Chronicle of Yanis / Хроники Яниса

скачать книгу бесплатно

Chronicle of Yanis / Хроники Яниса
Olga Orlova

Ольга Орлова

Welcome to a world where the air smells of freedom. Where dreams become reality with just a thought, and suddenly, there’s a plate of fried potatoes in front of you. This world is full of secrets, enticing, drawing you in and engulfing you. And it seems like any moment now, I’ll melt away amidst comfort and dreams. But such bliss never lasts! There’s a knock on the door… And my body comes crashing down from the imaginary cloud onto the hard floor.

Chronicle of Yanis / Хроники Яниса

Olga Orlova

Ольга Орлова

© Olga Orlova, 2024

© Ольга Орлова, 2024

ISBN 978-5-0062-8177-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Chapter 1 / Глава 1

The view from the roof always seems unusual, even the area you know like the back of your hand, having explored every nook and cranny, and knowing how many bricks are in the house across the street, from one window to the next. Even your own backyard, where you grew up, and every curb knows the size of your childhood shoe. And in the cracks between the entrance door and the old rusty pipe, there is still a note for the girl from the parallel class, which she probably will never read. Even these places from the roof will seem different.

Вид с крыши всегда кажется необычным, даже та местность, которую вы знаете как свои пять пальцев, и обошли там каждый закоулок, и знаете, сколько кирпичиков в доме напротив, от одного окна до другого. Даже ваш родной двор, где вы выросли, и каждый бордюр знает размер вашего детского ботинка. А в щелях между дверью подъезда и старой ржавой трубой еще хранится записка для девочки из параллельного класса, которую она, наверное, так никогда и не прочтет. Даже эти места с крыши будут казаться другими.

From the roof, the noisy morning, the hustle and bustle of the waking city, the wafting smells of coffee from open kitchen windows, the creaky gate of the daycare fence through which mothers drop off their sleepy, crying children, all seem beautiful. Who and why invented these daycares, and when? Of course, there is rationality in them, but it contradicts everything natural. How many children, out of all those brought there, don’t cry? Probably only a few, or the most resilient ones, who fear the wrath of strict parents and hold back all tears inside, swallowing them quietly along with their sadness.

С крыши шумное утро, суета просыпающегося города, доносящиеся запахи кофе из открытых кухонных форточек, скрипучая калитка забора детского сада, через которую мамы сдают своих сонных, плачущих детей, кажутся прекрасными. Кто и зачем придумал эти детские сады, и когда? Конечно, есть в них рациональность, но она так противоречит всему естественному. Сколько детей, из всех тех, кого туда приводят, не плачут? Наверное, единицы, либо самые выдержанные, которые боятся гнева строгих родителей и держат все слёзы внутри, проглатывая их тихо вместе с грустью.

They are left in the company of completely unfamiliar people, and it’s still unknown how to behave with them and what to expect from them. And there’s this feeling of loneliness and uselessness in this world. Why do all the adults at the doors of this daycare pretend that everything is not so terrible and that it’s all just childish whims and fantasies? Everyone understands that it’s not the case.

Оставляют в окружении совсем незнакомых людей и еще не известно, как себя нужно с ними вести и чего от них ожидать. А это чувство тоски и ненужности в этом мире. Почему все взрослые в дверях этого детского сада делают вид, что все не так ужасно и это все детские капризы и выдумки. Все же понимают, что это не так.

I’ve been observing this process every morning for almost [insert duration], and not a single mother has yet told her child that she understands how bad, sad, lonely, and unbearably melancholic they feel, so tears just flow on their own, and they would be glad to stop them, but it’s overwhelming. In most cases, mothers are stern, which only exacerbates the child’s condition even more. Everyone rushes to escape, closing the door and the gate behind them, as if to erase any traces.

Сколько времени наблюдаю за этим процессом каждое утро почти, и ни одна мама еще не сказала своему чаду, что понимает, как ему плохо, грустно, одиноко, невыносимо тоскливо, так что слезы просто сами льются, и он рад бы их остановить, но это все давит. В большинстве случаев мамы суровые, что усугубляет состояние ребёнка еще больше. Все торопятся убежать, закрыв за собой и дверь и калитку, следы бы еще замели.

Then you linger by the lockers in the changing room, take off your shoes, change into indoor footwear, and sit there until someone comes out and leads you into the hall with everyone else, because you really don’t want to go there. Bright elephants, dogs, flowers, and berries painted everywhere don’t bring any joy. After all, you’re just not in the mood for them when sadness has engulfed you like this.

