скачать книгу бесплатно
Слепые отражения
Оксана Одрина
Слепое безумие беспощадно. Вадим не знал об этом, когда после трагической гибели отца изо всех сил пытался вернуться в привычный мир. Чтобы немного забыться и не винить себя во всех бедах семьи, он часто помогал в поисках пропавших людей, используя подсказки из отражений. Вадим мог проникать сознанием по ту сторону зеркальной толщи и узнавать всё, что ему нужно. Только вот цена за такой дар была высока – частица его собственной жизни при каждой беседе с бездушной стекляшкой. Ведь тот, кто говорит с отражениями, говорит со смертью. И однажды эта способность сыграла роковую роль. Вадим оказался втянут в тайны спецслужб – он участвует в расследовании дела жестокого маньяка, а в результате и сам оказывается в зеркальной ловушке. Теперь выбраться юному сыщику будет еще сложнее, ведь на кон поставлено уже несколько судеб.
Оксана Одрина
Слепые отражения
Глава 1. Впусти
Отчаянный визг тормозов за спиной через секунду сменился глухим ударом. Это неуправляемый грузовик сбил Вадима на пешеходном переходе на перекрёстке в центре города. Три румяных яблока во лбу кабины, мощные колёса, размытый силуэт человека за рулём – последнее, что видел он, обернувшись, перед тем как время, отмеренное на его вечность, внезапно прекратило ход.
Вадим не испугался и не почувствовал боли. Он не умер, нет, а снова проснулся далеко за полночь от собственного сдавленного крика. Поднявшись, уперевшись спиной в стену, притянув ноги к груди и уткнувшись лбом в колени, он ещё долго сидел на кровати, успокаиваясь после очередного кошмара. И всё прислушивался, не спешит ли на помощь мама, потревоженная непонятным шумом в его комнате. Когда же полчаса спустя внезапный испуг и нервная дрожь отступились от него, а мама так и не появилась, он с облегчением выдохнул и упал обратно в постель. Но сон больше вернулся, а вот яблоки не ушли.
Яблоки, эти проклятые яблоки преследовали Вадима в видениях вот уже почти два года. И время не лечило его, нет. Время каждое утро менялось, обновлялось и перерождалось в новую дату. А он вот в кого после таких снов? В кого…
Первый ноябрьский день хмурился с самого утра, был холодным и сырым, а уж после обеда он и вовсе разобиделся, и всплакнул моросящим дождём. И, конечно, в такую погоду лучшим решением было бы остаться дома, но Вадим уже вышел на улицу. А если начало пути им было положено, то отступать глупо и малодушно, и не в его правилах. И вот теперь важное для Вадима время уходило слишком быстро, и нужно было действовать немедленно или уже не сегодня. Ведь стильные часы на его запястье показывали десять минут четвёртого. Скоро начнёт темнеть. Время…
– Впусти! – нетерпеливо бросил он волнам реки, когда те накатили и скрыли его ладонь.
Отражения на мутной поверхности воды безмолвствовали, но Вадим не отступал. Поднявшись и отряхнувшись от дождевых капель, он направился прямо под пешеходный мост, до которого оставалось метров сто, не больше.
– Всё равно заговорят, Вадим Андреевич, – уверял он самого себя, перескакивая очередную встречную лужу. – И не с такими приходили к задушевным беседам. Сейчас глубже возьмём.
Пронизывающий ветер то и дело налетал на Вадима и его друзей Артёма с Алисой на безлюдной городской набережной, заставляя ёжиться, до упора застёгивать молнии на куртках и накидывать всё время слетающие капюшоны. Это именно они – брат с сестрой Арофьевы – вытащили его из уюта и расслабленного уединения в собственной комнате в такую вот непогоду. Вернее, уговорили помочь с розысками внезапно пропавшего прямо из школы круглосуточного пребывания одноклассника. И хотя Вадим часто помогал полиции в поисках пропавших людей при помощи подсказок из отражений и даже преуспел в своём деле – всегда находил «потеряшек» живыми – сегодня его с самого утра не отпускала необъяснимая тревога. Вдруг в этот раз не повезёт – не повезёт именно тому, кто потерялся.
