banner banner banner
Страсти в неоримской Ойкумене – 1. Историческая фантазия
Страсти в неоримской Ойкумене – 1. Историческая фантазия
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Страсти в неоримской Ойкумене – 1. Историческая фантазия

скачать книгу бесплатно


– Не умничай, душечка, – хмыкнула Шурейра и уселась поосновательнее, вследствие чего я плавно съехала к ее крутому бедру. – Не забывай, что твоя сослуживица гимнасиев не кончала, и, между прочим, ее здоровью это пошло на пользу!

– Не здоровью, а исключительно здоровому аппетиту, – возразила я, тщетно пытаясь отодвинуться от горячего Шушечкиного бедра на прежнее расстояние. – Что весьма спорное достоинство! Ты же работаешь, главным образом, для услады собственного ненасытного брюха! Точь-в-точь, как наш спец по соединениям и разъединениям… Кстати, вот и он.

Розовый утренний свет в окне померк: вместо него в течение нескольких секунд мы могли лицезреть только великанский живот спеца нашего, Самсония Сычия. Живот внушительно колыхнулся и, прогудев обычное: «Приветик, цыпочки!», неспешно поплыл дальше по коридору. Шурейра с уважением глянула ему вслед.

– Мужчина в моем вкусе! – сообщила она и томно потянулась. – Жаль, что женат, а не то я его соблазнила бы со всеми дальнейшими последствиями… Сомневаешься?

– Сомневаюсь. Тоже мне обольстительница нашлась – в сорок с лишним годочков! Вот у молодой твоей сводной сестрички это наверняка получится.

– Еще как! Вчера выяснилось, что Полиния на пятом месяце, к чему ее супруг господин Марк Гальваний не имеет ни малейшего отношения, ибо уже свыше полугода прохлаждается в Британике на предмет возобновления торговых операций по линии филиала парфянского ростовщического дома «Наследники Марка Красса». Вот та самая семейная неурядица, которая затрагивает нас обеих.

– Значит… значит, Пышечка ушла в декрет? Причем значительно раньше времени? И я осталась без напарницы?!

– Догадалась с первой попытки. Хлопот тебе, конечно, прибавится, зато немного подзаработаешь.

Я прикусила губку и в некоторой растерянности принялась созерцать замысловатую Шушечкину прическу, состоявшую из множества мелких косичек. Не то, чтобы я боялась работать одной, но вот захочет ли наш Скучный Король ходатайствовать насчет длительных сверхурочных для своей строптивой пешки? А без его личной просьбы бухгалтерия Учреждения может не утвердить. Не те времена.

Но и Полиния хороша! Могла бы заранее предупредить. Сколько я за нее работала, сколько покрывала частые отлучки! И… и не замечала никаких особых перемен в ее фигуре. Правда, она всегда носила бесформенную одежду размера на два больше. И вообще – лентяйка и грязнуля…

От нервного переживания мой правый бок привычно заныл-заёкал, и пришлось его крепко зажать рукой. Это заметили и участливо спросили:

– Опять аппендикс беспокоит? Давно пора вырезать. Хронический же!

– Еще чего! Меня и так мало. Поболит и перестанет… Не впервой.

Не желая отвлекать порядком озадаченную пешечку от вполне понятных раздумий, Шурейра отвернулась, сгребла со стола переговорный аппарат и, перетащив его к себе на колени, принялась зычно вызывать диспетчерскую. Дождавшись ответа, она потребовала скорейшего соединения с лабораторией, а когда соединилась, то немедленно затеяла крикливую перепалку насчет каких-то недопоставленных реактивов. Лаборантка тоже отличалась отменными голосовыми данными, и у меня сразу же зазвенело в ушах. Тихонько поднявшись, я бегло просмотрела длиннющий свиток сдачи смен, расписалась и направилась в женскую раздевалку.

Облачившись в рабочий халатик и стоптанные сандалии, я присела на широкую скамью и с наслаждением ощутила жгучее прикосновение к старому гладкому мрамору. Он, как и полуподвальные каменные своды, еще хранил восхитительную ночную прохладу – уходить отсюда не хотелось. Из глубины платяного шкафчика на меня смотрела единственным уцелевшим глазом голова неизвестной богини, недавно купленная мной в антикварной лавке – владелец утверждал, что раритет… Взгляд был мрачен и не сулил на сегодня ничего хорошего.