Потом остаешься около шкафчиков в раздевалке, стягиваешь с себя ботинки, переобуваешься в сменную обувь и сидишь, пока кто-нибудь не выйдет и не заведет в зал ко всем остальным, потому что идти туда вовсе не хочется. Яркие слоники, собачки, цветочки и ягодки, нарисованные везде, не радуют. Ведь совсем, как-то не до них, когда грусть такая навалилась.

I was there a couple of times; they took me there, but since my parents didn’t have much money, and daycare services were not cheap at all, and I threw tantrums whenever I could, they decided to leave me at home under the watchful eye of a neighbor.

Был я там пару раз, отводили меня, но так как у моих родителей было не много денег, а услуги детского сада были совсем не дешёвыми, да и я закатывал истерики, как только мог, меня решили оставлять охранять дом, под присмотром соседки.

From the rooftops in the morning, you can catch the smell of coffee. It makes you believe and feel warmth and coziness, envisioning warm blankets, soft armchairs, fresh newspapers, and even glossy magazines, of which there are plenty in our world and no longer surprise anyone. Like a mist enveloping the city at night, it slowly rises from the ground and momentarily freezes on the rooftops.

С утренних крыш можно уловить запах кофе. Он заставляет верить и чувствовать тепло и уют, представлять теплые пледы, мягкие кресла, свежие газеты и даже глянцевые журналы, которых в нашем мире пруд пруди и никого ими уже не удивишь. Словно дымка, окутывающая город ночью, медленно поднимается с земли и замирает на мгновение на крышах.

The air up there is quiet, precisely quiet. Yes, it’s cleaner than down below. There isn’t such a variety of smells in it, but that’s understandable. But it’s precisely quiet, as if down there in the air not only aromas and odors gather, but also all the words and all the noise. This air heals with its quiet purity, freeing thoughts from emotions and unnecessary worries; inhaling it, you can feel freedom and tranquility.

Воздух наверху тихий, именно тихий. Да, он чище, чем внизу. В нем нет такого многообразия запахов, но это и так понятно. Но он именно тихий, словно там внизу в воздухе собирается не только ароматы и зловония, но и все слова и весь шум. Этот воздух излечивает своей тихой чистотой, освобождает мысли от эмоций и лишних переживаний, вдыхая его можно почувствовать свободу и безмятежность.

I ascend here almost every morning, and it feels like I’m in a different world, as if I don’t belong to anyone or anything here. I watch as the light bulbs in the windows turn on, as everyone starts to rush, waking each other up, as the sun rises from behind that big green roof. At the same time, the color is hardly visible because the sun usually shines very brightly and obscures a couple more roofs with its rays.

Я поднимаюсь сюда почти каждое утро, и кажется, словно нахожусь в другом мире, словно не принадлежу тут никому и ничему. Смотрю, как зажигаются лампочки в окнах, как все начинают спешить, будя друг друга, как солнце поднимается вон из-за той большой зеленой крыши. При этом цвет совсем не видно, так как солнце обычно светит очень ярко и затмевает своими лучами еще пару тройку крыш.

Over there, slightly to the right of the sunrise, is a building with a gray, dirty roof that hasn’t seen repairs in many years and probably won’t for many more. It’s the pediatric dentistry building. They used to be everywhere, brand new, clean, trying to lure everyone in with colorful advertisements. The doctors there, they say, were kind and treated without pain or fear; you could watch cartoons. And the bravest ones always got a little toy. But I didn’t experience any of that. It was a long time ago, before I even existed.

Вон то здание, немного правее от восхода, у него серая грязная крыша, ремонта не было уже много лет и сколько еще не будет. Здание детской стоматологии. Это раньше они были на каждом шагу новенькие, чистенькие, пытались заманить каждая к себе разной цветной рекламой. Врачи там, говорят, были добрые и лечили совсем не больно и не страшно, можно было смотреть мультфильмы. А самым смелым всегда выдавали маленькую игрушку. Но я этого не застал. Это было совсем давно, меня тогда еще даже не было.

Before our world became so gray and gloomy, where everyone fights for their lives every day and there are no plans for the future. Only here and now. I have no pleasant thoughts about this gray building; inside, it smells damp and of medicines. I ended up there once; a milk tooth didn’t want to fall out on its own, and our caregiver took me there. The weather was terrible, damp, cold autumn, puddles and cold raindrops right on the face.

До того как наш мир стал таким серым, угрюмым, где каждый борется за жизнь каждый день и нет никаких планов на будущее. Только здесь и сейчас. У меня нет об этом сером здании никаких приятных мыслей, внутри пахнет сыростью и лекарствами. Попал я туда, однажды, молочный зуб не хотел выпадать сам, и наша воспитательница повела меня туда. Погода была ужасная, сырая, холодная осень, лужи и холодные капли дождя прямо по лицу.

