скачать книгу бесплатно
– Скорей бы уже… К костру хочется.
– Мне тоже хочется. А ещё бы чаю кружку большую. И во-о-от такой бутерброд с колбасой.
– И мне половинку. Скоро мы придём?
– Эх, если бы я знал…
Смотрю вверх, вглядываюсь в мутное небо, но тщетно. Проклятый снег… Впрочем, он уже не валит крупными хлопьями, измельчал. Видимость, пусть не для полётов, но для велосипедного движения – вполне.
– Столбы не видно?
Пробую отшутиться.
– Видно, но без проводов, без фонарей. Большие и маленькие, с сучками и ветками. Похожи на столбы, но – не то.
Начался подъём. В настроении тоже подъём! Может быть, мы поднимаемся на скальный кряж? Девчата в надежде всматриваются вперёд, но довольно скоро надежда показывает спину. Горка обрывается крутым спуском. Упирается в широкую прогалину, заросшую высокой травой и чахлыми берёзками. Болото.
Ну, ёлки зелёные, мы так не договаривались. Это нечестно! Зачем болото? Куда я завёл людей?
Оборачиваюсь, ищу Микушина, не забыв смахнуть с лица растерянность. Но, к моему удивлению, луноликий Саша излучает довольство. Улыбается. Даже, кажется, подмигивает. Что бы это значило?
Бывать на Столбах мне приходилось лишь однажды, весной. Тогда мне, приезжему, всё здесь казалось в новинку – пряно пахнущие пушистые кедры, цветущие лиственницы, синие дали, скалистые перевалы… Я впервые всё это видел и был счастлив как мальчишка. Конечно, от избытка впечатлений вполне мог не запомнить заболоченной низины перед скалами.
– Ой, что это?! – воскликнул кто-то, и все остановились. Перед нами высились тёмные, исполинского роста фигуры. Сквозь снежную занавесь они виделись торжественно и строго, как безмолвные судьи в чёрных мантиях.
До них оставалось ещё метров двести, но казалось, что скалы нависают прямо над нами. Случилось невозможное – мы вышли лоб в лоб.
– Столбы! Столбы! Столбы! Ура-а-а!
Кажется, у меня есть веские причины тоже заорать и надуться пузырём от гордости. Но я опоздал. Не успеваю даже вякнуть. Большая сильная Наталья уже сцапала меня в охапку и тискает, как котёнка. К нам бросаются другие девчонки, в лицо тычутся холодные носы и щёки, кто-то чмокает…
Но тут созрела новая забава.
– Качать его! Качать!
И вот я уже не принадлежу сам себе. Подхваченный десятками рук, летаю вверх-вниз, как тряпичная кукла. Сладкое ощущение свободного полёта… Ни с чем не сравнимое чувство… Всё замирает внутри – и страшно и весело. И хочется ещё, ещё.
Впервые в жизни меня качают на руках. За что? Разве достигнуто что-то выдающееся? Да нет, просто общая радость так велика, что ей тесно, она ищет выхода. И нашла!
Сейчас весь мир охвачен индивидуализмом. Россия стремительно догоняет мир. Моя хата с краю – ничего не знаю… Большинство не трогает то, что вне личных интересов, вне семьи. Может быть, оно и правильно, оно и хорошо. Семья – наше всё. Но, согласимся, при таких интересах, будь они всеобщими, мир был бы невыносимо скучен и сер – без музыки и живописи, без стихов и без открытий – бр-р-р.
Высшая радость – это когда ты не один.
На самом высоком из Усть-Илимских Столбов мудрый Создатель предусмотрел небольшую площадку, где могут свободно разместиться сразу несколько человек. Особенно хорошо здесь в осенние дни, когда сидишь на замшелом, тёплом от солнца камне и на десятки километров вокруг видишь таёжные дали, цветущие жёлтым, красным и зелёным. И как славно, что ты здесь не один! Можно поделиться, можно распахнуть душу… Выпорхнет радость – его, её, твоя – сольются вместе и полетят, не ведая границ.
Шаманка, август 2010 года.
Наталья
Нет, не годится такое – обрисовать всю Наталью двумя-тремя набросками. Она у нас большая. Придётся посвятить ей отдельный труд. Не монументальный, конечно, но все-таки… Она этого достойна. Яркая личность!
