скачать книгу бесплатно
Я в шоке. Вчера узнала, что вы не вылетели на Землю, что ваше возвращение откладывается еще на пару лет. Руководство экспедиции «Марс-экспресс» сообщило мне, что через полгода закончится подготовка шестерых ваших сменщиков, еще через полгода они высадятся на Марс. Полгода вы будете их натаскивать и только после этого вылетите домой. Полгода будете возвращаться. Стало быть, приземлитесь только в 2056 году. Брендону тогда будет уже двенадцать лет, а мне – сорок три. Совсем уже буду старухой… Узнав эту новость, я три дня проревела. Девять лет назад, когда вас готовили к полету, были совершенно другие установки. Генерал Дэвис говорил на пресс-конференции, что каждые два года, когда Марс будет оказываться на нужной орбите, НАСА будет пополнять ваши запасы и доставлять к вам новых астронавтов. Выходит, что первая провизия и первое пополнение к вам попадет только в пятьдесят пятом. Не через два года, как было обещано, а через десять лет после старта!!! Странная ситуация. Если бы я на сеансах связи не общалась с тобой, подумала бы что-то дурное. Но выглядишь ты очень неплохо. И что интересно, совсем не стареешь. Нет у тебя ни морщинок, ни седины. Каким улетел в сорок пятом, таким до сих пор и остался, даже стрижка не изменилась. Об этом я говорила с майором Миллером. Он сказал, что моложавый вид – от невесомости. Что по возвращении на Землю процесс старения пойдет у вас гигантскими шагами. А я, милый, уже начала стареть, и морщинки уже есть, и первая седина. Да ты и сам это видишь на сеансах связи, но деликатно помалкиваешь. Спасибо тебе за это.
У Брендона все в порядке: учится хорошо, делает большие успехи в шахматах. Футбол, правда, забросил. Говорит, что надо беречь коленные чашечки, поскольку ему еще учиться в Военно-воздушной академии. Вот так! Яблочко от яблоньки далеко не падает.
Люблю, целую, жду. Твоя я.
18. 03. 2056
Привет, мой хороший! Что-то у НАСА пошло не так. Ваши сменщики в прошлом году отправлены не были. «Проект на время приостановлен, – ледяным тоном сообщил мне майор Миллер. – Занимайтесь сыном. Если будут новости, мы с вами обязательно свяжемся». Отмахнулись, как от назойливой мухи, дав понять, что остальные родственники членов экипажа проявляют терпение. Понятное дело: Алекс не женат, Эмма помалкивает, так как живет с любовником на зарплату Дэвида. Осталась только я со своими неудобными вопросами. После прошлого сеанса связи я напросилась на прием к полковнику Джексону и прямо его спросила: «Сколько лет еще моему мужу жить на Марсе?». Он опустил глаза вниз и, запинаясь, произнес: «Срок экспедиции экипажа „Марс-экспресс“ продлен на неопределенное время. Возможность возвращения у них появится лишь тогда, когда они смогут своими силами организовать на месте производство достаточного количества воды, пищи, кислорода и топлива из местных ресурсов. С учетом возникновения у них нештатных ситуаций, аварий оборудования и природных катаклизмов, ясно, что для обеспечения выживаемости они должны иметь значительный резерв производственных и энергогенерирующих мощностей, от которых зависит вся сфера жизнеобеспечения колонии». Я попросила полковника перевести эту информацию на нормальный человеческий язык, и он объяснил, что у вас пока нет электроэнергии в достаточном количестве. Что вам нужно еще несколько лет. Возможно, десятилетие. А если еще учесть, что «стартовое окно» для полета между планетами открывается лишь один раз в двадцать шесть месяцев, а сам полет длится от шести до восьми месяцев, то ждать вас на Земле в ближайшие годы не стоит.
