Братья Александр и Николай Первые

скачать книгу бесплатно

Братья Александр и Николай Первые
Олег Алифанов

Через голову цесаревича Константина Александр договорился с Николаем о передаче власти в форме военного путча, имитирующего свержение Константина, что было необходимо для освобождения Николая от всех неписанных обязательств, которые обязан был исполнить законный наследник престола. Николай получил время на завершение реформы управления: создания национальной администрации нового национального государства.

Братья Александр и Николай Первые

Олег Алифанов

© Олег Алифанов, 2023

ISBN 978-5-0059-9254-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Вообще, братьев Первых было трое: Александр, Константин и Николай. Все трое в разное время были императорами. Константину не повезло. Он оказался в середине. Ему сделали «коробочку».

Я покажу, как, а, главное, почему два брата устранили третьего. Хотя, сама фигура Константина интересна лишь в незначительной степени – устранили, так устранили, не он первый, не он и последний, хотя он успел побыть К. Первым. Занятны, но не слишком важны и обстоятельства устранения. Зато очень важны и интересны причины, стоящие за этим: как внешние, так и сгенерированные самими двумя крайними братьями.

Нередко (да почти всегда) общее время Первых делят на два: александровское и николаевское. Парадоксы начинаются сразу. Самый общий анализ даёт возгонку к единственной первопричине: судьбе Пушкина. Александр тёзку «посадил», а Николай мгновенно возвысил. Одновременно, Александр был реформатор, а Николай реакционер. Вот как.

Эта наше-всё-аберрация (подспудно) способствовала тому, что некоторые ключевые события эпохи правления Первых интерпретируются крайне неполно и противоречиво. А генеральной ошибкой является рассмотрение «эпох» Александра и Николая раздельно. На самом деле, николаевская политика это прямое продолжение дела Александра и, вероятно, при прямом (на ранней стадии) его участии.

Вот эти события-парадоксы. Ко всем пунктам надо добавлять слово «странный» или «неожиданный», его и добавляют; ещё любят слово «загадочный». Но можно показать, что при нормальной логике и одном-единственном допущении все странности исчезают.

• Поворот Александра от либерализма – к консерватизму

• Призыв – отстранение – возвращение Сперанского

• Русско-английский – русско-французский – русско-английский союзы

• Долгие войны с Турцией и Персией – молниеносные войны с Турцией и Персией

• Покровительство тайным обществам – гласный указ о запрете

• Антирусская – антианглийская доктрина Монро

• Греческое дело: за, против и снова – за

• Обещание Константину Польши – и полный отказ

• Призыв Библейского Общества – и его роспуск

• Смерть – или уход Александра от власти

• Путч – контрпутч 1825 («Восстание декабристов»)

• Царь Николай – царь Константин – царь Николай

• Священный Союз: целостность монархий – и право наций

• Кодификация законов Александром – и Николаем

• Турция – враг и Турция – союзник

• Реформа администрации Александра – Николая

Объясняется это переменчивостью и влияемостью Александра. Всю жизнь, как дитя: то на него влиял Лагарп, то Сперанский, то Аракчеев, Голицын, Фотий, Наполеон, Меттерних, Каслри, Талейран… А слабый Александр всем поддавался и подыгрывал. Но как-то само собой «волею вещей» оказался в Париже, сам занял первенствующее положение в мире, а страну вывел на второе место на 40 лет, чего не было ни до – ни после.

Эпоха Александра на 80% совпадает с эпохой Наполеона.

Наполеон принял свою страну на втором месте, и, идя от победы к победе, оставил за пределами клуба великих держав. Александр, проведший жизнь в метаниях и военных поражениях, поднял свою с пятого места на второе. Наполеон был первым человеком в мире, а закончил в ссылке, и место жительства ему определили другие. Александр стал на первое место и сам выбирал, когда и как ему с него сойти. И это не только в эпоху блестящих мундиров, но и великих «пиджаков». Как так? А так. «Волею вещей».

Вот эту «волю вещей» и разберу. Разберу в хорошем александровском строевом темпе 3:2, так чтобы книгу можно было прочесть за один вечер. Но если кто ожидает академического изложения – вам не сюда.

Начну с главного: с вывода, чтобы после перейти к предпосылкам и доказательствам. Этот вывод единственный увязывает имеющиеся факты, развязывая «странные» узлы. Итак:

Через голову цесаревича Константина Александр договорился с Николаем о передаче ему власти. Это прямо нарушало закон о престолонаследии, но именно в такой форме было необходимо Александру для фиксации достигнутых результатов и освобождения Николая от всех неписанных обязательств, данных Александром, и которые обязан был бы исполнить законный наследник престола (любой). То есть, просто поменять закон – не годилось. Нужно было продемонстрировать вопиющее беззаконие. Зато Николай получал время на завершение реформы государственного управления. После «смерти» Александра был разыгран государственный переворот (отстранение Константина), развязавший Николаю руки, а Александр, вероятно, ещё некоторое время осуществлял кураторство своих проектов и помогал неопытному Николаю, которого слишком мало готовили к управлению государством в целом.

Всё это было необходимо Александру и Николаю для создания национального государства и национальной администрации. Одному это было не под силу – процесс слишком долгий, а Константин на роль продолжателя дела совершенно не годился – не про то человек. Процесс создания государства с новым типом управления не мог, конечно, встретить благожелательного отношения со стороны соперников. Для выигрыша времени и маскировки действительно важной реформы Александр использовал годы альянса с Англией и Священный Союз.

За всеми событиями стоит сначала скрытая, а потом явная борьба между Британией и Россией (а не борьба России с Францией). После низложения Франции с места мирового лидера, она откатилась в ряд примерно равных держав (сначала на 2-е, а после на 5 место), за Австрию и Пруссию. Россия к Венскому конгрессу вышла на твёрдое второе место (никогда до и никогда после) с большим отрывом от третьего и с ощутимым от первого. Лафа закончилась через 40 лет.

Чуть назад

В 1776 году французское королевство спровоцировало американский мятеж, поддержав сепаратистов флотом и армией (военных «советников») и добилось выгодного для себя Парижского мира (там было несколько договоров, например, редко упоминаемый договор между Британией и Францией). Дееспособный тогда ещё Георг III отправил на саммит к Бенджамину Франклину, изобретателю железного штыря, его друга, такого же учёного масона, изобретателя железного занавеса Гартли – оба всю жизнь играли с огнём и потому неудивительно, что следующий «ЖЗ» изобрёл Черчилль. Англичанин перед тем прославился поджогом королевской семьи, якобы он пригласил их в специальный дом и подпалил его, но изобретённые им перегородки спасли августейших особ (вероятно, легенда).

