banner banner banner
Двор чудес
Двор чудес
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Двор чудес

скачать книгу бесплатно

Двор чудес
Ирина Владимировна Одоевцева

Азбука-поэзия
На литературной карте Серебряного века Ирина Одоевцева, «маленькая поэтесса с большим бантом», как она себя называла, и любимая ученица Николая Гумилева, занимает особое место. Ее первый сборник «Двор чудес» (1922) стал заметным событием в литературной жизни и был дружно одобрен критикой. «…Чутье стиля в такой мере, как у Одоевцевой, – признак дарования очень крупного», – писал Владимир Пяст. И даже язвительный Лев Троцкий удостоил Одоевцеву своей похвалы, выделив «Двор чудес» среди «книжечек и книжонок»: «Очень, очень милые стихи». Однако известность пришла к ней еще раньше. На поэтических вечерах юная Одоевцева пользовалась большой популярностью и с блеском читала свои стихи, включая знаменитую «Балладу о толченом стекле». Ее сразу отметил Александр Блок, ею восхищались Корней Чуковский, Михаил Лозинский и Георгий Иванов. В 1922 году Ирина Одоевцева уехала из России и большую часть жизни провела во Франции, но в 1987 году вернулась на родину, где ей довелось увидеть свои книги изданными в СССР огромными тиражами. Помимо мемуарной прозы, творчество Одоевцевой включает несколько романов, переведенных на многие языки, а также семь поэтических сборников, ставших неотъемлемой частью русской поэзии ХХ века.

Ирина Владимировна Одоевцева

Двор чудес

© И. В. Одоевцева (наследник), 2024

© Оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Азбука®

Двор чудес

Сергею Алексеевичу

Попову-Одоевцеву

Памяти Гумилева

Мы прочли о смерти его.
Плакали громко другие.
Не сказала я ничего,
И глаза мои были сухие.

А ночью пришел он во сне
Из гроба и мира иного ко мне,
В черном старом своем пиджаке,
С белой книгой в тонкой руке,

И сказал мне: «Плакать не надо,
Хорошо, что не плакали вы.
В синем раю такая прохлада,
И воздух тихий такой,
И деревья шумят надо мной,
Как деревья Летнего сада…»

    1921

Баллада о толченом стекле

Корнею Чуковскому

Неправо о стекле те думают, Шувалов,

Которые стекло чтут ниже минералов.

    Ломоносов

Солдат пришел к себе домой,
Считает барыши.
«Ну, будем сыты мы с тобой,
И мы, и малыши.

Семь тысяч! Целый капитал!
Мне здорово везло —
Сегодня в соль я подмешал
Толченое стекло».

Жена вскричала: «Боже мой!
Убийца ты и зверь!
Ведь это хуже, чем разбой, —
Они помрут теперь».

Солдат в ответ: «Мы все помрем,
Я зла им не хочу.
Сходи-ка в церковь вечерком,
Поставь за них свечу».

Поел и в чайную пошел,
Что прежде звали «Рай».
О коммунизме речь повел
И пил советский чай.

Прошло три дня, и стал солдат
Невесел и молчит.
Уж капиталу он не рад,
Барыш не веселит.

А в полночь сделалось черно
Солдатское жилье.
Стучало крыльями в окно,
Слетаясь, воронье.

По крыше скачут и кричат,
Проснулась детвора,
Жена вздыхала. Лишь солдат
Спал крепко до утра.

В то утро встал он позже всех,
Был сумрачен и зол.
Жена, замаливая грех,
Стучала лбом о пол.

«Ты б на денек, – сказал он ей, —
Поехала в село.
Мне надоело – сто чертей —
Проклятое стекло!»

Жена уехала, а он
К окну с цигаркой сел.
Вдруг слышит похоронный звон —
Затрясся, побледнел.

Семь кляч влачат по мостовой
Дощатых семь гробов.
В окно несется бабий вой
И говор мужиков:

«Кого хоронишь, Константин?»
«Да Глашу вот, сестру.
В четверг вернулась с имянин
И померла к утру.

У Никанора помер тесть,
Клим помер и Фома,
А что такая за болесть,
Не приложу ума».

Настала ночь. Взошла луна.
Солдат ложится спать.
Как гроб, тверда и холодна
Двуспальная кровать.

И вдруг… Иль это только сон?
Вошел вороний поп.
За ним огромных семь ворон
Внесли стеклянный гроб,

Вошли и встали по углам.
Сгустилась сразу мгла.
«Брысь, нечисть! В жизни не продам
Проклятого стекла!»

Но поздно. Замер стон у губ,
Семь раз прокаркал поп,
И семь ворон подняли труп
И положили в гроб,

И отнесли его в овраг,
И бросили туда,
В гнилую топь, в зловонный мрак —
До Страшного суда.

    1919

«Всегда всему я здесь была чужою…»

Всегда всему я здесь была чужою —
Уж вечность без меня жила земля,
Народы гибли, и цвели поля,
Построили и разорили Трою.
И жизнь мою мне не за что любить.
Но мне милы ребяческие бредни —
О, если б можно было вечно жить,
Родиться первой, умереть последней:
Сродниться с этим миром навсегда
И вместе с ним исчезнуть без следа!

«Дрожит и стынет…»

Дрожит и стынет
В твоей руке моя рука.
Со мной отныне
Твоя тоска.

– О Мери! Мери!
– Прощай, прощай, любимый мой!
Открою двери,
Уйду домой.

В вечернем свете
Левкои на твоем окне
И губы эти
Не видеть мне.

И не услышу
Над изголовьем голос твой,
Когда на крышу
Слетит покой.

– О Мери! Мери!
– Любимый мой, прощай, прощай!
Несчастным двери
Откроет рай.

Баллада об извозчике

К дому по Бассейной, шестьдесят,
Подъезжает извозчик каждый день,
Чтоб везти комиссара в комиссариат —
Комиссару ходить лень.

Извозчик уснул. Извозчик ждет.
И лошадь спит и жует.
И оба ждут. И оба спят —