Полумарафон: история одного побега. От себя

скачать книгу бесплатно


Я знала, какого цвета будет сегодняшний вечер – ведь за целый день мой сапожок ни разу не опустился на белую ягодку. Вечер будет светлым. Нет, в нем, конечно, будет присутствовать томительное ожидание – папа всегда приходил с работы поздно, но это было не страшно. Главная цель была, чтобы сбылись три волшебные слова, чтобы папа «не пил пиво».

Уходя из садика с мамой, я думала о том, что завтра на тротуарах будут ползать новые жирные червяки, в лужах лежать еще более красивые листья, а сочные плоды снежноягодника, как будто нарочно, будут заботливо разложены кем-то на асфальте, готовые лопнуть под маленьким детским ботиночком.

Поздно вечером того дня входная дверь открылась с пугающим грохотом. Ручка впечаталась в стену и оставила там вмятину на долгие годы. Шумно рухнуло на пол папино пьяное тело, а воздух в квартире мгновенно наполнился ароматом липкого пота и крепкого спирта. Задавать контрольный вопрос тогда не имело никакого смысла. Ответ был предельно очевиден, но я все же спросила:

– Ты пил пиво?

– Нет, а что? Надо было? – отец раздраженно выдохнул и стало понятно, что мой детский магический ритуал дал сбой. А в душе прочно пустило корни чувство вины и самобичевания. Я не справилась с миссией, которую возложила сама на себя. Это я была виновата в испорченном вечере. Наверное, я не услышала и не заметила, как под моим красным в белый горошек сапогом лопнула со звуком избавления от излишнего кортизола маленькая упругая ягодка.

* * *

Иногда ритуал срабатывал. И это служило доказательством неразрывной связи между зависимостью папы и моим поведением. Требования к себе, четырехлетней, стали очень жесткими, а ответственность за происходящие неконтролируемые ситуации – невообразимо высокой.

Глава 3. Винни-Пух и день насмарку

Время – самая относительная величина. Незаметно пролетел час до старта в ожидании своей очереди: сначала в камеру хранения, затем для фото около пресс-волла и, наконец, очереди в заветную синюю кабинку длиной в полдистанции. Ироничной насмешкой чернели надписи на указателях:

«Кластеры A, B, C, D» – направо, «Кластеры E, F и туалеты» – налево.

Я предусмотрительно заранее определила расположение кластера «F», из которого стартую. От стройного ряда туалетов его отделяет лишь небольшая дорожка. Окруженная плотным скоплением людей с такой же буквой на номере, я переместилась в свой кластер и приготовилась ждать.

Ведущий задорно объявил обратный отсчет для беговой элиты. Стартовал первый кластер – «А». Остальные участники переместились ближе к стартовой линии. До начала моего полумарафона оставалось десять минут. И они растянулись в бесконечное множество мгновений. Это было похоже на ожидание Нового года, когда стрелки часов замирают на «без пяти двенадцать» и ползут, как в замедленной съемке, чтобы ровно в полночь соединиться в вертикальном единстве.

Стараясь наполнить тягучие минуты смыслом, я стала рассматривать других бегунов. Впереди стоял викинг. С железным шлемом на голове и в бутафорских доспехах. Видимо, отсюда, из кластера «F», начинался его крестовый поход. Интересно, а его предупредили, что здесь все полумарафон бегут? Взгляд опустился вниз – обувь у него была подходящая. Осилит! А в броне, как в танке, – ничего не страшно. Вокруг собрались любители японских кроссовок Mizuno с узнаваемым фирменным логотипом. Я насчитала семь пар, включая свои – легчайшие, нежно-лавандового цвета, оказавшиеся накануне в заточении за закрытой дверью.

* * *

Вечером перед забегом я возвращалась домой, прокручивая в голове чек-лист необходимых предстартовых мероприятий. Выстраивала логистику и продумывала тайминг с поправкой на прогнозируемый дождь. Перед входной дверью автоматическим движением достала ключ и вставила в замочную скважину.