Французы ликовали недолго. Месть осуществилась во время Великой Французской Революции (ВФР), одной из причин которой британские историки остроумно стали называть финансовый кризис, якобы порождённый долгами от войны в Америке, что чушь, ибо долговые проблемы государства сами по себе никогда не ведут к революции[1 - Поражает то, что на этой версии спекулируют и сегодня, хотя давно известно, что из Американской войны все без исключения участники вылезли с громадными долгами, и как раз Британия возглавляла парад нищебродов. Но революции там что-то не случилось.]. В деле революции вообще ничего само собой не бывает: необходимы персональные интересанты, например, герцоги Орлеанские. ВФР – это, на самом деле, череда перетекающих друг в друга переворотов, одним из которых был чисто террористический. Кордельеры, якобинцы и т. п. – прямые агенты Британии, без стеснения финансировавшиеся с острова – французскую королевскую семью казнили. Такой английский юмор: подожгли – но не спасли («помни о Гартли!»)[2 - О ВФР говорится, как о гражданской войне на фоне войны внешней. На самом деле, это одна война, в существенном смысле, калька «американской революции», со множеством одних и тех же лиц. О прямом участии Британии в ВФР говорится всегда вскользь, так же, как и прямом участии Франции в Американской революции. По сути же, ВФР – это завершение столетней (с перерывами) англо-французской войны за мировое лидерство, шедшей весь XVIII век. Эта тема будет не раз подробнее отражаться в книге.]

Конечно, убить монарха было недостаточно, следовало уничтожить интеллектуальный правящий слой, с чем террористы справились блестяще. Поняв, насколько эффективнее падение чужого государства, чем рост своего, Британия пожелала распространить опыт разрушения государственного механизма и на прочих конкурентов. Сама по себе Россия, конечно, никакой угрозы Англии ещё не представляла, а лишь только как союзник Франции. И вскоре при явной поддержке Англии был убит переметнувшийся к Франции Павел. Операция прошла настолько успешно, что у всего мира возникло впечатление, что наследник Александр в ней участвовал.

Казалось бы, метод найден (его нашли французы) и прекрасно себя показал. Он опирался на механизм масонских лож (то есть агентов влияния на средне-высокий уровень управления чужой страны). Для сепаратистов американской революции, например, в 1776 «Великий Восток Франции» вычленил специальную ложу «Девять сестёр», куда входили Бенджамин Франклин, Джон Пол Джонс и многие другие знаменитости, для понта – Вольтер. Впоследствии, в отсутствии конкуренции «Великого Востока» англичане метод модифицировали в сторону удешевления. Если французы хотя бы символически подчёркивали идею главенства высокой культуры (девять сестёр – это девять муз), то англичане в культуре как раз играли на понижение: культура вся была французской. В ногу с борьбой за мир по миру маршировало пугало шекспиризации.

Но Александр этому методу влияния на собственных подданных воспротивился и изобрёл масштабное противоядие, реализованное им на пару с Николаем. Это – национальная администрация.

Тут надо ясно понять, что национальная администрация – контрапункт всего правления Александра, изобретение всемирно-исторического значения и революция в деле построения национальных государств.

Революция, – а прошла так гладко, что историки её просто не заметили.

В России английское влияние (его называли «французской заразой», но это не должно обескураживать: в этих делах всегда так) в существенной степени купировала ещё Екатерина, и, воспользовавшись ослаблением Франции, усилила влияние России, – однако хватило лишь на то, чтобы её страна стала рассматриваться в числе одной из великих держав (с совещательным голосом). Первичное признание этого произошло во время неформального турне Екатерины и императора Иосифа II в недавно присоединённую Тавриду. (Но, вот, например, Пильницкая декларация обошлась без России. И Людовика XVIII комически долго уговаривали прислать Екатерине просьбу о его признании, уже после того, как признание поспешили выдать.)

Никаким либеральным реформатором Александр, конечно, не был. Ни одна крупная реформа, например, земельная, не была возможна из-за общего невысокого культурного уровня – всех сословий. Александр содержал «негласный комитет» в декоративных и декларативных целях. Даже само название Комитета было декоративным: «негласный», а все знали. Занимался он совершенно разнородной чепухой, уровень был юношеский. Он состоял из противоречивых персонажей, единых только в англомании («хотим, чтобы как у взрослых, то есть сесть лордами в русский парламент»). Комитет был необходим молодому Александру для демонстрации возможности конституционализации России и пропаганды лично себя в различных группировках, откуда проистекали комитетчики. Это был вдобавок явный кивок в сторону Англии после ВФР, точнее, после спровоцированного и оплаченного Британией якобинского переворота. Александр говорил (как бы негласно, но так, чтобы до всех донеслось): вот завтра конституция, а потом парламент, а потом совсем уйду – кто хочешь заходи, что хочешь бери. Но… надо только чуть подождать, вот, целый комитет работает. Развил такую бурную пропаганду либерализма, что ввёл в заблуждение не англичан даже – историков!

После прихода к власти он стал (обязан был стать) каждой бочке затычка. «Конституцию пишете? И я с вами!» «Богу молитесь? И я буду!» «Цареубийство готовите? И я Брут!» Разумеется, это было византийство (то есть типовое западное европейство, упакованное Лагарпом в обёртку мифического восточного), – имитация, хождение галсами. На самом деле никто в России, включая Петра не был столь абсолютным правителем, как Александр.

Часто приходится читать о монархах: «Некий №N сделал то-то» и при этом понимать, что высказывание о личном участии сильно преувеличено, правильнее читать: «при правлении такого-то было сделано…» Но в случае Александра можно смело говорить о его личной воле и личном же интересе: во-первых, чтобы не убили, во-вторых… достаточно «во-первых».

