скачать книгу бесплатно
Девушка бросила на него непонимающий взгляд, а потом нервно рассмеялась. Ответ незнакомца был прост и конкретен, но, как обычно, ничего не объяснял. Мужчина, по-прежнему, играл в свои замысловатые игры. Марина обреченно покачала головой.
– Послушайте! – не отрывая ладони от глаз, нервно произнесла девушка. – У меня от Ваших тайн и двусмысленностей голова идет кругом. Вы можете хотя бы раз быть серьезным?
– А Вы уверены, что от моей серьезности Вам станет легче? – иронично переспросил мужчина. – Вряд ли. Но раз Вы настаиваете, хорошо, не буду Вас больше мучить…
Он снова немного помолчал, а затем продолжил не торопясь, тщательно подбирая нужные слова:
– Разные народы называют это место по-разному. Но наиболее известно греческое название этой реки. Это Стикс – река мертвых.
Марина непроизвольно дернулась, словно попав под действие тока. У нее закружилась голова, и она опустилась на землю.
– Дышите, – поддержал ее незнакомец. – Дышите ровно и глубоко. Здесь энергию можно получать прямо из воздуха. Вернее – из эфира.
Марина попыталась восстановить дыхание, и ей стало немного лучше.
– Я что, умираю? – слабым голосом произнесла она, чуть-чуть оправившись. – Раз уж я оказалась здесь?
– Да, вроде, нет, – улыбнувшись, поспешил приободрить ее незнакомец. – Пока просто спите. И видите сон. Сон о границе миров.
Внезапно какая-то мысль скользнула по челу девушки, и она непроизвольно сжалась в комок, испуганно уставившись на своего собеседника. Тот усмехнулся, словно прочитав ее мысли.
– Не бойтесь, я не привидение и не мертвец. И Вы это знаете. Знаете меня. Вспомните! Мы ведь с Вами уже встречались в человеческом мире. И не единожды. Я говорю о других, иных жизнях!
Последние слова незнакомца прозвучали особенно странно. Гулко, словно с большой глубины. Вернее из глубины времен. Так, будто за него говорила сама вечность. И от этих слов внутри девушки что-то оборвалось. Да, она видела эти глаза, но когда, где? Какая-то часть ее сознания пришла в движение, и она поняла, что вот сейчас ей всё и откроется, она вспомнит длинную цепь своих перерождений и прошлых жизней, вспомнит Себя. Ей стало страшно и восхитительно одновременно. Но вдруг все остановилось. Что-то в ней самой, какая-то другая ее часть не могла допустить такого прорыва. От нечеловеческой внутренней борьбы у Марины тисками сжало голову и перехватило дыхание. Она замерла, цепенея и не зная, будет ли жить в следующий момент. В глазах все расплылось и потемнело. Сознание померкло, а когда забрезжило вновь, Марина долго не могла понять, где она, и что с ней происходит. Она с огромной скоростью двигалась в темной трубе туда, где вдалеке маячил бесконечно притягательный свет. Движению этому не было конца. Она не могла дышать, и отчаянная жажда вдоха разрывала несчастные легкие. Она рвалась к свету всем своим существом, как только может рваться потерявшаяся во мгле человеческая душа. Наконец, с неимоверным усилием, она сделала свой трудный, похожий на первый в жизни вдох и с криком открыла глаза. Сердце бешено колотилось. А порванный в клочья разум напряженно пытался идентифицировать ровную белую поверхность с небольшими хаотичными вкраплениями, похожими на пузыри, на которой намертво остановился ее взгляд.
Постепенно успокаиваясь, Марина пришла в себя, и даже нашла в себе силы улыбнуться. Она лежала в своей собственной постели, а поверхность, предназначение которой она так старательно силилась понять, оказалась потолком в ее собственной спальне. Действие странного, психоделического сна, наконец, закончилось. Но теперь, на каком-то глубочайшем уровне своего сознания, Марина точно знала, что уже никогда не сможет быть прежней собой.
Все лето Котори провёл в обществе монаха-ямабуси, постигая под его руководством премудрости Сюгэн-до, тайного учения, восходящего своими корнями еще к началу времён. Старик рассказывал, что почти тысячу лет назад в пещере на склоне горы Кацураги отшельник по имени Эн-но Одзуну заключил священные знания в свитки, назвав их «путем обретения сверхъестественного могущества». Однако сам он этих записей никогда не видел, и внутри ордена монахов, к коему он принадлежал, это искусство всегда передавалось только устно, от учителя к ученику. «Из сердца в сердце», – как говорил ямабуси.
