скачать книгу бесплатно
Третья вода
Олег Лемашов
Ты можешь не верить в существование демонов и тёмных сил, но они присутствуют в нашей жизни скрываясь под личинами пороков и человеческих грехов. Древнее зло разрушает человеческие судьбы в семье главного героя – Дмитрия, таясь в такой, увы распространённой слабости, как пристрастие к спиртному. Что это – одержимость, или иссушающая болезнь и есть ли выход из этого морока? И какова его цена?
Олег Лемашов
Третья вода
– Всё, дальше проехать не могу, извините, – сказал таксист, пожилой грузный мужчина с зарождающейся проплешиной на макушке. – Дороги нет совсем. А пешком тут недалёко, километра два, может, три. Если через лес, напрямки, и того короче будет. Я-то знаю, уже возил людей сюда.
– Да? – Дмитрий удивлённо вскинул брови.
– Да. Вы ведь к деду Петру? – спросил таксист и тут же сам ответил. – А к кому же ещё? Тут больше не к кому. Он последний из знатков. Их раньше немало было в наших краях. Нынче поумирали все, только дед Петро остался, последний.
– Как вы говорите, знатки?
– Знающие люди, значит. Так их называют. Знатки…
Рассчитавшись с таксистом, Дмитрий выбрался из салона старенького, скрипевшего всеми своими стальными рёбрами седана. Дороги и впрямь не было, ямы да колдобины, да ещё и заполненные грязной водой, видимо, ночью, здесь прошёл дождь.
С самого начала затея насчёт знахаря казалась Дмитрию бредовой, глядя на разворачивающееся такси, он испытал искушение плюнуть на всё и уехать обратно, пока есть возможность, но сдержался, потому что Люся искренне, с отчаяньем верила, что это шанс для их сына. Он обещал ей, что съездит к этому знахарю или экстрасенсу, или как его там. Проводив взглядом уезжающую машину, Дмитрий развернулся и пошёл по разбитой дороге в направлении, указанном водителем.
«Да тут и пешком-то пройти непросто», – подумал Дмитрий. Закинув сумку с вещами на плечо, он посмотрел на часы – девять утра.
Шагать вдоль разбитой колеи было приятно, хотя и не всегда удобно. После целой ночи в поезде, затем почти трёх часов в рейсовом автобусе до районного центра и, наконец, часа езды по трясучим просёлочным дорогам в такси, ноги сами просились пройтись по земле. Пока он шёл, поднявшееся довольно высоко солнце стало припекать. Дмитрий снял пиджак и закинул его на спину вместе с сумкой. По правую руку от дороги простиралось огромное непаханое поле, на котором ветер гонял зелёные волны из разнотравья. А слева вздымались ровные стволы густого соснового леса. Дорога, словно граница, разделяла эти два огромные противолежащие пространства.
Довольно быстро Дмитрий почувствовал усталость: когда тебе перевалило за пятьдесят, длительные прогулки по разбитой грунтовой дороге, к тому же местами скользкой из-за размокшей глины, уже не даются легко и непринуждённо.
К счастью, идти оказалось действительно не очень далеко, вскоре за поворотом лес оборвался и в низине показались дома небольшой деревеньки. Дмитрий остановился и оглядел открывшуюся ему панораму. Поселение вытянулось вдоль единственной улицы убогими и немногочисленными домишками. Покосившиеся деревянные избушки, почерневшие от времени стены и покрытые мхом крыши, телега без колеса у бревенчатого сарая, колодец, важно вышагивающие вдоль дороги гуси. Чуть далее за крайними домами виднелась река или озерцо. Ни машин, ни спутниковых тарелок, не было даже асфальта. Всё выглядело так, как могло быть и сто лет назад. Будто музей под открытым небом или декорации к историческому фильму.
Деревушка называлась Вежды. Где-то здесь живёт целитель, о котором Люся узнала от своей тётушки, а та – от каких-то знакомых. Восторженные отклики тётушкиных знакомых вселили в супругу надежду на выздоровление сына. Сам Дмитрий никаких иллюзий не питал. В памяти свежо было воспоминание о визите к одной такой деревенской целительнице, бойко собиравшей деньги с посетителей, в пропахшей кошачьей мочой избушке, примыкавшей к внушительному особняку.
Улица пустовала, и спросить где живёт дед Петро было не у кого. Дмитрий вздохнул и пошёл наугад. Вскоре ему повстречалась пожилая, неулыбчивая женщина, которая и указала дорогу.
Дом Петра Никодимовича оказался на противоположном конце деревни, у реки. Подойдя к воротам, Дмитрий увидел во дворе людей: несколько женщин и мальчик-подросток сидели на лавочках вдоль забора и ждали, когда их пригласят в дом. Оказалось, к целителю очередь.
