Дом №12

скачать книгу бесплатно


Затем я велел лихачу ехать на станцию и искать других лихачей, что и было исполнено, но, то ли извозчики сегодня все просто обмерли духом и даже никакой прыти в них не было, то ли я и впрямь лишь только поднимал панику своими вопросами, а только в тот день мне не удалось придумать решительно ничего.

Я никак не мог поверить, чтобы во всем Петербурге слухи о проклятой курильни могли быть неактуальными, что такое общественное дело не оставило в памяти жителей города никакого следа или же отпечатка.

Но больше же всего меня волновало отсутствие практичности; что я никак не мог найти способ узнать посредством дружной беседы хоть что-либо из многочисленных тайн этого дела; и что наконец самая эта весьма эксцентричная история стала уже давно простывшей новостью.

Несколько дней мне приходилось еще посещать кабаки, трактиры и прочего рода клоаки, где также я старался выведать любые подробности от самых мрачных и подозрительных личностей, используя все свои навыки в обращении и слоге. Я также не жалел и финансовых средств, угощая и просто платя многим из них для того только, чтобы развязать им языки. И вот что мне наконец удалось узнать.

Оказалось, что таковые случаи и впрямь имели место быть в Петербурге, и что даже есть многие люди, знавшие и собиравшие любые подробности, как например Державин, местный сотрудник какой-то мизерной газеты, но занимавшийся тогда выпиской и хроникой всех этих таинственных смертей, составлявший также некрологи и хранивший у себя все эти записи, и который также мог бы мне разъяснить всю суть дела. Что есть даже списки многочисленных родственников покойных и даже самые эти личности, кои употребляли некогда этот волшебный опий. Также мне удалось отыскать местонахождение того самого склада на Невском проспекте, где по словам многих людей и самого Назарова находился зловещий чертог, но в тот же день прибыть туда мне не удалось, по случаю позднего вечера.

Помимо этого мне удалось дознаться от одного лихача, что этот самый дом двенадцать и впрямь существует где-то здесь в Петербурге, и что он непременно должен находиться подле водоема (почему это знал извозчик, я не уточнил), и что этот самый дом является сам по себе не просто домом, а каким-то завуалированным заведение в образе кафешантана или трактира. Однако более точных подробностей у него я не доискался.

На следующий день я отправился на тот самый склад и долго обсматривал его и обходил все его окрестности, воображая, как бы самый Тенетников мог так ловко сплавлять трупы в реку. Я искал потайные ходы и подземные лазы; я платил взятки сторожу и проходил вовнутрь, где также ничего не удалось найти. Я отыскал съемщика склада и платил деньги даже ему, но тот лишь отправлял меня поинтересоваться в очередной клоак. Там, приехав туда, я отыскал много мерзких личностей и пьяниц, кои также охотно принимали от меня подарки, но в то же самое время также охотно врали мне всякие глупости, выдавая себя за бывших посетителей этой курильни.

Наконец я отыскал в адресном столе местожительство хроникера Державина, и отправился к нему. Это был человек умный и начитанный, но по своему помешанный на мистике и оккультизме. Он охотно принял меня и долго угощал чаем, не спеша отвечать мне на мои вопросы. Но вскоре он выдал мне все рукописи написанные им лично и тогда я углубился в чтение.

Честно сказать, в тот раз я прочел очень многое и нужное, узнал все те страшные события в точности и увидел картину как бы на лицо. Я собирал все эти достоверные факты по порядку и делал кое какие записи; сделал я также и точный портрет Тенетникова и, к моему изумлению, узнал от Державина, что сам Лев Борисович и не думал покидать Петербург, и что он вовсе не прячется от государства и скрывается от закона, и уж точно не находится в ссылке, а попросту не любит выходить из дому и живет обособленно, но не известно где. Также я беседовал с квартальными и дворниками, которые смотрели на меня еще более подозрительней, но зато когда я явился в газетную лавку и постарался дознаться подробностей там, то вдруг лавочник наотмашь дал мне адрес некоего курильщика, где только не бывавшего, что очень меня обрадовало.