Оказавшись прямиком под пешеходным мостом, Вадим потёр озябшие ладони, снова присел на корточки и, брезгливо морщась, дотронулся до воды: тревожная и отталкивающая. Пальцы его исчезали в набегающей ряби, потом появлялись на пару секунд и тут же снова скрывались. Ему хотелось скорее отдёрнуть руку, подняться и идти прочь, не оглядываясь. А ещё лучше просто нежиться под мягким пледом в кресле с чашкой горячего чая, а не вот это всё. Вот только река не отпустила его. Она заговорила и, мгновенно приковав внимание Вадима к себе, очертила внутри себя совсем не его силуэт, нет. Замер её собеседник, не шевелился, не дышал. Ведь отражения показывали ответы, а ему оставалось только рассмотреть и разобраться в увиденном.
– Впусти! – настоял он ещё раз.
Внезапно по неспокойной водной глади пошли круги, и проявилось граффити: двое уродливых парней с перекошенными лицами. Их бледные губы кривились в ехидных ухмылках, чёрные глаза-точки съехали к носу, тощие руки покоробились в локтях, суставы пальцев вздыбились неприятного вида шишками. На порванных майках скособоченных людей была надпись, одна и та же у обоих: «Верни. Мне. Моё».
Как только видение исчезло, Вадим поднялся и осмотрелся. Он обернулся и тут же задохнулся – наглый ветер бросил ему в лицо коктейль из пыли, листвы и мелкого щебня с тротуара. Парень запоздало закрылся руками, но это не помогло укрыться от едкого микса. Вадима же не ветер вовсе беспокоил, а отражения и их бесполезная подсказка. Граффити: «Верни. Мне. Моё». Что за бред ему только что показали?
– Ну и где? Где? – возмущался он, оглядываясь по сторонам. – Где же?
– Что ищем-то? – допытывался Артём, почти на глаза натягивая вязаную шапку с ушами и завязывая её шнурки бантиком. – Верес, не молчи!
Вадим, глянув на него, по-доброму усмехнулся – нелепый вид друга не ко времени повеселил. Или ко времени, дав как раз нужную именно сейчас передышку, чтобы собраться с мыслями. Потом он, став вмиг серьёзным, крутанулся на месте и, придерживая рукой капюшон толстовки, чтоб ветер не дёргал хотя бы волосы, бросил беглый взгляд вдоль всей набережной.
– Нет здесь этой нелепой мазни, – невесело заключил он. – Хотя…
Граффити, и в самом деле, поблизости видно не было. Зато над головой раскинулся висячий пешеходный мост с гигантскими витыми тросами и неохватными колоннами. Горожане неторопливо прогуливались по нему, фотографировались и любовались пейзажами, невзирая на непогоду. Красиво, стильно, уютно. Только-только после реконструкции. Удивляло одно: редкие путники до края пролёта доходили и возвращались. Почему?
Расплывшись в довольной улыбке, Вадим хлопнул себя по лбу.
– По ту сторону реки, что, Вадим Андреевич? – ликующе воскликнул он. – Ничего!
– Ты о чём, Верес? – окликнул его Артём. – Может, объяснишь уже?
Но Вадим не отозвался. Ведь резко сорвавшись с места и ни разу не оглянувшись на друзей, он помчался к мосту так стремительно, что те еле успевали за ним. А он никого не ждал, ничего не слышал, да и просто совсем забыл о попутчиках. Впереди «ничего»! Шёл так быстро, что случайно налетая на редких прохожих, даже не обращал внимания на их ворчание. И только когда достиг другого берега, осмотрелся. Позади догоняли Артём с Алисой. Впереди к реке бежали ступени. Здесь они оказались неухоженными – разрушились от времени и непогоды – или же их и вовсе не было. Крошево бетона – всё, что осталось от лестницы. Вадим тут же поспешил спуститься вниз, потому скользил по этим мокрым выступам, скатывался и оступался. И лишь добравшись до нужного места, он вдруг вспомнил, что пришёл на набережную не один.
Вот слева Артём доламывал остатки ступеней неуклюжими стараниями удержаться на них же. А Алиса была куда осторожнее, и, прежде чем сделать шаг, нащупывала опору ногой. Вадим тут же взобрался к ней и без лишних слов протянул руку. Девушка ничуть не смутилась и не отказалась от предложенной помощи. И вот минуту спустя ребята добрались-таки до кромки воды, а непростой спуск остался за их спинами.
Серая одинокая мостовая здесь тонула в тишине. Прогулочная дорожка её давно растрескалась, местами вздыбилась и поросла травой, а мусора повсюду оказалось так много, что в первую минуту смутился даже Вадим. Да, здесь, конечно, был не фасад сердца города, а скорее его задворки – от фасада ребят отделял всего-то небольшой сквер рядом с новой набережной по ту сторону реки, – но потому неухоженность и захламлённость именно этого места сбивали с толку.