Справившись, кто последний, Дмитрий развалился на лавке, откинувшись спиной на дощатый забор, и с наслаждением вытянул уставшие ноги. Старый огромный тополь укрывал лавки и сидящих людей прохладной тенью. Деловито жужжали пролетающие иногда пчёлы, а во дворе вышагивали куры, старательно выискивая что-то в пыли. Старый пёс дремал в тени яблони, положив крупную голову между лап на землю. Дмитрий не заметил, как задремал.
Он вновь очутился на просёлочной дороге, по которой пришёл сюда. Только теперь не надо было никуда идти, поскольку он знал, что ему надо быть здесь. В этом месте шёл дождь. Слепой дождь, при ярко сияющем солнце. Дмитрий с удивлением посмотрел на небо и увидел, что там вообще нет облаков, ни одной тучки! «Откуда же дождь?» – подумал он.
Но было ещё что-то очень странное в этом дожде, Дмитрий не сразу понял, что именно, пока не увидел, как сверкающие капли воды, такие красивые, словно маленькие хрустальные камешки, медленно поднимаются в небо. Отделяясь от луж, от зелёной травы, дождинки искрясь на солнце, взлетали вертикально вверх. Дмитрий улыбнулся и протянул руку ладонью вниз, и тотчас несколько капель упёрлись в неё и стали кататься, пытаясь найти выход, обтечь эту внезапно возникшую преграду на пути к небу.
«Вот ведь, – подумал Дмитрий, – такие маленькие, лёгонькие, а не удержишь, только на время можно задержать, а потом они всё равно улетят, как ни старайся».
Он перевернул ладонь, капли тотчас оторвались и, переливаясь разноцветными искорками, стали подниматься ввысь. Дмитрий проводил их взглядом, ощутив досаду, будто с ними улетает понимание чего-то важного. Чего-то, что он уже почти понял, но вот не успел, а капли улетали всё дальше…
Оглянувшись, он увидел в шагах пятидесяти от себя женщину, в свободной белой накидке, сидящую прямо на траве. Он не мог видеть её лица, поскольку женщина сидела спиной к нему, но сразу понял кто это. Он пошёл к ней, сперва несмело и не отрывая глаз – боясь, что сморгнёт, спугнёт этот прекрасный мираж. Затем смелее прибавил шаг, потом ещё и, наконец, перешёл на бег. Опустившись возле неё на траву, задыхающийся, разгорячённый бегом, как в детстве, он широко открытыми восторженными глазами заглянул ей в лицо: «Мама!»
Она улыбнулась ему в ответ, и было столько счастья и радости в её улыбке, в её смеющихся глазах, она словно светилась изнутри. Это сияние пролилось на него и сквозь него. Дмитрий с робкой улыбкой рассматривал маму, вглядывался в её облик. Она была такая молодая и красивая, на ней не было ни малейшего следа той изнурительной страшной болезни, которая забрала её много лет назад. Вспомнив о том, что мама умерла, он перестал улыбаться.
«Мам?» – позвал он.
Мама протянула руку и погладила его по голове, как когда-то давно в детстве. Пригладила непослушные вихры, теперь уже с пробивающейся сединой, но всё такие же упрямые. «Всё будет хорошо, сынок!»
Дмитрий проснулся и обвёл глазами двор. Вокруг всё так же неспешно копошились куры и жужжали пчёлы. Проведя рукой по лицу, он понял, что плакал во сне.
Из дома целителя вышли мальчик-подросток под руку с пожилой женщиной и направились к воротам. Дмитрий оглянулся: кроме него во дворе больше никого не было.
«Выходит, моя очередь», – подумал Дмитрий и поднялся с лавки.
Войдя в дом, Дмитрий оказался в полумраке, единственное в комнате окошко давало мало света, освещая только средину помещения, оставляя всё прочее пространство зыбким теням. Дмитрий ожидал увидеть во множестве образа и иконы, но ничего этого не было. Обычное убранство, простое, даже скромное. Большой стол у окна, стулья, старый диван у стены, над которым висела потемневшая от времени картина с морским пейзажем. В углу стоял огромный, кованый сундук, по всей видимости, старинный.
Дед Петро сидел за столом, положив на него руки; он встретил вошедшего прямым и открытым взглядом. Густая, но недлинная борода скрывала возраст, ему могло быть и пятьдесят, и семьдесят лет. Ясные, улыбчивые глаза, крепкие руки, знающие мужицкую работу, прямая осанка и добротный, могутный стан – весь облик деревенского знахаря источал спокойствие и уверенность скалы.
– Здравствуйте, Петр Никодимович, – Дмитрий оглядел знахаря: рубаха, брюки – всё обычное. Одежда мятая, неглаженая, но чистая. Никаких амулетов, камений и прочей шарлатанской атрибутики. Даже нательного крестика не видать, если и есть, то не на показ.
– И тебе не хворать, – отозвался старик, и указал на стул за столом напротив себя, – садись вон.
– Да, спасибо.