Но и во-вторых вскоре появилось: вывести свою державу в мировые лидеры. И это, как я покажу дальше, вовсе не прихоть гордого и избалованного человека, угодившего во власть «волею вещей», а государственная необходимость. «При мне как при бабушке». Только на сей раз – на самом деле. Отличие от бабушки было одно, но принципиальное. У неё своё царство появилось лишь с присоединением огромной массы восточных, южных и западных земель, – а до этого она была узурпаторшей земель чужих. А внук узурпаторши Александр был царём законным! Такой монархический парадокс. «Заиграно». Разумеется, барьеры степеней свободы при этом никуда не делись, и власть царя по-прежнему была ограничена цареубийством. Не случайно он вёл дела лично, особенно дела внешней политики. (А совсем особенно – внутренней.) В числе главных дипломатов своего времени (Меттерних, Талейран, Каслри) он не стоит только потому, что неудобно: царь. Россию на второе место – ценой минимально возможных в таких случаях жертв и потрясений – вывел лично. Попеременно используя им разгромленные, униженные и спасённые державы. Даже в Париж был внесён на плечах «союзников». И ладно бы один раз – так дважды!

Помимо цареубийства ограничителем Александра было время: первые 15 лет человек действовал в условиях жёсткого цейтнота европейской войны. Предпринимать стратегические проекты он мог с большим трудом. Большая стратегия началась в Вене. С Венского Конгресса я бы с удовольствием ввёл для Александра титул «Большой А». Без номеров и присвистов «великий».

В начале его правления Россия находилась в двусмысленном положении: культурно французская (соотношение английского и французского у Пушкина 1:3), в торговле она была привязана к Британии (торговое сальдо с Францией было всегда отрицательным). Это порождало множество дипломатических комбинаций как со знаком плюс, так и минус. Внутри страны было то же самое: сильная английская партия экспортёров противостояла условной партии импортёров (Румянцев и пр.) Этот когнитивный диссонанс Александр разруливал вручную, зато научился сам выстраивать неразрешимые противоречия для других.

Не Александр, а ещё Павел затеял Большую Игру, но, взявшись за дело слишком ретиво, быстро проиграл. Начал атаку по флангам (не только индийский поход, главное – Средиземноморье и – Мальта) и пропустил хук табакеркой. Александр перевёл бокс во французские шахматы, причём благодаря личному дипломатическому гению умел делать три хода за два противников. В обеспечение лишних ходов выдавал дипломатические же векселя, которые никогда не оплачивал. Примером является блестяще проведённое (и оконченное Николаем) «дело Греции».

Что касается Большой Игры, то агрессором выступала именно Россия, как страна более молодая и атакующая мир. Штука в том, что Англия сама была лишь немного старше и тоже ещё атаковала мир (если бы она была столь же старой, как и Рим, к которому она себя усиленно притягивает, то, скорее всего, её бы уже просто не было: с тех времён государств не сохранилось, не осталось и культур, разве что «Возрождённые», то есть привитые к сухому древу).

Ну и последнее: никаких, конечно, всамделишных тайных обществ в России не существовало (их вообще нигде не было, т. к. организовываются такие вещи сверху). Не случайно на ор недалёкого Фотия «в твоих университетах всё готово для революции» Голицын визжал: «что я могу поделать, царь сам того хотел!» А понимать было нечего: Александр делал противоположные вещи умышленно: занять беготней всех – и революционеров и консерваторов – держи друзей близко, а врагов ещё ближе. И каждый по отдельности видел в нём верного сподвижника: Фотий, Голицын, Аракчеев, Сперанский… Все тайные общества полностью контролировались Александром, более того, он сам их и создавал, утилизируя протестных дураков, сидевших на своих имениях только благодаря самодержавию и не понимавших, что пилят сук, на котором сидят.

Что происходило в Европе

Нужно ясно отдавать себе отчёт в том, что:

1. Александр получил власть посередине мировой войны.

2. Во время войны произошёл государственный переворот.

3. Россия воевала за свой интерес.

Эти тезисы, увы, нуждаются в разъяснении.

1. Стандартная модель крайне странно изображает войну 1792 – 1815. Её разбивают на две крупные части и множество мелких (коалиции, кампании). В многочисленных перерывах, вроде как, был мир. Делается это для того, чтобы скрыть единую мировую метавойну с крайне несимпатичными целями и средствами. Отсюда и терминология, с разных сторон: «интервенция», «революционные войны», «узурпатор», «борьба за свободу Европы»… А это был критический момент – смена мировых лидеров. Государства, проигравшие тогда борьбу за лидерство и вице-лидерство, впоследствии, хотя и поднимались на короткое время ценой неимоверных усилий и рисков авантюристической политики, пали и вышли из игры.

Суть войны всех контрреволюционных и антинаполеоновских коалиций: борьба континентальных союзников за второе место после падения Франции с пьедестала в результате ВФР. Слабо понимается также регулирующая роль Англии в том, чтобы на втором месте не оказалось вообще никого (Каслри, например, добивался приращения Пруссии, дабы подровнять её силу к Франции, Австрии и России). Считается, что многочисленные войны вели недалёкие европейские монархи и генералы против гения «всё-в-одном» Наполеона – и четверо против одного (если считать по крупному, без курфюрстов и швеций) не могли одолеть его 15 лет (а до того ещё 8 лет без толку мяли Францию донаполеоновскую). Постоянно заявляется о неких противоречиях у союзников, при этом прямо не говорится о главном. На самом деле, в войнах, где жертва намечена, согласована и уже всем очевидна, происходит другое: псевдовойна внутри коалиции победителей – жёсткая игра на вышибание лишних, чтобы с ними не пришлось делиться результатами общей победы, при этом, желательно использовать будущего лишнего в качестве расходного материала. Совершенно то же самое происходило и в 1-й и во 2-й мировых войнах (это тоже единая война с перемирием).[3 - Это выходит за рамки книги, поэтому пусть будет за рамками. Гений Александра становится очевиден, стоит только понять, как он растолкал всех конкурентов и сумел заставить считаться со своей страной мирового лидера Англию, которая вообще в войне не особенно участвовала – получила своё раньше. То есть он выиграл не только войну главную, с Наполеоном, но и самую главную – против добрых самаритян Пруссии, Австрии и, в существенной степени, Англии, которой не удалось добиться второй цели – уравнять претендентов на дальних подступах к себе. При этом заставил воевать Пруссию/Австрию. В 1МВ сердечные союзники Россию из числа победителей просто вышибли пинком, во 2МВ, в общем, тоже, и только ценой гигантских жертв СССР удалось поучаствовать в разделе мира, примерно на равных правах с «сопротивлявшейся» Францией, но безо всякой пользы для послевоенной жизни народа-победителя.] Наполеон же понимал это прекрасно, потому хладнокровно и точно действовал против «всего мира».