– Ну вот как так можно, – возмутилась Алиса, пытливо глядя на Вадима. – Это же город. Центр почти через дорогу. Повсюду, куда не повернись, разбросаны осколки стекла, бумага, пакеты. И не стыдно людям?
– Вот так и можно, Алисонька, – усмехнулся за её спиной Артём. – Оглянись, сестра, тут есть даже ещё дымящее пепелище костра. А слева от него лежат с десяток пластиковых бутылок и смятые одноразовые стаканчики. Похоже, тут была неслабая вечеринка.
– Всё это, – фыркнул Вадим и крутанулся на месте, разведя руки в стороны. – Всего лишь остатки мгновений триумфа человеческого безрассудства над умением думать, постигать и чувствовать. Эстетика никчёмности, философия «Живём один раз». И не вечеринка, Артём, а попойка. Как по мне, так вот это всё – примитивность и невежество. И вообще, мы здесь не для этого. Не отвлекаемся больше, Алиса. И меня не отвлекаем.
Он тут же поморщился и прикрыл нос рукой, чтобы не вдыхать местные ароматы, словно боялся заразиться бесполезностью тех, кто оставил здесь помойку. Как все, он быть уж точно не собирался, потому сторонился шаблонности и таких же людей.
– Мне неспокойно здесь, – встревожено оглядываясь по сторонам, призналась Алиса. – Ничего, если я дальше пойду с тобой, Вадим?
– Что это на тебя накатило, сестра, – поддел её Артём, мгновенно задрав свою смешную шапку с разноцветными ромбиками на макушку. – Знаю я тебя. Ты у нас не из робких. И Вереса знаю. Он-то уж точно не согласится тащить за собой девчонку.
– Не такая уж я и смелая, как тебе кажется, – поймала брата на слове Алиса. – Да и ты у нас не храбрец.
– Вот это ты зря! – упрекнул её Артём. – Как можно, вот так запросто, на людях позорить старшего брата?
– Вот так и можно, Артёмушка, – хмыкнула Алиса. – К тому же, ты старше меня всего на полчаса.
– Да с тобой рядом каждый час жизни за год идёт, – не успокаивался Артём.
– Не спорьте, – прервал их пререкания Вади и протянул девушке руку. – Алис, я не против, если дальше мы пойдём вместе.
– Не советую, Верес, – пробубнил Артём, обгоняя друзей, которые, несмотря на все его предостережения, теперь шли вместе. – Не жалуйся после.
Конечно, тут было о чём задуматься, вот только Вадим уже согласился на предложение Алисы и идти на попятную не собирался. А в «после» он и вовсе не верил. И всё же вдоль изнанки набережной он брёл осторожно. Она была неряшливой тихоней, на первый взгляд, это да, но беззвучье её обманывало. Один неумелый шаг в сторону от проторенной среди мусора тропы, и любая разбитая склянка могла в тот же вмиг пронзить ногу.
– Здесь внимательнее, – предупредил Вадим, обернувшись к Артёму. – Смотрим, куда идём. Можем порезаться.
– Это понятно, – буркнул Артём, безуспешно распутывающий завязки под подбородком, которые одним неловким движением рук хозяина из потешного бантика превратились в тугой узел.
Охваченная беспокойством Алиса только кивнула и крепче сжала ладонь Вадима.
– Верес, а почему ты пришёл именно сюда, если не секрет? – непонимающе пожал плечами Артём, так и не справившись с узлом и оставив всё как есть. – Река – это далеко не зеркало. И картинки в ней не самые чёткие.
– Мне не нужны зеркала, Артём, – обойдя стороной кучу битых бутылок, отозвался Вадим. – Мне нужны только отражения. И качество их именно сейчас не имеет для меня никакого значения. Важно количество. А река – это такое гигантское скопище всевозможных городских отражений, что и искомое мною, скорее всего, здесь есть. Ведь вода особый проводник для них. И потому любая мелкая лужа даже на окраине со своей памятью доступна мне прямо отсюда. Главное, чтоб меня впустили в эти самые отражения. И выпустили.
Тут под ботинками вновь проскрипели осколки стекла, и ещё одна лестница осталась за спинами ребят, а впереди показался долговязый бурьян, что шумел, раскачиваясь на ветру.