Не могу передать тебе, милый, моего внутреннего состояния в тот момент, тот день и всю последующую неделю. На двадцать лет разлуки я никак не рассчитывала. Как же счастливы жены ребят, оказавшихся вашими дублерами! Они вместе с мужьями воспитывают детей, летают в отпуска, живут полноценной жизнью, а я… Ну, все-все, заканчиваю хандрить. Помню-помню, моя профессия – жена астронавта. Я была готова к ней с самого детского сада.
Люблю, целую и очень жду. Твоя Эн.
24. 10. 2060
Здравствуй, Макс!
Я под впечатлением от последнего сеанса видеосвязи. Ты очень изменился, как внешне, так и внутренне – стал старше, солиднее и, как мне показалось, печальнее. Легкая проседь и бородка тебе очень идут. Вот только в глазах у тебя – какая-то невысказанная грусть. Я понимаю: ты устал от нештатных ситуаций и от больших нагрузок, о которых не захотел со мной говорить. И о ребятах ты ничего не рассказал. И о Софии с Филиппом ничего не спросил. Наверное, уже отвык от меня, шутка ли, семнадцать лет не виделись вживую. Ты не волнуйся, я тебя по-прежнему люблю и очень жду. Я ведь жена астронавта, и любовь у нас с тобой бесконечная, вечная, космическая.
Брендон успешно учится в старшей школе в продвинутом классе, учителя его очень хвалят. Он по тебе очень скучает, написал недавно о вашем экипаже сочинение, читая которое я расплакалась. Несмотря на все трудности этой профессии, сын тоже хочет быть астронавтом. Он сказал, что полетит на Марс и сменит тебя. В крайнем случае, останется там вместе с тобой. Выходит, я буду совсем одна… Очень надеюсь, что по окончании своего двадцатилетнего марсианства ты окажешься дома и отговоришь его от этой затеи.
Я очень тебя люблю, дорогой мой, и буду ждать столько, сколько будет нужно.
Всегда твоя Эн.
Анна даже не догадывалась, что ее супруга, астронавта НАСА, национального героя США Макса Борна уже более пятнадцати лет нет в живых. Связь с его космическим кораблем была утеряна через сто пятьдесят секунд после входа в атмосферу Земли, где «Марс-экспресс» сгорел из-за сбоя в работе разгонного блока.
Объявить об этом на весь мир космическому агентству не позволили ни спецслужбы, ни пятидесятый Президент страны Бэсфорд Кларк. «Марсианский заговор» – обычная стратегия звездных войн, – рассудил глава государства, засекретив все данные об очередной космической трагедии специальным постановлением. – Нельзя позволить русским использовать нашу неудачу в пропагандистских целях, нельзя позволить им стать первыми марсопроходцами».
«Мудрое решение, – поспешило взять под козырек руководство NASA. – Правда о катастрофе может негативно повлиять на финансирование отрасли, бросив тень на все наши дальнейшие проекты. Куда проще продолжать выплачивать зарплату семьям погибших, демонстрируя им на «сеансах связи» образы, созданные программой «Hologram for optical displays».
Фантомные боли
В последнее время у него все чаще ныло сердце. «А что ты хотел после сорока? – вздыхала жена. – Всю жизнь не прогарцуешь. Сходи к доктору».
Сходил. Кардиограмма опасений не вызывала. Отклонений от нормы врачи не находили: «Перетрудились, небось. Возьмите отпуск, поезжайте на юг, отдохните».
Брал. Ездил. Отдыхал. Не отпускало. Ныло, как ампутированная конечность на непогоду.
А жизнь тем временем шла своим чередом: работа, субботние закупки продуктов с женой, игра в нарды с сыном-балбесом, вечерние чаепития в кругу семьи.
Все, что он ел, казалось ему безвкусным. Телепередачи раздражали своим примитивизмом. В гости он больше не ходил. Праздники ненавидел. С тех пор, как из его жизни ушла Она, бытие превратилось в черно-белый фильм с выключенным звуком. Нет, оно не остановилось, но двигалось как-то на автопилоте, не вызывая никаких эмоций.
«Невозмутим, как индейский вождь, – удивлялась супруга. – Заорал бы, как раньше, что ли… А то отморозился и живешь, как в анабиозе».
