати лет. Осознанье того, что дети пришли глумиться над ним, взрослым мужчиной, возбудило у Гугла ответную злость:
– Ненавижу детей, – процедил он сквозь зубы.
Не в силах смотреть на красно-белую завесь, Костя поднял глаза; там, где в нормальном мире простиралась небесная высь, словно издеваясь над ним, дёргалось мелкой рябью его отраженье: перевёрнутый Колизей и он, обнажённый в центре арены. То, что он голый, Костя понял по цвету «детской?!» фигуры: тело его почти сливалось с цветом песка.
– Я мальчик? – он, с испугом, сверзил внимание к низу. – Твою ж ты мать….
В том самом месте, где….
«Да чего уж…» – Костя грустно вздохнул.
Он был ребёнком. Как, почему и зачем? Костя не знал.
– Это игра. Думай, думай кретин!
Он вспомнил всё, что знал о компьютерных играх. Каждое задание предполагало некую борьбу с кем-угодно, даже с самим собой. «Что я должен сделать, чтобы заставить заткнуться эту орду и вернуть себя самоё?» – его лихорадило. От принятого решения зависело многое, возможно, и сама его жизнь. То, что Игра была нечто большим, чем просто безделка, он это понял. «Мистер Фог – не агент, он – бес, – мелькнула тревожная мысль. – И я…, во дурак! Я, подписав соглашение, оказался в реальном аду». Костя коснулся лица. В этой реальности, очков на нём не было.
– Чтобы я не сбежал. Умно….
Его, Константина Ершова, «субстанцию» из срединного мира, отправили в ад: конкретное место в нереальной действительности, мир в параллели, матрицу, чёрт знает ещё какую реальность.…
– Бросили в стаю… детишек, – Костя сплюнул на чистый песок. – Зачем?
Крики детей усилились. Психическая атака, если это была она, удалась: у Кости задёргался левый глаз – верный признак того, что его «достали».
– Так, – сказал он себе. – Главное, успокойся. Это – игра, значит нужно в неё играть. Из хорошего: я размышляю как взрослый. Я всё ещё знаю такое, что мне семилетнему и в страшном сне не могло бы присниться. Из плохого: я не знаю, как заставить их замолчать. Разве что…, – безумная мысль обожгла его разум: «Спросить у этих «щенков».
– Чего вы хотите?! – крикнул он что есть мочи.
Вопрос, как брошенный камень в свору собак, произвёл нужное действие – смех прекратился.
– Давно бы так….
Не успел Костя расслабиться, как тысячи детских глоток взорвали пространство:
– Будь как мы! Будь как мы! Будь как мы! – вопили трибуны.
– Это как это?
Под рёв очумелой толпы на арену выбежал мальчик со свёртком под мышкой: толстый, аккуратно причёсанный, с румянцем на пухлых щеках и слегка затравленным взглядом – семилетний Костя Ершов из одна тысяча девятьсот девяносто пятого года.
– Этого не может быть…, – только и смог вымолвить ошарашенный Костя. Он вгляделся в толпу. Сомнений не было – «многотысячный зверь» смотрел на него его же глазами. Вот он семилетний мальчишка, стоит и смеётся над ним, а этот Костик, явно постарше, дразнится скотина. «Не приведи Господи, оказаться в аду с самим собой» – мысль его обожгла.
– Парадоксальный идиотизм, не иначе….
– Оденься, – знакомым до боли в желудке тоном Маргариты Раисовны велел ему Костик из ада. – Ты – голый.
Не обращая внимания на ужас в глазах реального Кости, ребёнок из ада бросил свёрток к ногам своего двойника: немного испуганно, как если бы тот был бы болен заразной болезнью. Гугл одежды не взял.
– Давай сделаем так, – предложил он толпе. – Не я оденусь, а ты разденешься. Поверь, лучше быть голым, чем одетым в дурацкую униформу, не говоря уже об этих галстуках. Идёт?
Рядом стоящий двойник шутки не понял и только с испугом потрогал туго завязанный узел на шее – символ его принадлежности к «стае».
Толпа угрожающе зашумела. Костики от семи до двенадцати – все, как один, затопали на него ногами.
– Как повяжешь галстук, береги его…[17 - С. Щипачёв «Пионерский галстук».] – чуть слышно пролепетал рядом стоящий Костик, не смея поднять испуганных глаз на осквернителя священной верёвки.
