banner banner banner
Игра в Апокалипсис
Игра в Апокалипсис
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Игра в Апокалипсис

скачать книгу бесплатно


– Он дал мне год!

Перевозчик, по-доброму, улыбнулся.

– Сукин сын всё-таки выпросил себе отсрочку.

Это был первый случай в его работе, когда человек получал шанс исправить то, что он сделал: вольного или невольного, но всегда, такого далёкого от любви.

– Что ж, встретимся через год, Джон Биттер младший. Если только....

Мысль, постепенно, гасла в темноте спальни. Перевозчик спокойно заснул.

Пенза, 2014 – 2017

Сезон охоты

Посвящается художнику Валентину Массову

«Что наша жизнь? Игра!»

– Аукционный дом «Блэкус» открывает новый сезон. Гм, кого же они выберут на этот раз? – читая бумажную Times, издаваемую специально для любителей дорогого ретро, предпочитающих живую бумагу мёртвой, холодной цифре, господин Браун блаженно потягивал из белой, тончайшего фарфора, старинной чашечки свой утренний кофе без сахара. – Снова дурацкие картинки очередного фермера из ES,[1 - Ex States – бывшие штаты] решившего, что накладывать краску на холст проще и прибыльней, чем распахивать землю. Скучно… Не осталось на грешной земле ни Рембрандтов, ни Ван Гогов. Перевелись, вымерли все… как мамонты. Лишь одна мало-мальски способная мелочёвка вроде прошлогоднего мальчишки с парой десятков вульгарных рисунков а-ля Пикассо. От этого и охота получилась быстрой и скучной».

Дочитав до конца, он бережно отложил газету в сторону и закурил. Редкие в Новой Британии и от этого очень дорогие сигары, скрученные из настоящего, не изменённого безумной наукой табачного листа, были его слабостью. Он пристрастился, по его выражению, к «табачным хот-догам», будучи ещё совсем юным, подрабатывая мальчиком на побегушках в едва сводящей концы с концами заштатной газетёнке города N. В комнате, над стулом хозяина (владельца газеты, главного редактора и бухгалтера в одном лице), висела старая фотография толстого господина в цилиндре, с зажатой во рту сигарой. Поначалу услужливый мальчик не замечал толстого господина. Жизнь проносилась, стремительно превращая в незримую серую массу обои, столы и стулья и старое фото. Со временем тени оформились, странным образом отделились от грязной стены и однажды, лёгким солнечным утром, к своему удивлению, юноша увидел ЕГО.

– Кто это? – спросил он хозяина.

– А ты не знаешь?

– Нет, сэр.

– А должен бы, если, конечно, твоя мечта влиться в когорту избранных всё ещё дышит в тебе.

– Конечно, сэр, я всем сердцем мечтаю стать таким же великим, как вы!

Наивность юноши давно забытой улыбкой коснулась тяжёлых небритых щёк шестидесятидвухлетнего владельца газеты. Что-то очень тёплое окатило «великого». Надрывно дыша перегаром, он проревел:

– Это, мой мальчик, «последний солдат империи», «вселенский политик», Уинстон, мать его, Черчилль, и жил он очень, очень давно. Во какой был мужик! – он сунул под нос мальчишки сжатый кулак с поднятым кверху большим пальцем.

– Он был, как вы, хозяином?

– О да… он был настоящим Хозяином…

Много позже господин Браун (а тогда просто Джек) узнал, кем был тот толстый господин в цилиндре, чья фотография, заботливо вставленная в дешёвую рамку, сподобилась быть единственным украшением священного места. Правда, когда он узнал историю «этого мерзавца», было уже поздно. Привычка курить сигары стала его страстью – единственной в жизни.

Время – зеркало Бога, где каждый, пройдя свой жизненный путь, снова, как в детстве, увидит себя в истине и ужаснётся: «Я ли это?» Мы не рождаемся злыми. Злыми нас делают наши желания и обстоятельства жизни. Из милого дитяти вырастает зверь, готовый на всё ради мнимого благополучия и призрачного превосходства.

Вглядываясь в своё отражение, Джек Браун больше не видел там доброго мальчика, счастливого и беззаботного; старая фотография «мать-его-черчилля» смотрела на него острым, колючим взглядом насмешника с неизменной сигарой меж полных и влажных губ. Юношеская чистота и наивность, безжалостно принесенные в жертву финансовому благополучию с пожизненным членством в клубе избранных (богатых бездельников, безответственно и безнаказанно правивших этим миром), остались в прошлом. Старый, больной, но богатый бывший главный редактор и совладелец самой влиятельной газеты в стране безнадёжно скучал, посасывая любимый «табачный хот-дог». Он ждал звонка.

Телефон ожил после полудня. Вежливый голос в трубке задал короткий вопрос – код, известный лишь нескольким избранным:

– Вы в игре?

Вместо положенного уставом обычного «да» господин Браун зачем-то спросил:

– Что-то стоящее?

После недолгого молчания голос ответил:

– Я понял ваш запрещённый правилами вопрос, господин Браун, и поскольку вы являетесь нашим почётным членом, вопреки правилам, вам, – он сделал ударение на слове «вам», – я отвечу: да, такого очень давно не было. Я бы добавил, никогда не было.

Желая усилить минутное превосходство, Джек Браун продолжил:

– Я старик, и мне простительно моё старческое любопытство (вопреки правилам). К тому же я, как вы любезно заметили, являюсь не только почётным членом клуба, но и одним из создателей Охоты и, как мне кажется, имею право на некоторую исключительность, так сказать.

