Перевал оставшихся дома

Перевал оставшихся дома

Ольга Неподоба

© Ольга Неподоба, 2020

ISBN 978-5-4498-4104-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Тем, кто рядом в пути

1998 год. Вечер. В тесной комнате толпа, неразбериха, сумбурные перепалки, огромные рюкзаки, горы продуктов и снаряжения.

Не хватает объемов – в комнатах, в мешках, в мыслях.

Не хватает объемов воображения, чтоб охватить все то, что ждет нас впереди.

А в три часа ночи старт.

Мгновенное затишье…

Крохотный уголок одиночества. Перед глазами пробегает время и тянет за собой вереницу людей, событий, побед и пощечин…

Остро хочется одного – чтобы все вернулись домой.

Все те, кто был, есть и будет – РЯДОМ В ПУТИ.

Рядом. И в горах и в «цивильной» житухе. На ледяных стенах и в шумных застольях, в долгих ночных беседах и в коротких болезненных встречах.

В каждой строке – частичка вашего огня.

1998 год. Северные склоны Эльбруса. Позади – вершина по северному пути. Базовый лагерь. Высота 4800. Разорвало все палатки. Двенадцать человек в тесной пещере. Вторые сутки…

И невольно твердишь про себя строки :

Пока мы полны разрушительной силой экстаза,       В отсутствии чувства вины —Никто из нас не будет наказан,       И все доживут до весны —              длинной, как первая ночь.Мы смоем с кожи блудливый грим       и встанем на новую твердь.Никто из нас не вернется таким,       каким нас запомнила Смерть!1998

ТРИСТАН И ИЗОЛЬДА. БРАЧНАЯ НОЧЬ ПОД НАРКОЗОМ

Я буду часто менять города и прописки,В транзитных сердцах пораженных коррозией.Я буду знать, что ты очень близкая —Скрипишь по арктической шапке полозьями.В ночь привокзальную улицам слякотнымВыпадет снег, подгулявшим десантником,На лаковой плоскости легкая вмятина,След от локтей твоих, или… романтика.Изольда, мне пора, а я…        А я – не в силах.А ты сегодня занята,        а завтра может с рук сойдет,И, кстати, дел невпроворот —        такая блажь.А где здесь плата за ночлег,        а где влияние светил…Холодный лестничный пролет,И бред, оплаченный вперед.Изольда, этот дом не наш!И ночь застирана до дыр…Молчанья рвущийся пунктир —Блиндаж с проигранной войны…И в подтверждении вины,Стоит, волнуясь, у стены —Чужая девочка с лицом, похожим на твое…Я помню тебя…        Отражением пламени в черной воде,Неумелым твореньем мечты моей.        Господи, где?Бесплатное небо для каждого ждущего,Звезды в упрек покосились опасливо.Все, что нам было за это отпущено —Мы были счастливы, Изольда.        Мы были счастливы!Но угловатая детская пластикаПрячет незримое чье-то присутствие,Глаз твоих распятия пугают, как свастика,Каждое слово звучит, как напутствие —В суетный склеп для слепых и доступных,Савана вечности ржавые клочья,Где отречённо, смешно и преступно,Мы были истерикой прожитой ночи.Знаешь, я тоже могу неопрятнымиПрядями истин трясти пред могущими,И на щеках нездоровыми пятнами,Маскировать свою скромность гнетущуюГосподи, как ты внимательно слушаешь,Легкая холодность наспех наброшена,Завтра просплюсь и, наверное, струшу я,Завтра я так не смогу… по – хорошему!Брось, это просто бессилие плачется.Боли тебе без меня причитается,Я буду верным для всех, кто останется,Это побег. А слова… не считаются!1997 г.

ЗАПАСНОЙ ГЛАДИАТОР ИЛИ ДРОЖЬ В РУКАХ

В моих глазах блудят чужие сны

И за хребтом – хребет и снегу – по колено…

И до победы – две весны, а до тебя…

А до тебя еще четыре Карфагена.

Она выбирает черный цвет,

Из гаммы разных цветов.

А то, что ты говорила “ нет»,

Уже не узнает никто.

Она чертила какие-то странные знаки,

Она цепляла вскользь крамольные темы,

Я смотрел глазами умной собаки,

И курил сигареты марки «СEMEL»

На аллеи снег ложится

На аллеи снег ложится,        пусто в парке.До рассвета ей не спится,        ночь насмарку…И хандра унылой прозой,        дней запутанных волокна,И давно в забытых позах        спят всевидящие окна.И находчивым Прокрустом        по привычкеНочь растягивает чувства —        безгранично.А меня – как будто нету.        И молчанье – неуместноНа стене среди портретов        для меня оставят место.