– Хватит! – не выдержал Гугл. – Посмотри на себя, чудо-юдо гороховое! Ты же робот! Вы все, – крикнул он так, чтобы голос его был услышан каждым из Костиков, – чёртовы роботы! Я здесь единственный человек, а вы…! – он не успел договорить.
Огромный Колизей взорвался яростным смехом.
– Ну чего вы ржёте?! – Костя пытался переорать беснующуюся толпу. – Вы все не настоящие и я не хочу быть такими как вы!
– Не хочешь?! Заставим! – отвечала толпа.
Костя вдруг вспомнил постыдный случай из школьного прошлого, где он, третьеклассник по прозвищу «Конченый» (жестокое производное от ненавистного «Кокочки» и «пончика»), чтобы снискать уважение такой же вот «стаи», принял участие в травли «ботаника» из параллельного класса. Он помнил, как улюлюкал: возбуждённо-вспотевший, счастливый от мысли что он, как все…, «настоящий подлец». Как же сейчас он ненавидел свои отражения.
– Попробуйте! – крикнул он что есть мочи.
«Гидра» умолкла; стало так тихо, что, Костя услышал, как стучит его, настоящее, сердце. Мальчик с одеждой сбежал. Вместо него на арену вышел другой, намного старше его самого: Костя-подросток, вдобавок ещё и с мечом.
– Защищайся, – сказал он так, как будто бы всю жизнь только и делал, что дрался на мечах.
– И чем же?
Подросток пожал плечами. «И верно, – ухмыльнулся мужчина. – Тебе что за дело чем я буду сражаться? Ты-то при мече». Костя задумался. Ведь не вилкой же в самом деле ему защищаться. Да и вилки у него – и той не было.
Быть голым рядом с одетым, пусть даже собой, Косте не нравилось, и мысль, что нужно прикрыть срамоту явилась к нему как само собой разумеющееся: «Нужно одеться». Как только Костя об этом подумал, он почувствовал, как тело его облекается в джинсы, футболку и что-то тяжёлое. «Не ужели бронежилет? Зеркало бы сейчас…» – голову его тут же «вздёрнули» вверх. В небе висело его отражение: в джинсах, чёрной футболке и латах.
– Это игра…, – впервые за время в аду Константин улыбнулся. – Мне нужен меч.
Он представил себя с мечом и тут же почувствовал, что правой рукой сжимает тяжёлый эфес. Взглянув на своё отражение вверху, Костя печально вздохнул:
– Жирный, маленький Дон Кихот.
Всё своё детство Костя был полным. Эчпочмаки, азу, кыстыбыи,[18 - Тонкие татарские лепёшки с начинкой из картофельного пюре.] чак-чаки, пехлеве и, конечно же, котлеты Маргариты Раисовны, уверенной в том, что худой ребёнок – ребёнок больной, едва его не прикончили. В девятом классе, влюбившись в свою одноклассницу, Костя решительно взялся за вес: сам записался в секцию самбо и до крайности умерил свой аппетит, чем довёл несчастную мать до нервного срыва. «Что сказала бы мать увидев любимого сына в объятьях прошлого?»
Костя мотнул головой:
– Ну хватит, Конченный, – пристыдил он себя. – Напялил латы – так бейся.
Техники ведения боя Костя, конечно, не знал. Пара голливудских фильмов о рыцарях вряд ли смогли бы научить его грамотно орудовать мечом, а мысль о чём-то другом (хотя бы о газовом пистолете), сразу, к нему не пришла. Оставалось одно: с криком отчаяния броситься на противника и махать у него перед носом «железкой», в надежде, что тот испугается и убежит. Так Костя и поступил.
С воплем досады и гнева, закрыв глаза, он бросился на подростка, но тут же неуклюже споткнулся о ногу и грохнулся, вытянув руки в песок. Меч, выпав из детской руки, отлетел на несколько метров, оставив его безоружным. Рожу саднило.
– У-у-у! – роем рассерженных ос шумели трибуны.
От боли Гугл заплакал. «Вот умру, и вы все ещё пожалеете…» От мысли, пахнущей детством, внутри у него появилось странное безразличие, покой, какой бывает у чистых младенцев, ещё не вступивших в битву за место под солнцем. Повернувшись на спину, он увидел, что там, на верху, его отражение, лихо сражается с копией и, – вот это да! – побеждает.
– Бей его, гада, – прошептал он угрюмо.