Не верно и утверждение, что вся Европа воевала против Франции. Если бы воевали все и сразу, то победили бы все и сразу. А что делать дальше? Как делить? Как не оказаться тем, кого будут делить после? Поэтому все воевали со всеми: политически удобно было иметь Францию в качестве эталонного спарринга, матчами с которым остальные меряются силой и влиянием. Участие в коалициях позволило России дотянуться до отдалённой Франции через множество границ. А сама война (не так важно, победил или нет) против мирового лидера уже повышает статус. (Павел так делал, отправляя Суворова в Италию и контингент в Голландию, рассчитывая на признание Англии – не признали; тогда направил контингент против Англии – вообще убили). Потому Александр такое большое значение придавал личным встречам с Наполеоном и старался не пропускать приглашений. Ведь с Наполеоном больше никто не мог встречаться на равных. Его спокойная встреча в Эрфурте, которой опасался даже ближний круг Александра (арестует!) говорит не о храбрости, а о ясном понимании сути дела. Тут отчётливо видна разность в осведомлённости между монархами и их даже ближайшими сподвижниками.

Почему русские вообще оказались в этих дурацких коалициях? Советские (они же – постсоветские) представляли дело ёмко: «немецкие цари, дураки и негодяи, посылали солдат проливать народную кровь в чужих землях за чужие интересы». На самом деле участие в коалициях (поначалу на вторых-третьих ролях) позволило России законно влезть в кучу-малу, где загонщики делили раненого зверя (Францию). Поначалу с перочинным ножиком отрезать ушко, – под конец Россия залезла на стол с ногами и, орудуя большим тесаком, сплёвывая Молдавию и Валахию, отпугивала прочих интересантов.

Попытка рисовать Россию агнцем во главе с императором-миролюбцем, стремящимся к системе коллективной безопасности, ничего кроме смеха вызвать не может. Это в век безудержной экспансии и жестокой драки на выбывание! Александр стремился вывести Россию наверх, спихнуть конкурентов и учредить такой послевоенный режим, чтобы его позиция не пошатнулась, и при этом безнаказанно дёргать за вымя (совместно с другими) мирового лидера Англию. Пять хищников могут сколько угодно рядиться в овечьи шкуры, но негоже историку поддаваться на пропаганду начала XIX века.

Александр и всё российское прогрессивное общество ратовали за войну. Россия, плетшаяся в хвосте великих держав, не имела шанса в мирном развитии догнать никого из опережавших её соперников и, в конце концов, была бы выдавлена из клуба с крайне неясным статусом в будущем. В культурном смысле Россия проигрывала не только любой из великих держав, но и многим аутсайдерам. Мировая война позволяла авторитарно и относительно безопасно для монарха мобилизовать внутренние ресурсы для ускоренного развития, прежде всего, культурного, чем Александр воспользовался блестяще.

2. Говорят: не государственный переворот, а дворцовый. Ну, расхожий такой мем, придумали и звонят: «век дворцовых переворотов», как раз ровно 100 лет. Это красиво, люди такие штуки любят. Но касательно 1801 не верно – в корне (относительно 1825 тоже не верно, но корень другой). Переворот был именно государственный, потому что сменилось оба вектора: внутренней и внешней политики. Похожий переворот произошёл в феврале 1917 – и страна рухнула. А в правление Александра – взлетела до небес. Уже одно это можно бы поставить ему в заслугу. Но – не ставят. Можно найти десяток аргументов, мол, сравнение некорректно потому что… и т. д… Но, ещё раз, если по-крупному: мировая война и заговор в XIX веке страна – вверх, а в XX – вниз. А ведь республиканские технологии в александровское время уже существовали – и крайне успешно применялись. И террор и гильотина и проч. – всё имелось. Двести-триста русских якобинцев настрогать и насовать пятаков, а потом всё забрать и оставить с носом – вопрос в стране чудаков технический.

Не хочется терять темпа, поэтому версию о причастности Александра к гибели отца я выношу в Приложение. Оно не являет контрапункта, и никак не влияет на основную тему данного исследования. Но знать надо.

3. Часто приходится слышать, что Россия воевала за английский интерес. Однако, заглянем на полвека назад, в Семилетнюю войну, которую, как говорят, Россия тоже вела за чужие интересы. Люди не понимают. До того шукали по окраинам, а в Семилетнюю войну Россия впервые попыталась вступить в большую европейскую политику. Но – на правах государства второго ранга. Попытка вступить в клуб держав первого ранга (великих держав) не удалась. Произошло это только в царствование Екатерины, после фактической аннексии Крыма. Произошло так: с пятого места в результате долгой, показательной – на суше и на море – успешной войны с Турцией Россия эту самую Турцию и выдавила, встав на её место. Расклад тогда был такой: Франция, Англия, Св. Рим. Империя, Пруссия, Россия. Авторизовал Россию император Св. Рим. Империи Иосиф II, которого специально для этой цели Екатерина выписала прокатиться по бывшей Турции. Тот авторизовал, на условиях своего младшего партнёра – и то, инкогнито, т. к. иначе ехать в Россию было неприлично. Напомню, он сам был только третьим, обращаться же к первым двум Екатерина, конечно, не решилась.[4 - Статус Бурбонов вообще был очень высок – выше не было. Людовик, XVIII, в принципе, никто, не встал в присутствии Александра. Тот хмыкнул: «будто не я ему, а он мне трон подарил» (вероятно, миф). В своё время англичане, чьи монархи были рангом (и даже, бывало, двумя рангами) ниже, как в басне «Лиса и виноград», придумали себе «конституцию», чтобы сделать вид, что им их Парламент встречаться с прочими монархами не велит. На самом деле, Бурбоны с большинством из них не стали бы общаться. Пётр (в будущем, Великий) тоже, конечно, не смог встретиться с Людовиком XIV, только с регентом Людовика XV, когда их ранги сблизились. А с «английским» Вильгельмом запросто. Даже и с императором СРИ (Габсбурги – конкуренты Бурбонов), тут, правда, с натугой, в статусе союзника по большой (Великой) войне с Турцией.] Франция и Англия такими мелочами не интересовались, у них шла большая игра. Пруссия, объективно слабее России, была включена в первый состав Англией (в то время, державой №2) как раз в Семилетнюю войну, которая и велась Пруссией за вступление в клуб. Это произошло не просто так, а взамен Испании. Россию же включить в общество в ту «войну трёх баб» оказалось некому (некого больше было вытеснить), хотя Елизавета могла рассчитывать на поддержку союзной Франции. Но, где тогда Франция, а где Россия?