С трудом пересилив привычное желание вытянуться во весь рост, я вскочила, погасила светильник, вышла в коридор и, резво поднявшись на первый этаж, принялась осмысленно бегать по нему туда-сюда. Это называлось утренним осмотром оборудования.

В работе вот уже третий месяц находилась центральная отопительная установка номер два, и вначале следовало проверить именно ее. Чем я и занялась.

С первого взгляда всё выглядело вполне пристойно: обе смесительные горелки ровно и мощно шумели, чуть потише урчал воздуходув, похожий на огромную грязную улитку. Его колесо с лопастями, прикрытое ржавым кожухом, располагалось поодаль, возле западной стены. Она состояла сплошь из высоченных прямоугольных окон, впрочем, как и стена противоположная, восточная. Я побывала и там, проинспектировала трудившийся дымосос – как и следовало ожидать, направляющий аппарат периодически постукивал, но не слишком вызывающе. Ладно, скачем дальше!

По узкой, поскрипывающей лесенке мои ноги живо взлетели на верхнюю площадку установки, где по инструкции мне предстояло продуть уровнемерные стекла и испытать предохранительный клапан. Запихнув ладошки в плотные рукавички, я принялась вертеть вверх-вниз многочисленные краны, из-под которых немедленно с угрожающим шипением повалил пар и забрызгал крутой кипяток. Подождав несколько секунд, я вернула все рукоятки в первоначальное положение, всмотрелась и озабоченно покачала головой. Уровень в правом и левом стеклах оказался разным, и какое именно из них показывало правильно – неизвестно.

Нет, на моей работе все-таки лучше без надобности ничего не дергать и поменьше совершать резких движений. Стало быть, клапан трогать мы не будем, равно как и трехходовичок Главного Указателя Давления. А вдруг сорву? Или стрелочка на ноль потом не встанет? Инструкция инструкцией, но не стоит забывать и про печальную судьбу одной неосторожной мышки из басни Эзопа, которая так увлеклась рытьем запасных ходов из норки, что дорылась до кошки. И кроме того, не хочется лезть еще дальше, на верхний «барабан» (ух, и пекло же там!) Лучше продолжим осмотр внизу: меня ждут ПСУ и ПНУ…

Подающее Сетевое Устройство не вызывало никаких нареканий – знай себе крутится и гонит воду в сеть – а вот Первая Нагнетательная Установка откровенно хулиганила, что выражалось в отвратительном поведении сальников, которые почему-то возомнили себя горячими фонтанчиками. Быстренько разыскав в мастерской ключ на 17/19, я попыталась их подтянуть, но по неопытности не справилась и, чувствительно ошпарив локоть, с визгом отскочила к стене.

Ключик остался торчать на гаечке, совсем еще новые рукавички были испачканы отвратительной жирной смазкой, настроение заметно испортилось. И чего, спрашивается, я полезла не в свое дело? Как говорят в Триполитании, нам за это не платят…

Придется идти на поклон к господам ремонтникам, ничего не попишешь.

Миновав мастерскую и свернув в грязный коридор, я прошла мимо туалетов с надписью наверху белилами: «Где сядешь, там и слезешь»; потом двинулась налево в темноту, сделала несколько шагов на ощупь и уперлась в желанную дверь, заметить которую можно было лишь по слабому световому контуру. Машинально я постучала и только потом сообразила, что не следовало бы. Вздохнув, открыла, и…

– Афродиту вашу за ногу, то ж Грация! Тьфу! Ложная тревога.

5

Эту грубятину вполне благожелательным тоном изрек Сергий Шлеппий Центаврус – здоровенный детина тридцати пяти лет от роду с вечно багровой физиономией пьяницы по призванию. Он стоял у своего шкафчика босой и как раз собирался впихнуть свои ноги в грубые башмаки. Прямо над его головой через трафарет на стене было крупно выведено каллиграфией следующее официальное сообщение:

К ВОСЬМИ ЧАСАМ УТРА РЕМОНТНИК ДОЛЖЕН БЫТЬ ПЕРЕОДЕТЫМ!

Чуть ниже туалетными белилами коряво было добавлено выразительное:

И ОПОХМЕЛЕННЫМ!

В справедливости данного замечания я никогда не сомневалась и частенько сама помогала в его реализации, ссужая малую толику сестерциев…

Сидевший на престижном месте у распахнутой настежь форточки бригадир Филиппий Гаммий, зверски вращая глазами, взревел:

– Грациэлла! Негодница ты эдакая! Ведь сколько раз предупреждали: свои стучать не должны! Если кто забарабанил в дверцу – значит, посторонний!