Итак, она возникла в нашей группе и сразу, без реверансов, громко заявила о себе. Будто топнула ногой, да так, что все присели. Сказала: «Это я. Прошу любить и жаловать». Вот и любим, и жалуем, стараемся угодить. А куда деваться?
Пролетело лето. Золотые осенние деньки тоже позади. Усть-Илим утонул в сугробах. Походы стали редкими.
Нам с Витей надоело справлять бесконечные новогодние праздники, и мы решили двинуть на Столбы. На лыжах, с ночёвкой, вдвоём. Никого с собой не берём.
Потому не берём, что северный январь к прогулкам не располагает. 35-45 градусов – по такой норме отпускалось тепло небесами до затопления ложа водохранилища. Сами-то мы как-нибудь перетерпим. Ну, подморозим носы, подбородки, так что из этого? До свадьбы заживёт. Зато увидим заснеженную тайгу с высоты птичьего полёта. Представить только: мороз и солнце, день чудесный – всё по Пушкину. И мы сидим верхом на Столбах.
В понедельник является Наталья.
– Вы, говорят, на Столбы собрались?
– Да, был такой разговор.
– Я хочу с вами.
– Но ты на лыжах не умеешь стоять! Да и лыж у тебя, кажется, нет? А идти тридцать километров.
– Лыжи достану. А стоять научусь. Ты меня научишь.
– Мы уходим в субботу утром. Ночуем на снегу. В воскресенье возвращаемся. Шестьдесят кэмэ за два дня. И ты это хочешь? И научиться за четыре дня?
– Ничего, я сумею. Научусь. Каждый вечер буду учиться, пусть даже ночью. Или ты не хочешь мне помочь?
По опыту я уже знал – если настырной Наталье что-то втемяшится, то не отступит. Отвязаться от неё невозможно. Пошёл на мелкую хитрость, сказал, что попробую научить. Но сказал с лукавым расчётом.
Расчёт такой. Знаю, что приехала она с юга Украины, где снег – экзотика, как пальмы в Сибири. Она просто не представляет, за что хочет взяться. Упадёт раз, другой, третий… За один вечер нападается столько, что мало не покажется. Посмотрит на всё это и сама посмеётся над своей бредовой затеей. Люди этому годами учатся, а тут – четыре дня. Курам на смех.
На другой день она действительно пришла с парой приличных беговых лыж, с ботинками по ноге. Синий костюм, расшитый белыми снежинками, ладно облегал её крепкую фигуру. Золотистые кудряшки озорно торчали из-под красной шапочки.
Пришла и первым делом спросила:
– Ну и как я выгляжу?
Вопрос был не по делу и потому привёл меня в некоторое замешательство. Пришлось подумать, как сказать правду и не обидеть.
– Выглядишь ты шикарно. Как королева лыжного спорта. Задача в том, чтобы не стать минут через десять похожей на её служанку.
– Буду стараться.
– Ну, давай. Вперёд и с песнями.
– Песни потом. Сначала дело. – Она широко ставит лыжи, эффектно выбрасывает палки вперёд и поднимает ногу для первого шага. Я протестующе машу руками, кричу «стой!», но стоять Наталья не может, она уже лежит на боку и хохочет.
– Никогда не думала, что это так скользко. Лыжи сами едут, куда хотят. Представляешь?
– Представляю. Но меня они слушаются. Вот, смотри.
Показываю самый простой лыжный ход, особо прошу не отрывать ноги от поверхности, опираться на палки и не спешить. К моему удивлению, Наталья слушается и не рвётся сразу спорить. Вот уж не думал, что она такое умеет. Хорошее открытие.
Через час мы расставались довольные друг другом. Новоявленная лыжница показывала чудеса ловкости. Научилась не только стоять без посторонней помощи, но даже передвигаться на скромные дистанции.
Ещё через пару дней она пыталась бегать трусцой, иногда успешно, сама спускалась с детских горочек и делала это преимущественно стоя.
К концу тренировок она продвинулась настолько, что стало ясно, – теперь с нас не слезет, пока не возьмём с собой. По итогам экстренного совещания с Витей постановили: с Натальей будет интересней. Наш поход наверняка растянется по времени, на нас обоих навалится целая куча проблем, но мы дело знаем и не расхнычемся, если что. Прорвёмся!