There, I realized that when they say it won’t hurt, they lie. After that visit, I was sick for another week; there was not enough disinfectant solution, they were saving on it, and I got an infection. As a result, I had to get injections. But what scared me the most was being held by three strong, big women, as if one of them couldn’t handle me alone. If I could, I would create a time machine just to get treatment where they already know how to do it, and it’s not painful. Even if it’s an expensive pleasure, it will definitely pay off in the first few days.

Там я понял, что кода говорят, что будет не больно, то врут. После этого похода я болел еще неделю, дезинфицирующего раствора было мало, экономили, занесли инфекцию. В итоге пришлось колоть уколы. Но страшно мне было от того, что меня держали трое сильных больших женщин, как будто со мной одна бы не справилась. Если бы я мог, то создал бы машину времени, чтобы хоть лечиться там, где уже научились, и всё не больно. Пусть это будет дорогостоящим удовольствием, но оно явно себя окупит в первые же дни.

There’s a roof that I like, it’s on the other side to the left of the sun. Once it was bright red, now it’s a bit faded and rusted in places, but still beautiful. A girl lives in this house; when I was five years old, we ended up in the same orphanage, then a young family took her away, and I stayed. I don’t know her name now; they probably gave her a new beautiful name, but I called her Taya. She was very skinny, frozen, and hungry like everyone else. It seemed like there would never be enough food. No one approached her, and she didn’t try to make friends with anyone. I wasn’t in the spotlight either, and I never played with anyone, so people avoided and feared me a little, but that’s exactly what I wanted. I couldn’t take my eyes off her all day; I didn’t know how to approach her. In the end, after lunch when everyone was given delicious pastries, and she remained sitting on the bench aside, wrapped in a big jacket, I couldn’t resist and sat down next to her, silently offering her my portion of treats. She didn’t immediately turn to me and look, at that moment I don’t even remember how I stayed alive and didn’t die from my own embarrassment and fear.

Есть крыша которая мне нравится, она в другой стороне слева от солнца. Когда-то ее цвет был ярко красный, сейчас немного стерся и местами проржавел, но все так же красив. В этом доме живет девочка, кода мне было пять лет, мы вместе попали в этот интернат, потом ее забрала молодая семья, а я остался. Не знаю как ее теперь зовут, наверное ей дали новое красивое имя, я называл ее Тая. Она была очень худенькой, замерзшей и как и все голодной. Казалось, что еды никогда не будет хватать вдоволь. Никто не подходил к ней и она не стремилась ни с кем знакомится. Я тоже не был в центре внимания остальных и никогда ни с кем не играл, от этого меня немного избегали и побаивались, но это именно то, чего я и хотел. Я не сводил с нее глаз пол дня, не знал как подойти, в итоге после обеда когда всем раздали вкусные плюшки, а она так и осталась сидеть на скамейке в стороне, укутавшись в большую куртку, я не выдержал и присел рядом, молча протягивая свою порцию лакомства. Не сразу она повернулась ко мне и посмотрела, в тот момент даже не помню, как я остался жив и не умер от собственного смущения и страха.

Her bright green eyes seemed like the center of the universe; I even forgot my own name and didn’t ask hers, and completely forgot about the pastry. If she hadn’t said she wanted water, I don’t know how long that trance would have lasted; I might have died from blissful oblivion. As I rushed down the corridor with a glass of water, there wasn’t even a crumb left of the treat. I felt briefly disappointed, but then I was proud and happy that she accepted my gift and looked at me again.

Ее яркие зеленые глаза казались центром вселенной, я даже забыл как меня зовут, и ее не спросил, и про плюшку совсем забыл. Если бы она не сказала, что хочет пить, не знаю сколько бы продолжался этот гипноз, так и умер бы от счастливого забвения. Пока я мчался со стаканом воды по коридору от лакомства не осталось и крошки, обидно стало буквально на мгновение, но потом я был горд и счастлив что она приняла мой подарок и еще раз посмотрела на меня.

Then we were silent for a long time, and we didn’t want to talk because there was nothing to say. Children end up in orphanages not from happy families; many kids were brought here, and each had their own unhappy story that few wanted to talk about. But it seemed to me that I could hear her anyway, feel when she was sad, or see from her eyes that she was thinking and remembering something good. Then I smiled too.

Потом мы долго молчали, и говорить не хотелось, потому что нечего было говорить. В детдом попадают не от дружной семьи, сейчас сюда привозили много ребят и у каждого своя не веселая история, о которой мало кто хотел рассказывать. Но мне казалось я слышу ее и так, чувствую что ей грустно или по глазам вижу что думает и вспоминает что-то хорошее, тогда я тоже улыбался.