«Негодница» виновато улыбнулась и смущенно потупила глазки. Ох и ах… К Гаммию я питала некоторую женскую слабость – меня всегда потрясала его способность голосить на всю округу, не прилагая внешне для этого ни малейших усилий. Хотя чему удивляться: он же был декурионом в знаменитом «императорском» легионе и прошел всю Галльскую кампанию. Впрочем, всё это в прошлом. Сейчас Филиппий давно в отставке и получает грошовую пенсию.

– «Стучать» – это как раз привилегия именно своих, а чужие всего лишь появляются не вовремя, – невозмутимо изрек наш спец по соединительно-разъединительным работам Самсоний Сычий, вальяжно развалившийся в драном кресле, принесенном из собственного дома. – Грация, не обращая внимания на этих долбаков. Проходи, садись, закуривай…

Ну, уж нет. При мужчинах ни за что.

У ног Самсония прямо на голом полу возлежал в своем обычном состоянии полуготовности-полупрострации обмуровщик Локисидис – лохматый верзила неопределенного происхождения и возраста, вдобавок до самых глаз заросший густейшей черной шерстью. Неопрятная, клиновидная борода, похожая на изодранную, высохшую мочалку, доставала ему почти до пупа. Он, очевидно, воспринял предложение спеца в качестве руководства к действию и немедленно протянул мне свой самодельный портсигар со «Спартанскими». Я отчаянно замотала головой и сделала шажок назад.

– Ты что, деревня, совсем сдурел? – зычно осведомился мой верный защитник Филиппий. – Кто ж предлагает даме подобную отраву? Они же втрое круче «Легионерских»! Почти самосад. Грация, вот тебе мой «Консул», держи.

Это, действительно, вполне можно употреблять, спасибо… Толстая золотистая папирусса была осторожно вытянута из туго набитой пачки и аккуратно спрятана в нарукавный кармашек мундштуком вверх.

Решив, что момент для просьбы получился как нельзя лучший, я проникновенным фальцетиком сообщила:

– Мальчики, а у меня сальнички текут…

– У тебя лично? – хитровато прищурился Шлеппий. – А в каком именно приятном месте?

– Место называется ПНУ-у-уу, – пропела я и коротким, точным движением пнула нахала в щиколотку. – Усвоил или повторить?

– Усвоить должна как раз ты, – (Сергий перенес экзекуцию, не поморщившись), – а именно, следующее: мы всего-навсего легкие фигуры, а руководит-то Король! Сообщи о неполадке непосредственно ему. А вот когда он отдаст соответствующее распоряжение…

– Желательно, в письменном виде и в трех экземплярах, – добавил Сычий.

– Так это само собой разумеется! Вот тогда и только тогда где-нибудь после обеда, собравшись с силами, я и Филиппий подумаем, в наших ли силах тебе помочь.

Ничего другого я не ожидала услышать и смиренно добавила:

– Но ведь нельзя же было нарушать субординацию! Вот сначала доложила вам, вы не отреагировали, – значит, пора идти к самому Королю. Смотрите, он может рассердиться!

– И фиг с ним.

– А ПНУ может сломаться!

– И хрен на неё.

Логика была обычно-безупречная, металлическая, каменная, несокрушимая… Обижаться не имело смысла, но, кажется, я машинально надула губки, ибо Гаммий немного смягчился.

– Прекрасная моя Грация, для какой надобности ты ищешь на то, что ниже твоей гибкой талии, приключений? – почти ласково осведомился он. – ПНУ течет? Ну и…

– Это я уже слышала!

– …ну и перейди на ВНУ! В чем проблемы?

– А разве Вторая Нагнетательная Установка в резерве?

Это я ляпнула, не подумав, за что тотчас и получила со всех сторон. В течение, как минимум, пяти минут четыре здоровенные мужские глотки зычно и дружно обвиняли меня в халатном отношении к работе, ибо кто же еще, как не смотрящий, должен знать, что у него в наличии, а что в запасе?

– Эй, парни, кажется, мы отвлеклись! – подал голос второй ремонтник, сухощавый и крепкий Аркадий Арбузий, стоявший у морозильного ларя. – Как, по третьей?

– Ну, ес-тест-вен-но! – почти благоговейно произнес Шлеппий и с претензией на некоторое изящество сделал ладонью приглашающий жест. – Насыпай!

