banner banner banner
Сто двадцать третья, на выезд!
Сто двадцать третья, на выезд!
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Сто двадцать третья, на выезд!

скачать книгу бесплатно

Сто двадцать третья, на выезд!
Ольга Найт

Вы видите белую машину с красным крестом и синим проблесковым маячком, несущуюся по проспекту. Какие мысли приходят вам в голову?Что там внутри этой машины вот сейчас в данный момент происходит? Куда она летит через перекрестки и светофоры под вой сирены? Что будет там по окончании ее пути?Днем и ночью, в холод и в жару, в снег и в дождь несется скорая помощь под вой сирены и эта книга о ее нелегких буднях.

Сто двадцать третья, на выезд!

Ольга Найт

© Ольга Найт, 2023

ISBN 978-5-0060-1278-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Первый день

3 августа 2003 года в 8.30 я впервые пересекла порог подстанции в качестве сотрудника скорой.

Гордая до жути и дрожащая внутри от страха, предстала я перед диспетчерами. Какое-то время они совещались, куда меня поставить, к кому, на какую бригаду. Сказали: пока погуляй, посиди в диспетчерской, сейчас определим тебя. Прислушиваясь к их разговору, я поняла, что новичков тут не особо жалуют.

– Не к Валентине же ее ставить.

– Нет, нет, только не к Валентине. Она ее сожрет сразу.

– И к Михееву тоже как-то не очень… Он не работает с новенькими.

– Ладно, на двойку. Там фельдшер не вышел.

– Все. На двойку. Пойдешь на неврологическую бригаду с доктором Никитиной. Очень хорошая доктор, спокойная, тебе понравится.

Я, улыбаясь, кивала головой, пока диспетчера объясняли мне где и что, как заполнять журналы, где ставить подпись в табеле.

– Ничего, постепенно втянешься, – с надеждой в голосе произнесла диспетчер Любаня, видя как у меня вытянулось лицо из-за обилия информации и вида всех тех журналов на столе.

9. 00. Познакомилась с доктором Никитиной. Приятная женщина обреченно вздохнула, узнав, что я только после колледжа. Я почувствовала, что она совсем мне не рада, но пытается это скрыть. Еще пару раз вздохнула, печально спросив: «А в медицине ты еще не работала?». И получив ответ: «Нет. Не работала.» – совсем погрустнела.

Еще бы! Спецбригада и новенький еще зеленый фельдшер, только-только после колледжа, ничего пока не умеющий. А это все-таки неврологическая бригада, не простая, линейная. Там, считай, все вызова тяжелые, ну, во всяком случае, почти все. И все теперь на ней: и больные, и инъекции, и кубиталки, и еще я тут с боку припеку появилась… За мной тоже нужен глаз да глаз. Пока это я втянусь в работу…

А сама я обалдела от количества журналов в которых надо расписываться при приеме бригады и от того, что надо на каждый израсходованный препарат писать рецепт, также писать рецепты на шприцы, перчатки, салфетки и прочее, прочее… Глаза разбегались, голова пухла, рука устала выводить свою подпись в многочисленных колонках бесчисленных журналов о приёме и сдачи оборудования. Столько писанины я не ожидала увидеть. На практике нас как-то не подготовили к такому. Запутавшись совсем в журналах, я маленько приуныла. Пытаясь распихать в своей голове все это изобилие информации, получаю первый вызов. Точнее, диспетчер мне так заботливо в руку вкладывает карточку с вызовом.

Вот и началась моя рабочая эпопея. Мысленно перекрестившись, я потопала вслед за доктором и водителем в гараж.

Повод: плохо женщине 85 лет (парализовало?) на квартире, вызывает дочь.

Несмотря на вроде бы небольшие трудности со всякой писаниной в журналах, я радуюсь, что еду на вызов. В кабине весело, светло, играет радио и такое блаженство разливается по телу. Вот я и на скорой. Сбылась мечта идиота. И чего так радуюсь, не пойму, но на душе просто кайфово. Водитель рулит, переключая передачи, доктор рядом листает какой-то журнал, а я просто наслаждаюсь моментом и слушаю мурлыканье радио. Хотя где-то внутри боязно маленько. Что там на вызове? Как все будет?