So we were friends for almost a week. I hardly learned anything about her, but it felt like she was the closest person in the world to me. Then she was taken away. In my free time, I also look at her roof. Sometimes it seems to me that I see her eyes and hear her mentally responding to me.

Так мы дружили почти неделю. Я почти ничего о ней не узнал, а казалось что она самый родной человек в мире. Потом ее забрали. В свободное время я смотрю и на ее крышу тоже. Иногда мне кажется, что вижу ее глаза и слышу как она мне мысленно отвечает.

There’s another small roof in this city that I rarely look at, but her image is always inside me. I can’t say if I love this roof or if it’s a source of great sadness for me. Every time I scan the city with my gaze, I try to skip that place, probably because I’m afraid to see emptiness, ruins, or something even worse.

Есть в этом городе еще одна маленькая крыша, на которую я смотрю редко, но ее образ всегда внутри меня. Не могу сказать, люблю ли эту крышу, или она для меня большая грусть. Каждый раз, огибая город взглядом, я стараюсь пропустить то место, наверное, потому что боюсь увидеть там пустоту, развалины или что еще похуже.

I was born in that house. It wasn’t big, even when I was very little. It had only one room and a corner for the kitchen. But even then, I understood that it doesn’t matter how big your house is; what matters is whether there are people in it who love you or not.

В этом доме я родился. Он не был большим, даже тогда, когда я был совсем маленьким. В нем была всего одна комната и закоулок для кухни. Но уже тогда я понимал, что совсем не важно, насколько огромен твой дом, важно есть ли в нем люди, которые тебя любят или нет.

At birth, my name wasn’t given to me right away. Back then, names were chosen like a precious gift that determined your entire life. My mom and dad chose it with special care. They wanted it to have a special power that would be combined with wisdom and prudence, a particle of love that would determine my actions and deeds, tenderness towards beauty, and courage in the face of difficulties. They wanted to put everything necessary into it, like in a box of gifts, but it’s just a name, a few syllables made of letters.

При рождении имя мне подарили не сразу, тогда имена выбирались как дорогой подарок, который определял всю твою жизнь. Мама с папой выбирали его с особой тщательностью. Хотели, чтобы в нем была особая сила, которая сочеталась бы с мудростью и рассудительностью, частичка любви, которая определяла бы мои поступки и действия, нежность к красоте и мужество перед трудностями. Они хотели вложить туда, как в коробку с подарками, все необходимое, но это лишь имя, несколько слогов из букв.

Later, my mom said she read my name in my eyes, as if I had suggested it to her when the newborn veil fell from them, and I saw her for the first time. Of course, I couldn’t remember that moment, but I’ve imagined it so many times, as if I really do remember. They named me Yanis.

Позже мама говорила, что прочитала мое имя в моих глазах, словно я сам ей подсказал, когда новорожденная пелена сошла с них, и я впервые ее увидел. Конечно, мне не удалось запомнить этот момент, но столько раз я представлял его себе, будто бы и вправду помню. Меня назвали Янис.

Back then, just ten years ago, in that house, my mom and dad fought. They were young and happy, despite everything that was happening in the world. They didn’t have wealth, iron doors, and bars on the windows like everyone else; it was dangerous at night without additional security measures. Marauders and robbers broke windows and took everything that was accessible. There were cries everywhere, the sound of shattered glass, gunshots. Everyone kept weapons in their apartment. We had nothing but lace curtains that at least partially covered our lives.

Тогда, всего десять лет назад там, в этом доме, били мама и папа. Они были молоды и счастливы, несмотря на все, что происходило в мире. У них не было богатства, железных дверей и решеток на окнах, которые были у всех, ночью было опасно без дополнительных охранных приспособлений. Мародеры и грабители разбивали окна и забирали все, что было доступно. Повсюду раздавались крики, звон битого стекла, выстрелы. Каждый держал в квартире оружие. У нас не было ничего, кроме ажурных занавесок, которые хоть немного прикрывали наш быт.

Perhaps they didn’t break into our home because we already had nothing. In the mornings, Mom always brewed coffee, fragrant, homemade, beloved. Coffee – the scent of my home, of Mom. We woke up to this aroma with Dad and slowly, half-asleep, made our way to the kitchen. There were almost never any delicious pastries for breakfast; only on rare occasions did we have fresh bread. Dad wrapped me in a blanket and sat me on his lap; back then, I didn’t think it wouldn’t always be like that, but now I would give anything to sit like that for just a couple of minutes.