***

К ней в ночи приходили бесшумные люди,Приносили ей травы в светящихся чашах.А она говорила – «Мы будем,Обязательно будем счастливы…»И размытый узор на поплывших обоях,Обжигался стыдливо причудливой тенью.Я сегодня был лучше всех прежних героев!Несравненный солист ускользнувших ступеней.Одноразовый лоцман ночных коридоров,Запасной гладиатор для действия страсти,Подходящий статист для податливых взоров,Самый преданный жрец в этой избранной касте.А когда я завязывал с кофе и трепом,И окурок старательно вдавливал в кожу,Подрасстрельные мысли крестились в окопах,Принимая навзрыд облегчение ложью.И ложиться на снег с переменным успехом,Но до спазма сведенные скулы твердели,Я, конечно, был лучше до боли, до смеха —Запасной гладиатор капризных постелей.И слова задыхались, плутая не в меру.А прижатых ладоней потешная крепость,Заставляла всерьез, без наркоза, на веруПринимать как спасение высшую слепость!Но в глазах твоих странных, так чисто и больно.Так затравленно и неумело покорно.Так пронзительно просто, тепло и невольно.Что-то было такое… прикрытое черным…

***

В суицид прощенья верить —        поздно, милый…Все незапертые двери —        ночь прикрыла,Никого не будет рядом,        но от боли станет тесно,И покажется наградой —        то, оставленное место.И находчивым Прокрустом        по привычке,Ночь растягивает чувства —        безгранично.Будет виться монотонно        дым над парой битых кружек,И покажется Мадонной        растолстевшая подружка!На аллеи снег ложится        пусто в парке.До рассвета ей не спится,        ночь насмарку,И хандра унылой прозой —        дней запутанных волокна,И давно, в забытых позах —        спят всевидящие окна.1998 г

ТАБЛЕТКИ ОТ КАШЛЯ

Белый шорох шагов —

перегруженной памяти блеф —

камуфляжная потная шкура.

И скользят под ногами тела покоренных миров,

И погас на ветру в неподатливых пальцах окурок.

Белый шорох шагов —

умирающий, стонущий звук.

И светящийся круг —

где оскаленных глаз мерзлота —

белый танец волчицы,

И в таблеточной горечи рот —

под прицелом, на рваной гряде,

Где же ваши хваленые крылья?

А я… попытаюсь родиться,

Может в следующий раз, на пол – жизни поближе к тебе!

А кому-то из нас —

все равно, на исходную плешь суеты —

чуть живым возвращаться.

И прикармливать ангелов с рук,

не видавших такой высоты!

Я там был.

Мне значительно проще – остаться.

А во всем остальном —

Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ЭТО БЫЛ ТЫ!

* * *

Устало ветер шевелит

Полы твоего плаща —

молчаливый эскорт.

Ночная трасса, город спит,

И ты садишься не спеша —

экспресс вокзал – аэропорт.

Оставив память о себе,

мы никого не будем ждать.

Я оловянный дезертир, опять,

Я ухожу с передовой – домой!

Красивая женщина за тридцать пять,

Непьющий мужчина – за так,

Холодный наследник готовый пристать

К скалистому пастбищу

люминесцентных снов.

Я уже готов!

Я почти жилец, я полнокровный агнец,

Я серый коршун, полночный танец,

Неровных ритмов по сбитым венам,

Я в землю брошен прокаженным геном.

Я восстану из кожи императором кладбища снов!

Ты мне хлеб и кров!

Уже не так стройна, чтобы прощать не глядя.

Еще не так больна, чтобы оставить рядом,

Уже совсем ушла, и обозначились резче,

Морщины у глаз и забытые вещи,

А я слишком долго учил тебя не скучать одной!

За моей виной —

Потенциальные женщины финальных видений.

Деревянные мальчики, звенящие мелочью,

Исключающие право стоять на коленях,

Называть тебя милочкой, хорошею девочкой,

Влит граненый рубильник до дна, за прелюдию,

И в двуспальную дыбу – упоительным глиссером,

Ах, как здорово быть беспонтовым орудием,

Метать себя щедрого, под ноги бисером.

Ты так не научилась ни пить, ни целоваться,

Полчаса мне про все – незаконченной сволочи,

Как будто бы требуя сатисфакции,

Открываешь мне путь в виде кухонной форточки.

А город сжигает резину, как прошлое,

Под паутиной глазами атласными,

Следит за тобой, в ожидании хорошего,

Согласные губы разделит на гласные.

Но ждут тебя сны, как отряды карателей.

Где вексель согласия – на предъявителя,

Где плюшевый мишка смотрит внимательно,

Да что его глаза – подземные жители!

Я не хозяин, я – жилец! Я ухожу с передовой,

Я оловянный дезертир, я тоже – раненый такой!

А на окопы падал снег, и кто-то требовал огня,

Я ухожу… свинцом в висок… все то, что было

было, было, было до меня!

И обманутый город сжигает ненужные листья,

И на темных аллеях блуждающий призрак огня!

И очнувшийся дворник – художник с нелепою кистью,

Нарисует картину, где не было меня.

1997 г.

Уход под предлогом

Угольный стебель предплечья – резиновый жгут,

Мглистая изморозь некогда пламенных глаз.

Дарит тепло и рождающий близость уют —

Сине-горящий под копотью чайника газ.

В скверике плачущих девочек каменный вождь

Прячется в ёлках от ветра и злых голубей.

Друг одиноких детей – парафиновый дождь