скачать книгу бесплатно
Сон инкассатора. Греховная повесть. Книга вторая
Олег Мастерских
…Да, о Лжеце. Там современныйслог и легкий крик, но не возьму я в толк,зачем он так несдержан на язык,ведь он-то уже понял и привыкк тому – хоть это дьявольски смешно —что ложь и правда, кажется, одно…Иосиф Бродский.
Сон инкассатора
Греховная повесть. Книга вторая
Олег Мастерских
© Олег Мастерских, 2023
ISBN 978-5-0060-7449-1 (т. 2)
ISBN 978-5-0060-0734-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Сон инкассатора»
Книга вторая
Антология обмана
Эпиграф.
…Да, о Лжеце. Там современный слог
и легкий крик, но не возьму я в толк,
зачем он так несдержан на язык,
ведь он-то уже понял и привык
к тому – хоть это дьявольски смешно —
что ложь и правда, кажется, одно,
что лживые и честные слова
одна изобретает голова,
одни уста способны их сказать,
чему же предпочтенье оказать.
Как мало смысла в искренних словах,
цените ложь за равенство в правах
с правдивостью, за минимум возни,
а искренность – за привкус новизны…
Иосиф Бродский.
Предисловие
На протяжении всего своего существования, человечество, косвенно или же напрямую, соприкасается с блестяще отточенным тысячелетиями механизмом обмана.
Ложь, во всех своих многоликих проявлениях, сопутствует людям в долгом, порою почти обрывающемуся, пути человеческой цивилизации к «вершине» развития.
Уверен, что многие наши соплеменники, напрямую, не отождествляют свою жизнь с обманом, ложью, фальшью, гораздо лояльнее мы относимся к более мягким синонимам Лжи, таким как: лукавство, хитрость, мистификация.
В подавляющем большинстве моральных координат человеческого общества присутствует «статья затрат» на честность, открывающая своим пользователям доступ к вершинам собственного познания, к красивому миру всеобщей открытости, свободе.
Что если представить, каков этот мир, общность людей без оглядки на правдивость, скрытое, фальшь?
В фантастическом рассказе «Сон смешного человека», Фёдор Михайлович Достоевский описал историю человека, попавшего в «изумительный», «счастливый» край. Герой, в своём сне, сопровождаемый Ангелом, проносится сквозь космический эфир и оказывается в лишённом «скверны» – совершенном обществе.
Граждане этого идеального мира никогда не встречались с войнами, завистью, предательством, преступностью и обманом.
Сосуществуя друг с другом по закону праведности, люди прекрасного мира не владели искусством обмана и безусловно, рождённый на Земле герой был поражён великолепием и открытостью местных обитателей, тепло встретивших «Землянина».
Проживая обычную, «человеческую» жизнь, герой, как смертоносный вирус, постепенно «заражает», принявшее его общество.
«Да, да, кончилось тем, что я развратил их всех! Как это могло совершиться – не знаю… Знаю только, что причиною грехопадения был я. Как скверная трихина, как атом чумы, заражающий целые государства, так и я заразил собою всю эту счастливую, безгрешную до меня землю. Они научились лгать и полюбили ложь и познали красоту лжи. О, это, может быть, началось невинно, с шутки, с кокетства… может быть, с атома, но этот атом лжи проник в их сердца и понравился им».
Рассказ создан в 1877 году, но и сейчас звучит пророчески, пронзительно, узнаваемо.
Проникновение в «чистый организм» единственного, «поражённого вирусом лжи» элемента, клетки, ядра приводит к скорому формированию «чёрной дыры», антиматерии, очага инфекции, ведущего, впитавший его (элемент, ядро) организм (общество) к неминуемому краху, аннигиляции, самоуничтожению.
Спасаясь от полного упразднения, люди научились обходить расставленные сети, соревнуясь в искусстве создания житейских дилогий, ища в старом, затёртом сюжете узнаваемость и интригу.
Житейский юмор, изобретательность героев наш ответ в старой как мир игре – репетиция, готовность к обману, подстрекательство к отсеву «слабых игроков», если хотите – постоянная готовность сознания к жульничеству, лукавству, обману.
Глава первая. Макс
В город пришла осень. В тяжёлом, нависшем над ним, небе, холодный, порывистый ветер готовил мятеж. Собирая в остывшем пространстве, готовые к наступлению силы, мобилизованные из разнокалиберных цветных лоскутов, оборванных с осиротевших, оголившихся деревьев.
По летнему тёплый день, ещё вчера дарил горожанам богатые, почти съедобные ароматы спелых плодов, соседствующих с терпким, насыщенным духом степного разнотравья, прогретого ещё близким светилом. Само Время давало, всем снующим в этом мороке, ещё одну возможность насладиться сказочным, цветным калейдоскопом, преобразившим, дерзкими, сочными красками очередной временной переход, готовя пленённую орду к затяжному ненастью. И ненастье случилось, как всегда – вдруг, внезапно, нежданно…
На заиндевелой от ночного заморозка площади, хаотично заставленной разномастными автомобилями, толпились люди.