Возможно, к нам не врывались потому, что у нас и так ничего не было. По утрам мама всегда варила кофе, ароматный, домашний, любимый. Кофе – запах моего дома, мамы. На этот аромат мы просыпались с отцом и медленно в полусне подтягивались на кухню. Вкусных булочек на завтрак почти никогда не было, только по редким праздникам у нас появлялся свежий хлеб. Отец закутывал меня в одело и сажал к себе на колени, тогда я не думал, что так будет не всегда, а сейчас все бы отдал, чтобы хоть пару минут так посидеть.

After breakfast, my parents went to work, and I often stayed alone. The neighbor, who had three more children – two of her own and one foster child, looked after me. Most of the time, I spent playing with them – sometimes with homemade toy cars, more imaginary than real, sometimes pretending to be pirates and brave invaders from the tales we were told before bed, and sometimes, when we got tired of each other, we played hide and seek. You would hide among some clutter in a closet or a pantry and sit quietly, kind of wanting to be found, but also not really, enjoying the peace and quiet.

После завтрака родители уходили на работу, а я часто оставался один. Соседка, у которой было еще трое детей, двое ее и один приемный, приглядывала за мной. Почти все время я проводил играя с ними то в машинки, самодельные, скорее воображаемые, то в пиратов и отважных захватчиков из сказок, что нам рассказывали перед сном, то когда мы друг другу надоедали, играли в прятки. Закроешься там среди какого-нибудь барахла в шкафу или кладовке и сидишь тихонечко, вроде и хочется, чтобы тебя нашли, а вроде и не очень, и так хорошо.

In the evenings, I was so happy to see Mom and Dad returning that I would run to meet them as soon as I saw them at the beginning of the road leading to our house. One day they didn’t come back; they left in the morning and never returned. I searched every stretch of that road, hoping that at any moment they would both appear, and I would see them and run to them so fast that I could fly. I would reach them, hug them as tight as I could, and tell them how much I missed them and waited for them, how much I love them. I would beg them never to leave me alone again. And they would calm me down, lifting me up in their arms. We would slowly walk home, and I would tell them how I waited for them all day long. Let my words repeat, so they would know and hear the importance of it all, feel how much they mean to me.

А по вечерам, я так рад был возвращению мамы и папы, что бежал к ним навстречу, как только видел их вначале дороги к нашему дому. Однажды они не вернулись, ушли так же с утра и больше не пришли. Я просмотрел каждый отрезок этой дороги, в надежде, что вот сейчас, вот они оба выйдут, я увижу их и буду бежать к ним так быстро, что смогу взлететь в воздух. Добегу, обниму их так крепко, как только смогу, и буду говорить им, как сильно я скучал и ждал их, как сильно я их люблю. Буду просить, чтобы больше никогда не оставляли меня одного. А они будут успокаивать меня, взяв на руки. Мы будем медленно идти до дома, я буду рассказывать, как ждал их весь день, пусть мои слова будут повторяться, чтобы они точно знали и услышали всю важность, почувствовали, как они мне нужны.

All night I watched from the window. I used to be afraid of the dark, but now I had no time for it. Cold air blew in through the window, and my hands started to freeze, but I was afraid to leave and miss them. Three more days passed like this until our neighbor received a phone call informing her that they had died. They were poisoned by toxic gas in a minor accident at the station. It was a small incident, not many people were harmed, but they were both there. I was left alone.

Всю ночь я смотрел из окна. Раньше боялся темноты, но сейчас было не до нее, с окна дул холодный воздух, руки стали замерзать, но я боялся отойти и пропустить их. Так прошло еще три дня, когда нашей соседке сообщили по телефону, что они умерли. Отравились ядовитым газом при небольшой аварии на станции. Небольшой, пострадало не так много людей, но там оказались и они, вдвоем. Я остался один.

Now there was no one to wait for, everything inside me shattered into tiny pieces. It seemed like dying with them right now would be the best thing in the world. How can one accept this? When you realize you’re alone, everything changes completely. The world seems entirely different, as if everything you wanted and found interesting before is now irrelevant. Whether you want to eat or not doesn’t matter anymore; all desires disappear, leaving only one: for them to come back.

Теперь ждать было некого, внутри все разрывалось на мелкие кусочки, казалось, что умереть сейчас вместе с ними будет лучше всего на свете. Как это можно принять. Когда понимаешь, что ты один, все становится совсем иначе, мир кажется совсем другим, словно все то, что хотелось и было интересным, теперь не нужно вообще, и совсем не важно, хочешь есть или нет, просто пропадают все желания и остается только одно, чтобы они вернулись.

Thoughts of miracles arise. Suddenly, if I start praying now and ask God to make it a mistake, to let them stay alive, maybe it could happen. But deep down, I knew it wouldn’t help, that nothing would help at all. The neighbor was already struggling to raise three children; I would be entirely unnecessary for her, although she offered me to stay with them, but I knew it was just out of politeness.