– Большинство людей ещё не доросло до понимания сути сокровенного, – любил повторяться он. – Передать им тайну было бы равносильно самоубийству. Все равно, что дать в руки несмышленого малыша оружие. Это может только навредить.
– Но когда-нибудь наступит время, – говорил Учитель, – и таинства Сюген-до будут доступны каждому. Но это будет уже мир не людей, а, скорее, полубогов. До той поры задача ордена – сохранять заветные знания для будущих поколения, продолжая преемственность и оберегая их от дураков.
Котори усердно учился. Сначала просто чувствовать тонкие энергии, а затем и управлять ими, опосредованно воздействуя на материальные объекты. Самым трудным этапом в его обучении, как это ни странно, оказалась задача обрести контроль над собой, над своими мыслями. Учитель говорил, что вратами – мон – в мир божественного могущества является полное прекращение разговора с самим собой, остановка хаотического потока мыслей. Внутренняя тишина, ведущая к следующему состоянию – Пустоты.
– Когда ты достигнешь Пустоты, – наставлял монах, – тебе ничто уже не помешает войти в прямой контакт с источником всего сущего, получить ответ на любой свой вопрос. Это состояние величайшего восторга от слияния с изначальной своей природой, Абсолютом, и называется просветлением – «сатори»!
Долгие часы Котори, следуя указаниям Учителя, проводил в медитациях, пытаясь обуздать свой непослушный разум. Но мысли так и скакали у него в голове, как молодые белки по ветвям сосен, и никак не желали униматься. Они возникали из ниоткуда, уцепившись за мельчайший повод, малейшее изменение окружающей обстановки, и приводили за собой целый веер каких-то не нужных измышлений и логических спекуляций. А то и вовсе накрепко застревали в голове, не желая покидать ее, несмотря на все усилия Котори. Или вновь упрямо возвращались, когда Котори уже праздновал в душе победу. Он не выдержал, и пожаловался монаху, за что неожиданно получил удар костяшками пальцев по голове.
– А ты как думал? – посмеялся над ним Учитель. – Природа никогда не отрывает своих тайн просто так. А уж эта – одна из самых охраняемых.
Затем, немного смягчившись, он добавил:
– Мы все привыкли смотреть на мир глазами. Попробуй взглянуть на него ушами.
Котори едва не рассмеялся при этих словах Учителя, представив всю нелепость такой картины. Но, немного поразмыслив, понял, чего хочет от него старик. Теперь, предаваясь медитации, он стал закрывать глаза и ловил обострившимся слухом потоки льющихся вокруг звуков. Действительно, его мозг, привыкнув получать основную информацию от глаз, полностью переключившись на иное восприятие, порождал теперь гораздо меньше мысле-форм. Тем не менее, звуков вокруг было слишком много и они были чересчур разнообразны, для того чтобы усыпить бдительный разум. И вдруг Котори догадался, что нужно делать. С этого момента для своих тренировок он стал забираться на небольшую ровную площадку почти на вершине скалы, рядом с водопадом. Здесь преобладал только один звук – шум водного потока, падающего в горное озеро. И насекомых, отвлекавших его во время занятий, стало гораздо меньше. Гул постоянно льющейся воды гипнотизировал Котори, уносил прочь непослушные мысли, и в какой-то момент он впал в состояние подобное трансу. В голове, свободной от дум, возникло состояние вакуума, пустоты. В следующий момент он почувствовал, как откуда-то сверху, из безграничных глубин космоса, на него опустился тонкий, едва уловимый поток света, радужного сияния, несущий в себе, однако, огромную информационную составляющую. Поток этот коснулся его макушки, вошел внутрь и, ненадолго задержавшись сначала в районе лба, затем горла, сердца, солнечного сплетения и пупка, опустился до самого копчика, и ушел дальше, куда-то в глубины земли. Котори поймал себя на состоянии необычайной ясности. Это было абсолютное знание без слов. Казалось, он понимал и осознавал все, чего бы ни касалось его внимание. Любой грандиозный аспект мироздания, так же, как и любой его мельчайший камушек, встали на свои места, выстроив стройную картину мира. Не осталось ничего непонятного.
Несмотря на затекшие ноги, Котори подскочил на месте, словно его ужалила тростниковая змея. Но тут же плюхнулся обратно, получив весомый удар бамбуковой палкой по плечу. Каким-то мистическим образом ямабуси оказался в этот момент на вершине скалы, у него за спиной.
– Разве я не учил тебя контролировать эмоции? – строго спросил монах.
