скачать книгу бесплатно
Ты – осень. Ты вошла в мой город…
Мой город, сердце всех дорог.
И был мне трогательно дорог
твой образ в сотнях лёгких строк.
Твой образ в сотнях лёгких листьев,
и в лёгких – лёгкий воздух твой.
Твой образ, трепетный и чистый,
умытый жёлтою листвой…
Ты – осень. Город мой пожаром
объят. Последний Третий Рим…
И ты вонзаешь свое жало
в меня, и ты мне говоришь,
что жизнь жестока и прекрасна,
что жизнь написана для нас…
О этот гимн!.. о этот праздник!..
Мой первый,
мой последний час…
Но ты кончаешься зимою,
но ты уходишь от меня —
и прячешь лиственное море,
и забываешь имена…
«Как светла и прозрачна печаль…»
Как светла и прозрачна печаль…
Как легки, невесомы качели,
на которых ты станешь качать
своё сердце. Настанет Сочельник.
Закружится под окнами снег,
твоё сердце укутано негой, —
неизменный заветный Ковчег,
отражённый единственным небом.
Это сердце ты будешь хранить —
ночь в ночи; кочевать по пустыне.
Сердце – ласточка, красная нить,
малый хлеб на пути к Палестине.
Это лодка в ладонях твоих,
что горит, не сгорая, – не гаснет.
…этот свет пред очами стоит…
Это первый, единственный праздник.
На весах, на качелях зимы
снятся сны, растревожена память —
то ли в вихре кружилися мы,
то ли ангел кружился над нами…
Он снежинкой коснулся плеча,
избывая тоску и печали.
…так откуда же эта печаль,
словно свет за твоими плечами?..
«В клетках памяти обретаем мы бытие…»
В клетках памяти обретаем мы бытие,
и для каждого клетка отведена своя…
Даже если о саде неведомом нам поём
и не видим вырытых между словами ям.
На листе бумаги среди молодых могил
оставляешь след запятые былую боль
засыпаешь яму думаешь: … помоги!
…и тебе помогает. Ты помощи рад любой.
А под утро ты засыпаешь
глубоким сном,
словно снегом – землю,
память и речь. Ты нем.
Рыхлый сон тебе сыплет за шиворот, ты же в нём —
растворяешься, настежь… становишься ты никем
или всем, что одно и то же. Ты вышел в мир,
как выходят в море, стал каплей. Ты – плоть морей.
Ты являешься светом – и, кроме того, – дверьми,
что раскрыты для света,
и стражем у тех дверей…
Возвращаешь память себе, обретаешь речь,
открываешь клетки слов, кормишь их из рук.
Только свободу не можешь свою сберечь,
и продолжаешь придуманную игру.
«Двадцать восьмая весна, как герои-панфиловцы…»
Двадцать восьмая весна, как герои-панфиловцы,
держит от пошлости и нелюбви оборону.
Кошки грамматику учат, скворцы изучают кириллицу,
в классе сольфеджио пробует голос ворона.
Мокнут зонты, после них улыбаются улицы,
лица и волосы женщин целуются ветром.
Крыши-старушки под тяжестью неба сутулятся
на глубине неразменных его километров.
И отражается небо в глазах, отражается,
словно река они, карие и голубые.
И поражается сердце мое, поражается,
словно от чуда, навечно и словно навылет…
Эти слова поднимаются в гору – и заново
падают… Падают,
круглые голые камни.
Где взять слова, чтобы высечь из самого алого,
алого слова горячее, жадное пламя!..
Вдруг понимаешь – какое же нужно спокойствие
жёлтому Будде восточному с детской улыбкой…
И вспоминаешь… Впиваются нервные, острые…
и оборона моя превращается в пытку.
моей душе…
…эти строки тебе напишу, для тебя
взял
и бумагу… (перо зачеркнул я…
потому что смешно…) но запутался взгляд
в знаках речи, скользнул по поломанным
стульям
и проник за окно. И пейзаж за окном
расступился, открыв сокровенные дали.
Оказалось настолько прозрачным стекло,
что неясные буквы за ним проступали…
То ли список заветных для нас журавлей,
то ли строк быстротечных прекрасная пена,
то ли это звезда бесконечных полей,
то ли имя, что птица-синица напела.
Всё исчислено, взвешено, разделено
в тесном мире вещей, декорациях-стенах.
Но открыто в иное пространство окно
из условного быта, предметного плена…
Для чего мне свет солнца и трепет травы,
и вино, пригубив, на траву проливаю
для чего, коль бессмертные боги мертвы…
ты умрёшь… для чего мне трава полевая?
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я иду… (но куда?.. и откуда я вышел? —
то ли из дому, то ли – из прожитых лет…).
Ухожу вглубь себя я: всё ближе,
всё выше;
достаю из кармана свой счастливый билет.
Я потерян – как день, – и забыл о потере,
и стою над вселенной своей
я один,
словно маленький бог в той сплошной Лотерее
от младенческих ливней до полярных седин.
Выпадает то снег, то нежданная карта…
человек упадёт – как звезда – из окна.
Выпадают из памяти детство и парта.
Выпадает любовь
и строка,
и страна.
Выпадает в осадок билет лотерейный…
белый дым, белый ангел, измученный мой…
Я найду тебя, в снежном саду, Лорелея.
Я вернусь!
Я вернусь, непременно, домой…
Марат Капашев
Ну почему бы мне не родиться фараоном
Ну почему бы мне не родиться фараоном —
Каким-нибудь Псамметихом двадцать шестым?
Щупая жриц, на Изиду посматривал я бы влюблённо
И думал, что плоть небожественных – жертвенный дым.
А потом бы построил себе огромную пирамиду,
Загубив сто тысяч рабов, сто тысяч веков.
И, лёжа в саркофаге, слушал и слушал себе» Аиду»,
В грядку вечности вросши, как репа или морковь.
И предавался не воспоминаниям- размышлениям.
Не о жизни и смерти, что всё – суета сует-
О том, что готику женских ног венчает свод вожделения.
Но позднюю готику придумал уже не поэт.
Попытка тоста
Когда умрём- обмен веществ-
Любых и разных – прекратится.