Молчание в трубке продлилось немного дольше.

– Что вы хотите знать, господин Браун?

– Кто он? Откуда?

– Какой-то русский с Северных территорий.

– Наследники есть?

– Мы уточняем.

– Местные о нём знают?

– Только те, кто в игре.

– Друзья, знакомые?

– Для них он просто чокнутый художник.

– Стартовая цена приза?

– …

– Я задал вопрос.

– Миллиард… Но… это не всё.

– Что вы хотите сказать?

– Вместе с работами победитель получит… частицу Бога.

– Что за…

– Да-да, вы не ослышались. Его работы… как бы вам сказать… они не совсем работы…

– Как это «не совсем работы»? Они что, сделаны из солнечной пыли?

– Почти…

– Это шутка?

– Нет. Его работы – обычная с виду акварель, но только с виду. Она непонятным образом светится. Это не флуоресцентная краска, не подсветка, не технологии. Просто бумага и акварель. Говорят, по светоносности его работы как музыка Моцарта. Словами этого не объяснить…

– Говорят?

– Это надёжный источник.

– Странно… Если хотя бы часть из того, что вы говорите, правда, странно, что местные его пропустили.

– Они и не собирались делиться. Всё ждали…

– Великий художник – это мертвый художник.[2 - «Великий художник – это мертвый художник». – Закон Тиссена] Я правильно понял?

– Совершенно верно.

– Сколько ему?

– Никто не знает. Известно только, что он родился до Трёхдневной Войны.

– Так ему должно быть не меньше…

– Да, и он…

– Не собирается покидать этот мир.

– К сожалению, да.

– Дилетанты.

– Я бы не сказал. По их словам, он вроде как святой. Ничто его не берёт.

– Так уж и ничто?

– Вы имеете ввиду крайние меры?

– Вот именно. Святость Иоанна не спасла его голову.[3 - Иоанна Крестителя.]

– К нему подсылали убийц…

– И что?

– Он всё ещё жив.

Охотничий азарт возвращался к нему пьяным теплом, заставляя быстрее биться холодное сердце.

– Дилетанты, – повторил Джек Браун, всё больше волнуясь.

– Так вы в игре?

– Да!

А как же иначе? Ведь это он создал её – охоту для избранных, утомлённых богатством и властью богатых ублюдков, безнадёжно скучающих на безбожном Олимпе.

После войны, начавшейся по ошибке и закончившейся уничтожением невинной страны и глобальным испугом, мир заново поделили. На новых территориях возникли новые государства, где новая власть, объединённая старым законом «мир для богатых», пыталась строить новую жизнь, вливая молодое вино в мехи ветхие.[4 - Евангелие от Луки (5:37)]

Году в 2117 на одном из вошедших в привычку приёмов по случаю тридцатилетний преуспевающий журналист модной газеты, Джек Браун, мимоходом услышал резкое замечание в адрес художников:

– Вся эта богемная сволочь слишком много о себе думает. Радовались бы тому, что их поганая мазня вообще кому-то нужна.

Тема его волновала.

– Вы это обо всех или о ком-то конкретном? – спросил он раздосадованного господина в костюме из лунной парчи.

– Слышали о Голом Британце?

– О мистере Fuck?

– Да, об этом нахале, рисующем жопой.

– Ну как же, его работы…

– Дерьмо!

– …весьма популярны.

– И стоят миллионы, хотя за это убожество я и гроша ломаного не дал бы.

Мысль как предчувствие, шорох сознания, пыль ускользающего нечто, и вдруг…

– А хотите, сэр, я заберу у него работы, не заплатив ни цента?

Знания, однажды усвоенные, не исчезают бесследно. «Если вы хотите достичь цели, не старайтесь быть деликатным или умным. Пользуйтесь грубыми приёмами. Бейте по цели сразу. Вернитесь и ударьте снова. Затем ударьте ещё, сильнейшим ударом сплеча».[5 - Уинстон Черчилль] Он это помнил.

– Что, заболтаете его до смерти?

– Это уж как придётся. Хотите пари?

Так родилась Охота. Позже идею подхватил «Блэкус» – один из крупнейших в мире послевоенных аукционных домов. Основанный 13 мая 2078 года большим почитателем искусства, полковником в отставке Маркесом Блэком, «Блэкус» стал закрытым клубом для внезапно разбогатевших на Новых Приисках бывших военных, решивших, что вкладывать в «мазню» куда безопасней и прибыльней законного убийства и грабежа.

Совместно с «Блэкус» были разработаны «Правила ведения охоты в реалиях современного мира», которым должны были следовать все без исключения «охотники за талантом».

Правила были просты: в течение года нужно было вынудить художника (жертву) отдать свои работы – любым способом. Жадность, тщеславие, зависть, уныние жертвы – всё шло в помощь охотнику. Убийство, тщательно замаскированное под самоубийство, или несчастный случай считались мерой крайней и применялись в исключительных случаях, когда упрямство гения становилось единственным препятствием на пути к победе. Платить художнику даже самую малость было строжайше запрещено.

Жертва выбиралась осознанно, по таланту. Армия наёмных дилеров, искусствоведов и перекупщиков всех мастей работала без устали, выискивая крупицы золота в огромной навозной куче послевоенного арт-рынка. Поначалу охотились за известными, кем-то уже раскрученными и в большинстве своём бездарными «клоунами по контракту», но быстро от них отказались: территория хорошо охранялась. Взялись за способных, но было скучно: слишком сговорчивые. Потом за талантливых. С талантливыми было интересней всего: те просто так не сдавались.