В то время не было навигаторов и поиск адреса шел, так сказать, коллективно, всей бригадой. Водитель и доктор совместными усилиями отыскивали нужный дом, либо смотря по бумажной карте, либо приблизительно зная, где он находится, споря и уверяя друг друга, что именно вот тот дом и есть наш. Но находили рано или поздно.

Приехали. На вызов взяли с собой, помимо ящика, волокуши и кардиограф.

По приезду обнаружилась бабулька в агональном состоянии.

При нас бабушка благополучно испустила дух. Реанимационные мероприятия. Естественно в вену я не попала. Да и не было там уже вен. Адреналин с атропином ушли под кожу. Чуть покачали. К счастью, это все-таки спецбригада, поэтому в ящике был мешок Амбу. Подышали несколько раз. Все. Констатировали. Отзвонились куда положено: и в полицию, и в трупоперевозку. Но смерть-то при нас. Доктор вздыхает и еще больше грустнеет. Придется оформлять карту, что смерть наступила при скорой. А это ей надо? Хоть тогда и не было таких трудностей и заморочек со смертью при бригаде, но тоже особо не обрадуешься. Могли, если что не так, или, если что не сойдется, вызвать на комиссию по разбору смертей, а могли и не вызвать. Как получится.

Оформили бланк констатации. Это я уже умела делать. На практике показывали как и что, поэтому бланк я смогла написать. Хоть что-то… Хотя и качала тоже я и даже тщетно пыталась в вену попасть…

Ладно, первый вызов совершился, хоть и смертью при нас… Ну, бывает… Хорошо хоть дочка никаких претензий не высказывала…

Приехали на подстанцию. И вот тут начались мои мучения по написанию рецептов. А истрачено все-таки на бабулю было много. Ох… Кучу бланков я тогда извела, прежде чем смогла более-менее нормально без помарок написать все рецепты. Тяжело…

12.30. Дали обед, точнее обеденный перерыв. К этому времени я почти закончила с рецептами и начала знакомиться с подстанцией в целом и с окружающими людьми. Новое лицо всегда выделяется. Поэтому на меня обрушился просто шквал вопросов. Оказалось, что я единственная, кто к ним пришел из новеньких за пару лет… Все недоумевали: почему именно на скорую? А я и не знала, что сказать. Просто очень, очень хотелось и чувствовалось, что мне это надо, что я смогу. Сказала я тогда, что если продержусь здесь месяц, то я буду счастлива, а если полгода, то останусь навсегда. Кто-то не то в шутку, не то всерьез мне сказал: «Беги отсюда, пока не поздно», но я только усмехнулась, а про себя подумала, что останусь здесь надолго. Народ очень приветливый, общительный. Все сразу стали объяснять как и что писать: рецепты, карты, журналы, как читать ЭКГ. Один фельдшер, с именем Валентин, притащил кипу ЭКГ-шек. Разложил передо мной и давай тыкать пальцем и рассказывать, что тут и как. Столько информации выплеснули, что я захлебнулась в этом потоке и утонула совсем и только как-то дико улыбалась и кивала головой, а у самой мозги вытекали…

Увидела доктора, который приезжал к моей бабушке когда-то. Пообщались. Потом узнала свой график и очень была удивлена полусуткам по 14 часов. Подумала, а как же я домой-то буду добираться в 11 – 12 ночи. Но махнула на это рукой, как-нибудь доберусь. Не это важно. Важно было то, что я на скорой, я добилась то, чего так долго хотела и к чему стремилась.

13.40. Вызывает на себя фельдшерская бригада. Повод: сотрясение головного мозга. Коллапс. Мужчина 35 лет.

Приехали. Мальчика два дня назад ударили по голове бутылкой. Рассекли темечко. Обратился в травмпункт, где ему благополучно зашили рану и отправили восвояси. А сегодня он вдруг почувствовал себя плохо, несколько раз терял сознание, отмечает сильную головную боль, рвоту, температуру под 38. Приехавшая фельдшерская бригада нашла его заторможенным и с низким давлением около 70/40. Поставила кубитальный катетер в вену, прокапала флакон и нас вызвала на себя.

Мальчик заторможен. Давление уже подросло, но это на 500 мл физраствора, а перестанешь капать снова снизится. На темени инфицированные швы.