Спутнице ещё раз объяснили доходчиво, что бег на лыжах по такому морозу без всякой надобности – это у нормальных людей считается дурью. Ночевать у костра, без палатки, в снежной яме – считается ещё большей дурью.
Но если женщина всё это просит, то – пожалуйста.
Утреннее солнышко, выйдя из-за сопок и увидев нас на заснеженном льду Ангары, немало, наверное, удивилось. Но промолчало. Идут себе да идут, значит – так надо. Мороз настоящий, сибирский – с другим не спутаешь. Где-то за тридцать жмёт. Будем считать его незапрещённым стимулятором для бодрого передвижения.
О том, что мы народ горячий, легко можно догадаться по облачкам пара над каждой из голов.
Нежное лицо Натальи плотно закутали шарфом – от сглазу и чтобы не смущало. Оставили узкую щель для глаз, пусть видят нас и заодно дорогу.
Лицо пробовало возмущаться:
– Вы бы ещё противогаз на меня напялили.
– Мы об этом подумаем, – последовал ответ, а лицо скоро замолчало и успокоилось, отведав морозного воздуха, обжигающего горло, подобно глотку спирта.
Поначалу мы деликатно сдерживаем бег, поджидаем нашего большого ребёнка, справляемся о самочувствии. Но ребёнок начинает хулиганить, наступает на задники лыж. Этого ему кажется мало, он смелеет и пробует дерзить.
– Эй, мужики! Вы давайте пошевеливайтесь! Не то все пятки оттопчу. Кончайте сюсюкать и не ждите меня. Идите своим ходом.
Слегка оскорблённые, мы наддаём прыти, отрываемся и уже вдалеке останавливаемся, ждём. Наблюдаем, как маленькая Наталья частит ручками-ножками, качается, падает, встаёт, частит и снова падает… Постепенно приближается и из маленькой превращается в большую. Шарфа на лице уже нет. Зато есть румянец и сияет улыбка.
– Ну, вот и я. Не уснули? А я эту штуку сняла, а то дышать мешает. И вообще некрасиво, как намордник.
Такой поворот нам нравится, мы дружно смеёмся и развиваем собачью тему. Упразднить намордники! Кусаться запрещается. Если очень хочется, то можно тявкать, гавкать и вилять хвостом. Сидеть, стоять и подавать лапу.
Идём дальше. Наталья держится молодцом. По-прежнему падает, но упорно тянется за нами. Улыбается.
Впрочем, пока идут цветочки. Ягодки будут впереди, когда свернём в лес и пойдём по целине. Пока движемся по ровной, как лётное поле, застывшей Ангаре. Снег здесь утрамбован ветрами, не проваливается – раздолье для лыжников. Хоть коньковым ходом катись! Только нам такая потеха не годится, слишком тяжёлые рюкзаки.
Холодное белое солнце, искрящаяся белая равнина, три тёмные фигурки копошатся на ней, безмолвные горы, застывшая тайга – скудноватый набор картинок и вытекающих из них впечатлений. Но мы и не ждём приготовленных для нас впечатлений. Мы их сами найдём, построим из ничего, если захотим.
Изредка на пути возникают ледовые заторы. Это, как яма на ровном шоссе. Можно взбодриться, заодно подумать, отчего вздыбился лёд.
Где-то здесь в реке упокоились крупные камни-валуны. Поздней осенью, в пору ледостава, на них наезжают большие и малые льдины, раскалываются на части, громоздятся друг на друга, на них напирают другие – ледовое побоище! Вечное сражение Ангары с Дедом Морозом, из которого каждый уходит победителем.
Кажется деду, что добился своего, осадил упрямую внучку, заковал её во льды. Но дед плохо знает девчонок, отстал от жизни! И бежит Ангара под метровым льдом, бежит всё туда же, куда бегала вчера, позавчера и завтра полетит – к другу Енисею.
Наталья положила глаз на один из заторов. Именно по этой причине тот сразу заиграл, засверкал всеми гранями на солнце.
В центре ледовый хаос увенчан сияющей пирамидой. Две голубые глыбы накренились и сомкнулись верхушками, образовав двухскатную крышу. Сверху сказочный домик покрыт искрящимся снегом – можно ли пройти мимо такого чуда?