– Но Учитель! – пытался, было возразить воодушевленный своим успехом Котори. – У меня получилось! Я хотел…
– Экий подвиг! – оборвал его отшельник. – Побежишь рассказывать об этом маме?
Котори растерялся от неожиданной насмешки Учителя.
– Не стоит придавать своим мелким победам слишком большого внимания. Упустишь главное. Ты ведь только приоткрыл узкую дверь в неизвестное. Теперь нужно хорошо потрудиться, чтобы расширить проем. И может быть, когда-нибудь, ты сможешь полностью в него протиснуться.
Однако с этого дня в их занятиях наметились перемены. В дополнение к ежедневным медитациям, Учитель начал потихоньку раскрывать Котори секреты магических мантр и мудр, или, как их еще называл ямабуси, дзюмон и кэцуин. Котори старательно постигал, как воздействием на первозвуки пробуждать в энергетических центрах тела необходимые вибрации, и, замыкая определенным образом пальцы, управлять ими, направляя их течение по тонким каналам.
– Великое таинство Тантры, – поучал монах, – это триединство мысли, слова и действия. Некоторые думают, что это единение достигается при помощи медитаций, мантр и мудр. Они правы, но только в одном. Заклинания действительно помогают, однако, это всего лишь средство, а не цель. Цель же состоит в обретении целостности самого себя.
Видя, что ученик не совсем его понимает, старик продолжал:
– Одного буддистского монаха как-то спросили, в чем смысл Великого Пути и он ответил: «Все просто. Я ем, когда голоден, и сплю, когда устал».
– Но ведь все делают то же самое, – отвечали ему. – Да, но большинство при этом не присутствуют в том, что делают!
Котори слегка приоткрыл рот, пытаясь уловить суть рассказанной притчи. Ямабуси придержал его за подбородок и улыбнулся.
– Когда-нибудь, ты все поймёшь, – проникновенно произнес он, и слова его были тверже гранитной скалы. – А пока твоя главная задача – со всем возможным усердием искать в своем сердце Будду.
– Вот, что, полковник, – генерал Симаков был сегодня явно не в духе. – Вечерним рейсом из Москвы прибывает какая-то специальная группа для оказания нам помощи в расследовании. Твоя задача их встретить, расселить, и оказывать всяческое содействие. Задача ясна?
Федоров едва не выругался. Ко всем прочим проблемам, ему не доставало только заносчивых москвичей, постоянно сующих нос не в свое дело.
– Ясна то она, конечно, ясна, товарищ генерал. Но для чего? Вы же знаете, они только мешать будут!
– Все вопросы туда, – генерал красноречиво ткнул пальцем в потолок. – Мне они тоже, знаешь где?
Он грустно вздохнул, и, махнув рукой, залез куда-то вглубь стола. Перед ним появилась бутылка армянского коньяка.
– Будешь? – спросил он Федорова, перед тем как налить себе полную рюмку.
Полковник отрицательно покачал головой. Он уже размышлял, как и на какие средства организовать обязательные в таких случаях баню и попойку.
Своего виз-а-ви он узнал сразу же. Что-то было в конторских такое, что выдавало их профессиональному взгляду, несмотря на всю маскировку. Тем более что прятаться особенно никто не собирался. Федоров представился и замолчал, озираясь по сторонам. Вокруг, как из-под земли, выросло несколько крепких на вид парней. И хотя со стороны все выглядело так, как будто каждый был занят своим собственным делом, Федоров заметил, что ребята привычно работают по секторам.
– Подполковник Чернов, – прибывший пожал протянутую руку. – Со мной еще пятеро. Надеюсь, у Вас микроавтобус?
– Ну, что? – продолжил Федоров уже в машине, картинно потирая ладони. – Сейчас расселяемся, отдыхаем с дороги, а вечером я договорился насчет сауны. Идёт?
– Вы, что, полковник? Мы не отдыхать сюда приехали, – резко оборвал его Чернов. – Где сейчас свидетель?
– В городском психоневрологическом стационаре, на обследовании, – обескуражено пробормотал Федоров, чувствуя, что еще немного и он, как подорванный паровоз, стремительно сорвется с накатанной дороги выстроенных планов.
Странные это были гости. Не похожие на обычных «проверяющих». И это сильно его тревожило.
Чернов удивленно приподнял брови.
– А вы что хотели? – заметил его реакцию Федоров. – Мы же не могли упечь её в СИЗО! Она все-таки свидетель, а не обвиняемый.
– Она очень ценный свидетель, – менторский тон гостя уже начал раздражать полковника. – И, кстати, единственная зацепка следствия.
