скачать книгу бесплатно
– А можно я тогда не пойду сегодня в дзюдо?– спросил он, стараясь приделать себе максимально невинный вид.
– Да по-любому!– махнул рукой отец и плюхнулся на диван, где до этого сидела опека.– Они ж всяко будут там вынюхивать теперь. Прикинь, у этой чувихи пацан утонул! Она, наверное, спорт ненавидит теперь. Так что нефиг тебе там рисоваться. Да и вообще больше не рисоваться. А то реально побьют.
Исполнено! Он все-таки добился своего. В течение нескольких лет Игорь изыскивал способы послать к чертям эту секцию. Изыскивал, тестировал, бывал пойман, получал по загривку, зализывал психологические раны и снова изыскивал. И вот, наконец, исполнено. Он одним выстрелом и родителей вытянул из ямы, и дзюдо припечатал.
– Я рада, что все счастливы,– произнесла мама мрачно.– И никто не подумал, что мы будем говорить дальше. – Она уставилась на отца.– Что мы будем говорить дальше? Раньше мы на секцию списывали, а теперь? На хулиганов? Не многовато ли хулиганов будет?
– Так может Петров этот…– начал было отец и замолк.
Они смотрели друг на друга. Родители смотрели друг на друга. Сейчас между ними происходил некий обмен репликами, которых Игорь не слышал. Он отвернулся. Он не хотел «слышать», не хотел разгадывать эту ментальную морзянку. Он не хотел видеть озадаченность на лице отца, напряженную отстраненность на лице мамы; не хотел быть участником немых разговоров, не хотел быть участником чего-то, что крылось за немыми разговорами.
Но он был. Каким-то участником он был. И не каким-то участником, а самым что ни на есть ролевым. Потому как немые разговоры касались его ночных разведывательных вылазок. До первого угла. А после – бряк, конец разведчику.
Игорь Мещеряков был молчальником, инфантилой, ненавистником дзюдо и школьных занятий, ночным нетопырем, но он никогда не был тупым. Хоть окружение зачастую и считало его тупым. Он давно подозревал, что родители не все ему рассказывают. И за его недугом кроется страшная тайна.
Раньше ему, вдохновленному произведениями Дюма, нравилось видеть за этим какую-то семейную тайну. Быть может, корнями уходящую в прошлое на несколько поколений. Этакое родовое древо ходунов-во-сне-и-хрясь-потом-мордой-о-пол. Или он, Игорь, вообще усыновленный. А его родители – не его родители. Ведь куча признаков громоздилась в углу с табличкой «за», и почти шиш – в противоположном. Был он какой-то «не наш», этот Игорь, он и сам это понимал. И вот он жил, потомок рода проклятых, обреченных ходить во сне, – жил в детдоме, откуда его в раннем возрасте взяли отец с матерью. А теперь он начал чудить, и они думают: может, назад его сбагрить, пока не поздно?
Все это, разумеется, сказки. Ему нравилось так думать. Но на самом деле такими мыслями он пытался не дать себе думать о другом. Что если это отчуждение, возникшее на их лицах, – и не отчуждение вовсе, а страх? И не страх перед опекой, а страх – перед ним! Перед ним, Игорем – сыном, школьником и бывшим недоделанным дзюдоистом! Ведь то, что он думал про Петрова, применимо и к нему самому: он знает подробности о своих приступах только со слов родителей. Лично он знает только то, что периодически просыпается по утрам с фингалом, или опухшим ухом, или болью в боку, или в затылке, или в локте. То, что он ходит во сне, а потом падает, он узнал от родителей.
Что если он не только ходит во сне, а потом падает? Но родители щадят его и не рассказывают большего. Или боятся рассказывать. Боятся, как того пацана из фильма «Сомния», у которого сны оживали. Вряд ли Игорь что-то там оживляет, кроме собственной фантазии и мужского достоинства, но… что если он буянит? Барагозит не по-детски? Кидается на родителей? Царапает стены? Ходит по потолку? Читает наизусть «Майн Кампф»? В общем, ведет себя стопроцентным клиентом экзорцистов. И именно поэтому родители боятся огласки, потому что тогда вылезет на поверхность вся правда.
Но хуже всего было думать, что родители каким-то образом знают о Кабе. О Кабе и о Сделках. Сделках с Кабой, сделках со своей совестью и – о жестокой плате за эти сделки.
Пользуясь моментом, когда родители увлеклись своими телепатическими играми, Игорь улизнул в свою комнату. Со всеми этими стрессами он даже толком не порадовался тому, что вот так влегкую, в один момент, он скинул многолетнее бремя. Слишком много гнетущих мыслей и без дзюдо.