Застигнутое врасплох, скорой сменой погоды, собравшееся здесь общество, неумело куталось, в срочно добытые из запылившихся за лето чуланов, демисезонные латы, тщетно пытаясь укрыться от яростных порывов, по-зимнему холодного ветра-смутьяна.
Площадь ютилась у городского мемориального кладбища, в небольшом, прямоугольном пространстве, зажатая между железнодорожными путями и кованным чёрным забором, разделённым посередине широкой решёткой ворот.
Военное кладбище было организованно в январе 1942 года вблизи пересечения улиц Фрунзе и 45-й Восточной.
С началом Великой Отечественной войны в Номске появлялось всё больше эвакуированных госпиталей, в которые массово принимали раненных на полях сражений солдат. Высокая смертность в городе заставила местные власти решать вопрос с открытием нового места для захоронений. Его открыли на месте, которое в те времена считалось окраиной города – там была степь без лесов и застроек.
Первыми на новом кладбище нашли покой красноармейцы, бойцы трудовой армии и заключенные Номских тюрем, которых хоронили в братских могилах. Участок Старо-Северного кладбища, на котором хоронили солдат, стал военным.
Слева от ворот расположилась приземистая церквушка, облепленная со всех сторон неугомонными купцами, копошащиеся как черви в разноцветном своём товаре, бойко окучивающими собравшийся люд, как молодые кусты картофеля, подбирая к каждому свой подход.
К церкви подъехал огромный катафалк, сверкая натёртым лаком и дорогим никелем, и в то же мгновение, скопившуюся на площади тишину, разогнал ударивший в литавры военный оркестр, медным своим дыханием замедливший течение времени.
Макс двигался к входу в церковь. Пробираясь сквозь замерших у открытого гроба людей он спешил побыстрее попасть под защиту её стен, укрывшись от леденящего ветра и заняв удобный для наблюдения уголок, позволявший ему, внимательно разглядеть большинство пришедших проститься с покойным.
Люди, стоявшие на широких ступенях храма, напряжённо и с некой неловкостью наблюдали за происходящим на площади, явно впервые увидев, как в современном мире происходят похороны высоких офицерских чинов.
Прощались с одним из основных игроков Номской политической сцены генералом Владиславом Борисовичем Комиссаровым.
Макс поднял воротник пальто, ещё раз выругавшись про себя, что не вспомнил при сборах на этот променад о шарфе, подаренного мамой в прошлом году и как бы неожиданно осознал нечто неисполненное, но необычайно важное, он с деликатностью начал протискиваться сквозь стоящих у входа в церковь людей.
Макс Твердьев, окончил Номский университет, факультет журналистики чуть более десяти лет назад, в самый неординарный период становления только что зародившегося государства.
Основы принципов журналистики, заложенные в университете, такие как: знание об объективном законе, понимание и оценка жизненных явлений и т.д., в середине 90х., оказались раздавлены, навалившимся нескончаемым потоком политической грязи, явной продажностью и откровенной «желтухой» льющейся из появившихся изданий и пулов.
Найти свой путь в возникшем «болоте», Максу Твердьеву, оказалось не так просто. Помог родитель, занимавший руководящий пост, в крупном, образующем предприятии города, устроив отпрыска специалистом в коммерческий отдел.
Исполнить мечту – о любимом деле, помог случай.
В только что созданный региональный «Канал 11», губернского телевидения, Макс пришёл со своим рекламным проектом.
По счастливой случайности, общаться ему пришлось с главным редактором телерадиокомпании, увидевшем в посетителе не только природную стать и правильность черт, но и безукоризненную, грамотную речь, приятную дикцию, острый ум. Ну, а узнав, что у гостя ещё и диплом журналиста, главный редактор, не задумываясь, предложил Твердьеву место ведущего в новостном сегменте канала.
Случилось это в самом конце1999 года. Прошло без малого – шесть лет, Макс Твердьев, всё так же трудился в новостном отделе «Канала 11», но уже на должности выпускающего редактора, чему был несказанно рад.
Эта история была какая-то голливудская, киношная. И по всем законам кино, обязана была когда-нибудь перерасти в нечто большее, совершенно «хеппи эндное», прекрасное, словно за кадром всегда присутствовал добрый и всемогущий ДУХ, решающий любые проблемы легким, волшебным прикосновением, нужно всего лишь быть преданным и верить в НЕГО.
Макс уже не помнил, когда он впервые услышал имя Номского губернатора, присутствовало отчетливое впечатление, словно Константин Леопольдович руководил Номской губернией с самого её основания, но тот день, когда он был представлен губернатору лично, Макс Твердьев, помнил посекундно.
Макс прошёл свозь расступившуюся перед ним толпу, взялся за медную ручку входной двери храма, больно «укусившую» его в неприкрытую перчаткой ладонь накопленным за ночь морозом. В этот момент, пока караульный взвод под яростные канонады оркестра, начал дежурные манипуляции, положенные при прощании с павшими командирами, со стороны уже оставленной за спиной толпы, раздался мужской голос.
– Максим Андреевич, куда же вы так торопитесь?