«Верное определение, – отметил он равнодушно. – Я ведь и впрямь Зомби, существо, из которого вынули душу и пустили гулять по свету. Выполняю необходимые функции, но при этом не чувствую ни температуры, ни перегрузок, ни боли. Разве только это нытье в области солнечного сплетения. Там, где, вероятно, и находится душа».
А ведь он сам ампутировал эту душу, приняв решение расстаться с той, которую любил, как казалось, уже нельзя любить в его возрасте. Он сделал выбор в пользу семьи. Сын находился в критическом возрасте и требовал неусыпного контроля. Дочь, расставшись с мужем-пьяницей, с годовалым внуком на руках вернулась под его, отцовский, кров. У жены с нервами было совсем худо. А после того, как во время стирки она обнаружила в кармане джинсов их отпрыска тугой полиэтиленовый шарик с белым порошком, ее психическое состояние стало критическим. Супруга постоянно плакала, проклиная тот день, когда согласилась с его решением переехать на ПМЖ в Германию. В общем, не дом, а филиал психлечебницы.
Любовь к Ней обрушилась на него, как цунами, не оставив времени на обдумывание ситуации. Впервые увидев Ее на автобусной остановке, он вдруг изрек: «Моя женщина», и сам удивился произнесенной вслух глупости.
Она была в коротенькой юбочке, демонстрирующей стройные загорелые ножки. Солнцезащитные очки, как обруч, поддерживали ее рыжие, спадающие на плечи волосы. Незнакомка озабоченно поглядывала на часы, явно куда-то опаздывая.
Он подъехал поближе и сказал по-русски: «Садитесь, нам по пути». В том, что им теперь всегда будет по пути, он уже не сомневался. Забыв о намеченных с утра деловых встречах, довез Ее до пункта назначения и, прождав четыре часа, доставил обратно. Объяснить свое поведение мог только емким русским словом «нашло».
Как позже выяснилось, «нашло» не прошло. «Попал», – пронеслось в сознании другое емкое слово, заменяющее «русаку» целое предложение, а то и абзац.
Так начался их роман, продолжавшийся двадцать пять недель, из которых вряд ли были проведены вместе хотя бы десять дней. Жили они в разных городах. Встречались раза два в месяц. Больше общались по мобильнику. Поэтому Она в шутку называла их отношения мобильными. Но, уж когда встречались, пол плыл под ногами, а стены кружились, как взбесившаяся карусель.
Она была умна, красива, сексапильна. Пользовалась бешеным успехом у мужчин. На его вопрос, что нашла ТАКАЯ женщина в заурядном небогатом женатике, отвечала, что любят не за что-то, а вопреки.
Он понимал, что этих «вопреки» было выше крыши, а «за», пожалуй, только одно – невидимое постороннему глазу совпадение биополей на молекулярном, если не на атомном уровне.
За полгода их романа он ни разу не приболел. Не попал в дорожно-транспортное происшествие, хоть и лихачил. Не имел проблем в семье и на работе, хотя мысли его витали далеко от присутственных мест.
Их любовь была настолько сильна, что являлась иммунной защитой от чужой негативной энергии, и он каждое утро благодарил бога за то, что в день их знакомства Она опоздала на свой автобус.
Однако «ничто не вечно под луной». Редкость встреч, конспиративность телефонных разговоров, одиночество в праздники и отпуска стали разъедать их отношения. Она устала «питаться крохами с чужого стола» и, полушутя, сказала однажды: «Любовница – удовольствие дорогое, требующее достаточного количества сил, времени и средств. Не справляешься – пиши заявление по собственному желанию. Иначе будешь уволен с формулировкой: «Не соответствует занимаемой должности».
Они не ссорились, не выясняли отношений, не объявляли друг другу о прекращении отношений. Просто он перестал звонить.
Испугавшись, что любимый попал в аварию и находится в больнице без сознания, Она набрала его номер. Услышав родной голос, нажала на «отбой». Диагноз был предельно ясен: он написал предложенное ему заявление, и Она подписала его, никогда больше не давая о себе знать.