Ключ не повернулся.

Я извлекла его, протерла и повторила манипуляцию с чуть большим усилием и волнением. Без результата. Опустила ручку и потянула на себя – дверь не поддалась. В этот момент в замке что-то едва слышно щелкнуло, а ключ на миллиметр повернулся и замер в таком положении, не желая больше перемещаться ни влево, ни вправо, ни наружу.

В квартире, по ту сторону двери, сиротливо стояли мои проверенные длинными дистанциями беговые кроссовки, а на тумбочке лежал стартовый номер участника и вся экипировка. Добраться до них я не могла. Пытаясь отключить эмоции и воспользоваться холодным рассудком, я стала беспорядочно дергать ручку, толкать дверь и пытаться вытащить ключ. Пыхтя от усилия и бессилия, не заметила, что на меня уже пару минут устало смотрит сосед.

– Ты тем ключом-то открываешь? – вопрос прозвучал максимально глупо, ведь у меня на карабине был только… два ключа. Черт. В суете подготовки к забегу я совсем забыла, что повесила на одну связку еще и ключ от офиса, который идеально входит, но, как оказалось, не так уж и замечательно выходит из замка.

Сосед оценил всю мою блондинистую сущность, закатил глаза и рукава, и спустя пару минут я уже прижимала к груди свои кроссовки. А эта комичная по своей нелепости ситуация напомнила мне, как сильно бывает нужна помощь, чтобы выбраться из затруднительного положения. И не только физическая.

* * *

Все детки уже собрались в группе, мы разбились по парам и шагали через весь коридор на урок физкультуры.

– Ребята, сегодня мы будем бегать на время. Каждый пробежит участок между флажками вот по этой линии, а я зафиксирую результат секундомером, – воспитательница по физической культуре поставила задачу и начала по списку вызывать нас.

– Оля! Большая Оля, выходи, – называет меня физкультурница.

У нас в группе две Оли. Одна «маленькая» – с братом-близнецом Колей. Они оба совсем маленькие, на полголовы ниже самого младшего ребенка в нашей группе. А я была «большая» Оля.

– На старт, внимание, марш! – щелкнул и затикал секундомер, и я побежала.

Это первая в моей жизни скоростная шестидесятиметровка яркой вспышкой осталась в памяти. Я бежала и смотрела на себя будто со стороны – у меня высокий хвост на затылке, туго перетянутый резинкой, волосы от движения раскачиваются, как маятник, из стороны в строну. Бежала красиво и быстро, представляя себя спортсменкой на соревнованиях.

В четыре года маленькому человечку кажется, что он самый лучший, самый талантливый и красивый. Нет необходимости сравнивать себя с другими и думать, как на их фоне выглядит его результат.

* * *

Во время обеда у нас с девочками было традиционное обсуждение – кто остается на полдник и прогулку, а кого забирают сразу после сна.

– За мной мама сейчас придет, – радостно заявила Ира.

– И меня заберут, – подхватила Катюша.

Я печально вздохнула, потому что всегда оставалась и на сон, и на полдник, и на прогулку, поэтому мне хотелось, чтобы девочки оставались со мной. С ними было весело и интересно. Но в тот день коротать послеобеденное время мне пришлось в одиночку.

На улице было пасмурно и сыро, но снега было много. Ребята разбрелись по веранде и площадке.

Мне было скучно. От игры в снежки варежки быстро промокли, и нужно было согреть руки и чем-то себя занять. На территории нашей группы стояла железная шведская стенка, которая всегда манила меня. Я очень хотела перелезть ее сверху и спуститься с противоположной стороны.

«Самое подходящее время», – подумала я и направилась к цели.

На мне была серая шубка, теплая и пушистая. Около стенки снег был притоптан, и мне было легко забраться на первую ступеньку. Вторая. Третья. Я легко карабкалась наверх, перехватываясь руками и переставляя ноги. Я уже ощущала себя победителем, нужно было только схватиться рукой за верхнюю перекладину и перелезть на другую сторону. Но что-то пошло не по плану.

