Запертый

Олег Поплавский

Запертый

––ЗАПИСЬ–

В чёрных рамках кадра помещаются все столовые приборы: семь металлических вилок, семь таких-же столовых ложек, один пластиковый половник, длинный нож для мяса, зубастый нож для хлеба и ещё один маленький ножик для чистки овощей.

– Ежедневная перекличка! – Грозно кричит молодой, мужской голос за кадром. Он пытается походить на какого ни будь военачальника. – Вилкины!

– Все на месте! – Твёрдо «отвечают» столовые приборы голосом за камерой. Но по-другому, более звонко и высоко.

– Ложкины! – Кадр резко приближается к указанным приборам.

– На месте! – Они звучат грубее, заметно ниже чем вилки.

– Виталий Степанович, отдаю их под вашу ответственность! – Камера смотрит на половник. – Не подведите меня, товарищ полковник!

– Так точно! – Решительно «заявляет» полковник-половник.

– А что касается вас! – Указательный палец появляется в кадре и тычет в деревянную ручку самого большого ножа. – Наша сила! – Ноготь проводит по хорошо заточенному лезвию. – Наша мощь! Наша уверенность! – Рука хватает кухонный инструмент. – С вами мы возьмём, то что наше по праву! – Кадр смещается в сторону закрытой двери за которой простирается территория большой комнаты. – Она будет нашей! – Вооружённая клинком рука угрожающе трясётся. – Мы покажем ему! Покажем!

– Ура! Ура! Ура! – Воодушевлённо «взревело» войско.

– Победа будет за нами! – Картинка показывает потолок, потом намертво зашторенные окна, которые как железный занавес скрывают солнце. И вот она уже возвращается к зелёной скатерти стола, к главной «площади» всей кухни. – А до тех пор веселитесь пока не закончатся силы! Сегодня мы поём и пляшем!

Рука собирает приборы и принимается распихивать их по шкафам: Ложкиных к чайным чашкам, Вилкиных к блюдцам из тёмного стекла, Виталия Степановича к его жене, пластиковой лопатке, а ножи обратно в стойку, где их дожидаются ножницы.

– Вот так, проведите время с любимыми! – Говорит счастливый голос, пока руки закрывают дверцы шкафчиков.

Далее идут тягучие минуты молчания и тяжёлых вздохов. На кадрах обои в бледно-зелёный горошек, белый кухонный гарнитур, который на вид совсем не новый, серая раковина с протекающим краном, цветные полотенца, висящие рядом с опаленными прихватками, маленький белый холодильник, что стоит у самой двери, а на нём телевизор с выпуклым экраном. Ещё чёрная микроволновка, подвешенная над чайником, который занял своё почётное место на краю кухонного гарнитура.

Камера устанавливается на «главной площади» таким образом, что центральными фигурами становятся чайник и микроволновка. Но вдруг в кадр заходит человек, тот самый, что ведёт видеосъёмку. Рост высотой с холодильник, телосложение такое как будто скрепили пару мусорных вёдер и воткнули швабру. Бледная, тонкая кожа, кажется, что сквозь неё можно разглядеть обои. Лохматые волосы закрывают верхнюю половину лица смятой половой тряпкой.

– Ну как я? – Спрашивает Оператор у чайника. – Не подкачал? – Он садится на корточки и пододвигает пластикового собеседника ближе к себе, к глазам.

– Так держать! Правильно говоришь! – Булькает воодушевлённо чайник.

– Не кипятись лишний раз. – Вмешивается в разговор микроволновая печь. – Не надо. Не надо.

– Да нормально всё, Тамара! – Кипяток внутри пузырится и плещется.

– Валера, он такой… – Боязливо звякнула она. – Не надо. Не надо. – Голос микроволновки будто закоротило. – Хватит.

– Какой же, а, жен… женщ… – Из носика ударила горячая струя пара. – Я сам разберусь что мне говорить, женщина! Не мешай! – Оператор снимает чайник с подставки и сливает всю воду в раковину, ставит его на место. Ненадолго воцаряется тишина.