Я отыскал этого человека опять же в трактире и вот чем закончилась наша встреча. Прежде всего замечу, что это был весьма жуткий и нервный человек лет сорока, часто косившийся по сторонам и куривший самокрутки. Попросил меня заказать штоф, что и было сделано, после чего он кратко рассказал мне об своих переживаниях и признался, что знал Тенетникова и был у него много раз в курильне, но он осторожно предостерег меня, что, попади я к нему, назад уже на вряд ли получится выбраться; что сам же он остался жив чудом, и самый этот опий есть ничто иное как снадобье самого беса. Он убеждал меня отказаться от моих поисков и не пытаться найти его, добавив, что дом двенадцать, это в самом деле не прозвание дома, а его порядковый номер, и что только самое Провидение и Божия воля упасла его от новой зависимости и что теперь, будучи силен духом и волею, он продолжил жить честным и порядочным человеком, свободным от какой-либо зависимости и питая немерное счастье. После чего, тот честный и порядочный человек заснул от выпитого штофа и более ничего не сказал. Я же удалился вон в небывалой радости.

Как же я был глуп и слеп, что ни одной хоть единственной своей извилиной не смог догадаться об самом прозвании этого дома, то есть об его нумерации. Счастье и ликование овладело мной. Я немедленно призвал к службе Фрола и отправился с ним объезжать все дома в городе под номером двенадцать, и в течении всего следующего месяца я отыскал таки нечто похожее на то, что могло бы быть тайной курильней, и вот что это было.

Это было маленькое здание на Набережной Фонтанки неподалеку от Аничкова моста. Всем своим видом он походил как бы на кафетерий, да только располагался в небольшом и глухом переулке, как бы скрываясь от всеобщего виду. Он имел внутренний двор и скрытый выход к складским помещениям; сам же дом был небольшим, но имел подвальное помещение, маленькие оконца которого выходили на фасад дома. Первый же этаж его был высок и подъезд его имел крыльцо со ступенями в пол этажа, а самый общий вид здания вызывал не весьма хорошее расположение. Номер дома, разумеется, был двенадцатым, и что более всего странно и удивительно, он работал исключительно в ночное время. Представьте себе. Это последнее окончательно убедило меня в моей находке.

Когда же я явился туда в тот же самый вечер, то обнаружил внутри этого кафетерия весьма грязное и убогое помещение. Все что ни было там, походило на развратный притон и мелочную, дешевую лавчонку для нищих: стекла были грязны и даже дневные лучи почти не проникали в него; висело еще несколько керосиновых ламп на потолке, а все стены даже не были обделаны штукатуркой на благоустроенный манер. Все столы были грубы и не то, чтобы не покрыты хоть чем-нибудь, а хотя бы даже и не обтесаны; всюду валялись окурки на полу и грязные салфетки на подоконниках, были липкие пятна на столах и засохшие плевки, и даже сено выпиралось из под скамеек.

Тут, в полумраке, сидело человек семь или восемь, и все они были мрачны и молчаливы; никто ни с кем не переговаривался и даже не обращал внимание на любое движение. Все они выглядели скверно и пили только кофей или чай, которые им приносил мальчик по заказу и из соседнего помещения, где была маленькая комнатка. Всюду парил табачный дым и летала какая-то дрянь, сильно докучавшая.

Но вот в чем более всего было мое подозрение, так это то, что все они время от времени спускались вниз, в подвал, и выходили от туда весьма потерянные и сбивчивые, но натурально возбужденные, как было видно по искорке в их глазах. Самую же эту дверь, которая с другой стороны была сокрыта черною занавесью, охранял некто жуткого вида, но в точности я не мог разглядеть его.

И вот, когда я уже просидел там в первый раз почти до полуночи, в помещении, а именно из той самой подвальной двери, вдруг появился он, Тенетников. При его виде я почувствовал немалое волнение, ибо вид его был грозен и суров, но я почти в ту же самую минуту удостоверился, что это действительно был он, согласно всем описаниям, которые я так долго копил и собирал.

Дух мой был непомерно счастлив и возбужден, сердце мое не знало границ и билось как колокол, поскольку я таки сумел отыскать эту таинственную личность и вот вот готовился ворваться в курильню и разгадать загадку, которую я так долго разгадывал, то есть я вовсе не собирался потреблять опий, нет, вы что, Боже меня упаси, просто мой захватнический и удалой дух непременно хотел этого.

Но какого же было мое разочарование, когда я вдруг понял, что ничего не могу сделать, и что мое посещение никак не отобразилось на лице Тенетникова, что он даже не обратил на меня внимание. Вскоре он ушел, обойдя некоторых из посетителей и забрав их с собой вниз. Я же остался ни с чем и продолжал сидеть. Еще одно событие случилось в ту ночь: один из всех этих скверных личностей, до сих пор сидевший мирно и спокойно, вдруг начал подозрительно оглядываться, и, когда я уже увидел у него в руке револьвер, он точно встал и направился в ту самую черную дверь, но через какой-то миг вылетел оттуда как ошпаренный и сбежал в ту же минуту, трясясь от страха и чуть ли не в панике. На этой его ошибке я и сам теперь не решался входить туда без приглашения.