С самого момента взятия несчастного Берлина (а его на короткое время брали тогда дважды – австрийцы и русские) доносится плач о проклятом Петре III, профукавшем всемирно-историческую победу. Мол, уже тогда Россия могла бы… Но в Европе не так дела делались. В то время зафиксировать эту победу России никто бы не дал – не тот ранг. Так что перевернуть альянс было делом не таким уж недальновидным: Александр впоследствии это делал трижды (а то и четырежды – тут как считать). Екатерина II, пришедшая к власти, не стала отменять решение свергнутого мужа и войска из Восточной Пруссии окончательно вывела. Значит, понимала истинный расклад сил. А правильнее – объяснили.

Рассмотрим ситуацию 1805 – 1814 с точки зрения стратегических национальных интересов, как их понимали тогда только что сформировавшиеся или ещё формирующиеся национальные государства. Александр во что бы то ни стало решил опереться на мощного ситуативного партнёра, и сделал Англию своим союзником в деле подавления континентальных держав. Одновременно он взял на себя роль посредника в отношениях держав с Англией. У него имелось два мощных козыря: крупная взаимовыгодная торговля и огромный потенциал в формировании армии. (Потенциал декларативный, его Александр почти никогда не использовал.) Остальные факторы: экономика, социальное развитие, культура, дипломатия были из рук вон. Просвещение, даже ещё проще: воспитание, находилось в зачатке: этим активно начала заниматься Екатерина, но масштаб страны не позволял дать его за одно поколение. Главное – у него напрочь отсутствовала необходимая для прорыва национальная верхушка. Дабы хоть как-то уменьшить значение негативных факторов, дипломатию он замкнул целиком на себя, устранив из этой сферы ненадёжную аристократию. На протяжении десяти лет он разыгрывал английскую карту планомерно и жёстко, с какой-то удручающей последовательностью.

Ситуация эта напоминает крушение Испании с места мирового лидера в период предыдущей мировой войны, которая состоит из так называемой Тридцатилетней (1618 – 48) и Франко-испанской (1635 – 59) войн[5 - Поскольку Тридцатилетняя война сильно позже выдумана немецкими писателями для ретроспективного поднятия статуса Германии, главным конфликтом надо считать Франко-Испанский. До кучи можно добавить ещё и Англо-Испанский (1654 – 60), который, правда, больше похож на войну за независимость Англии от Испании.]. Тогда сообща валили Испанию (помимо прочих дел), и она с первого места обрушилась на дно коробки великих держав (как можно видеть, процесс падения тоже был мучительным, с цепляниями), на мировом троне её сменила Франция, а вовремя подсуетившаяся Англия, пристегнувшись к новому чемпиону, вылезла на третью позицию (это, если считать сложно устроенный конгломерат Священной Римской Империи за одну штуку). Впрочем, распределение мест после Франции может вызывать дискуссии, но факт тот, что Англии до этого в большом клубе не было.

Тезис о войне за английский интерес, казалось бы, дипломатия Александра подтверждает просьбами о субсидиях и войсках, но разберёмся в стратегии. После разрушения французской государственной машины Англия свою задачу, в целом, выполнила. Она обменялась с Францией мировым лидерством. Теперь, имея темпы роста выше французских, Британия могла сконцентрироваться на мирном развитии и уйти в отрыв безо всякой войны. В сущности, реализацию этой стратегии мы и видим на протяжении эпохи противостояния Наполеону. При этом, продолжение разорительной войны континентальными конкурентами между собой давало приятный дополнительный бонус: падали все, а Англия росла – и за время войн всех коалиций выросла неимоверно (правда, параллельно вчетверо распух и долг).

В сущности, за подпитку войны Англия и платила, но, в общем, совсем немного даже для своих континентальных контрагентов. Деньги она давала агрессорам, для выравнивания континентального баланса, т. к. отчаянно барахтавшаяся Франция выдавила из себя республику и гигантским напряжением оставшихся сил сохраняла себя на очевидном втором месте, пытаясь отчаянно выстроить взамен казнённой и разогнанной новую национальную аристократию из всех племён и сословий – основу управления государства. При этом сами континентальные державы не желали упускать возможность добить надоевшую Францию и, раз уж появилась такая возможность, занять её вожделенное второе место (чему, как раз Англия противостояла). Атакующими были именно трое третьих: Россия, Австрия и Пруссия, а вовсе не Франция. Наполеон (и Франция до него) всё время находился в активной обороне и настойчиво искал мира (конечно, на своих условиях). Войны «коалиций» развязывал не он (а «кампании» он, конечно, после соответствующих провокаций). Большого интереса собственно Англии в том, чтобы место Франции заняла какая-либо третья сторона, разумеется, не было. В полном разгроме или катастрофическом поражении её Англия была совершенно не заинтересована. Хрупкие коалиции России, Австрии и Пруссии и нескоординированность военных операций демонстрируют, как каждая из стран пыталась стать лидером в разгроме Франции, чтобы поживиться её положением: второе место тоже только одно.

Поначалу лидерство приняла на себя Австрия (Наполеон в Вене), затем Пруссия (он же в Берлине) и после – Россия (тот же в Москве). Так что Россия воевала вполне себе за свой интерес. То, что интерес России дополнительно усиливал позиции Англии – неизбежная плата за отрыв от остальных континентальных держав. То есть, Россия, обеспечив себе твёрдое и с большим преимуществом второе место, упрочила Англию на месте первом, но это была запланированная жертва Александра.

Вообще-то именно он и придумал пиар ход, что Россия-де воюет за английские интересы, но придумано это было исключительно для внешнего употребления: оказания давления на Англию. Глядите, как мы из кожи вон лезем – и всё ради вас (а сами мы в Европе не местные). Дополнительно Александр намекал, что такого верного союзника как он, персонально Александр, свергать не надо. На острове сначала пожимали плечами, полагая, что новенький царь недостаточно умён, мол, спасибо, конечно, не очень-то и нужно, но вот вам миллион за то, что хотя бы не гадите. Поняв в 1812, что Наполеона грубо заманили в ловушку, из которой ему не выбраться, Англия вообще в помощи России отказала. Для спасения Франции в войне (и продолжения этой самой войны) англичане сделать уже ничего не могли: события разворачивались стремительно, и Наполеон проиграл всё за несколько месяцев – остальное было делом техники. Остановить бурный поток деятельности возмужавшего Александра было невозможно. Англичане поняли, кого они вскормили, и дело выравнивания Франции взяли на себя на Венском конгрессе, возглавив сговор трёх держав. В принципе, им было выгодно деморализованное республиканское состояние Франции (как и любой другой страны), но противовес России был категорически необходим: поэтому Великобритания потребовала реставрации, и на трон – Людовика XVIII, лондонского резидента. (Людовик подолгу живал и в России, но никакого уважения при этом к ней не набрался – и это, в общем, справедливо).

Без национальной аристократии нечего было и думать претендовать на мировое лидерство. «Что нужно Лондону, то рано для Москвы». По счастью (счастье относительное, его готовили) свою национальную верхушку пустила под нож Франция. Австрия же и Пруссия, как и Россия, своих национальных элит не имели вовсе. Второе место освобождалось, но занять его без национальной администрации (не обязательно чисто аристократической, что доказывал Наполеон) можно было лишь временно, пока не вернётся Франция или не подрастут другие. Сам Наполеон создать полноценную национальную администрацию всё же не смог, путаясь в родственниках-королях, безродных маршалах и обезглавленных (фигурально) масонах. А Александр сделал мощный задел и технично отпасовал Николаю. Для этого и пришлось разыграть путч с отказом от данных обещаний и прекратить мусолить тему парламента и оппозиции до формирования национального управления. Оппозиция появилась в России планово, по-английски, при Николае. В отличие от екатерининских времён, она уже не была ни цирковой, ни придворной. Условно говоря, Радищев при Екатерине выглядел умалишённым, при Александре в самый раз, при Николае смотрелся бы снова сумасшедшим, только с другой стороны.

Как Александр дошёл до жизни такой

Александр родился наследником престола и монархом стал. Это было не просто. Не добравшись до трона, он мог умереть, его могли свергнуть и посадить, или обойти в правах наследования: всё это в истории «династии Романовых» было. Имя ему подобрали соответствующее, с намёком на Александра Македонского (можно, Невского, но это Македонский-лайт). Имя прямо заявляло о продолжении резко экспансионистской линии Екатерины.[6 - Екатерине, как незаконной императрице, было важно, пока она была законной регентшей, существенно расширить границы для собственной устойчивости: выглядеть не узурпаторшей территории старой Московии, а законной правительницей страны, где старая территория меньше новой, то есть её собственной. Не просто перераспределить ресурсы от старой «коренной» аристократии в пользу фаворитов, а основать полтораста городов, посадив туда собственных сподвижников.] Век этот вообще имел характер экстремально экспансионистский, причём с неизбежными лобовыми столкновениями великих держав. Поэтому все великие державы желали, чтобы их было меньше. Перед решающим рывком было важно, с какого места каждый из участников стартует в этой гонке. Уже третьему месту могло почти ничего не достаться. Первой готовить позицию в борьбе за мир начали Франция и Англия. Надо осознавать, что до этого из великих держав Россия напрямую в войне сталкивалась только с Турцией (5-е место с тенденцией к падению).

Лавирование Александра между отцом, отцеубийцами, бабкой и её фаворитами сделало его дипломатию тонкой, умной и проницательной. Он планомерно устранил отцеубийц, попутно завязав лично на себя (через Голицына) масонско-иезуитско-иллюминаткие концы (то есть иностранных агентов влияния). Характерно, что в русской историографии Александра считали выдающимся дипломатом, в советской и западной не считали дипломатом вообще: так, любитель. «Коллежский асессор».

17 июня 1801 Александр заключил с Великобританией конвенцию, восстанавливавшую все прежние договоры, но также он сохранил почти павловские отношения с Францией. При этом Александр всеми силами пытался сохранить нейтралитет, то есть сконцентрироваться на устранении внутренних врагов. С этой очевидной и обычной для дипломатии комбинации и начались все противоречивые дипломатические трюки Александра, впоследствии приведшие к крайним коллизиям и необходимости спрямить путь неискушённому (и не столь умному) Николаю посредством аннулирования чересчур сложных галсов.

Вообще, Негласный Комитет был комитетом английским, это было продолжение якобинской (кордельерской) «руки Лондона» в отношении конкурентов. Негласный Комитет – это русский аналог Тайного Совета («Его/Её Величества Почтеннейший Тайный Совет). Интересно, что в александро-николаевские времена это понимали совершенно отчётливо, например, Корф пишет об этом в снисходительной манере, как о моде. Впоследствии, вместо того, чтобы быть развитой, тема эта у историков как-то исчезла. Ну, мало ли, мода на французское, мода на английское… А что такое мода на мысли в аристократических кругах? Это влияние на верхний слой управления. И как появляются моды? А появляются они под мощным воздействием пропаганды. Особенно быстро англомания вошла в моду в отсутствии конкуренции. Конкуренции не со стороны русского (ничего национального в России ещё не было), а – французского. Чем могла привлечь Англия модников? Секунду подумав (или неделю поразмыслив), поймём одно: да ничем. В сравнении с французским всем, бывшем ещё недавно. Просто в какой-то момент всё исчезло, точнее, забанили. А на безрыбье и рак рыба. Особенно для бесхребетной русской аристократии.

Предложил проект Комитета сын графа Священной Римской Империи Павел Строганов, примкнувший к якобинцам как некий нетитулованный Поль Очёр (по названию имения Строгановых в Пермской губернии, – такой английский юмор). Ему подсунули опытную английскую шпионку Теруань де Мерикур («де» у неё фальшивое), которая его соблазнила и сделала одним из каналов, по которому питали террористов: поскольку «гражданин Очёр» был сказочно богат, это «не вызывало подозрений». Ситуативно Англия и Россия были союзниками, так как падение Франции России было выгодно – мир вступал в эпоху национальных государств, когда высшие аристократы и монархи не могли уже рассматривать себя только как феодальных правителей вне постоянных территорий и народов. Совместно с кадровым «сотрудником» русского посольства Петром Дубровским он выкупил, выкрал и вывез в Россию несколько возов французских архивов, включая, например, эталонного Санкт-Петербургского Беду – книгу, удревняющую историю Англии. (Это второй по древности экземпляр истории Беды – первый, разумеется, в Англии. Важно, что «нашли» его во Франции, где он провалялся тоже в древнем Сен-Жерменском аббатстве сотни лет, таким образом, получилось, что в древней Франции прекрасно знали о ещё более древней Англии. Важно, что отправили его в нейтральный «с иголочки» Петербург, а не в заинтересованный римско-кельтско-друидический Лондон.)[7 - Для чего нужна история национальному государству, Александр прекрасно понимал, но к историкам относился, максимум… вежливо. Карамзин, пытавшийся безуспешно выстроить логически выверенный поток истории в своём хауптверке, однажды возжелал изложить это кратенько и поучительно самому монарху («Записка о древней и новой России»). Царь читать не стал. Он хорошо знал мироустройство и не строил иллюзий относительно бабушкиных сказок, сочинённых для оправдания экспансии на все стороны света. Получилось, что чудак, подносивший ему свои сочинения, пытался на их основе учить истинного автора этой галиматьи. «Это для вас придумано, Карамзин, не для меня». Бояна он, впрочем, наградил.]

Екатерина, понимавшая случайность и временность совпадения англо-русских интересов, Очёра из Парижа отозвала – чтобы не наделал глупостей, но наказан он не был (ибо в России в то время даже императрица не знала, как в ситуации смены мирового лидера «сделать умно»). Его до поры посадили на скамейку запасных, исправно выдавая, однако, положенные за выслугу чины – их он нагуливал на бумаге, живя в московском имении Братцево и продолжая состоять в офицерах (и шпионах). Другой Павел (из династии Первых, который хуже разбирался в мироустройстве из-за того, что передавать ему знания мать не хотела – и передавала сразу внуку) произвёл тёзку в камергеры. У Александра шпион оформился в сенаторы, тайные советники и заместители министров двух министерств, в 1806 поехал в Лондон «сближать интересы» с новым правительством Гленвилла и Фокса. (Одновременно усиливавшийся Александр делал обычные для себя прямо противоположные ходы в рамках сохранения внутреннего баланса: отставил Чарторыйского и назначил Будберга в министры иностранных дел – должность при Александре номинальная, что подчёркивал чин ниже канцлерского; под Тильзитским договором нет его подписи, это объясняют тем, что он был противником договора, но на самом деле Александр всегда вёл внешнюю политику лично, не доверяя ничего и никому. Будберг конфликтовал со Строгановым за влияние в английских делах, шпион подал в отставку. Александр послал на переговоры в Париж ничего не значившего Убри, хотя, одновременно от англичан туда поехали дипломаты более матёрого ранга. Договор, парафированный Убри, Александр не ратифицировал.)

Вторым членом Комитета был Адам Чарторыйский. Польский сепаратист, подготовивший план переустройства Восточной Европы с отделением Польши (плюс прирезанной к ней т. наз. Литвы), впоследствии похожий план продвигал Константин. Александру он был нужен для демонстрации Англии скорого распада России. Реализация плана была Чарторыйскому (а на самом деле Англии: «мы готовимся распустить империю; а, кстати, вы?») обещана, но, как всегда, Александр, воспользовавшись Тильзитским миром, к плану «охладел». На самом деле никогда и не собирался. Ч-й был министром иностранных дел (то есть никем) около 2 лет. Когда Александр сблизился с вражеской Англией на личную дистанцию «обнять-целовать» (держи друзей близко, а врагов ещё ближе), Ч-й получил отставку. Но ещё долго шпионил на Александра и Николая, усердно делая вид, что шпионит против (см. например, дело «Виксен», о чём позже). А скорее всего, двурушничал, снимая маржу. Дело обычное, аристократическое.

Николай Новосильцев. Прямой и явный британский агент. В 1805 участвовал в заключении союза с Великобританией. Планомерно доведён Александром до состояния международно презираемого краснорожего пьяницы, шута и позёра. Выставлен напоказ англичанам: не ваш?

Кочубей. Из запорожских самозванцев. В 1801 назначен Президентом Коллегии иностранных дел (то есть Никем, в реальности – никем). До того получил инициацию в Лондоне под руководством суперангломана Семена Воронцова, брата того, который заседал в Непременном Совете.

А-а, вот и Непременный Совет.

На другую руку Александр положил (11 апреля 1801 года – сразу же) Непременный Совет. Его он доверху набил отцеубийцами, фаворитами бабушки и англоманами, то есть опасными для себя персонами «гратиссимо». Его член, заговорщик Трощинский и был автором манифеста-слогана «при мне, как при бабушке». Иезуитское название[8 - «Непременный» значит неизменный. У Александра всё так: «негласный», а все знали, «непременный», а всех переменили.] по отношению, например, к убийцам отца Платону и Валериану Зубовым выглядело полной капитуляцией. Однако Александр быстро извёл обоих, просто и открыто приставив к ним полицейских. Дурак Валериан Александру пожаловался, на что получил от «кроткого» ответ, мол, я слаб, меня никто не слушается, может, вы им сами приказать изволите? Вопрос даже ушёл на другую руку, в Негласный Комитет, который пришёл в ужас, как такое возможно в нашем государстве, но полицейские продолжали своё дело. Платон всё понял, сбежал за границу в конце 1801 и больше на заседаниях не отсвечивал. Валериан не понял, взялся ломать комедию (в духе, Платон мне друг, но истина дороже) с проектом о персидской торговле и тайном поиске торговых путей в Индостан (то есть, по сути, предложил Александру пойти по пути отца). Проект дурака «недальновидный» Александр отправил снова на другую руку, в Комитет.

В Совет Александр отправлял на рассмотрение самые кривоколенные, запутанные и незначительные дела империи. Так Александр день и ночь занимал деятельных негодяев. А зачем он перекидывал дела? («Слабый, сам не мог решить». ) Просто хотел аннигилировать обе партии влиятельных врагов. Ну, уж если не их самих, то их делишки. Негодяи быстро сбегали. Впрочем… Валериан решил остаться. В результате странно и быстро помер от странного и быстрого внутреннего нарыва, его странно и быстро залечил какой-то лейб-француз. Платон не отсвечивал (Валериан мне брат, но жизнь дороже) и в статусе «нон-грата» прожил гораздо дольше.

Писалось, что целью Комитета было работать над реформой «безобразного здания государственной администрации». Но из состава двух органов ясно, что никакого преобразования государственного строя, никаких реформ и т. п. эти люди делать не были призваны. Задачей Совета была утилизация опасных подлецов на высоких синекурах, то есть «быть на глазах» у императора или валить куда подальше. Должность «советника» Трощинского звучала так: «Находящийся при Его Императорском Величестве у исправления возложенных на него по особой доверенности дел». А «комитетчика» Новосильцева так: «Находящийся при особо порученных от Его Императорского Величества делах». Найдите хоть одно отличие. Комитетчики (они все вместе и по очереди занимались иностранными делами на формально высших постах) призваны были находиться на виду у англичан и докладывать, что дело разрушения государства идёт правильно и быстро, и с этой точки зрения лучше Александра на должность монарха-ликвидатора никого нет. Конкуренцию Александру составлял только Константин, но он не проявлял себя столь ретивым конституционалистом – Александр сразу предусмотрительно сам занял фланг «ультра-».

Заняв (завалив) шпионов и убийц Е. И. В. «делами», Александр получил возможность самостоятельно начать выстраивать высшую национальную администрацию. Комитет прикрыл через пару лет, комитетчиков позже, по одному. А в 1810 распустил и «вечных». Но уровень Совета резко понизился уже появлением аморфных министерств V1.0, которые и были столь поспешно и без плана введены Александром только для этого. То есть поступил, как всегда: повернул налево, потом направо – все попа?дали.

Что англичанину хорошо – французу смерть. В английском парламенте сидели лорды. В верхней палате старшие, в нижней младшие. Всё, как полагается. Культурно. За свой интерес. А во французском Конвенте – шпана да беспредельщики за чужой интерес отправляли друг друга на гильотину. Равенство. Вот такие разные парламенты. Тальен кинжалом машет, его жена голой пляшет. Свобода.

Александр изворачивался ужом, обещал, клялся, заключил с Англией союз, даже создал палату лордов – Госсовет, но конвента не ввёл. Сто лет спустя в России под давлением английского социал-демократического террора с Англией тоже был заключён союз, и – введён парламент, куда сразу конвенционально набились террористы, шпионы, масоны. Глава парламента царя арестовал, тот был из династии не Первых, а последних. Союзник Георг (опасаясь своего парламента) Николая не спас. Братство.[9 - Георг переменил фамилию, основал дом Виндзоров, в честь какого-то дома. Объясняли так: в 1917 году стало опасно, мы ж немцы, как бы чего не вышло. Очень страшно было. На самом деле было так: Георга уговаривали Николая с семьёй спасти (уговаривали многие монархические родственники всей Европы). Переименованием Георг сказал громко: так боюсь, что не могу спасти, а то английские патриоты убьют всех. А тихо, но внятно прошипел: отрекаюсь от вас, шваль, и от вашего рода и от ваших фамилий. Будете у меня в ногах ползать. Хочу – спасу, а хочу – не пощажу двоюродного брата сгноить в Сибири. «Бей своих, чтоб чужие боялись».]

Слабый царь

Откуда взялось представление о слабом, мягком, либеральном, метущемся и даже трусоватом Александре тоже понятно – это представление восходит к злым эпиграммам Пушкина. «Правитель слабый и лукавый…», «Под Австерлицем он бежал, в двенадцатом году дрожал…», «Дней Александровых прекрасное начало…» ещё бытует мнение, что опытный лис Меттерних убедил нашу медузу стать твёрдой консервативной горгоной. Александр вертелся-вертелся, но сдался. Добило его якобы восстание подшефных ему семёновцев, о котором Меттерних узнал раньше Александра (дело было в Троппау, курьер, метросексуал Чаадаев прихорашиванием задержался в пути).

Семёновскому бунту придаётся большое значение, мол, Александр Меттерниху обещал, что у него не будет революций, а вон чего вышло, и Меттерних его попрекнул (протроллил). Де, Семёновский бунт окончательно повернул мировоззрение Александра к реакции (то есть революция произошла, но только в голове у Александра). Это всё, конечно, поздние домыслы, а было иначе. Семёновское выступление не посягало ни на монархию, ни на монарха. Это был единичный изолированный и мгновенно купированный протест против низкорангового командира – всё! Бунт, даже если и не был спровоцирован самим Александром, принёс ему немало дивидендов: он мог изобразить «о, ужас-ужас-ужас» и «отвлёкся» на внутренние дела, предоставив в Троппау Австрии возглавить поход реакционеров на европейские свободы; таким образом, стравил немцев с англофранцузами, сам же изобразил свою сломленную волю, порабощённую Меттернихом. Нельзя не отметить, что силы парламентских монархий оказались равны абсолютистским пангерманским, Александр же «вдруг» оказался в выгодном положении решающего голоса, которое привыкла уже занимать Англия. Подвинул.

Ничего в политике Александра не поменялась: она, как была переполнена плановыми противоречиями, так и осталась. Истинная же природа того бунта крайне проста. Дело в том, что армия состоит не только из писанных, но и неписанных правил, этот кодекс описывается ёмким религиозным словом, известным любому армейцу: «положено!» Это «положено» выделяет (возвышает) армейскую секту в глазах других (и секту внутри секты – гвардию, и секту внутри секты внутри секты – Семёновцев). Когда на эту систему покушаются, религиозный орден готов на любые жертвы ради сохранения статус-кво, тут надо подчеркнуть: любые. Такой же характер носили и волнения за год до этого – в Чугуевском военном поселении, когда казакам (привилегированная вооружённая секта) изменили социально-имущественный статус (это для того времени, как пол поменять принудительно).

Визит Чаадаева в Троппау тоже чересчур утрирован. Никакого скандала с его опозданием не было. Александр имел 5 (пять) довольно независимых систем информирования, и полагать, что один-единственный Васильчиков (это шестой) послал одного-единственного курьера наивно. Большой А получил сведения о семёновцах раньше – и имел подготовиться. Чаадаев не спешил, потому что вёз не донесение, а частное мнение Васильчикова. На его карьере опоздание не сказалось, он подал в отставку через несколько месяцев по другим причинам, успев получить повышение.