Ему, вдруг, до боли в желудке, захотелось поменяться реальностью: чтобы «там» стало теперешним «здесь», и чтобы тамошний Костя был им, настоящим: «Я – это он, а он – это я». И только он об этом подумал, как два Константина стали одним. Подросток в латах исчез, небо вернулось на должное место. Ад был разрушен.
Костя поднялся. Он стоял в пустом Колизее, в немыслимой тишине, и… улыбался.
– Я заставил их замолчать….
Внезапно его закружило, расплющило и смыло вместе с песком в кромешную тьму. «Поздравляем! – слова разорвали сознанье, оглушив и вместе с тем опечалив счастливого победителя. – Вы – победитель! Первая ступень пройдена! До следующей игры!»
«Вот это да!»
Костя сбросил очки. «Бункер» тут же дыхнул ему в ноздри: «Привет чувачок, с возвращением». Радостно скрипнул матрац; смайлик с застывшими стрелками улыбнулся «хозяину»: час после полудня приветствовал его своим дежавю.
– Кока, суп стынет. Выйди, поешь, иначе язва тебе гарантирована.
Костя почувствовал, как волосы на руках становятся дыбом.
– Сколько времени, ма? – голос его дрожал.
– Две минуту второго.
«Как такое возможно? Может я спал?» Он сел на кровати; холод эфеса всё ещё жёг ему руку.
– Это не сон. Я был там, я бился…, – шептал он себе.
Костя цеплялся за мысль о мече, желая срастить невозможное. Тщетно. Реальность Игры утекала в зыбучий песок; мгновенье, и стрелки дурацких часов сдвинулись с места.
– Костя, – испуганный голос Маргариты Раисовны мышью царапался в дверь. – С тобою всё в порядке?
– Всё нормально, мам, – Константин упрямо вздохнул. – Есть очень хочется.
Действие 3. Вторая ступень. Понедельник.
Понедельник, как известно, день отстойный и, может быть, ещё и поэтому, что день и вправду выдался отстойным, следующей игры Костя ждал с нетерпением, злясь на время, ползущее со скоростью черепахи и «Борьку», с утра, по привычке, отругавшего его за какую-то ерунду. После работы он не пошёл, как обычно, пешком, а вызвал такси. Два километра до дома – вечерний его променаж, – показался ему слишком длинным, а тридцать долгих минут – расточительством всей его жизни.
Подъезд пах жареной рыбой; Маргарита Раисовна готовила карпа – любимое кушанье Петра Петровича, заядлого рыбака и любителя жареной рыбы. Предвидя мамино: «Кока, мой руки, ужин готов, – Костя, ворвавшись домой и крикнув в сторону кухни: Ма, я не голоден!» – быстро укрылся в бункере. Ответный вопрос Маргариты Раисовны: «Кока ты заболел или снова ел эту гадость в столовке?» – не догнав адресата, врезался в дверь и жирным ошмётком упал рядом с щелью между дверью и полом, из-под которой преступно несло духом праздника слишком счастливым для чутких ноздрей странно любящей матери.
Комната встретила Костю приветливой тишиной. Он запер дверь на ключ и только тогда позволил себе расслабиться. Сменив костюм на домашние джинсы, мужчина достал из рабочего кейса очки (Костя решил, что безопасней возить их с собой), лёг на кровать, взглянул на часы (стрелки показывали половину восьмого) и, в предвкушении «адских мучений» (почему бы и нет?), ринулся в пропасть Игры. Ничего. Ни мрака, ни бездны, тугой, холодной спиралью, разинувшей чёрную пасть. Только тёмные стёкла и… тишина. Он ждал. Он надеялся. Вот…, вот сейчас…. Но адское чрево словно забыло о Косте. Время текло: пять, десять, пятнадцать минут…. С лица адепта Игры неслышно сползала радость. «А я, чуть, блин, не поверил…» – Костя со злостью сбросил очки.
– Везде обман, даже в аду! – раздражённо сказал он звонким фальцетом.
Голос был не его. Вернее, его, но…. От разочарования за несостоявшийся вечер, он не сразу заметил, что комната слегка – да какой там, слегка! – чудовищно изменилась: с зелёных, местами потёртых, обоев на него пялились розовые слоники и просто вопили о Костином («тьфу ты, мать твою») детстве.
– Но я же их снял….