Несколько дней еще я должен был сидеть там всякую ночь и ожидать появление Тенетникова, но всякий раз он не замечал меня и проходил мимо, что еще более повергало меня в уныние. Наконец, насильно заградив ему дорогу и набравшись духа, я вдруг встал перед ним и произнес:

– Прошу прощения, Лев Борисович, меня зовут Иван Андреевич Семечкин, я капиталист и у меня есть свое дело. Я слышал, что здесь бывает весело и всякий странник может приятно провести время, и что…

– Не знаю вас, кто вы такой, и чего вы хотите. – Властно перебил он меня, после чего отправился дальше, а мои ноги сами отошли в бок, дабы уступить ему дорогу (настолько был он грозен и силен).

Так я остался ни с чем, и более уже никогда не подходил к нему сам. Так продолжалось еще две недели, и каждый день меня ждало разочарование. Стремление мое пришло в полный упадок.

Глава пятая. Смарагдовый змей

Как-то раз я снова пришел в этот скверный притон самой поздней ночью и тут же присел на липкую и пыльную скамью подле самого входа в черную дверь, так, что я оказался практически в самом дальнем углу помещения, где было поменьше и людей и табачного дыма. На сей раз тут собралось народу несколько больше и каждый из пришедших, видимо, ожидал своей очереди на то, чтобы спуститься вниз.

Я хорошо помню тогдашние свои чувства и никак не переставал досадовать на свою неудачу. Казалось бы, разгадка тайны здесь, вот она, нужно было только взять ее. Но почему-то взять ее у меня не получалось, хотя я даже несколько раз уже почти набирался в душе духа, чтобы шагнуть туда и проскользнуть мимо таинственного стража.

Но такие смелые героические порывы оканчивались благоразумной осторожностью, поскольку, нарушив здешний порядок хоть один единый раз, я мог навечно отстранить себя от разгадки великой тайны. Я стал ждать и томиться, ждать такого случая и с волнением терпеть его длительного появления; я набирался мужества и старался отследить в выборе Тенетниковым своих посетителей хоть какую-либо комбинацию или здравый смысл.

Иной раз я даже помышлял об том, что за одним из таких посетителей по самому выходу его из нижнего этажа утром можно было попросту проследить и допросить его где-нибудь на улице, даже можно было заплатить ему и узнать все нюансы в точности. Ведь ему, надо полагать, нужны были большие деньги для потребления опия, если верить слухам и общему мифу.

Но дело в том, что это-то и был миф, легенда, и простые слухи, а на всего лишь слухи я не мог опираться и рисковать, то есть жертвуя всем своим предприятием. А если окажется так, что денег там требуется грош, и он в них не будет нуждаться? Или же, что своим допросом я смогу возбудить в нем подозрение и он в конце концов сообщит про меня Тенетникову? Что тогда будет?

Нет, так рисковать я не мог и вместе с тем покорно ждал день за днем своего счастья.

Так я сидел и досадовал на свое бессилие, и, не имея более никакой надежды, я уже намеревался встать, как вдруг Тенетников, представший в один кратчайший миг передо мною, окинув и смутив меня своим взглядом, присел ко мне за стол и деликатно сказал:

– Доброе время суток, Иван Андреевич, небось скучаешь? Это ничего что я так прямо?

– Ах нет, что вы, Лев Борисович, – отвечал я с трепетом и путаясь в мыслях. – Конечно же вы, вы… вольны как бы по возрасту своему и вашему положению обращаться ко мне таким тоном. И я очень, поверьте, очень рад что вы наконец обратили на меня свое внимание; я так долго ждал вас… Но я, право, несколько стеснен таким вашим появлением, ужели я смог так отличиться в ваших глазах от всех этих людей?

– Это ничего, что я так внезапно. Мое дело быть всегда полезным и появляться вовремя, однако, я вижу ты и впрямь изумлен, что ж, буду с тобою прям и краток. Долг мой следить за собственной безопасностью и знать всякую мелочную подробность об своих посетителях. В тебе же я вижу человека настойчивого и уверенного в своих возможностях, но, как бы не был ты честен и откровенен, я не могу все же взять и пропустить тебя в свой собственный дом, ибо не знаю, что может находиться в голове у человека, мне малоизвестного и никогда мною невиданного, понимаешь ли?