Что ж, когда в мире столько непонятного, и настроение швах,– читай книги. В любой непонятной ситуации – читай книги, и не прогадаешь. К тому же вечер неожиданно освободился, а до конца каникул – еще целый месяц. Игорь включил ридер, свернулся на диване перед окном и погрузился в чтение.
Ближе к рассвету настроение Игоря значительно улучшилось.
Глава 5. У Петрова-2.
– Сегодня давай без напрягов, Игорь. Пообщаемся. Возьмем отвлеченные темы. Мы друг друга не знаем, давай завязывать знакомство. Просто поговорим.
Игорь сидел в кабинете Петрова и проходил сеанс психотерапии. Или как еще называется сей грустный процесс, Игорь толком и не знал. Сегодня он сидел в кресле напротив стола. Оно располагало, это кресло. Ко сну, например. Или почитать что-нибудь, а потом поспать. Или подумать о будущем, глядя в окно на детскую игровую площадку. А потом еще поспать. К отвлеченным темам оно не располагало, на взгляд Игоря: слишком мягкое. Но Петрову виднее. Радовало, что Игорь занимал позицию вполоборота. Это избавляло его от созерцания хозяина кабинета и его канареечной символики в виде галстука.
Перед тем, как приступить к говорильне, Петров попросил Игоря заполнить анкету, вручив ему доску-планшет с зажимом. Игорь мельком пробежался по вопросам, открепил лист, перевернул, пробежался по другой стороне. Вздохнул. Взял ручку, сосредоточился на заполнении. Он добросовестно заполнил все пункты и вернул планшет. Отметил, как психотерапевт положил телефон на край стола, ближе к Игорю. По-любому диктофон включил. Ок, анкету Игорь заполнил. Какие дальше игры? Будем решать задачки по логике? Или проходить богомерзкие иностранные тесты?
Однако Петров его удивил. Он сказал:
– Я начну с себя. Я Петров, Виктор Петрович. Я старший в семье, моя сестра была младше меня на семь лет. Она умерла, когда ей было 26, а мне 33. В 20 лет я женился, через два года у меня родился ребенок. Он тоже умер. Какая-то детская болезнь, он умер во сне. Толком никто не определил. Так бывает, это называется «детской смертностью». Я начал пить, мы с женой развелись. После развода я стал пить больше. Потом попал в больницу, едва выжил. Только там я осознал, что практически не помню несколько лет своей жизни. При этом я продолжал ходить на работу и как-то справляться с обязанностями, и меня даже не поймали с поличным. Но все это делалось подшофе и как в тумане. – Он невесело улыбнулся. Игорь напряженно хмурился в окно.– Так получилось случайно, что друзья пригласили меня с собой в Индию. Я согласился автоматом. Что мне было терять? Несколько недель я жил в ашраме, это такая индийская коммуна. А когда вернулся, я точно знал, чем хочу заниматься. Вернее, скажем так, я этого хотел и раньше, всегда хотел. Просто теперь стал готов.
Он сказал:
– Я много думал в Индии… Я хочу верить, что мне открылась истина. Смерть моего сына можно было предупредить. Любую смерть можно предупредить. Любой несчастный случай. «Ванговать», как сейчас говорят. Все события в будущем – это результат наших сегодняшних поступков и мыслей. И если быть внимательным, можно вроде как застраховать будущее. Даже изменить его. Я не был внимательным, и случилась трагедия. Для меня мой сын был обычным младенцем. Как все. Но он не был как все. Что-то подступало к нему изнутри. И нужно было просто приглядеться, просто быть чаще рядом, просто быть внимательнее. Я мог заметить знаки. Но жизнь вокруг такова, что зачастую это очень трудно сделать.
Он сказал:
– Я стал учиться этому. Помогать другим. Я учился, работал на двух работах. Я вдруг понял, что мне не нужно свое «я». Я много лет жил и отстаивал свое «я», мне это ничего не дало. И сейчас я счастлив, что растворяю свое «я» в других. В таких, как ты, Игорь, в ваших проблемах. И живу я давно не собой, я живу вами. Я хорошо знаю свой предмет. Знаешь ли ты свой так же хорошо?
Фигасе, кто у кого на приеме, интересно?! Игорь сидел и тихо изумлялся. Только с виду оставался каменным. Да и синяк не позволял разглядеть его истинные эмоции, хоть тот и начал выцветать, – но Игорь все равно ходил по улицам в темных очках.