Появляются мысли о чудесах, вдруг если я сейчас начну молиться и просить Бога о том, чтобы это была ошибка, чтобы они остались живы, то это может случиться. Но где-то в глубине души я понимал, что это не поможет, что не поможет вообще ничего. Соседка и так тянула уже троих детей, я был бы для нее совсем лишним, хотя она предложила мне остаться с ними, но я знал, что это было только из вежливости.

I didn’t take long to pack; there weren’t many things: Mom’s small mirror, which she looked into every morning while combing her long hair; a toy train given by Dad, with a hidden compartment where small trinkets like marbles and buttons were stored; and the keys to our house, which by inheritance should have been mine, but since I couldn’t assert my rights yet, and we had no relatives, the house was taken from me. That’s how I ended up on the roof of shelter number nine, and since then, I’ve never walked past my home again.

Собирался я совсем не долго, вещей было не много: мамино маленькое зеркальце, в которое она смотрелась каждое утро, расчесывая длинные пряди волос; игрушечный паровозик, подаренный отцом, с потайным отделением, в котором помещались всякие маленькие штучки, типа стекляшек и пуговиц; и ключи от нашего дома, который по наследству должен был принадлежать мне, но так как отстоять свои права я еще не мог, а родственников у нас не было, дом у меня забрали. Так я оказался на этой крыше приюта номер девять, и с тех пор ни разу не проходил мимо своего дома.

I prefer to say that I’m exactly on the roof; here, few people encroach on my space, just a couple of cats and chirping sparrows, and both are looking for warmer spots. Of course, they occupied these royal observation spots before me, but I’m a quiet resident, not taking up much space. Sometimes I bring them bread crumbs, and oh, the joy they feel! They all gather for the feast, and I feel like a full-fledged member of this family, which warms my soul and makes me happier.

Мне больше нравится говорить, что я именно на крыше, тут мало кто отнимает мое пространство, пару кошек да чирикающие воробьи, и те и другие ищут местечко потеплее, они, конечно, раньше меня заняли эти царские места обзора, но я постоялец тихий, много места не занимаю. Иногда приношу им остатки хлеба, вот радости то сколько, сбегаются все на пир, а я чувствую себя полноправным членом этого семейства, и от этого как-то теплее и счастливее на душе.

You could almost write a little story about each building, and it would differ based on this aerial perspective rather than from below. Every brick corner has its own happy and sad stories; perhaps some of them could even tell stories about me, things I myself have forgotten.

Так можно почти по каждому зданию написать свою маленькую историю и она будет отличаться этим взглядом с высоты, а не с низа. У каждого кирпичного угла есть своя веселая и грустная истории, может некоторые из них могут и обо мне рассказать, то что я сам запамятовал.

Today it’s raining since the morning, it often does now, as if autumn has replaced summer and spring. I brought breakfast and a couple of books with me, planning to shelter under the eaves on the roof. With this intention, sneaking past the classroom and all the supervisors unnoticed, I found myself right in the attic. There’s always plenty of dust here, but it’s quiet and doesn’t interfere with thinking, so let it lie.

Сегодня с утра идет дождь, он теперь часто идет, как будто осень теперь вместо лета и весны. Я взял с собой завтрак и пару книг, укроюсь под козырьком на крыше. С этим намерением, проскочив незаметно мимо учебного класса и всех надсмотрщиков, я оказался прямо на чердаке. Пыли тут всегда хватало, но она тихая и не мешает думать, а значит пусть себе лежит.

For a moment, I thought the light bulb flickered or my head spun; maybe I just climbed the stairs too quickly, and I haven’t had breakfast yet. Spreading out the newspaper on the crates that had been here long before me, I settled in with a sandwich in my left hand and a book in my right.

На мгновение мне показалось, что лампочка покачнулась или голова у меня закружилась, может просто резко поднялся по лестнице, и ведь не завтракал еще. Расправив газетку на ящиках, которые были тут задолго до меня, я устроился с бутербродом в левой руке и книгой в правой.

This time it wasn’t my imagination. I distinctly felt the floor tilting in front of me, and the crates treacherously slid away from under me as I plopped down on the dusty, cold floor. It felt like an earthquake; I needed to urgently climb back up. Panic set in my mind. The buildings were all old and could collapse, it seemed, even from the wind.

На этот раз мне не почудилось, я отчетливо почувствовал, как пол передо мной наклоняется, а ящики предательски поползли из под меня в сторону и я плюхнулся своим и без того не мягким местом на пыльный холодный пол. Кажется землетрясение, нужно срочно вылазить наверх. В голове началась паника. Здания все были старые и могли рухнуть, казалось даже от ветра.