– Зацепка? – хмыкнул Федоров. – Лучше сказать крючок. Причем, совершенно упавший. Нельзя же относиться к её бреду всерьез.
– А это нам решать, полковник, – Чернов снял свои солнцезащитные очки и пронзительно взглянул в глаза собеседника. – Многие люди подходят ко всему происходящему вокруг слишком несерьёзно. Ровно до того момента, когда наступает горькое прозрение.
Федоров с трудом выдержал долгий сверлящий взгляд приезжего. Огромное желание послать его, куда подальше, придало ему сил.
– И не надо злиться, – уже мягче добавил москвич, надевая очки. – Мы с вами одно дело делаем.
Он немного помолчал. Молчал и Федоров, абсолютно не горя желанием продолжать неприятный разговор.
– Свидетеля, надеюсь, охраняют? – прервал затянувшуюся паузу Чернов.
– Конечно, охраняют, – несколько злорадно усмехнулся полковник, вспомнив вечно спящего на стуле прапорщика из дежурной части.
– Круглосуточно? – не унимался Чернов.
– Нет, – Федоров буквально кожей почувствовал прокол, – только днем. На ночь стационар закрывается. Заступает местная охрана.
– Да вы что, полковник? Вы с ума сошли? Единственный свидетель в самое опасное время остается фактически беззащитным?
– С ума сошла она, а не я, – резко осадил зарвавшегося «варяга» Фёдоров. – И как по мне, то еще большее сумасшествие – носиться с ней как с писаной торбой.
– Это непростительное легкомыслие, – покачал головой Чернов. – Я буду вынужден доложить наверх.
«Да докладывай ты куда хочешь!» – с плохо скрываемым раздражением подумал Федоров. Ему все сильнее хотелось поскорей избавиться от непрошеных гостей. Он обреченно вздохнул и добавил вслух:
– Хорошо, я распоряжусь об усилении охраны.
– Не нужно. Мы сами этим займемся. Едем в больницу. Прямо сейчас.
Дежурный прапорщик, заметив целую группу решительно шагающих по коридору молчаливых мужчин, подскочил со своего насиженного стула и, отбросив кроссворд, начал нервно теребить рукой кобуру на ремне, пытаясь достать непослушное оружие. Пистолет, обретя, наконец, долгожданную свободу, радостно запрыгал у него на руках, прежде чем незадачливый прапорщик поймал его и прижал к своей груди, словно ребенка. Именно в этом положении и застал его подошедший начальник. Полковник едва не убил на месте дежурного, так опозорившего службу перед приезжими. Особенно после прочитанных Черновым нравоучений. Москвичи, пропустив полковника вперед, о чем-то вполголоса зашушукались и сдержано посмеялись. Это было первое, с момента приезда, проявление хоть каких-то эмоций с их стороны. Чернов молчал, изредка кивая им головой, как бы в подтверждение своих мыслей. Но когда Федоров встречался с ним глазами, его презрительно-насмешливый взгляд был красноречивей любых слов. Полковник готов был провалиться под землю от стыда.
– Это Вы, товарищ полковник? – с огромным облегчением козырнул прапорщик, убирая обратно ненужный теперь пистолет. – А я уж подумал: стрелять придется.
– Лучше бы ты сам здесь застрелился! – в сердцах бросил ему Федоров и резко спросил. – Где она?
– Там, – обескураженный прапорщик кивнул в сторону обшарпанной больничной двери.
А потом он пожал плечами и сделал характерный жест пальцем, когда последний посетитель скрылся в палате. Подобрал с пола упавшую газету, стряхнул с нее пыль и снова устроился на своем колченогом, продавленном, но таком уютном стуле, в душе посылая занудное начальство в известном направлении.
Главврач не решился противоречить «рекомендациям» серьезного ведомства и поместил одиозную пациентку одну в изоляторе, несмотря на нехватку мест в больнице. Чем ещё больше усугубил её и без того тяжелое психическое состояние. Вид у девушки был совершенно изможденным. Синяки под говорили сами за себя. Взгляд совершенно потух и обрел действительно какое-то ненормальное выражение. Она абсолютно индифферентно встретила появление незваных гостей.
– Здравствуйте, – поздоровался москвич. – Я подполковник Чернов. Разрешите задать Вам несколько вопросов?
Девушка фыркнула и начала хохотать. Чернов недоуменно окинул ее взглядом и повернулся к Федорову.
– Вы чем её здесь напичкали? – спросил он полковника.
Тот неопределенно повел плечами.