Берем в больницу с диагнозом инфицированная рана теменной области, сотряс и коллапс. И вот тут начинаются наши проблемы с этим мальчиком. Он все-таки тяжелый по состоянию, поэтому запрашиваем и реанимацию, и неврологию, и гнойную хирургию вместе, но нам дают почему-то только неврологию с общей реанимацией. Привозим в одну больницу, а там нам отворот-поворот, потому как у них нет гнойного отделения, а рана на голове инфицирована, поэтому нельзя…

Дают другую больницу. Перевозим. Но там нет мест в реанимации, точнее, есть общая реанимация, а ему нужна нейро. У него коллапс и сопор. Пока перевозили из одной больницы в другую, ему поплохело. Прокапали еще флакон в пути. Сотряс тихонько переходит в ушиб головного мозга и, видимо, нарастает где-то гематома, а тут уже нужна нейрореанимация. Снова перевозим в другую больницу. Там наконец-то все есть и его берут. В силу своей неопытности я еще всех этих тонкостей не понимаю, поэтому чувствую себя идиоткой, тупо возящей каталку с парнем туда-сюда из машины в больницу, из больницы снова в машину и опять в больницу. Но так бывает, и очень часто бывает. Теперь-то я это знаю…

Промучились таким образом по пробкам до вечера.

Вечер на подстанции. Время 19.00. Вызовов пока нет. Это все-таки спецбригада, поэтому нагрузка на нее не такая как на линии, объяснили мне коллеги. Что ж… Заварила себе доширак, села в столовой смотреть телевизор и краем уха ловить разные разговоры коллег и селектор. Постепенно начала осваиваться, небольшой мандраж, который был вначале, стал проходить, и, хотя я еще не совсем врубалась во все формальности и тонкости работы в 03, мне определенно это начинало нравиться.

Народ в 03 громкий, хохочущий, гогочущий, веселый, в этой своей синей спецформе, стетоскопы на шее, в карманах карты вызова…, бригады то уезжают, то приезжают, постоянное хождение людей, кто-то что-то постоянно рассказывает, что было на вызове, чем лечил и как, селектор, кричащий строгим голосом диспетчера: «Один два! У вас вызов! Двенадцатая! Вызов!». Сама обстановка: с одной стороны напряжения, с другой ожидания… Ощущение вопроса что там кроется за словами на карте вызова, что там на вызове, как там… Ощущение непредсказуемости ситуации… И я уже была частью всего этого, я стала действующим лицом во всей этой заварушке…

Около 20. 00 нас вызвали. Повод… Ну какой еще может быть для неврологической бригады? Конечно же «парализовало». Мужчина 58 лет. Вызывает жена. Доктор говорит, что едем не в свой район. Где это и что это я еще не понимаю. Что значит «наш район» и «не наш»? Водитель пытается объяснить, что это территориальное деление. «Не наш район» – это значит, что мы работаем за другую подстанцию. У каждой подстанции своя территория, улицы и дома, которые только она обслуживает, и сейчас нас услали довольно далеко – на территорию совсем другой подстанции. Видимо, там не было свободной неврологической бригады.

Приехали. Мужичок лежит на диване. Да, у него инсульт. Тяжелый. Возможно кровоизлияние в мозг, на что указывают некоторые симптомы. Без сознания. Кома. Слева зрачок как игольное ушко – такой узкий, справа нормальный. Давление слегка повышенное. Лицо красно-лиловое перекошенное вправо, щека справа парусит, т. е. надувается и сдувается, как парус при дыхании. Мужик потный. Тяжело дышит. Патологическое шумное дыхание Куссмауля, или, как еще говорят, «дыхание загнанного зверя». Это я четко определила. Все-таки теоретическая база у нас в колледже была очень сильная. Со слов жены, он прилег после ужина, заснул, а разбудить она его не смогла. И правда, со стороны можно было подумать, что спит человек, шумно во сне дышит, а вот и не сон это вовсе, а кома… И не разбудить его так просто, а может быть, разбудить его уже никогда не удастся…

Доктор протягивает мне кубитальный катетер, который я видела всего второй раз в жизни… Надо установить больному в вену, что бы был постоянный доступ. И говорит мой доктор: пирацетам ему ввести 5 кубиков на 10 кубах натрия хлорида (препарат для улучшения мозгового кровообращения, тогда у нас кроме него ничего больше и не было для оказания помощи инсультникам).