– Ну как я? – Снова спрашивает парень. – Не подкачал? – В ответ ничего. – Спасибо! Я пошёл. Пока. – Камера поднимается над скатертью и устремляется куда-то вниз, в сторону духовки. Рука открывает её, достаёт самую маленькую сковороду. – Привет, Жень! Завтра произойдёт большее событие! Всё или ничего!

– Да вся кухня об этом только и разговаривает! Боишься?! – Спрашивает сковородка так, как бы спросил друг.

– Совсем не боюсь! Я не боюсь. Я не боюсь. Я не боюсь. Я не боюсь. Я не боюсь. Я не боюсь. Я не боюсь. Я не боюсь. Я не боюсь.

– Какой ты храбрый. Какой ты храбрый. Какой ты храбрый. Какой ты храбрый. – Она трясётся в руке как веер, как бабочка, мельтешащая над цветком.

В начищенной поверхности сковороды отражается улыбка Оператора, но она тут-же пропадает, когда за закрытой дверью раздаётся писклявая мелодия рингтона. Парень неподвижно застывает, как картинка в телевизоре, лишь его взгляд растерянно бегает по комнате. – ХВАТИТ! – Вдруг кричит он. – ЗАВТРА Я УБЬЮ ТЕБЯ! Я СЛОМАЮ ТВОЙ ЭКРАН! ВЫРВУ ВСЕ КНОПКИ! ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ, СЛЫШИШЬ МЕНЯ?! – Спустя несколько секунд мелодия успокаивается и вновь воцаряется тишина.

– Ты наш спаситель. Ты наш спаситель. – Повторяет сковородка и рука прижимает её к груди. – Ты наш спаситель. Ты наш спаситель.

Блестящая тара кладётся на вымытый до идеальной чистоты пол. Камера обращается к толстому телевизору, который кажется проводником в иной, потусторонний мир. Указательный палец жмёт на большую кнопку питания. Треск. Мимолётное голубое свечение экрана, потом белый шум.

– Знаешь, Женя, я люблю смотреть телевизор. – Камера на сковороду, камера на экран. – Его шуршание, треск… Мне нравится. – Камера на экран, камера на сковороду. – Я мог смотреть и смотреть, и смотреть. Волк смешно убегал от зайца, костюмы с лицами много говорили. Я мало что понимал, но главное, что не говорили со мной, а… с кем-то там, но это ловушка… ИХ ЛОВУШКА! – Камера поднимается к потолку. Картинка засвечивается. – Но я не испугался! Совсем! – Вместе с шумом удаётся различить то, как Женя елозит по полу. Наверное, её двигают ногами. – Он запрещал мне смотреть на курящего волка и зайца. Говорил, чтобы я уходил… а я не хотел… я не хотел. А он закипал, потом бил, много и больно. – Камера упирается в пол. Видно босые ноги. – А я всё равно смотрел на них. У себя в голове. Там меня никто не достанет.

– Ты такой храбрый. Ты такой храбрый. Ты такой храбрый. Ты такой храбрый. – Повторяет и повторяет сковородка Женя.

– Да, я такой. – Довольным голосом произносит Оператор и прибавляет звук ещё громче. Так не слышно мелодию телефона, которая вновь разгорелась истошным визгом.

Под зудящее шипение телевизора кадр спускается чуть ниже, к холодильнику. За белой дверцей открывается вид на продукты: полупустая бутылка просроченного молока, ещё целая палка колбасы, парочка яиц, пакет пельменей и сосиски.

Оператор хватает колбасу и где-то за кадром рвёт целлофановую оболочку. – Прости меня, но я не ел уже два дня. – Говорит он с таким сожалением, что кажется будто он не собирается жевать еду, а хочет совершить нечто непростительное, табуированное. – Прости, иначе я не одолею ЕГО. – Чавканье. Клацанье зубов. Слышно даже как кусок пищи проваливается в горло. – А я хочу… вернуться к друзьям. – Ему никто не отвечает. Наверное, не хочется быть палкой откушенной колбасы. – Если меня не станет, то они будут скучать. – Безмолвие, смешанное с медленным пережёвыванием, продолжалось несколько минут записи. Наконец «ужин» подошёл к концу.

– Эй, а давай устроим праздник! – Говорит Женя – Нам надо повеселиться!

– Да! – Восклицает Оператор. – Позовём всех!