Решительно раздвинуть сухие стебли и шагнуть в щетинистые заросли первым, было не самой блестящей идей Вадима в этот день. Кроссовок его сразу чавкнул, хватил ледяной жижи и мгновенно промок насквозь. Рывком высвободившись из рук Алисы и преградив ей дорогу собой, он тут же запрыгнул на сухой пяточек из асфальта чуть правее лужи. Он был недоволен собой и собственной несобранностью сегодня и без отговорок залепил самому себе минус.
Друзья обошли его стороной и, умудрившись даже подошвы не испачкать, уже выбрались из бурьяна, а он всё так и пыхтел от недовольства к себе и болоту под ногами, пока не услышал удивлённый возглас Алисы:
– Ого, смотрите, что здесь! Настоящая выставка самобытного искусства под открытым небом!
Едва Вадим обернулся, как у него дыхание перехватило от восторга. Он победно щёлкнул пальцами и чуть улыбнулся. Казалось, удача вновь на его стороне.
– Тут не поспоришь, Алис, – хмыкнул он, в три прыжка добравшись до девушки. – Редкостные экспонаты. Я бы даже сказал, штучные.
Это было именно то, что Вадим искал – высокая бетонная стена, которая тянулась почти вдоль всей набережной, от пола до верха исписанная граффити: от одинокой идиотской фразы о безответной любви до глобальных полотен о смысле жизни. Эта непрезентабельная настенная живопись пестрила красками и образами. Здесь по соседству теснились нескладные люди, бесформенные животные и непонятные существа с витыми рогами, клыками и копытами, извивающиеся в огне. Настроение Вадима тут же улучшилось.
– Не то демоны в аду куражатся, – усмехнулся раскрасневшийся Артём. – Не то козлов жарят.
– Я больше склоняюсь к козлам, – пренебрежительно заявил Вадим. – Второразрядное искусство. Да и создатели этих творений, похоже, далеки от классического видения мира и себя самих. Экспериментаторы, так сказать, а на деле бездари.
– Точно! – восторженно воскликнул Артём. – Хотя, если уж честно, творец до демонов почти дотянул и…
– Ага, – перебила брата Алиса. – Рога и копыта у этих сущностей, конечно, есть, но цельный образ падших ангелов вызывает даже у меня не страх, а смех.
– Ошибочка здесь, Артём, – прыснул Вадим. – С демонами умеючи обращаться нужно, искусно, как и с козлами.
Искорка лукавого взгляда блеснула из-под ресниц Алиса, следом Артём расхохотался. Вадим же лишь сдержанно улыбнулся и принялся исследовать неприглядные шедевры.
Тут нашлись и те уродцы, показанные ему на другом берегу – двое кривых парней с черными глазами. Они смотрели друг на друга. Один из них был изображён в треснувшем в зеркале. И надпись на груди у того, что в отражении: «Верни. Мне. Моё».
– Вадим, – встревожено позвала Алиса. – Посмотри, там ещё какое-то странное стекло есть.
И в самом деле, на бетонном полу, пробитом навылет хлипкими стеблями травы, у стены правее тех двух кособоких парней стоял остриём вверх крупный осколок зеркала. Были здесь и ещё стекляшки – они громоздились рядом горкой, смотрели только друг на друга и больше не отражали. Одинокому же повезло больше. Пожалел, похоже, какой-то случайный прохожий стекло, пристроил к ограждению зеркалом наружу и оставил разглядывать тяжёлое осеннее небо.
– Смахивает на ловушку, – неожиданно став чересчур серьёзным, предупредил Артём.
– Что за бред, Арофьев, – выговорил ему Вадим. – Это просто разбитое зеркало.
Вадим присел, упёрся коленями в мокрый бетон и отёр стекло от грязных пятен, которые остались после недавнего дождя.
– Не дуйся, и тебе света ещё достанется, – протянул он, обращаясь к осколку. – Поговори со мной. Успеешь ещё в кучу ненужности. Впусти.
Внезапно мимо него промчалась белая маршрутка, сигналя, что есть силы.
– Куда прёшь, псих! – завопил водитель, на секунду высунув себя из кабины. – Не хочешь жить, не мешай другим!
В висках застучала кровь, Вадим подскочил на месте, и в ту же секунду ужаснулся – кричат ему. Это он, псих, потому что стоит на разделительной полосе на стыке перекрёстка двух дорог, не способный сделать и шагу. Необъяснимым образом он прилип к разметке на асфальте и не чувствовал ног.
Ну конечно, он в отражениях! Его впустили – это значит, отражения согласны говорить с ним, а ему нужно только сосредоточиться и услышать их.