Арбузий незамедлительно извлек из-под крышки пузатенький бомбилий с «натуральным греческим» и в мгновение ока ловко разбросал мутноватое пойло по подставленным скифосам, киликам, фиалам и прочим сосудам для питья, не пролив ни капельки. На традиционное возлияние Богам было потрачено ровно на четыре капли больше – по одной от каждого пьющего. От угощения отказался лишь Сычий, коротко пояснив:

– Я за поводьями.

– Да? Што-то не жаметил наверху вашей колешницы, – прошамкал Гаммий, неосторожно отправивший в рот в качестве закуски здоровенный рыбий хвост с растопыренными плавниками, которого мне хватило бы на два обеда. – В какие кушты она жапрятана?

– Оставил на транспортной стоянке Учреждения, – сказал Сычий. – Там же навес, а городские предсказатели обещали сегодня дождь.

– А ты им не верь, – посоветовал Шлеппий, поочередно нюхая короткие рукава замасленного спецхитона. – Лучше слушай римских авгуров – они куда точнее истолковывают волю Богов.

– Сомнительно…

– Ну, может, и не всякую, но насчет погоды практически не ошибаются.

– И где Рим, а и где мы? – пробубнил обмуровщик Локисидис, тщательно обкусывая спрятавшийся под многодневным слоем грязи ноготь большого пальца. Подумал и добавил: – Далече…

– Дело не в расстоянии, а в профессиональной квалификации служителей культа, – возразил Шлеппий и почтил своим вниманием останки трехнедельной лепешки, которые намертво присохли к подоконнику. Осмотрев находку со всех сторон, Сергий поднатужился и все-таки отодрал. Небрежно кинув в рот, начал энергично жевать. Немедленно что-то хрустнуло – то ли закаменевшее тесто, то ли не выдержавшие испытания зубы… Я непроизвольно содрогнулась.

Шлеппий искоса на меня глянул, глотнул и невозмутимо продолжил:

– Кроме того, наши гаруспики, вскрыв жертвенную птицу – гуся или индюшку – и убедившись в отсутствии патологии, подчас оставляют Богам одни лишь внутренние органы, а тушку просто-напросто крадут. Разве там, на самом верху, это понравится? Сомневаюсь!

– В Риме тоже… вуррр… воруют, – сообщил Локисидис, шумно вгрызаясь в свой указательный палец. – Даже несмотря на эту самую патлатологию. Я когда-то был одним из хранителей священных кур и всё-всё видел. Этими курями там и завтракают, и обедают, и ужинают! Верховный Понтифик, конечно, в курсе, но помалкивает. Наверное, ему тоже перепадает. Ножка или гузка…

– Не бреши так нагло, ты еще не настолько пьян, – оборвал его Арбузий и, обернувшись к Шлеппию, иронично заметил: – Ну, а твоя слегка захмелевшая милость за свои враки отвечает?

– Ес-тест-вен-но! – повторил свое любимое слово Сергий и вольно махнул головой в вертикальном направлении, задев подбородком столешницу. – Вы только посмотрите на фантастическую харю жреца Бартоломеуса, главы местной авгурской подколлегии, – она шире чем его же задница! Вполне сопоставима с харей нашего Самсония!

– Дурак ты недоделанный, – спокойно ответствовал Сычий и лениво пихнул ногой лавку приятеля. – Пьянь беспробудная…

– Чья бы мычала! Можно подумать, будто ты дома коньячок не пьешь, а ножичком на хлебец с двух сторон намазываешь!

– Когда я служил в стройкогорте, – оживился Локисидис и плюнул куском ногтя в мою сторону, – то видел, как дикие лигурийцы гуталин употребляют. Мажут, значит, на свежую лепешку и выставляют ее на солнышко. Потом черноту соскребают, а тесто со впитавшимся спиртом едят. Хорошо по мозгам бьет, сам проверял. И по ногам тоже…

– Это потому, что из мозгов у тебя имеется только мозжечок! – оглушительно заржал Гаммий. – Как и у нашего начальничка! Как и… Минуточку, что там такое? Ах, мать честная, вот уж помянул некстати!

В самом деле, из глубины коридоров глухо, но отчетливо доносился тягучий подростковый голос, выводивший нечто среднее между призывами и причитаниями.

– Так, в темпе наводим порядок! Живее, самцы, живее!