– Надо об этом объявить! – Сковорода вновь вращается в руке, как будто кружится в танце.

Камера в центре «главной площади». Оператор в кадре явно возбуждён своей идеей, которая на самом деле «идея Жени». Сам на такое он бы не за что не решился. Он бегает по кухне и весело кричит:

– Собирайтесь! – Вилкины с Ложкиными кучей высыпаются на скатерть. -Все собирайтесь! – Полковник со своей женой Лопаткой тоже тут. – Ну же! Быстрее! – К горке приборов добавляются блюдца, чашки, тарелки и миски. Валеру и Тамару не позвали. Стол трясётся от постоянного движения. – Понимаю, очень неожиданно! Успокойтесь пожалуйста, сейчас я всё объясню! – Оператор делает глубокий вдох, потом резкий выдох. – И так… с чего бы начать… – Высокие горы посуды закрывают практически всё пространство в кадре. Осталась лишь маленькая, извилистая щель сквозь которую видно половину лица Оператора. – Завтра большой день… Я хочу рассказать вам о… самых страш… ну о… как бы… не знаю. Нет-нет-нет-нет…

– Конечно говори. Конечно говори. Конечно говори. Конечно говори. – «Повторяет и повторяет» Женя. – Конечно говори.

– А… О… Эм… – Видно, как дрожит его верхняя губа. Чёрный зрачок нервно бегает по орбите глазницы. – Ладно. – Оператор пододвинул камеру чуть ближе. – Знаю, вы думаете я бесстрашный, но это… не так. Ещё маленьким мальчиком я осознал свой самый большой страх. Произошло это когда Чай… нет-нет-нет отец привёл меня во двор. Он и раньше меня туда водил, но я этого совсем не помню! Так вот там было много… ну ИХ… вы понимаете, да? ОНИ говорили, говорили, ГОВОРИЛИ! ТАК МНОГО! Я НЕ ПОНИМАЛ О ЧЁМ ОНИ ВСЕ ГВОРЯТ! Я не отходил от папы, я не отпускал его, держался обеими руками. Я даже не смотрел в ИХ сторону. – Оператор кладёт руку на затылок, видно костяшки, побелевшие от напряжения. – Первые дни папа гладил меня по голове и очень вежливо разговаривал с КЕМ-ТО ИЗ НИХ. Он говорил о том какой я застенчивый мальчик, а ОНИ, ЭТИ МОНСТРЫ, ЧУДОВИЩА называли меня милым. В такие моменты я прижимался ещё сильнее к нему. – Напряжённая до тремора ладонь спустилась чуть ниже, к тому месту где обычно начинается воротник рубашки. – Шли месяцы, а я так и не решался отпускать папу. К тому времени его рука уже не гладила мою голову. Она просто лежала камнем на моей макушке и давила, и давила, и давила… А МОНСТРЫ проходили мимо, ИМ перестало казаться это милым. Мой СТРАХ ПЕРЕСТАЛ КАЗАТЬСЯ ИМ МИЛЫМ! Тогда я начал слышать ИХ шёпот… Шёпот обо мне. Папа же был с ними ещё вежливее, чем раньше. – Обкусанные ногти впились в верхние позвонки. – На какое-то время меня перестали водить во двор, но не навсегда.

«Нормальные дети играют с другими нормальными детьми! – Кричал папа маме и тащил меня за шиворот из дома. – И ты знаешь, что это так! – Волоча меня орал он. Мы в холодном коридоре. Не знаю, как он выглядел. – Здравствуйте, как поживаете? – Кто-то из них ЕМУ отвечает. – Ах, вон оно как. Рад за вас. Как ваше здоровье, Виталий Степанович? – МОНСТР что-то прокряхтел. – А мы вот с сынишкой гулять пошли. – ОНО бурчит и булькает. – Вы к нам гости заходите, Тамара пирогов напекла. – Я слышал смех, и тут к моему плечу ПРИКОСНУЛОСЬ что-то ЧУЖОЕ. Судя по всему, старческая культя. – Ну что вы, по-соседски ведь. – Сказал папа и я заплакал так сильно, что казалось будто меня рвут на части собаки. Отец сразу-же утащил меня в лифт. – Хватит меня позорить. – Сказал он тихо и дверцы закрылись.»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.