Он дёрнул головой в сторону – старая образцовая часть города, самый центр. Слева теснился уютный сквер с деревянными скамейками, за которым горделиво возвышался стильный драмтеатр. Справа зазывал прохожих в гости фасонистыми вывесками огромный торговый центр, где при желании купишь всё, что нужно, отдохнёшь и перекусишь. Левее притаился цирк, вернее каркас его светлого будущего, которое никак не настанет вот уже второе десятилетие. Позади – грандиозный компьютерный центр, выросший за пару лет из скромного двухэтажного сервисного центра в девятиэтажную электронную вселенную. Впереди важничала историческая часть города: старые трех и четырёхэтажные дома, которые коммунальщики год от года старательно мажут, штукатурят и красят – возвращают былую красоту. Дома же после зимы вновь линяют, рассыпаясь серым прахом на асфальт под ноги прохожим.
Внезапно чуть дальше по улице, по стене кирпичной пятиэтажки скользнул слепящий блик. Вадим прищурился и вгляделся – подворотня там, вон и облезлая арка. Темно внутри, людей не видно, а блеск не успокаивается. Ещё и ещё ударял свет ему в глаза, словно одёргивал: «Чего стоишь-то? Оглох?»
Верно! Слышит он. Зеркало это! Подворотня! Он широко улыбнулся. Показали ему, что просил.
– Спасибо! – воскликнул Вадим.
Ликуя от того, что общение с отражениями сегодня было таким простым, быстрым и безболезненным, он крутанулся на одной ноге и рванул вперёд. Отклеился тут же и оборвал путы стопора, которые не позволяли двигаться ещё минуту назад, шагнул на пешеходную разметку под зелёный сигнал светофора, и, запоздало обернувшись влево, вдруг резко дёрнулся назад, но было поздно. На него на бешеной скорости нёсся грузовик с прицепом. Вадим похолодел. За рулём сидел тот уродец из странного зеркала на стене с граффити. «Верни! Мне! Моё!», – кричала надпись на драной майке на его груди. Во лбу белоснежной кабины три румяных яблока и кровавая аббревиатура «Спелые решения».
Визг тормозов и брызги кислого яблочного сока из-под исполинских колёс фуры в секунду оборвали время Вадима. Скрип, грохот, скрежет, удар.
«Что такое „Спелые решения“, папа?..»
Глава 2. Ты выжил
Яблоки в жизнь Вадима пришли два года назад. Ему было шестнадцать. До мелочей запомнил он тот непростой приезд к родителям в загородный дом – приезд из школы, где он учился и жил всю неделю.
Его отец – Андрей Андреевич Верес был известным в городе полицейским. Дослужился папа к тридцати восьми годам до важного звания. В высоких амбициях был, гордый, заносчивый, неприступный и упрямый человек. Не доказать ему ничего о себе и не переубедить, если мнение его о тебе уже сложилось. Не оправдаться, когда он обвинял.
Яркая и стильная внешне мама Вадима, при отце была как тень: робкая во взглядах, осторожная в словах, тихая в разговорах, серая в мыслях. Вся её жизнь была только для Вереса-старшего, о нём одном разговоры и беспокойство. Служба тяжёлая у него, ответственность, жизнь под прицелом, понимать нужно, а Вадим не понимал. Всё потому, что сыну доставались лишь крохи и маминого внимания, и ласковых слов, и тёплых прикосновений, и волнений. Он ревновал, завидовал, злился. От отца – недовольства и настолько жёсткое воспитание, что иногда и домой приезжать не хотелось. Ни капли тепла, никогда похвалы. Пока Вадим был маленьким – не воспринимал всерьёз. Повзрослел – наперекор пошёл. Не желал он становиться таким же, как родители, стремился всё сам за себя решать и не мог, пока не исполнится восемнадцать.
Отец, естественно, хотел, чтобы сын пошёл по его стопам. И потому отправил его в школу с правовым уклоном, где дисциплина, подчинение и обязательность. Неблагодарный мальчишка же противился, всё чаще огрызался в разговорах и упирался лбом в любые предложения предка. Ёжился и щетинился непокорный отпрыск, когда родители снова и снова заводили разговор о его будущей профессии и карьерном росте в полиции. А в одной из ссор пообещал бросить школу, если от него не отстанут, и пригрозил сбежать из дома, разрушив идеальную репутацию Вереса-старшего и всей его семьи.