Хитрая Наталья моментально смекнула, что подвернулся стопроцентный шанс на короткую передышку.
– Непредвиденная остановка, – поясняет она и отстёгивает лыжи. – Имею я право на остановку? Имею. Мы, говорят, живём в правовом государстве, демократия у нас, и мы имеем право…
– Прав у нас миллион, но ты попробуй хоть одним из них воспользоваться.
– Ай, да ну вас! Лучше смотрите, какой ледовый дворец мне подарен. Как я могу от такого отказаться?
– А нас к себе пустишь?
– Да уж, знаю-знаю. «Дайте воды попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде». Знаем вас.
Она заходит внутрь, по-хозяйски осматривается, но вдруг хмурит брови, руки в боки и гневно топает ногой, отчего разлетаются хрустальные осколки.
– Обдурили! Безобразие! В ордере было написано, что дают избушку лубяную, а дали ледяную.
Мы с Витей хохочем и вытаскиваем за руки разбушевавшуюся домовладелицу. Пора идти.
– Куда вы меня тащите? Дайте постоять. Поглазеть. Красота-то какая. Первый раз такие торосы вижу.
– Подумаешь, «красота», – бурчу я по-стариковски. – Свалка битого хрусталя. Пустырь на задворках стекольного завода. А мы не укладываемся во время.
Снова скрипят лыжи, цокают палки об лёд.
После обеда сворачиваем в лес. Начинается глубокий снег, начинаются обещанные «ягодки». Скорее даже ягодицы, так называемое мягкое место, предназначенное для погружения в снег. И мы регулярно погружаемся. То один, то другой… Ну, а третий, третья, то есть – на неё уж жалко смотреть. Вся в снегу.
Впрочем, повременим с трагическим тоном, потому что меньше всех тяготится этим сама Наталья.
– Опа-чки! – удивлённо говорит она, усаживаясь в снег, и заливисто хохочет.
Услышав за спиной очередной звоночек, мы с Витей уже знаем, что это сигнал к остановке. Ждём, смотрим, как выбирается из снежного плена наша путешественница. Выглядит это забавно и традиционно для начинающего лыжника, угодившего в глубокий рыхлый снег. Все через это проходят.
Известно: чем сильнее бьётся рыба в сетях, тем скорее запутывается. Тот же закон работает и здесь. Вместо того, чтобы опереться на палки и осторожно встать на лыжи, Наталья отчаянно барахтается, забрасывает себя снегом, вращает лыжами над головой, как мельница, самая увесистая часть тела оседает при этом всё глубже, из ямы виднеется одна весёлая рожица в кудряшках. Срочно спасать ребёнка!
Приходим на помощь, вытаскиваем пленницу из ямы. Не проходит и нескольких минут, как она снова бьётся в белой западне. И ещё, и ещё…
Уже не до смеха. Наталья понимает, что она сейчас подобна тралу, намотанному на гребной винт корабля. Этак далеко мы не уйдём. Ведь нам с Витей приходится тропить лыжню по переменке. Каково это делать на простых беговых лыжах, вверх по сопкам, по кустам да с ощутимым грузом на плечах? Сладко не покажется.
После часа таких упражнений даже опытный лыжник остановится, почешет в затылке и спросит себя – зачем это? И всё ли в порядке в моей голове?
Теперь она идёт медленнее, отстаёт, но старается не падать. На ходу повышает свой рейтинг в глазах товарищей по команде. Аплодисментов, впрочем, не слышно. Солнце уже низко, готовится к посадке, а нам ещё топать и топать.
Почти всё содержимое женского рюкзака переваливаем на себя. Поднимаемся осторожно, экономим ресурсы с настойчивостью Минфина, но время, увы, работает против нас. Наталья реже зарывается в снег и чаще справляется сама, не очень отстаёт, и всё бы оно ладно, если бы не была так безжалостна часовая стрелка. Неумолимо угасает отпущенный нам световой день.
Мой приятель хорошо знает, что тайга любит молчание. Мысли, сказанные вслух, здесь, как в храме, кажутся зыбкими, малозначительными, даже отдают фальшью. Но человек привык к словам.
Витя научился спрашивать молча.
Не поворачиваясь, я чувствую, что он смотрит на меня, и в глазах его стоит вопрос. Догадываюсь, какой.