И уже с долей ехидства добавил.
– Спешите первым поставить свечку, за упокой раба Божьего Владислава?
Макс обернулся, с усилием отняв ладонь у промёрзшей насквозь ручки, уткнувшись взглядом в насмешливые глаза незнакомца, поблёскивающими выступившими от ветра слезами из глубины огромного капюшона, нелепо венчавшего невысокую, сухопарую фигуру, окликнувшего Твердьева человека.
– Мы знакомы?
Ответил Макс совершенно спокойным голосом.
– Я, от чего-то не припоминаю вас, голос мне ваш, абсолютно незнаком, мы уже встречались?
– Давайте всё же войдём в помещение.
Вместо ответа предложил «насмешливый», и взялся за брошенную Максом ручку, одетой в шерстяную варежку ладонью. Открыв дверь и пропустив вперёд Макса, мужчина скоро обернулся, недолго оценивая происходящее и быстро просочился в начавшую закрываться щель, вслед за идущим впереди Твердевым.
– Теперь можно и познакомиться.
Проговорил незнакомец, опустив капюшон и протягивая ладонь с уже снятой рукавицей.
– Евгений Борисович Исаченко, старший оперуполномоченный.
***
Выйдя из переполненного храма, Макс решил не присутствовать на погребении генерала, всех тех, кого можно было опознать в толпе пришедших проститься с Владиславом Борисовичем, он увидел, а ждать нового знакомого, ведущего скрытую съёмку, Макс не стал, решив дождаться от него готовую справку, после специальной обработки добытых материалов наблюдения.
Макс направился к своей машине, неторопливо вышагивая по неровной брусчатой тропинке, тянущейся вдоль черного, забора кладбища. Неровно отёсанные края серого гранита цеплялись за рифлёную подошву ботинок, заставляя Макса приноравливаться к постоянной смене формы и высоты поверхности. Высокие клёны, почерневшие от холода и влаги, жались к забору в надежде укрыться от сильных порывов ветра, хватаясь голыми ветвями за изгибы кованной изгороди.
Наблюдая за отчаянным движением ветвей, в упрямых попытках устоять в этой неравной схватке, Макс неожиданно вспомнил свою вчерашнюю встречу с Номским губернатором, представив Лежнева на месте этого почерневшего клёна, распятого бушующей стихией на высоких, островерхих опорах кладбищенской ограды.
– Вся жизнь – борьба.
Вслух заметил ответственный редактор, и перешагнув невысокий поребрик, отделяющий брусчатую тропинку от асфальта площади, двинулся к автомобилю, кутаясь и ускоряя шаг.
***
Офис директора губернской телерадиокомпании «Канал 11» находился в противоположном крыле от помещений студий и редакционного блока. И хотя время, столь важное в инфомире, которое приходилось тратить, для перемещения из одного крыла в другое было весьма существенным, столь неудобное, на первый взгляд, расположение давало возможность руководителю, более детально наблюдать за всем процессом работы медийного механизма.
Макс находился на своём рабочем месте и говорил по телефону с одним из журналистов, выехавших в соседний регион в командировку, обсуждая редакционное задание, как в его кабинет стремительно вошёл генеральный.
Павел Дмитриевич Оводов, не был похож на всемогущего руководителя, от слова – совсем. Невысокий, с полноватой, непропорциональной фигурой, от чего довольно дорогой костюм – вечный Оводовский атрибут, мешком свисал с директорского тела, обесценивая брендовую вывеску весьма недешёвой одежды. Его мясистое, гладко выбритое лицо расцвело багровыми пятнами, а громкое, порывистое дыхание говорило, что человек, его испускающий, долго и изнурительно работал ногами, добираясь из пункта «А» в пункт «Б».
– Я перезвоню чуть позже.
Отрезал в трубку Макс, прерывая затянувшийся монолог репортёра и положив трубку, удивлённо уставился на директора.
– Присаживайтесь, Павел Дмитриевич.
Произнёс Макс, уступая собственное кресло, вошедшему руководителю, и озабоченно глядя на шефа, добавил.
– Паша, что произошло? На тебе лица нет…
Макс помог усесться коллеге, придержав «ускользающее» кресло и налив из кулера холодной воды в одноразовый, бумажный стакан поставил его на заваленный бумагами стол рядом с «остывающим» начальником.
– Спасибо…
Прогудел Оводов, судорожно хватаясь за хрупкий стакан и делая первые, спасительные глотки.
В ежедневном режиме общения с руководством, Максим Твердев, всё чаще стал замечать, что действующий на большинство коллег угнетающе, отталкивающе, заносчиво, директор медиа-холдинга вызывает у него, в отличие от многих, всё более выраженное уважение, профессиональную симпатию.
Непривлекательный внешне, Павел Дмитриевич Оводов, обладал яркими профессиональными талантами в купе с абсолютным внутриполитическим слухом, позволившим не просто держаться на плаву в мерзком, бурлящем информационном потоке, но и уверенно управлять им, в угоду «нужному» хозяину, не стремясь к личной известности, уступая её, попутно смещая неудобные акценты.