Что ж… Тщетно пытаюсь кубиталку поставить. Вены, между прочим, как канаты. Хорошие, четкие, а не ставится кубиталка. Почему? Не знаю. Но не идет она и все тут. Лопается вена. Только вроде входишь, и в один момент – бац! И все – вена лопнула, под кожей расползается гематома…

Сейчас я, конечно, понимаю, что я делала не так. Нас учили входить в вену сверху, параллельно коже, именно в саму вену, но не говорили, что лучше это делать снизу или сбоку, чуть отступая от нее и захватывая часть кожи около вены, а не напрямую в нее тыкать, а рядом около вены протыкать кожу и далее уже вести иглу в саму вену. Так чувствуешь, как попадаешь внутрь вены (сопротивление тканей прекращается и ощущаешь, будто иглой попала в пустоту), так надежнее не проткнуть ее насквозь. Эти тонкости познаешь только на практике. Увы, нас учили как-то не так… Причем не только у меня была такая проблема. Эта проблема практически у всех новичков, кто приходит из колледжей. Почему там так учат, ума не приложу. Неужели трудно показать, как надежнее входить, что бы не насквозь.

Недовольно фыркнув, доктор забрала у меня кубиталку и сама поставила ее в другую руку. Я же начала набирать лекарство.

Довольно продолжительное время, месяц с небольшим, у меня никак не выходило быстро вскрывать ампулы, шприцы, набирать быстро препарат. Всегда ковырялась долго. Потом постепенно приноровилась делать это все быстрее и быстрее. Часто резалась краями ампул при открывании, поэтому изобрела свой быстрый способ открытия – через марлевую салфетку. И безопасно, и быстро. Только сначала надо приготовить и вскрыть шприцы, иначе никак. Несколько ампул, которые нужно открыть, оборачиваются марлевой салфеткой, подпиливаются носики и через такую же салфетку одновременно разом все вскрываются. Результат – носики ампул остаются в салфетке и не могут поранить. Как правило, таким образом одновременно можно вскрыть три-четыре ампулы, главное – крепко зажать их в руке. Это очень экономит время, нежели вскрывать их поодиночке.

И еще была проблема с ящиком, а точнее с быстрым нахождением нужных препаратов в этом ящике. Где и что. Пока найдешь, пока наберешь… Ох, как я ковырялась и копалась там порой… Бедный мой первый доктор… Как я была ужасна…

Ладно. Лекарство найдено, набрано и введено через катетер. Теперь в больницу. Спустилась за волокушами. Вопрос: кто понесет? Нужно четверо мужчин. Наш водитель – раз, сын этого мужчины с инсультом – два, еще двоих надо. Пришлось таскаться по квартирам, звонить, просить, что бы помогли спустить вниз больного. Нашла еще двоих. Честное слово, это было не очень приятно. Ходить, обзванивать квартиры. Кто-то не открывал. Кто-то открывал, но услышав, что надо тащить кого-то, отказывал наотрез. Кто-то говорил, что спина болит или грыжа, или была операция. Где-то открыла еле стоящая пьянь, которая, однако, согласилась помочь, только я ему сама не позволила… В общем, как-то неприятно и немного страшно ходить по квартирам и просить помочь… «Здрасьте. Это скорая вас беспокоит. А мужчины у вас есть? Не могли бы вы помочь нам спустить больного к машине?». Одноподъездная девятиэтажка. Спускать больного надо с шестого этажа. Лифта грузового нет, а в обычный он на волокушах не влезет… Значит пешком с волокушами. Ладно, нашли, спустили, погрузили, поехали.

В больнице приняли. Расписались в карте. И мы довольные, во всяком случае, я довольная, что все более-менее закончилось хорошо, поехали на подстанцию.

Вернулись около 22. 00. И тут я узнала, что неврологическая бригада, оказывается, работает только до 22 часов, а дальше я переходила на другую врачебную, но уже обычную линейную бригаду, и до 9 утра мне предстояло с ней работать.