– Безусловно понимаю, – отвечал я с подобострастием. – Как не понимать, ведь можно ли сейчас в наше время кому-либо доверять и быть в ком-то уверенным? Разумеется, что нет. Все правильно вы говорите и поступаете совершенно разумно и рассудительно, Лев Борисович.

– С тем самым, – продолжал он, хладнокровно смотря на меня, как бы испытывая, – мне пришлось сделать много дел и навести множество справок относительно вас и вашего дела. То есть я просто был обязан узнать вас и самую вашу личность, узнать и понять, что ничего худого за этими глазами не может сокрыться; так я проверяю каждого, прежде чем хочу пустить его к себе… в гости.

– Абсолютное ваше право, Лев Борисович. – Отвечал ему я.

– Не хотелось бы, чтоб ты предвзято думал обо мне и брал этот мой бдительный шаг в пример моему постоянному подозрению. Поверь, убедившись в том или ином человеке, я остаюсь и поныне при своем мнении.

– Вы совершенно правильно поступаете, Лев Борисович. – Отвечал ему я.

– Я сразу же понял, что ты несомненно ищешь то, что по логике твоей и разумению есть существенно важное, но не весьма досягаемое и доступное. И, исходя из того, я по настойчивости твоей и незапятнанности убежден в твоей же честности и любительской перспективе. Итак?

– Вы как всегда тонко подходите к делу и безусловно правы, Лев Борисович. – Все отвечал ему я.

– Тогда ручаешься ли ты в своей сдержанности и скромности своего же языка, который у многих людей бывает развязан так, что даже гадко? Обещаешься ли ты, показав я тебе нечто таинственное и запретное, искомое тобой, хранить это знание до конца своей жизни? Имей ввиду, что я не маленький мальчик и не бросаю своих слов на ветер, а также не допускаю в свою сторону ни малейшего повода к сомнению и несерьезности в своих обещаниях. И что каждый, нарушив данное обещание, в конце концов найдет свою подлую участь, как ее уже находили многие необузданные языком оборванцы, участь, которая свойственна таким вероломным людишкам. Имей это ввиду, многочтимый теперь же Иван Андреевич.

– Я безусловно обещаюсь в своей конфиденциальности и степенности уст своих. – Говорил ему я в небывалом волнении. – Обещаюсь вам, что никогда и ни под каким предлогом или мукою я не разглашу данную тайну и я также заклинаю все силы земли и ветра небес поразить меня страшною карою, будь я несдержанный и необузданный своим языком. Клянусь вам, многопочтеннейший Лев Борисович, клянусь Святым Причастием и Пресвятою Богородицею, силою Честного Креста и Святым Знамением. Клянусь вам хранить тайну и унести ее с собой в могилу (тут я очень истово и набожно перекрестился и склонил голову вперед как бы в молитве).

– Что ж, – говорил мне на это Тенетников. – Вижу, что ты полон честности и благоразумия. Давай же сюда свою руку (он протянул мне свою), а теперь проходи за мной. Добро пожаловать ко мне в гости, ты можешь появляться здесь ввечеру хоть каждый день.

Я пожал его мощную и крепкую ладонь и тут же, по его же приглашению, мы направились в сторону тайной черной двери, так долго меня манившую и которая скрывала за собою разгадку всех тайн и мистических событий.

Открывши дверь и отгородивши черную занавесь, мы чуть было прошли вовнутрь, как вдруг, резко и неожиданно, на меня чуть было не накинулся тот самый загадочный страж, ужасный и настолько мерзкий, что сердце мое заколыхалось как соломка под сильным ветром. Он оскалил свои гнилые зубы, которые были чуть видны от того, что с лестницы внизу лился едва заметный свет, зашипел и хотел было вцепиться мне в горло, как вдруг Тенетников остановил его одним лишь жестом руки и тот отполз обратно, во мрак, откуда так внезапно появился.

– Оставь его, – говорил он этому страшному человеку, это наш друг; отныне всегда пропускай его в обе стороны без малейшей претензии. – Затем он добавил мне: – Не бойся его, это наш страж, он отпугивает непрошенных гостей.

Затем мы пошли далее, вниз, а я, спускаясь в полумраке по ступеням, все шел и с трепетом в душе думал об том страшном человеке.