Спустя два года от общих знакомых он узнал, что Ей предложили престижную работу в соседней земле, и Она уехала из дождливой и ветреной Нижней Саксонии в другую жизнь, где вышла замуж за преуспевающего бизнесмена, ценителя славянской красоты и поклонника загадочной русской души.
Она так и не узнала, что вместе с Ней из его тела ушла и не вернулась обратно, пусть и не русская, но тоже изрядно загадочная, советской закваски, немецкая душа.
Он двигался по автобану. Резкая боль в груди заставила съехать на аварийную полосу. «Странно, – подумал он. – Как может болеть то, чего уже нет, что было ампутировано?». Оказалось, может. Ведь сохранились нервные окончания, помнящие вкус Ее губ, ироничную улыбку, слезинку, дрожащую на ресницах любимой, взмах руки, поправляющей непослушные волосы. Он явственно ощутил на своей щеке Ее теплое дыхание, прикосновение губ, щекочущее движение пальцев вдоль позвоночника. «Крыша едет», – решил он, отключаясь.
Из небытия его вывел звонок айфона. «Ты чего трубку не берешь? – всхлипывала супруга. – Наследник твой с дружком своим малахольным киоск на вокзале ограбил. В полицейском участке сидит сейчас… Что ты молчишь, оглох, что ли?».
Стенания супруги становились тише и глуше, пока не трансформировались в вязкий сироп, полностью закупоривший слуховые отверстия. Перед глазами вдруг заплясали белые точки, превратившиеся сначала в пушинки, а затем и в комки ваты.
Он стал совершенно невесомым. Мир медленно отдалялся от него, оставаясь где-то внизу. Сам же он поднимался все выше и выше. Вокруг него, как метеориты, кружили обломки потерпевшей крушение жизни.
Там, внизу кто-то махал руками и звал его к себе. Присмотревшись, он узнал жену, дочь с внуком на руках, сына, глядящего на него из-под козырька ладони.
Среди зовущих его людей он лихорадочно высматривал Ее. Напрасно. От отчаяния хотелось кричать, рвать в клочья окутавшую его белую вату, но не было сил даже пошевелить пальцем.
Постепенно вата стала разжижаться, туман рассеиваться, а он – медленно опускаться на землю. Сгустившийся сироп стал потихоньку сочиться из ушей, и он различил встревоженный голос супруги:
– Что случилось? Опять сердце?
– Не волнуйся, – выдохнул он, прижимая руку к груди. – Это просто… фантомные боли.
Рождественский подарок
«Господи, ну почему другим все, а мне ничего?», – размышляла Инна, глядя, как за окнами празднично украшенных квартир горожане суетятся в последних предрождественских приготовлениях. Эти вон уже принарядились во что-то блестящее и зажигают свечи в высоких вычурных канделябрах. А те – накрывают на стол, время от времени выглядывая в окно. Небось, гостей дожидаются. А в красном кирпичном доме, за уставленным снедью столом, расселась мелюзга в карнавальных костюмах. Детишки с любопытством разглядывают подарки.
«Господи, пошли же и мне хоть что-то! Пусть недорогое, в простенькой упаковке, но теплое, светлое, мягкое».
Который год в рождественский вечер Инна одна прогуливалась по городу. Она ненавидела этот праздник, так же, как и Новый год. Ее раздражала возня коллег, соседок и знакомых, уже за месяц до Рождества шуршавших упаковкой купленных подарков, болтавших о новых праздничных нарядах, строивших планы о рождественских путешествиях.
После смерти мужа, оставившего ее одну в этом чужом мире, женщина потеряла вкус к жизни. Семь лет назад она яростно боролась со страшным приговором, оглашенным местными онкологами молодому крепкому мужчине, но проиграла – силы были слишком неравными.
Детей им бог не дал. Родственников у Инны не было. Не только в Германии – вообще. Какие у детдомовцев родственники?