Почти на самом верху лесенки было круглое отверстие, и оно привлекло меня больше, чем первоначальная цель. Я решила, что пролезть в него сейчас гораздо важнее покорения вершины.

Разочарование настигло сразу. Оценить и соотнести габариты своей шубки с диаметром отверстия я смогла только тогда, когда оказалась в безвыходном положении. Железный ободок плотно сковал меня в своих объятиях так, что голова и руки у меня свисали с одной стороны конструкции, а ноги болтались с другой. Я пыталась выбраться из плена, как Винни-Пух. В панике думая то «я лучше назад», то «нет-нет, я лучше вперед». Но ни назад, ни вперед вылезти уже не получалось.

Нашли меня висящей и поникшей. Прошла, казалось, целая вечность с момента, как я поставила себе цель, и до извлечения меня из железных тисков. Воспитатели тянули меня, как репку, приговаривая:

– И как тебя угораздило так застрять!

Но говорили по-доброму, едва сдерживая смех. Не ругали и не кричали.

В группе мне налили горячего какао и дали печенье. Руки давно отогрелись, а снежные колтуны на варежках потихоньку таяли в сушилке. Было по-домашнему уютно сидеть на стульчике, хрустеть сладким печеньем и запивать ароматным густым какао.

А на шубке в это время бесповоротно и фатально уже зияла прореха – от моих усилий и взмахов левый рукав отделился от спинки. Не сильно и не критично – ровно по шву.

– А это еще что такое?! – орал дома отец. – Я работаю, покупаю тебе красивые вещи – ни у кого нет такой шубки. И что? Что это за дырка? Ты как себя ведешь? Тебя вообще где воспитывали, матрешка?

Слова били остро и оставляли глубокие пульсирующие раны на душе.

Детство – это особый уровень нормы. Это вера в Деда Мороза, счастливый билетик и исцеляющую силу подорожника. Это убежденность, что весь мир вращается вокруг тебя, а чудеса случаются, если очень этого захотеть. В тот момент я хотела бы снова оказаться на дневной прогулке и строго-настрого запретить себе лезть на эту стенку. Я ведь все равно ее не покорила, только рукав порвала. Утренняя уверенность в своей неотразимости во время бега сильно покачнулась. Гневные окрики отца забивали гвоздь моей самооценки по самую шляпку.

Через полчаса он уже храпел, сидя в кресле перед включенным телевизором, а я пила на кухне невкусный остывший чая и кирпичик за кирпичиком выстраивала глухую стену нового уровня своей детской «нормы», в которой уже не было места веселым приключениям и спонтанности.

* * *

Постепенно я становилась ребенком, не похожим на других детей, быстро и безвозвратно теряя детскую непосредственность. Я выглядела как обычный ребенок, и другие люди не замечали ничего особенного. И только при близком общении они могли разглядеть гнетущую тоску в моих глазах и недетскую озабоченность.

Глава 4. Никотиновый путь и некупленный арбуз

Ночь перед забегом была беспокойной. Я собрала целый сет из наречий, которые мешали мне уснуть: неудобно, жарко, душно, страшно, шумно – так было до полуночи. Холодно, голодно и бессмысленно стало ближе к рассвету. Поспать удалось три часа, пока беспардонный звон будильника не выдернул меня из тревожного забытья. Я, окутанная синдромом джетлага, с трудом присела на кровати. В таком состоянии на дистанцию не выходят. В голове стучала мысль «зачем это все?», и был огромный соблазн, сославшись на слабость и плохое самочувствие, укрыться одеялом и проснуться, когда уже финиширует самый последний спортсмен, а по перекрытым набережным снова запустят автомобильное движение. Ведь если ты не бежишь – ты не можешь проиграть, а если ты не добежал – это фиаско.