– Все вопросы к врачам. Похоже, ей опять нужно колоть успокоительное. Если, конечно, хотите услышать хоть что-то понятное.
– Не надо, – девушка вдруг резко перестала смеяться. – Я не могу больше выносить ни эти уколы, ни разговоры ваши бессмысленные. Я уже сто раз отвечала на все ваши дурацкие вопросы. Сколько можно?
– Сколько нужно, – со стальной интонацией в голосе оборвал её Чернов, но затем немного смягчился. – Знаете что, давайте сделаем так. Говорить Вам ничего не придется, просто постарайтесь вспомнить в мельчайших деталях все обстоятельства того печального вечера.
Он сел на краешек кровати, повернувшись спиной к присутствующим, и аккуратно взял девушку за руку, пристально глядя ей в глаза.
– Расслабьтесь, – продолжал Чернов, не отпуская руки. – Закройте глаза. И просто вспоминайте.
Он очень легко, едва заметно коснулся нескольких точек на теле девушки, не спуская с нее глаз. «Ба, да ведь он ее гипнотизирует», – подумал Федоров, глядя на манипуляции приезжего. Девушка действительно закрыла глаза и обмякла. Чернов продолжал держать её за руку, контролируя пальцами пульс. В палате повисла звенящая тишина. Было слышно только тяжелое дыхание пациентки, да тихий писк какого-то медицинского прибора за стеной.
Внезапно девушка вздрогнула всем телом и выгнулась дугой. Её дыхание резко участилось. Грудь девушки под серой больничной рубашкой вздымалась и опадала так, будто ей не хватало воздуха. Она задергалась и замотала головой, пытаясь отделаться от мучительного наваждения. Было похоже, что она вновь, по-настоящему, переживает случившееся.
И вдруг она открыла глаза и уставилась на Чернова круглыми, широко раскрытыми глазами. Немая сцена продолжалась не больше секунды. Затем несчастная в неподдельном ужасе отпрянула назад, всем телом прижимаясь к стене, и дико закричала, переходя на истерический визг. В следующий момент она отключилась.
Дверь в палату распахнулась, и на пороге показался доктор, в белом медицинском халате, пытавшийся оторвать от себя ставшего чересчур бдительным прапорщика.
– Что тут у вас происходит? – возмущался он, преодолевая сопротивление охранника. – Что за крик?
– Ничего особенного, – Федоров развернул перед глазами врача удостоверение. – Пациентка сознание потеряла!
Он махнул рукой в сторону кровати.
– Немедленно покиньте помещение! – ужаснулся мужчина. – Я же категорически возражал против любых допросов до стабилизации состояния больной. Я буду жаловаться вашему начальству! Вы что, вы хотите лишить её последнего шанса на выздоровление?
– Успокойтесь, доктор! – вмешался Чернов, до того молча сидевший спиной к выходу. – Ей уже лучше.
Девушка пошевелилась и застонала.
– Уходите сейчас же! – зашипел врач, выталкивая мускулистых посетителей за дверь. – Мне нужно сделать укол.
– Да, да, уходим, – Чернов поднялся и кивнул своим. Те так же молча двинулись к выходу.
– Похоже, все серьезней, чем я думал, – задумчиво проронил он, проходя мимо Федорова.
Чернов выглядел обеспокоенным, однако в его глазах полковник успел заметить блеск, сродни тому, что бывает у охотников, учуявших добычу.
В тот же день он потребовал у Федорова предоставить его группе большое закрытое помещение на всю ночь и ни в коем случае их не беспокоить. Издерганный чудачествами Чернова, полковник только вздохнул, даже не пытаясь узнать у своего подопечного цель такой странной просьбы. Он примерно представлял, что тот ответит ему, и нарываться на очередную резкость ему совершенно не хотелось. Москвичам был найден спортзал в закрытом клубе «Динамо», которым Чернов, на удивление, остался совершенно удовлетворён. Пришедшую с утра на уборку техничку, открывшую спортзал своим ключом, едва не хватил удар от неожиданности, когда она увидела, как несколько мужчин сидят в потемках на полу, по-японски поджав колени, а в центре образовавшегося правильного круга восседает их предводитель, в совершенном неглиже. Когда тетка попятилась, крестясь и с грохотом опрокидывая пустое ведро, Чернов открыл глаза и дико заорал на весь спортивный комплекс:
– Я же просил нас не беспокоить!
Неизвестно, что несчастная женщина увидела в его взгляде, но когда её, спустя месяц, полуживую выпустили из психушки, она уволилась со своей, по-своему «непыльной» работы в органах, и ушла в монастырь.