– Какой предмет?– пробормотал Игорь.
– Твой предмет – это ты,– улыбнулся тот.– Вернее, с сегодняшнего дня это наш с тобой общий предмет. И будет таковым оставаться, пока мы не расковыряем твои проблемы.
Игорю стало так любопытно, что он не сдержался.
– А вы не женились потом? Еще раз?
– Нет, Игорь. Не женился. И детей больше нет. И не будет. Я просто не решусь уже. Потому что знаю, как может быть, понимаешь?
Игорь кивнул. Он понимал. Страх. Игорь Мещеряков знал, что такое страх.
– Но перейдем все-таки к тебе. Что любишь, чем живешь? Музыку, фильмы? Как насчет фильмов? Трансформеры? Люди Икс? Хранители?
Игорь ухмыльнулся, но взгляд от окна не оторвал.
– Смотрел.
– Часто смотришь?
– Не особо. Иногда смотрю.
– Один?
– С папой иногда. Когда у него время есть.
– А мама?
– Мама не смотрит.
Тебе бы в суде выступать, иронично подумал Петров.
– Что насчет компьютерных игр?
– Играл когда-то. Дум, Халф-Лайф, Биошок и типа того.
– Стрелялки?
– Угу, они.
– А потом? Перестал играть?
– Ну как… Неинтересно стало…– Игорь подумал.– Даже не то что неинтересно… Скучно. По сути одно и то же.
– Группы в интернете? Двач, Нульчан?
– Двач умер,– удивился Игорь. Потом пожал плечами.– Не… На Фишки захожу, На Пикабу. Старый Лурк читаю иногда. Вконтакте есть.
– Твои родители говорили, ты спортом увлекаешься?– заметил Петров.
Игорь нахохлился и зыркнул исподлобья.
– Нет уже,– буркнул он, отметая мысленно белые кимоно и лесных орлов.– Бросил.
– Взял да бросил?– удивился Петров.
– Типа того.– Игорь говорил неприязненно.– Мне не особо нравилось. Родители просто заставляли.
– Теперь перестали заставлять?
– Типа того. Уговорил.
Что ж, пока все звучит весьма логично.
– А что вообще насчет спорта? Физкультура в школе тебе тоже не нравится?
– Да нет, нормально,– хмыкнул Игорь.– Бегаю только плохо, дыхалка слабая.– Он подумал и добавил:– Очень люблю плавать.
– Так тебе надо сказать родителям об этом! Пусть запишут тебя в бассейн.
Игорь опять нахохлился и угрюмо покосился. Не на него – на галстук. Потом молча залип на окно. Уже интереснее. Похоже, это пока закрытая тема, углубляться Игорь не намерен. По крайней мере, на первых порах. Инетересно, проблема в спорте, или проблема в «сказать об этом родителям»? Это важно.
– Как насчет книг?– переключился Петров.
– Читать люблю,– тут же откликнулся Игорь.
– Супер! – Петров привык, что среди современных цифровых детей процент читающих резко уменьшается. Они смотрят фильмы и интернеты. Изначально он полагал, что Игорь из их числа, и был приятно удивлен. Его родители, судя по наружности, ухваткам и развитости речи, осилят детективчик, но «Война и мир» перекосит им мозги и ввергнет в депрессию. – Много читаешь?
Игорь кивнул.
– Есть любимая книга?
– Не-а…– Игорь смешался. Петров улыбнулся. Вопрос с подвохом, ему хотелось увидеть реакцию. Для иных деятелей и страничка беллетристики выглядит энциклопедией. Прочитав однажды в поезде от нечего делать высер масскульта, такие персонажи до конца жизни видят в зеркале интеллектуала. Разумеется, у книгоманов нет любимой книги. Либо это будет развернутый список до соседней звезды.
– А что запомнилось из последнего?
– Крабат,– ответил Игорь.
Ну, понятно. Читает он. Сказки читает. Впрочем, «Крабат» не кажется сказкой для малышей, так что судить рано. Петров книгу не читал, только фильм смотрел. Уснул под него.
– Чем понравилась?
Игорь секунду подумал.
– Атмосферой.
– Понимаю. Тогда такой вопрос. Чем конкретно тебя привлекает литература? Что ты вообще думаешь о литературе, какое она имеет значение в обществе? Ты думал об этом? Что можешь сказать?
– А что нужно сказать?– Игорь, кажется, даже испугался.
– Твои друзья много читают?