Конечно, мама возмущалась, когда вспыхивали такие перепалки, за мужа всё вступалась, как он скажет. Тот лишь хмурился, а когда обстановка между ними накалялась слишком сильно, чуть отступал и ненадолго отставал от Вадима. Но только до следующего его возвращения из школы. И всё сначала.
И почему только его Андреем не назвали, Вадим не понимал. Тогда бы уж точно по стопам, под копирку, по праву наследования от Андрея старшего младшему, и так дальше через поколения.
В тот самый приезд домой, он, как мог, держался при отцовских нравоучениях. Маме пообещал. Она просила помириться с папой, сказала, что разрывается между ними и выбрать одного никогда не сможет. Уговаривала, чтобы сегодня он согласился с отцом, выслушал его мнение – только для вида – чтобы тот успокоился и не давил больше выбором будущего ни на маму, ни на сына.
Мнение, а Вадима мнение как же? На что он согласится? Зачем? Он соврёт отцу, что передумал или самому себе соврёт? На ловушку больше было похоже, на сговор. Хитрый родительский ход – после откажешься. Что есть это самое «после»? В чём измеряется и как определить, что оно уже пришло, он не представлял. Когда после и как? Сможет ли он после отказаться?
Мама сама собиралась отца отговорить. Постепенно, осторожно и тихо переубедить так, как только преданные тени таких мужей умеют – почти без голоса. В нужное время и в нужном месте. До начала одиннадцатого класса обещала уложиться. Два года. Как Вадиму выдержать и не завраться? Он долго думал и чуть позже согласился. Мама ведь, с ней лбом не бодался, ей поддавался и слушался. Нашёл единственное правильное решение – обещал просто молчать.
И молчал, с нескрываемой неприязнью рассматривая зеркала в отцовском кабинете. Верес-старший снова рассказывал о полиции, о службе, как трудно, но при этом невероятно важно и почётно всё то, чем он занимался. Не для Вадима только важно. Он всё старался завершить разговор, увиливал от ответов, отмалчивался, стремился вырваться из кабинета на вольный воздух без званий и наград. Он в тишину хотел, где надоедливый папин голос больше не преподносил бы сыну собственную правду жизни. Ну, может, хватит уже! Ему шестнадцать всего. Какая там специальность, профессия, работа и тем более звания – не думал пока об этом. Он в десятом, в самом начале, успеет ещё с выбором сам, без отца.
Обратно в школу Вадим уезжал с нескрываемой радостью, наслаждаясь грядущей свободой от родительского надзора. Ему уже виделась собственная комната в жилом корпусе родного учебного заведения – личное пространство, только его, где чисто и светло, без единой пылинки компьютерный стол, аккуратные стопки тетрадей и учебников, и никаких…
…В руки Вадиму впихнули плоское стекло, завернутое в черную ткань.
– Что это? – пробурчал он.
– Подарок директору Павлу Петровичу Фрею, – самодовольно протянул отец, усаживаясь удобнее за руль машины. – Зеркало.
– Мне оно зачем? – возмутился Вадим.
– Просто подержать, можешь? – развёл руками отец. И мгновенно уточнил: – Не сложно?
– Не сложно, – процедил Вадим, пристёгиваясь ремнём безопасности. Щелчок, подёргал в стороны. Порядок, безопасность обеспечена. – Подержу.
– Вот и хорошо, – отрезал Верес-старший, дав по газам.
Такой странный подарок не стал для Вадима сюрпризом, ведь его отец фанатично коллекционировал зеркала. Он так часто и много развешивал их на стенах собственного кабинета, что иногда казалось, будто умом тронулся. Уже и места свободного не оставалось, а он приносил ещё и ещё. При всём том стекляшки эти были разные, не только новые в современных рамах, но и допотопные: облезлые, ободранные и почерневшие от времени. Другие находки были светлыми и чистыми и, приятно поблескивая от любого освещения, чётко и тонко отражали тебя, какой есть, без прикрас и без кривляний. Встречались экземпляры без рам с обгрызенными краями, словно их пытались съесть, откусывая по кусочку, но не получилось, и их оставили обглоданными. А отец пожалел и домой принёс, отогрел, на стену повесил, смахивал с них пыль, говорил с ними. Зачем?
– Почему оно в чёрном? – нарушил тишину Вадим после получасового молчания.
Трасса в вечерних сумерках. За окном дождь. Зеркало в руках. Подкатила необъяснимая тоска и загудела в груди беспокойством.
– Так нужно, – не отрываясь от дороги, бросил отец.