Было же в его облике нечто жуткое, совсем запредельное и непостигаемое человеческим разумом; точно самый лютый и непонятный страх обуял мое сердце и мой рассудок так, что тут же хотелось сбежать оттуда в немалой панике и отчаянии. Как бы некая сила, которая заставляла человека дрожать и испытывать страх, коя пронизывала душу насквозь и обхватывала мозг, с целью поглотить в нем остатки малейшей здравости. Более я не знаю как подобно описать те чувства, но попробую описать вам его внешность.

Вид его был столь страшен и необычен, что любой способен ужаснуться до самой мизерной песчинки своего рассудка. Одет он был полностью в черную мантию, а помимо гнилых зубов он имел еще и весьма морщинистую и бледную кожу на лице, длинные и цепкие ногти на таких же бледных руках, бровей не было, прямой и длинный нос, и самый неприятный штрих на его лице – черные и круглые очки, делающий такой вид, что у него как бы вовсе не было глаз, а лишь одна пустота.

Но вскоре я перестал думать об нем и, как наличие людей в зале так и присутствие самого Тенетникова, заставили обратить меня мои мысли в весьма другое умственное направление, так что я даже чуть не застыл в недопонимании на том же самом месте.

Перед мною вдруг распростерлось темное и просторное помещение, со множеством длинных лавок и столиков со стульями по всем углам. Имелось еще несколько входов и выходов в другие комнаты и еще Бог знает куда, прикрытые то дверями, а то и вовсе ширмами; большой и круглый стол посреди всего, маленькие и закрытые чем-то оконца, большая и засаленная со временем чужими спинами печь, несколько картин и барная стойка, за коей также находилась большая дверь и доносились какие-то непонятные голоса; была еще одна меленькая дверь под самой лестницей, несколько свечей по углам всей этой залы и одна настольная лампа на барной стойке; Были еще несколько оленьих рогов на бревенчатых стенах, на полу везде пепел и окурки, мундштуки и даже цимермановская шляпа в углу за печью. Все было грязно и неспокойно, я бы даже сказал что отвратительно, а по всему помещению парил густой желто-зеленый смог, весьма зловещий на вид, как бы кладбищенский, но приятный на запах.

Всюду здесь же, на длинных скамьях и стульях располагались… потребители (теперь я буду называть их так), сидящие как бы в бреду, с понурившимися головами и будто спящие, едва держа в своих грязных руках мундштуки и даже роняя их. Все они были худо-бедно одеты и время от времени вставали и уходили; кто-то бормотал во сне бессвязный вздор, а кто-то и вовсе посвистывал и как бы рычал. Лица у всех были мертво-бледные и мелко дрожали судорогою, а их позы в этом ужасном сне были чересчур дикими и неестественным. Одежда у них была испачканной и даже сгоревшие спички висели на их шинелях и рукавах.

Словом, я попал в самую, что ни на есть скверную и отвратительную курильню опия на свете, но где непременно находилась совсем рядом разгадка всех этих таинственных убийств и похищений.

Сам же я на тот момент даже и не знал, что предпринять: с одной стороны я почти два месяца готовился к этому и мечтал добиться своего, вызнать личность Тенетникова и узнать от чего берутся трупы в Фонтанке; с другой стороны я никогда не курил опия и не знал – стоит ли делать это или нет, поскольку, быть может, самая смерть потребителя заключалась именно в курении опия?

Я очень боялся и переживал, что стану одним из утопленников, но в данной ситуации было бы очень подозрительно и вероломно отказаться от него теперь же, ибо, отказавшись, я бы дал повод Льву Борисовичу усомниться в моей клятве; а вдруг бы он решил, что я подослан жандармами и теперь сдам им все его заведение? А если я не смогу выбраться из этого здания и страшный страж схватит меня? Ведь сейчас же ночь, все нормальные люди спят, а не шляются по курильням, тем более запрещенным.

Все эти мысли одолевали меня и я не знал, что предпринять. В конце концов я решил, что лучше не рисковать и опробовать этот запретный опий, ведь от одного раза что плохого может быть? Вон, к примеру, по одному из тех потребителей, что сидел подле самой печи, было видно, что он здесь уже далеко не первый раз. Так чем же я хуже?

Но вскоре Тенетников сбил все мои размышления: он подвел меня к одному из свободных мест на стульях, усадил меня и, с плутовской улыбкой и горящими глазами, обведши взором весь этот сброд и помещение, величаво и грациозно сказал мне: