скачать книгу бесплатно
В голосе хромца не было особого доверия. Сказал, чтоб прервать молчание, повисшее в зале. А про себя отметил: средний брат не стал укорять Сфенела за «доверие к сплетням». Еще бы: этот слух делал из Пелопидов героев – вступились за мать, взяв вину на себя. Таких не очищать – чествовать надо!
– Вот увидишь, – развивал успех Электрион, зачерпнув вина из кратера, – они нам еще пригодятся. Времена смутные, каждое копье на счету. А настоящих героев в Арголиде, сам знаешь – раз, два… Собственно, «раз» – и все. Вон, в углу сидит, отмалчивается. Встань, герой, покажись нам.
Мрак за колонной шевельнулся, обретая вид человеческой фигуры. Четыре шага из тьмы к свету: казалось, тень восстает из глубин Аида – с каждым шагом наполняясь жизнью.
– Радуйся, Амфитрион Персеид!
– И ты радуйся, дядя…
Встав в центре светового пятна от лампад, Амфитрион отметил, что дядя приветствовал его с умыслом – не Алкида, сына Алкея, но Персеида, потомка Убийцы Горгоны. Вровень с собой поставил! Усмехнувшись хитрому повороту дел, он шутливо крутнулся на пятках – любуйтесь, не жалко! Отцова стать, без груза лет и хромоты. Таким мог бы быть Алкей в молодости, если б не проклятая болезнь. Дедов прищур – только в отличие от покойного Персея, Амфитрион глядел в глаза собеседнику, а не поверх его правого плеча. Взгляд деда был взглядом смерти. Из глаз внука смотрел опасный, уверенный в себе хищник. Кудри и борода Амфитриона в сумраке мегарона отливали черной бронзой. Поди догадайся, какого они цвета на деле: каштанового? темно-русого? Широкий боевой пояс с бляхами из меди перетягивал хитон чуть выше бедер. На мускулистых ногах вместо сандалий – воинские эмбаты. Только что из похода вернулся? Или просто привык за долгие месяцы, сросся, как со второй кожей?
– Красавец! Гордись сыном, Алкей! Один он у тебя, зато орел…
Намек микенского ванакта был прозрачней воды в горном ручье. «Твой сын, брат, в отличие от тебя, герой. Но он один. А герой не должен быть один. Случись что, не приведи Зевс – без наследников останешься. У меня же – восьмерка законных, да еще приблудыш от рабыни. И повоевать есть кому, и у троноса постоять…»
– …Персеид! – продолжал восторгаться Электрион. – Не посрамил имя деда! Случись война – возглавишь войско, племянник? Ты ведь теперь лавагет[9 - Лавагет – полководец, военачальник.], верно?
– Надо будет – возглавлю, дядя.
– Достойный ответ! Добычи много взял?
– Не жалуюсь. Завтра сам увидишь.
– Завтра я возвращаюсь в Микены, – Электрион развел руками. – Если с рассветом привезут, может, и увижу. Дела, знаешь ли… Кстати, что ты думаешь насчет беглых Пелопидов?
Вопрос был задан из чистой вежливости. Мнение «героя» на державных весах значило меньше перышка.
– На войне проще, дядя. Вот ты, вот враг. А тут… У меня нет ответа.
– Ты рассудителен не по годам. Война и политика – вино и уксус. Не спешишь судить о том, в чем не уверен? Это хорошо…
– Особенно для молодого лавагета.
«Который должен знать свое место, – эхом отдалось под сводами недосказанное Сфенелом. – Воюй, племянничек. А судьбы городов оставь нам – правителям.»
– Совет закончен, – Электрион шумно поднялся с кресла. – Думаю, тебе, Алкей, не терпится обнять сына без свидетелей. Проводи-ка меня в баню, Сфенел. Всем Микены хороши, но дворцовая баня у вас, в Тиринфе…
– Душистого пара, дяди.
В дверях Сфенел обернулся.
– Весь в деда, – подмигнул он племяннику. – Говоришь мало…
– На войне болтать опасно, – согласился Амфитрион.
– Подслушают? Враги?
– Почему подслушают? Убьют.
На войну Амфитрион ушел через год после смерти Персея.
Война обреталась под боком. Юго-восток Арголиды – скалистая Орея – изнемогал, силясь не уступить тафийским пиратам острова у побережья. Сперва казалось: лошадь отмахивается хвостом от назойливых слепней. Позже – зрелый воин отгоняет детвору с мечами-деревяшками. Шло время, лошадь и воин стали достоянием прошлого. Им на смену явилось новое сравнение: вепря, матерого секача, рвет стая псов. Тафийцам кровь из носу требовалось захватить хотя бы один остров, чтобы закрепиться на нем. Их родной архипелаг лежал на дальнем западе, в Ионическом море, рядом с мысами Ахайи – клювами хищных птиц, терзающими плоть волн – и горами нищей Акарнании. Но что значат расстояния для морских бродяг, промышляющих грабежом? Тафийцы кружили вокруг Пелопоннеса, как волки, взявшие жертву в кольцо. Или, войдя в Коринфский залив, перетаскивали корабли волоком через Истм – тридцать пять стадий не крюк – и резвились в здешних водах, как у себя дома.
Тафий, предок тафийцев, прозвал свой народ телебоями – Далеко Живущими. Что ж, телебои старались изо всех сил, чтобы сменить имя на Близко Живущих. Так близко, что упаси боги от подобного соседства. Ради этого даже предка переродили заново, записав его в сыновья Посейдона и в правнуки – кого бы вы думали? – Персея Горгоноубийцы. «Правнук! – смеялся Амфитрион, узнав о новом родственничке. – Приманка для невежд! Но мудрецы – о, мудрецы знают…»
Память о болтливом рабе-педагогосе жила в нем.
Шутка с правнуком оказалась не столь глупа, как думалось вначале – а главное, не столь безобидна. Родство с Персеем дарило телебоям права на Арголиду. Нелепые, призрачные, дурацкие – но, подкреплены копьями пиратов, права с каждым днем делались ощутимей. В народе поговаривали об уступках. Ну, остров. Ну, приберут к рукам. Там скалы да козы, а так люди поселятся. Поселятся – и поделятся. Пираты рядом с домом гадить не станут. Отстегнут заколку с плаща…
Ропот черни, согласной уступить ради выгоды, усиливало появление у телебоев нового вождя – человека, чья слава грозила потеснить славу великого Персея. Птерелай, сын Тафия, внук Посейдона – нет, он не убивал Медуз, ограничась простыми смертными. Но в харчевнях от Афин до Пилоса знали, что Птерелай могуч как бог, грозен как бог – и, что важнее всего, неуязвим как бог. Стрелы летели мимо внука Колебателя Земли, копья промахивались, мечи разили воздух. Кое-кто уже прозвал вождя пиратов бессмертным. Дескать, божественный дед выпросил на Олимпе для любимца пифос нектара и два пифоса амброзии. Там, где появлялся Птерелай, бой завершался победой телебоев – но вождь сражался редко. Не хотел искушать судьбу? Боялся, что пираты обленятся, уповая на него? Понимал, что в многолюдной свалке бессмертие может куда-то деться?
– Крыло Народа[10 - Птерелай – от ??????: «крыло, перо» и ????: «народ».], – судачили за вином. – Своих в обиду не дает…
– Добычу поровну!
– Нам бы такого…
Крыло Народа в последнее время парило над Сферией – островом, расположенным так близко к орейскому мысу, что в штиль на него можно было перейти вброд. Лакомый кусочек для телебоев; головная боль для правителя Ореи. Измученный набегами, басилей воззвал о помощи. Первым откликнулся – кто б сомневался? – Пелопс Проклятый, известный землелюбец. Он прислал сотню бойцов, во главе которой стояли двое сыновей Пелопса – лавагет Трезен и прорицатель Питфей. Воинский дар одного и предвиденье другого на некоторое время укротили земельные притязания телебоев. Но людей для защиты побережья отчаянно не хватало. Чернобокие корабли Далеко Живущих возникали, как призраки из тумана – жгли, грабили, убивали. И тогда басилей воззвал еще раз.
– Да, – сказал Амфитрион, внук Персея. – Я слышу.
Вскоре из Тиринфа выступил отряд.
6
– У тебя действительно нет ответа?
– На что?
От фальши в словах сына Алкей скривился, как от оскомины. Пытаясь скрыть неловкость, Амфитрион налил себе вина. Залпом осушил кубок, уронив цепочку багровых капель на хитон. Смотреть на отца он избегал.
– Не притворяйся.
– Ты про беглых Пелопидов?
Алкей молча ждал.
– У меня нет ответа.
– Врешь!
Крик отца ударил злее бича. Впервые Алкей повысил на сына голос.
– Вру, – вздохнул Амфитрион, и плечи его поникли. – Не хотел идти против тебя при дядях. Да и без них не хочу.
Вновь наполнив кубок, он сел в кресло, которое раньше занимал микенский ванакт.
– Значит, ты согласен с моими братьями?
– Согласен. Беглецов следует принять и очистить.
– У тебя есть доводы? Кроме тех, что уже прозвучали?
– Целых два довода. Питфей и Трезен, сыновья Пелопса. Не знаю, проклятые они, или нет, но с Трезеном я полтора года воевал бок о бок. А Питфей… Когда б не он, мы бы остались без провианта, без стрел и копий, без лошадей… Отличные парни! Трезен погиб у меня на глазах…
Амфитрион умолк. Он до сих пор казнил себя, хотя умом понимал: в гибели Трезена нет его вины. Но понимать – одно, а раз за разом, засыпая, видеть во сне лицо мертвого друга – совсем другое.
– Верю, – кивнул Алкей. – Насколько мне известно, Питфей искренне горевал по убитому брату. Город в честь него назвал[11 - Став правителем, Питфей соединил два города – Гиперею и Посейдониаду – в один. Новый город он назвал Трезенами, в память о погибшем брате.]! И тебя, надо понимать, добычей не обделил. Только, заметь: Питфей уже правит Ореей.
– Басилей Аэтий пал в бою! Кто-то должен был занять тронос!
– О да, пустой тронос – к беде. Но у Аэтия остались сыновья. Двое, если мне не изменяет память? А правит землями Питфей Пелопид. Вот ведь как интересно получается…
Раньше Амфитрион и не подозревал, что на события в Орее можно взглянуть с такой точки зрения. Нахмурившись, он стал массировать пальцами виски. Казалось, голову стянул бронзовый обруч. И выпитое вино было тут ни при чем.
– Ты полагаешь, – после долгой паузы спросил он, – что Атрей с Фиестом, если их оставить здесь, тоже попытаются захватить власть? Как ты себе это представляешь? Питфей старше, еще и провидец. Знает, за какой конец меч держать. А тут – юнцы, крови не нюхали…
Нюхали, подсказал рассудок. Если верен первый слух – кровь они очень даже нюхали. Разве что не пили. А если верен второй – люди, взявшие на себя вину матери, способны на многое.
– Зачем им? Дядя и так отдает Пелопидам город!
– Прав был Сфенел: ты судишь, как лавагет.
– О чем ты?
– Вот я, вот враг. Твои мысли? Басилей обязан думать иначе.
Амфитрион вскочил, опрокинув тяжелое кресло. Красный от гнева, он принялся мерять шагами мегарон. Песок яростно хрустел под ногами. В углу завел свою песнь сверчок – и стих в испуге. Сфенела молодой человек недолюбливал. Слова дяди уязвили его; наверное, потому что в значительной мере были правдой. И отец туда же!
– Ты полагаешь, – Алкей давил, как опытный борец, – что Пелопиды удовлетворятся жалкой подачкой? Плохо же ты их знаешь.
– Я знаю Пелопидов лучше тебя! Ты сиднем сидишь в Тиринфе, а я бился с Трезеном плечом к плечу…
– Сравни меня, Электриона и Сфенела. Все мы – сыновья Персея.
– Ну и что?
– Сильно ли мы похожи?
– Ладно, – укротив бешенство, Амфитрион остановился перед отцом. – А ты сам знаешь Атрея с Фиестом? Видел их? Болтать-то о них могут всякое…
– Я никогда не видел этих юношей.
– Вот! Так как ты можешь…
– Зато я хорошо знаю, на что способен их отец.
– Он пойдет на нас войной, если мы не выдадим ему сыновей?
– Это было бы слишком просто.
Амфитрион поднял кресло, но садиться раздумал. Уперся крепкими ладонями в стол, словно зверь, готовый к прыжку: продолжай, отец! Глупый сын слушает тебя, мудрого…
«Мудрецы! – сверкало в его глазах. – О, мудрецы…»
– Я не исключаю, что визит юных Пелопидов – хитроумная затея Пелопса. Пожертвовать внебрачным малышом, чтобы законые сыновья обосновались в Арголиде. Закрепились и начали прокладывать дорогу к троносам.
– Пожертвовать сыном?!
– Возможно, Пелопс и не замышлял зла. Просто воспользовался удачно подвернувшейся случайностью – смертью Хрисиппа. Или ты думаешь, что Проклятый настолько не владеет собой? Что в гневе он прислал требование о выдаче, граничащее с оскорблением? Желай он заполучить сыновей обратно, его слова, переданные гонцом, звучали бы иначе. Так, чтобы Электрион мог вернуть беглецов, сохранив лицо. И еще тешился бы мыслью, что владетельный Пелопс в долгу у Микен. Нет, мой хитроумный тесть не рассчитывал на выдачу сыновей. Напротив, он сделал все, чтобы ему отказали. Теперь его дети в Арголиде, и я не жду от них добра.
– Что же ты молчал, отец?!
В сердцах хватив кулаком по столу, Амфитрион выпрямился во весь рост. Скала в человеческом облике нависла над хромым басилеем Тиринфа. Толкни пальцем – рухнет на голову.
– Почему не сказал этого братьям? Не убедил их?!
– Бесполезно. Решение было принято заранее, без меня. Совет собрали для соблюдения приличий. Я – старший, я – басилей Тиринфа, вотчины Персея. Братья нуждались в моем согласии. Они получили бы его, так или иначе. Я согласился, не желая ссоры.
– Боясь ссоры, ты подверг наши земли опасности? Почему ты хотя бы не попытался?! Я бы поддержал тебя! Отец, если ты уверен…
– Я не уверен. Имея дело со старой лисой Пелопсом, ни в чем нельзя быть уверенным до конца.
Не в силах больше стоять на месте, Амфитрион кинулся к очагу. Обхватил колонну, словно врага, сдавил, запрокинул голову к потолку. Рухни, дворец! Гибни, душа моя, вместе с сомнениями! Напротив, из огня фрески, возносились к небу дед с бабушкой – звезды, они не могли успокоить внука.
– Нашему дому грозит беда, – прохрипел Амфитрион, дрожа от гнева. – И ты ничего не сделал, чтобы ее отвратить! Однажды дед сказал мне: «Когда спасаешь кого-то – спасай. Не думай, как при этом выглядишь.» Я запомнил его слова. Хорошо запомнил! Да знай я, что Пелопиды – угроза Тиринфу… Я понял! Ты с самого начала не верил, что они – враги! Ты спорил, чтобы показать: у тебя есть свое мнение! Чтобы братья тебя уговаривали, а ты в конце концов согласился! Я прав, отец?
Пальцы Алкея с такой силой сжали навершие посоха, что дерево жалобно затрещало. Казалось: дубовая палка сейчас расколется в щепки – либо полетит в голову сына.
– Нет, – прозвучал ответ. – Ты ошибаешься.
Амфитрион бросился прочь из мегарона. Воздух налился духотой, кляпом забивая глотку. Скорее, во двор – глотнуть вечерней прохлады, остыть… В дверях он споткнулся, словно налетев на стену. Это же его отец! Они не виделись полтора года. Пусть отец сто раз не прав…
Не таким представлял он себе возращение домой.
– Прости меня, – тихо произнес Амфитрион. – Я погорячился. Жаль, мы с тобой – не провидцы. Тогда бы точно знали, чего ждать от этой парочки. Вот Питфей Пелопид – провидец. У него перед моим отъездом дочка родилась. Так он сказал: дочь родит ему внука – великого героя. Победителя разбойников и чудовищ[12 - Эфра, дочь Питфея, родит от Посейдона сына – героя Тезея, убийцу Минотавра.]. Я всю дорогу размышлял: каково это – быть дедом великого героя? Как быть внуком великого героя, я знаю. Трудно. Все тебя по нему равняют. А дедом? Отцом? Здорово, наверно, а?
Алкей молчал, отвернувшись. Он знал, каково быть отцом героя. Герой, вернувшийся с войны, стоял в дверях. Молодой, сильный, увенчанный славой… «Будь у меня здоровые ноги, – думал старший сын Персея. – О, я бы навоевался вволю! И если бы остался жив – сейчас бы с добродушным снисхождением взирал на сына. Со мной бы говорили по-другому: и сын, и братья. А так… Отец – Убийца Горгоны. Сын – сокрушитель тафийских пиратов. Я же – калека-домосед. Кто станет считаться с калекой?»
За долгие годы Алкей привык к такому положению вещей. Притерпелся, смирился. Но слова сына разбередили в душе зарубцевавшуюся язву – и она отчаянно саднила.
– Ладно, отец. Утром увидимся.
Выйдя из мегарона, Амфитрион быстрым шагом пересек двор. Поднялся на стену – здесь он любил сидеть в детстве, наблюдая за закатом. На горизонте тлела узкая полоса, окрашивая море темной кровью. Море. Берег. Кровь. Слишком недавно. Слишком свежо в памяти.
Он не хотел об этом вспоминать. Он не мог это забыть.
7