Climbing to the edge of the roof and clinging with all limbs to the railing, I froze. The height was considerable; jumping and staying alive would be difficult. It didn’t seem this high yesterday. Maybe I could still climb down, but what if it collapses? It’s better to be on a collapsed roof than under the entire building. Below, quite a few people had gathered; everyone had come out and moved away from the walls.

Забравшись на край крыши и вцепившись всеми конечностями в перила, я замер. Высота была приличная, спрыгнуть и остаться живым будет сложно, вчера вроде тут не было так высоко. Может еще удастся спуститься, а вдруг завалит, уж лучше быть на крыше завалов чем под всем зданием. Внизу уже собралось не мало народа, все вышли и стали отходить от стен.

Suddenly, if someone looks up now and sees me here… Oh, it would be better if… it would be better if… let them look down at their feet. The railing was mercilessly drenched by the rain, making it not only icy but also terrifyingly slippery. It’s a pity I can’t tie my hands with a sailor’s knot, or better yet, a noose.

Вдруг сейчас кто-нибудь посмотрит наверх, а тут я, ох лучше бы…, лучше бы…, пускай под ноги себе смотрят. Перила нещадно поливал дождь, и от этого они становились не только ледяными, но еще и кошмарно скользкими. Жалко, что не получается завязать руки морским узлом, а еще лучше удавкой.

From underground, another series of jolts was building up. It was very quiet, but everyone was clearly anticipating them, as if they could sense the energy field they emitted, which petrified everything around. It’s starting again now. And the streams from the small puddles, gathered from the rain on the roof, flowed down along with my sandwich to the hard asphalt below. My hands literally clung to the iron railings, but the entire cornice creaked, bending under my weight.

Из-под земли нарастал очередная порция толчков, было очень тихо, но все отчетливо их ждали, словно чувствовалась доносимое ими энергетическое поле, которое приводило все вокруг в оцепенение. Вот сейчас это начнется снова. И ручьи из маленьких луж, скопившихся от дождя на крыше, потекли вместе с моим бутербродом вниз к жесткому асфальту, руки буквально впивались в железные поручни, но весь карниз заскрипел и под моим весом начал прогибаться.

Fear and height made me feel nauseous. It’s better to close my eyes. If I’m destined to fall, there’s no escaping it now. Cracks appeared one after another on the walls between the red and white bricks. It seemed like my fall would be endless. It’s a pity I never told Taya that I liked her. But what would that change now, when I’m hanging on honest thoughts, with wrists frozen stiff and numb?

От страха и высоты меня начало мутить, лучше закрыть глаза, если уж мне суждено упасть, то убежать уже не получится. Трещины одна за другой появлялись на стенах между красных и белых кирпичей. Казалось, мое падение будет бесконечным, жаль, что я так и не сказал Тае о том, что она мне нравится, но что бы это изменило сейчас, когда я вешу на одних честных мыслях и вконец оледенелых и намертво затекших запястьях.

For a moment, I dared to open my eyes and saw a little man in a black tuxedo and a matching black top hat. He was no taller than our cat, who also liked to wander around here. Where did he come from?

На секунду я осмелился открыть глаза и увидел маленького человечка в черном смокинге и таком же черном цилиндре на голове. Он был ростом не выше нашего кота, который тоже любил тут похаживать. Откуда он взялся.

«Hey, who are you? Get me out of here! I’m about to fall!» My voice was drowned out by the rain, and I could barely hear it myself, even though I was shouting at the top of my lungs. The old man disappeared from sight, where did he go, I clearly saw him. Maybe I’m hallucinating already, or part of me has died, and I’ve ended up in another world. I bit my tongue, it hurt, alive. That was the only thing I could feel, all other parts of my body were practically numb.

– Эй, ты кто такой? Вытащи меня отсюда! Сейчас упаду! – мой голос заглушал дождь, и я сам его еле слышал, хотя кричал изо всех сил. Этот старичок исчез из виду, куда же он делся, я же его отчетливо видел. Может, я уже брежу, или часть меня умерла, и я попал в другой мир. Я прикусил язык, больно, живой. Это было единственное, что я мог сделать, все остальные части тела практически не чувств.

Chapter 2 / Глава 2

«Wake up! You’ve collapsed! This isn’t some bedroom!» the words echoed in my head, breaking through a deep sleep. «Get up, I’m talking to you! «this time I heard it very clearly. And I also felt someone poking me with a stick.

– Эй! Просыпайся! Развалился! Тут тебе не спальня какая-то! – слова звучали в моей голове, пробираясь сквозь глубокий сон. – Вставай, кому говорю! – на этот раз я это слышал уже совсем отчетливо. А еще почувствовал, как меня тыкают какой-то палкой.