Напоминать не стоило: мальчики наловчились менять безобразие на пристойность и наоборот за считанные секунды. Когда широко распахнулась дверь, и на пороге возникло низенькое, толстенькое существо на коротких ножках, облаченное в дорогую хламиду, скрепленную у шеи огромной золоченой пряжкой, на столике было чисто, на полу подметено, а на скамьях чинно и ровно восседали серьезные, деловые мужчины. Разве что со слегка замутненными взорами… А предательский запашок «натурального греческого» почти полностью растворился в невыносимой вони «Спартанских», которыми невозмутимо дымил обмуровщик шестого разряда Локисидис.

Одним словом, все находились на своих привычных рабочих местах, кроме одной увлекшейся глупышки. Ей, разумеется, и досталось.

– Грациэлла! – завопил Король, всплеснув тонкими ручками. – Да что же это такое, в самом-то деле! Оборудование брошено на произвол судьбы, вход-выход никем не контролируется, до обслуживающего персонала я никак докричаться не могу! А персонал, оказывается, спозаранку сидит у мужиков! Прохлаждается! Развлекается! Кокетничает! Флиртует!

– Как, а разве Пышечка еще не пришла? – не моргнув глазом, удивилась я. – И Шушечки нет?! Просто невероятно!!

– Да какое мне до этих баб дело? Ты, именно ты, старшая в смене, за что стабильно получаешь надбавку, а сама…

– Об этих надбавках в приличном обществе упоминать неприлично, – пробасил Сычий и заложил ногу за ногу. – Один процент от тарифной ставки! Отцепись от нее, Григорий, сядь и перекури.

– …а сама и ухом не ведешь! Глазом не моргнешь! Не почешешься! Задницу от своего дивана не оторвешь! Только дремлешь, вяжешь да шляешься по закоулкам, где потемнее…

– Грация, немедленно почешись перед разгневанным начальством! – громогласно посоветовал бригадир Гаммий и не менее шумно продемонстрировал, как именно это надо делать. – Задницу отрывать ему не обязательно. Хотя не помешало бы.

– …где потемнее да попрохладнее! А на свои святые обязанности ноль внимания! А на инструкции начхать! А на правила наплевать!

Я молчала, опустив носик, глазки и вдобавок уныло повесив ушки. Возражать нашему Королю бесполезно, оправдываться бессмысленно, а соглашаться – хуже всего, ибо публичное признание своих ошибок, по его мнению, есть самое натуральное лицемерие и вдобавок хитро замаскированная форма протеста. Можно, конечно, по окончании нотаций просто-напросто послать зануду далеко-далеко по Остийской дорожке – на ворчливую брань он совершенно не обижается. А вот если бесцеремонно прервать его словесные излияния в самой середине, то… Но от этого я воздержусь.

Григорий Саблюний Скучный притомился не скоро, а когда все-таки соизволил перевести дух, то демонстративно повернулся ко мне спиной. В эту спину я немедленно скорчила несколько презрительных рожиц, за что удостоилась одобрительного кивка со стороны Сычия. Можно было потихонечку отчаливать, но мне хотелось узнать, какие задания на сегодняшний день дадут ремонтникам. От этого в большой степени зависело, сколь беспокойно проведу свою смену и я.

– Готовьтесь-ка, парни, к очередному разрытию, – буркнул Саблюний, усаживаясь на скамью рядом с Шлеппием и закуривая очень популярные среди среднего начальства густо ароматизированные «Руины Карфагена». – Седьмая и двадцать пятая точки на трассе.

– Как, опять?! – громыхнул возмущенный Гаммий и грохнул по столу кулачищем. – Ведь только на прошлой неделе седьмую закрыли! Неужели прорыв?

– Нет, пока Юпитер миловал, хвала ему, хвала… Просто эти долбанные водники, как оказалось, сделали врезку на поворотном участке.

– Та-аа-ак! Значит, максимум через полгода…

– Или даже раньше, при первой же плановой опрессовке. Дадим положенные шестнадцать атмосфер – и рванем трассу к едрене фене.

– Поставь бомбилий канарского рома начальнику района, – посоветовал Сычий, – и дави двенадцатью очками. Выдержит.

– Я что, этот самый «канарский» произвожу? – возмутился Саблюний. – Или, по-твоему, у меня во дворе забил ромовый источник? Щедрый ты за чужой счет!

– Как знаешь. Не хочешь слегка потратиться – тогда рой, мучайся.

– Спасибо за сочувствие… Между прочим, – (тут Король вытащил короткий свиток с синими печатями), – пришла бумага на очередную бесплатную спецодежду. Тебе выписывать?

– А зачем? Она мне и в задницу не нужна, верно? В парадной форме похожу!