Несмотря на покладистый характер, завести близкую подругу ей тоже не посчастливилось. Кроме старенькой кошки Фриды, эмигрировавшей вместе с ней в Германию, Инну никто нигде не ждал.
На улице царило праздничное возбуждение. Горожане хохотали, дурачились, пели, фотографировали друг друга.
Инна прошла на центральную рыночную площадь, к пушистой лесной красавице, увитой множеством светящихся гирлянд. Местная пресса горделиво писала, что их городская елка – самая высокая в Германии. Сей факт подтвердила и специальная комиссия, приезжавшая на днях замерять рекордсменку.
Площадь была пропитана ароматами цитрусовых, шоколада, ванили, корицы и глинтвейна, которые приятно щекотали ноздри и будили зверский аппетит. Домой идти совсем не хотелось. Что там делать? Телевизор «крякнул» еще месяц назад, ремонтировать дорого, а на новый денег пока нет. На днях, правда, пожаловали на работе традиционный рождественский полтинник, завернутый в красивую блестящую открытку с пожеланием нового счастья, но на него уже возложена миссия месячного взноса за купленный в кредит мягкий уголок. А новому счастью откуда взяться, если и старого-то уже не помнишь?
«Черт!» – взвизгнула Инна от неожиданного удара по лбу конфетиной внушительных размеров. Это клоуны на метровых ходулях бросали в гуляющую толпу различные сладости. «Рождественское счастье! – орали они дурными голосами. – Разверните конфету и узнаете, что ждет вас в самое ближайшее время!»
Инна лихорадочно разорвала фантик и на внутренней стороне обнаружила текст: «Тебя ждет крупный рождественский подарок!».
Ага, ждет! От кого, интересно? Господи, ну почему ты так жестоко шутишь со мной?».
Ощущение своей ненужности на чужом празднике жизни обострилось до крайности и, продравшись сквозь толпу, Инна направилась в сторону парка.
Легкий снежок ложился на асфальт и сразу же таял. Зима, называется. То ли дело у них, в Новосибирске: изо рта валит пар, щеки румяные, уши на морозе горят, под ногами хрустит снежок, из которого горожане возводят целые снежные крепости и города… А это… тьху! Пародия на зиму.
За десять лет жизни в Германии она ни разу не надела головной убор. Так и сожрала немецкая моль норковую кубанку и лисий малахай, чтоб ей подавиться. Кубанку пришлось выбросить, а в лисьем малахае сейчас спит мерзлячка Фрида.
В парке было чудо как хорошо: тихо, спокойно, безлюдно. Какой-то чудак, взгромоздившись на спинку скамейки, сосредоточенно мастерил самокрутку. Видно, неслабо поддал. Оно и понятно – праздник.
Однако ж, и прикид на дядьке – «Каритас» отдыхает. Куртка еще туда-сюда, но шапчонка… Вылитый почтальон Печкин. Бомж, не иначе.
– Огоньку не найдется?
Инна вздрогнула. Бомж обращался именно к ней, причем, на чистейшем русском. Неужели у нее на лбу написано происхождение? Не может быть. Уже много лет она не красилась, одевалась так же, как и ее немецкое окружение: джинсы, куртка, свитер, ботинки, не то мужские, не то женские. Унисекс, одним словом. Летом – опять джинсы, футболка, кроссовки. Попыталась однажды в театр надеть длинное бархатное платье с разрезами по бокам и босоножки на высоких шпильках, прошла два квартала и вернулась переодеваться: на нее с любопытством оглядывались прохожие, ей сигналили турки в автомобилях, непристойно жестикулировала разномастная арабская братия. С тех пор – ни-ни. Только практичное, удобное, неброское. И на тебе – бомжи окликают на «великом и могучем».
– Не курю, – бросила женщина в сторону скамейки и ускорила шаг.
– Жаль, – разочарованно протянул бомж, – а то побеседовали бы с тобой о жизни нашей скорбной.
«Интересно, откуда он знает, что жизнь у меня, действительно, скорбная?» – подумала она с раздражением, но, неожиданно для себя, развернулась и подошла к мужику в треухе.