Дмитрий сел и замялся, не зная с чего начать. Старик пристукнул ладонью по столу:
– А может, чайку, дружок, попьём? А то умаялся я что-то. Людей сегодня много было, да и ты с дороги, видно, притомился. А за чаем и разговор потечёт.
– Я бы не отказался.
– Ну, вот и славно. Чай у меня целебный, с травками разными, тебе на пользу будет, мысли в порядок придут.
Дед Петро вышел куда-то и через минут пять вернулся с двумя большими кружками, над которыми поднимался ароматный парок. Может, возникшая пауза и доверительная атмосфера чаепития возымели действие, а может, и впрямь чудный густой напиток обладал удивительной силой, но смятение Дмитрия улеглось, будто отложил в сторону тёмный камушек с души. Даже дышать стало легче.
И Дмитрий рассказал свою историю. Старик слушал внимательно, изредка перебивая рассказ уточняющими вопросами. Один раз он остановил Дмитрия, сходил за чаем и, вернувшись с вновь наполненными кружками, велел продолжать. В полумраке комнаты, наполненной ароматом чая из неведомых трав, с пляшущими по углам тенями, рассказывать то, во что сам не очень-то веришь, было легче. Слова лились неспешным ручейком, просочившимся сквозь плотину внутренних сомнений, и по мере того, как продолжалась эта исповедь, Дмитрий чувствовал, как пустеет то место в душе, где поселилось и укоренилось горе.
Когда Дмитрий закончил рассказ, старик долго молчал, с полуприкрытыми глазами, словно прислушиваясь к чему-то, слышимому только ему одному. Дмитрий молчал тоже, прихлёбывая остывающий чай.
И всё же Дмитрий заговорил первый, стронув повисшую тишину:
– Знаете, честно говоря, я ведь не верю во всё это. Рассказываю как будто про кого-то другого. Иногда мне кажется, что я это надумал себе сам, что всё это просто привиделось. Я даже ехать сюда не хотел.
– Да, да, – старик кивнул, будто и не ожидая другого ответа, но тут же вскинул на Дмитрия взгляд из-под кустистых бровей:
– А ведь приехал сюда. Зачем, коли не веришь?
Дмитрий не ответил, лишь пожал плечами.
Старик смёл ладонью какие-то крошки со стола.
– Эх, дружок, ко мне ведь только такие и приходят. Когда уже все средства исчерпаны и надежды почти нет. Когда осталось уповать только на чудо. Да вот только чудес без веры-то не бывает, нет. Чудеса требуют усилий. Для одних воскрешение Христа – чудо, а для других – просто сказка, которой тешатся набожные старушки. Один в каждой растущей травинке видит чудесную волю божью, а другому любое чудо сотвори, он ему всё одно какое-нибудь удобное объяснение найдёт. Каждый волен сам выбирать. Вот и получается, что чудо зависит от нашего выбора, от наших усилий. Хотим ли мы, допускаем ли, что оно возможно в этом мире – чудо? Верим ли мы?
Старик поднялся со стула и, дойдя мелкими шагами до собачьей миски у порога, высыпал туда собранные со стола крошки. Потом вернулся, сел, посмотрел Дмитрию в глаза долгим испытывающим взглядом и сказал:
– Так что, сынок, чудеса требуют усилий. Иной раз думаешь: откуда силища такая у человека – захотел, и вот они существуют, боги и чудеса. А не захотел – вроде, как и нет их. И ведь действительно нет их, в его жизни…
Помолчав, старик добавил:
– Только вот зло на земле существует независимо от того, верим мы в него или нет. Вера… это больше нам надо… Зло в нашей вере не нуждается. Ладно, сейчас ещё чаю принесу.
Дмитрий неспешно пил густой тёмный чай, тянул по чуть-чуть, смакуя терпкий травяной напиток. Старик сидел молча, устремив невидящий взор куда-то далеко за пределы комнаты и вообще явленного мира. Дмитрий терпеливо ждал, когда он заговорит. Свет потускнел в окошке, или в глазах потемнело, только очертания предметов поплыли, стали нечёткими, колеблющимися, зыбкие тени по углам зашевелились. Доносившиеся с улицы звуки дня стихли, квохтанье кур во дворе, ленивый лай собак – всё это исчезло. Казалось, время тоже остановилось в ожидании. И когда тишина стала уже совсем давящей, а расползающиеся из углов тени уже грозили затопить всё вокруг, знахарь тихо вздохнул и заговорил. Голос его был слаб и прерывист, словно старик не мог отдышаться после тяжёлой ноши. Он рассказал, что может помочь, знает, как. Что придётся принять непростое решение.
И ещё он рассказал то, о чём Дмитрий утаил, но не оттого, что желал скрыть, а потому, что память сама затолкала эти воспоминания в самые дальние и тёмные закоулки. И образы прошлого хлынули, стронутые словами старого знатка, словно мутная застоявшаяся вода сквозь брешь в плотине.