Взгляд его упал на очки. Вместо подаренных мистером Фогом, на кровати валялись другие: круглые «поттеровские» очки с обычными стёклами, какие носил он в классе шестом, поддавшись моде на знаменитого мальчика.[19 - Гарри Поттера] Он понял: «Очки на мне, а то, что я снял – иллюзия. И что теперь? С кем мне сражаться в собственном доме?»
Не успел он подумать, как в комнату, без стука и Костиного (уже вошедшего в правило) разрешения, не вошла, а вломилась Маргарита Раисовна в розовом брючном костюме из мягкого плюша. Кургузая дама едва за сорок, плотная и очень живая, с горящим взором угольных глаз, длинным, с горбинкой носом, злыми губами и жуткой химией на окрашенных в блонд волосах – крайне опасный шарж на реальную Костину мать.
– Я же сказал, что не голоден, – бросил он первое, что пришло ему в голову, не подумав о том, что это Игра и мать, возможно, не настоящая. А значит….
– Конечно не голоден, – проревела баском Маргарита Раисовна. – Ты же только поужинал. Будем учить уроки.
– Какие уроки?
– Какие задали. Или ты что, в школе сегодня не был?
«Вот я влетел…,» – мысль, что он снова ребёнок привела его ужас.
– Я щас….
В давние годы в прихожей стояло трюмо. К нему-то он и направился. Сомнений не было. Из зеркала на него испуганно пялился мальчик тринадцати лет: полный, аккуратно подстриженный, в синих «девчоночьих» брюках (эти брюки он, «случайно» испачкал материным несмываемым лаком для ногтей, за что ему здорово досталось, так как лак был французский и очень дорогой), зелёной рубашке в клетку и оранжевой бабочке, от которой Костя тут же избавился («хватит с меня унижений»), сунув её в карман.
– Я что, вечно должна тебя ждать, бестолочь несчастная?! – пыхнуло из комнаты недовольство Маргариты Раисовны.
Косте пришло на ум, что странная коротышка слишком уж грубо взялась за него. Реальная «bonne maman»[20 - Хорошая мама (фран.)] сработала бы тоньше. Её иезуитское: «Кокочка, не будешь учиться, будешь всю жизнь работать лопатой, – или – девочки глупых не любят,» – кислотным дождём капало бы на детское темя лишая воли и желания жить. «Может соврать? – с нарастающей неприязнью к «матери» подумал мужчина. – Или придумать новые правила, как в первой игре?» Вернувшись в комнату, он попытался придать лицу невинное выражение.
– Так я же их сделал. Ты что, забыла?
Гнев Маргариты Раисовны был, воистину, страшен.
– Это я-то забыла?! Так вот значит, что ты о матери думаешь?! Неблагодарный щенок! Ничтожество! А ну марш за уроки!
К такой Маргарите Раисовне он точно не был готов. Настоящая мать, с её вечной экспансией и ненасытной страстью быть самой правильной матерью в мире, властно, удушливо всё же любила его. «Может в глаз ей дать? Вот так прямо подойти и врезать ей по круглому рылу,» – мысли рождались одна смелее другой.
«Мать» ударила первой, наотмашь, оставив на детской щеке печать родительской власти. В глазах потемнело.
– За что?!
– Второй раз повторять не буду, – без тени сожаления пророкотала Маргарита Раисовна. – Садись за уроки, чучело!
С телом тринадцатилетнего мальчика драться с «розовым вепрем» не было смысла, и Костя покорно поплёлся к столу «делать уроки».
Боже, как давно это было. Все ненужные знания, саму память о душных уроках и сдохшем от скуки временем, часами Дали, медленно сползающем с изъеденных нудью парт, он оставил с последним звонком. Лишь два любимых предмета: математика и рисование мирили его со школой. Костя мечтал стать художником. Не случилось.
Первой была Литература.
– Страница двадцать шестая, – властный голос Маргариты Раисовны резал воздух над ухом. – Читай!
– А. Е. Крученых «Дыр бул щил…»
«Мать её, розовый гоблин» удовлетворённо кивнула.
– Дыр бул щил убещур скум вы со бу р л эз…, – набор бессмысленных звуков выпал изо рта до крайности разозлённого Гугла и шмякнулся на пол.
– Гениально, – выдохнула Маргарита Раисовна. – Ты только вникни в эти слова: «Дыр бул щил…» – сколько смысла, сколько патетики…, – женщина прослезилась. – Нет, – сказала она решительно, – эти стихи читать нужно стоя. Ну-ка быстро ступай на кухню и принеси табурет.
«Этого ещё не хватало!»