There was a heaviness in my head, my eyes didn’t want to open, my hands, still not fully warmed up, ached. My stomach betrayed me with hunger, as if mourning the lost sandwich. Gathering myself despite all the internal confusion, I opened my eyes. And what do you think? The same little man in the black top hat stood before me. Now I could examine him closely and in less stressful conditions, and most importantly, he was actually there, alive, right next to me. So I hadn’t gone crazy yet, although that’s a relative concept.

В голове была тяжесть, глаза не хотели открываться, руки, так и не согревшиеся до конца, болели. В животе предательски урчало от голода, словно желудок оплакивал потерянный бутерброд. Собравшись со всеми внутренними недоразумениями, я открыл глаза. И что вы думаете, передо мной стоял тот самый маленький человечек в черном цилиндре. Теперь я мог рассмотреть его подробно и в менее напряженных жизненных условиях, а главное, что он на самом деле существовал, вот рядом, живой. Значит я пока не сошел с ума, хотя это понятие относительное.

«Finally, you’ve woken up! I was starting to think you died of fright. At your service, Sir Haverlock, the esteemed guardian of the secret entrance. My list of titles is much longer, of course, but you don’t need to know all of them just yet. I’ve saved many in my lifetime, and it’s been quite a long one, but never has anyone dared to fall asleep on me! They’d either sit there, terrified with bulging eyes – though your eyes don’t differ much – or they’d start wandering around in the dark prematurely, bumping into things they shouldn’t, and even shouting. But you fell asleep! Well, I’ll be!» The little man didn’t pause for a moment; his words flowed incessantly. I didn’t grasp the full meaning because, at the same time, I was trying to comprehend what was happening and where I had ended up.

– Ну, наконец-то, очнулся! Я уж было подумал, что от страха умер. К твоим услугам, сэр Хаверлок, почетный хранитель тайного входа. Список моего титула, конечно, намного длиннее, но тебе его знать пока не обязательно. Скольких я спасал в своей жизни, а она у меня ох какая не короткая, и ни разу никто не додумался у меня уснуть! То перепуганные сидели с вытаращенными глазами, хотя глаза у тебя не сильно отличаются, то начинали раньше времени метаться в темноте и натыкались на то, что не следует, а еще и орать начинали. А ты уснул! Ну, надо же! – маленький человечек не замолкал ни на минуту, слова так и текли из него потоком, до меня доходил не весь смысл, потому что параллельно я пытался осознать, что же все-таки тут происходит, и где же я очутился.

This fellow was about the size of a cat, or maybe a bit taller, but that didn’t diminish his importance one bit. His suit was as black as if the fabric had just been made, untouched by fading, creasing, or wear. But it was his cane that truly caught the eye. Seeing it, I couldn’t tear my gaze away, completely forgetting to listen to the eloquent spiel of the monologue he was impressing upon me. The base was adorned with a golden tip that could switch from blunt to sharp in a matter of seconds, how exactly, I couldn’t say. The shaft was made of wood, as if two branches were intertwined so tightly that there wasn’t a single gap between them. The handle was cross-shaped and similarly metallic, with a precious stone on top. The color of the stone constantly changed, making it impossible to determine its true hue.

Этот мужичок был ростом с кошку, ну или чуть больше, но это ничуть не умаляло его важности. Костюм на нем был таким черным, словно только что изготовили ткань, и она не успела испортиться, выцвести и помяться. Трость – вот это было настоящим загляденьем. Увидев ее, я не мог оторвать взгляд и окончательно перестал слушать красноречивые переливы внушаемого мне монолога. Основание было отделано золотым наконечником, который мог меняться с тупого на острый в считанные секунды, каким образом уж не знаю. Ствол был из дерева, словно две ветви переплетены между собой, да так плотно, что не было ни одного прогала между ними. Рукоятка была крестообразной и так же, как конец, металлической, с каким-то драгоценным камнем на верху. Цвет камня постоянно менялся и понять, какого же он цвета на самом деле, было невозможно.

«Are you just going to stare? Can you even speak? Saving heaven knows who! Get up and follow me,» he exclaimed. After these words, my precious savior turned around and walked off into the darkness, lighting his way with the cane. For some reason, this didn’t surprise me at all. If there’s such a thing, it can probably perform even more impressive tricks.

– Что уставился!? Ты говорить-то вообще можешь? Спас на свою голову непонятно кого! Давай вставай и пошли за мной. – После этих слов мой драгоценный спаситель развернулся и пошел куда-то в темноту, освещая себе путь тростью. Почему-то это меня совсем не удивило. Если есть такая штука, то ей можно еще и не такие фокусы проделывать.