Еще в тот вечер было для меня сюрпризом узнать, что, оказывается, после полусуточной смены мы моем машины: моем салон, пол, стены, носилки, сиденья, в общем, все внутри моем сами и тщательно, а наш водитель моет кабину и снаружи автомобиль. Это меня как-то покоробило. Странно, почему это мы, врачи и фельдшера, должны сами мыть машину. Для этого, наверное, должен существовать специальный человек, вроде санитара, что ли, или мойщика. Долго, очень долго я привыкала к этой мойке после смены. Сейчас уже это не кажется таким странным и необычным, а вот тогда…

Диалоги

Что только не услышишь в нашей комнате отдыха, пытаясь хоть чуть вздремнуть между вызовами.

* * *

Лежу с закрытыми глазами, мечтаю провалиться в бездну сна.

Слышу, открывается дверь, кто-то быстрыми шагами протопал к соседней койке.

– Люд, ты со мной на одиннадцатой. У нас вызов. Держи рецепты, сопроводки. Водитель в машине. Я тебя в гараже жду.

– Угу.

– Не угу, а вставай.

– Да встаю я, встаю. Вот встала уже.

Топот удаляющихся шагов, снова хлопает дверь.

– Господи, ну когда они перестанут вызывать!

Нечленораздельные звуки, сопение, звук падающего стетоскопа, шаркающие шаги, скрип двери.

* * *

Уже засыпая, слышу огромное количество шаркающих, стучащих, быстрых шагов. Или мне кажется, что это табун лошадей топчется в комнате, или это и есть табун диких необъезженных лошадей.

* * *

Прямо в глаза свет фонарика.

– Ой, извините. А где Звонарева спит, не подскажите? Я тут все койки обсмотрел. Не нашел.

С трудом поняв кто это и что вообще от меня хотят:

– Она в зимнем саду спит. Там ищите.

– Спасибо. Извините.

Это был новенький врач. Своего фельдшера потерял. Теперь бегает по подстанции, ищет. А Светка, пожалуй, уже спит без задних ног. Фиг ее теперь разбудишь.

* * *

– Нет, нет. Надо в больницу! Надо! – голос с соседней койки.

И снова «Нет, нет…». И тишина…

Это наша фельдшер Ирина говорит во сне. Доработалась, бедная. Кстати, она так часто. То в больницу кого-то кладет, то убрать собаку просит, то еще что-нибудь такое учудит во сне. Она лунатик. Как-то ходила тут по комнате среди ночи, гуляла, тоже что-то говорила, а на утро ничего не вспомнила. Девочка-загадка.

* * *

Сквозь сон слышу жуткие звуки, просто страшные, надрывные, повторяющиеся, аж в дрожь бросило. Через пару секунд, проснувшись, поняла. Перевозка приехала, точнее, фельдшер перевозки спать легла. Значит, уже три ночи. Вот теперь не уснуть. Когда Таня спит, все остальные не спят. Храпит она так, что стены дрожат, и никакие беруши не помогут. И так до шести утра, когда вызов на гемодиализ придет для перевозки.

* * *

Утро. Светает. Притопала я с надеждой все-таки бросить кости хоть на полчасика. В полудреме слышу:

– Катя, я машину помыла, рецепты в ящике, ящик с доктором в машине. У нас вызов. Съездишь? Доктор разрешил мне не ехать. Там повод – ерунда. У ребенка живот болит. А? А я ящик пополню потом. А?

– Хорошо.

Снова скрип и топанье. Я утыкаюсь в подушку, что бы не захохотать на всю комнату.

* * *

Утро. Начинается пересменка. Вставать не хочется, но надо бригаду сдавать. Рядом на койке спит доктор Настюша. Дверь открывается и входит ее фельдшер. Диалог, после которого я долго давилась от хохота.

Полусонная фельдшер и совсем сонная доктор:

– Насть, машина пополнена в диспетчерской, ящик вымыт в гараже. Тьфу, наоборот. Ну, ты поняла, о чем речь. Я спать.

– У! Наркота?

– Да. Да.

По-видимому доктор пыталась спросить, кто будет у нее принимать наркотики, но произнесла только это. А фельдшер уже отпала в койку…

* * *

Конец дежурства. Точнее, у кого-то конец, а у кого-то начало. Пересменок. Народ везде. И все бегают, суетятся. Женская раздевалка. Ряды металлических шкафчиков. Из-за одного ряда слышится:

– Тань, зарплату дают? Не в курсе?

– Вчера уже давали. Я узнавала.

С другой стороны доносится:

– Ты где сегодня?

– На двадцать первой

– Одна?

– С ящиком, как всегда.