– Выпить хочешь? – предложил тот без церемоний.
Инна утвердительно кивнула, хотя выпить совсем не хотела. Или хотела? Таки хотела, только не выпить, а напиться в дым.
Вытянув из кармана замусоленной куртки початую бутылку водки, Незнакомец протянул ее Инне. Она отхлебнула из горлышка большой обжигающий глоток и, поперхнувшись, закашлялась. Бомж рассмеялся: «Настоящая фрау никогда не станет пить из горла, если рядом есть пустая консервная банка», – и указал носком башмака в сторону урны, где валялась помятая жестянка из-под гусиного паштета.
– Ну что, будем знакомиться? Олег! Я – из Одессы, здрасьте!
– Инна. Из Новосибирска.
Они сидели рядышком и по очереди хлебали из бутылки, закусывая «Вискасом», купленным Инной для Фриды.
– Хорошо сидим, – прервал молчание Олег. – Празднуем. Все, как у людей.
Не почувствовав иронии, Инна разозлилась.
– У нормальных людей совсем не так!
– А кто сказал, что мы нормальные?
Парк огласился пьяным хохотом странной парочки.
– Ты домой не торопишься? – поинтересовался у Инны собутыльник.
– Не-а. Там тоска: телик сдох, а на новый я еще не заработала.
– Бедствуешь, что ли?
– Бутылки пока не собираю, но не жирую: пенсия по вдовству плюс базис уборщицкий.
– А базис это что? – наморщил лоб Олег.
– Так ты че, не местный? В словаре нашего люда это слово на первом месте стоит. После «социальной помощи», конечно.
Одессит замялся. Вопрос ему явно не понравился.
– Азюлянт я. Хотя нет. Пока только соискатель политического убежища с нулевыми шансами на успех. Довольна?
– С чего мне быть довольной? – пожала плечами Инна. – У меня своих проблем хватает: дома кошка голодная и телик сдох…
– Мне бы твои проблемы! – вздохнул Олег. – Ладно, реанимирую я твой телик. С тебя сто грамм и пончик.
– Ты телемастер?
– Радиоинженер.
– А я думала, ты – бомж.
Окрестности сотрясла новая волна истерического смеха. Успокоившись, нетрезвая парочка отправилась кормить Фриду и лечить телевизор. По дороге Олег рассказывал Инне свою невеселую историю:
– Я здесь уже пять месяцев. Прошмыгнул нелегально из Польши, через границу во Франкфурте-на-Одере. Автостопом по автобану добрался до Западной Германии. Три дня ничего не ел. Зашел в магазин, подержал хлеб в руках, но так и не осмелился откусить чужое.
Дошел до цели, сдался властям. На собеседовании рассказал все как есть. Что было у меня в Одессе ТОО «Аркор», сорок семь человек в подчинении. Много заказов имел, хорошо ребятам платил. Только успел раскрутиться – бандюки сели на хвост, обложили данью. Как-то раз замешкался я с выплатой, так они автокран с участка увели, затем подожгли склад стройматериалов. Распсиховался я, заяву в полицию накатал. В ту же ночь нам разбили окно и дымовуху в квартиру забросили. Жена не выдержала всего этого, ушла от меня вместе с сыном, а вскоре замуж вышла за еврея и в Америку укатила. Оно и к лучшему, так как меня потом в подъезде подловили и в качестве последнего китайского предупреждения полоснули ножом по животу. Понял я, что ловить мне на родине нечего: заколют, как кабана, и в бетон закатают.
Рассказываю я это на интервью, а полицаи ваши неодобрительно головами качают. Нет, мол, в моей истории серьезного мотива для соискания политического убежища. Не власти же меня преследовали, а бандиты, которые в любой стране имеются.
Позже друзья по несчастью разъяснили, что я, ишак педальный, не придумал толковой легенды. Турнут, мол, меня отсюда не сегодня-завтра. Посоветовали дамочку искать с чистым паспортом и немецким гражданством, чтобы та в долг со мной расписалась.