Настроение качало, походка качалась, но я, медленно раскачиваясь, иррационально собиралась на забег. Все это было похоже на ситуацию, когда тебе нужно куда-то идти, ты не хочешь, но за тебя все решили. А отказаться или сопротивляться ты по каким-то причинам не можешь.

* * *

Конец лета всегда окрашен ностальгическими багровыми закатами чего-то уходящего и предвкушением забот и тревог. Один из таких вечеров мы с братом проводили за просмотром мультиков и поеданием сливы. Руки от нее приобретали красноватый оттенок, а ногти становились темными и неопрятными. Но она была настолько вкусной и сочной, что мы иногда даже не обращали внимания на поселившихся в ней червячков.

Ключ в замке повернулся, послышался щелчок выключаемого света в общем коридоре, что-то грохнуло, толкнулось, врезалось, и по доносившимся звукам и проникающим запахам стало очевидно, что с работы вернулся отец, пьяный и нервный.

Мы притихли и не выходили из комнаты. Он прошел на кухню, задевая стены и двери, и принялся там чем-то греметь и бубнить. Заглянул в комнату со своим традиционным раздражающим приветствием:

– Мужики… и бабы тоже, у меня сигареты закончились, пойдем в магазин.

Нам даже в голову не приходило, что мы можем отказаться или возразить. Мы послушно собрались, быстро-быстро, чтобы лишний раз не злить его, и вышли все вместе на улицу. Шли нехотя и с отвращением. Хотелось быть в любом другом месте, только не сейчас, не здесь и не в этой компании. Маршрут до магазина пролегал по узкой дорожке между двумя детскими садиками, и путь занимал не более пяти минут.

Сигареты были куплены быстро, а вместе с сигаретами – пиво в темной стеклянной бутылке с зеленой этикеткой. На выходе из магазина нам встретились какие-то папины знакомые. Все они выглядели неопрятно, в расстегнутых рубахах и оттянутых на коленях спортивных штанах. Мужики поприветствовали друг друга и стали обсуждать какие-то чрезвычайно важные вопросы. Мы стояли поодаль и чувствовали себя максимально лишними, ненужными и оказавшимися здесь по нелепой случайности.

– Пап, пойдем, – первая робкая попытка утащить пьяного отца домой. Разговоры начинали выходить за рамки «о погоде – о природе» и приобретали острый налет.

– Замолчи, мелюзга, – резко и грубо ответил папин приятель.

Я вздохнула и посмотрела вниз – вокруг была разбросана шелуха от семечек, валялись рядом с урной металлические крышки от бутылок, кто-то сморкался, кто-то сплевывал. Мужики курили, ругались, доказывали свою пьяную правоту, смеялись над глупыми шутками, а мы стояли и ждали. Ждали, нервничали, не находили себе места посреди происходящего абсурда. И испытывали невероятный стыд, виновато улыбаясь прохожим, которые слышали эти невразумительные пьяные дебаты.

– Пап, ну пойдем, – брат взял отца за рукав и потянул в сторону дома.

– Иди, Володь, тебя дети ждут! – прозвучал самый трезвый и разумный голос из уст соседа по подъезду.

Разговор на этом прервался, а мужики, кряхтя и стряхивая с себя семечки, разошлись по своим делам. Отец кивнул нам, будто вспомнив про наше существование, и мы поплелись домой. Пять минут – и мы будем дома.

На пригорке перед лестницей отец остановился и нечеткими движениями пытался прикурить, заслоняя горящую спичку от ветра. Его лицо раскраснелось, кадык остро выпирал вперед, ворот рубахи с одной стороны завернулся внутрь, но он этого не замечал. Руки дрожали, и он никак не мог справиться.

– Пап, ты скоро? – вопрос звучал как мольба. Находиться здесь, с пьяным и некрасиво себя ведущим отцом, на глазах у всех прохожих – знакомых и не очень – было просто невыносимо. Наконец сигарета была прикурена, а спичка затушена и выброшена в траву.