– У меня их нет…
– Почему-то меня это не удивляет.– Петров добродушно хмыкнул.– Ну хорошо, твои сверстники. Одноклассники. Они много читают?
– Не знай…
И он не знал! Воистину! Он не интересовался, чем заняты другие. Он не обращал внимания на людей, старался даже не смотреть в их сторону, потому что взгляды – они тоже разные. Иной раз и взгляд может быть легкой формой докапывания. А он не хотел быть докапывальщиком. Хуже, чем проиграть дракону,– самому стать драконом. Да, он перегибал палку в своем напускном равнодушии, но золотой середины Игорь не видел, и уж лучше перегнуть, чем проснуться однажды утром, и обнаружить, что ты сгнил изнутри.
Петров ничего не знал о теории докапывальщиков (ну, может, узнает еще). Он бы эту теорию отверг. Игорь напридумывал себе, книжки же читает, фантазии палата. Истина проще: люди ему неинтересны. А он неинтересен им, людям. Они на разных волнах. Возможно, вообще в разных водоемах.
Поразмыслив, Игорь добавил:
– Мне кажется – нет. Не много.
– Вот поэтому мне и интересно твое мнение,– подхватил Петров.– В чем ты видишь силу литературы?
– Ну… Книги учат думать,– брякнул Игорь.– Писать правильно. Много историй, можно чему-нибудь научиться. Какой-то опыт почерпнуть.
– Ты говоришь, как голосовой помощник! – рассмеялся Петров. Игорь машинально насупился, а потом смекнул, что это не издевка, и тоже ухмыльнулся за компанию. Как бы то ни было, Петров его раскусил.– Кто так говорит? Учитель по литературе?
– Ну… Он тоже говорит.– Игорь крякнул и покачал головой.– Все вообще говорят. Я имею в виду взрослые.
– А потом выясняется, что советчики и книгу в руках не держали,– подхватил Петров.– Надеюсь, твой учитель не в счет. Пятерка тебе, Игорь, за примазывание, двойка – за собственное мнение. Я тебя хочу услышать. Не повторение чьих-то слов, а то, что думает Игорь Мещеряков.
Игорь поерзал. Неиспользуемые годами шестерни заскрипели; он не привык к таким вопросам. Он отработал защитную реакцию, довел ее до автоматизма. Обычно он уклонялся или отмалчивался в ответ. Вопросы служат уловкой, отвлекающим маневром, ловушкой для простаков. Это охота докапывальщиков всех мастей. Любой вопрос такого рода – это сигнал охотничьего рожка, от которого свободные звери должны ссаться кипятком. Стоит открыть свои мысли, свой разум – и туда польются помои со всех сторон. Стоит открыть сердце – и в него полетят пики и копья. Больше всего докапывальщики ненавидят открытые сердца. Их они раздирают на части.
Игорь на всякий случай стрельнул глазами в сторону Петрова. В обход галстука. Увиденное его немного расслабило. Вроде бы тот настроен слушать, и на лице – действительно интерес. Оставалось надеяться, что тот не прячет за спиной томагавк. Игорь прочистил горло.
– Я бы вообще исключил литературу из школьной программы. Я бы сделал ее хобби, а еще лучше – закрыл бы под замок. Ну типа как в Ватикане хранят свитки, и доступ туда только избранным; я бы все книги запихнул в Ватикан, и пускай там лежат себе.
– Вот так раз!– присвистнул Петров. – Тоталитаризм какой-то получается. И чем же тебе так книги не угодили, с чего такая реакция?
– Бесит, что неправильные вещи выдают за правильные. И пишут, как будто так и надо. Но в реальности совсем не так, а люди читают и верят, а потом жестоко обламываются.
– Очень интересно,– сказал Петров, не будучи уверенным в этом.– Но слишком размыто. Можешь пример привести?
– Ага, Тим Талер,– выдал Игорь.
– Это кто?
– Это книга такая, по ней даже фильм в СССР сняли. «Проданный смех» называется. Не смотрели? Может, читали?
– Не смотрел и не читал,– признался Петров.– Но не суть. Что же там неправильного?
– Ну вот, Тим Талер. Это мальчик из бедной семьи. У него был самый лучший смех, очень заразительный и радостный. Потом пришел колдун и купил у него смех. Задорого. Тим Талер стал богатым, но не смог больше смеяться. Даже улыбнуться не мог. Он стал несчастным, понял, что ошибся, и захотел вернуть свой смех. Потом он пытается снова найти колдуна, ему помогают друзья и все такое. В конце они перехитрили колдуна и вернули Тиму Талеру его смех.
