Часы проклятой

Дмитрий Одиссеев

Часы проклятой

Глава 1. Дорога в дом

Андрей Лавринов вёл машину уже несколько часов, и дорога казалась бесконечной. Серое полотно асфальта тянулось вперёд, растворяясь в лёгком утреннем тумане. По обочинам стояли тёмные ели, их ветви, тяжёлые от росы, чуть склонялись к дороге, будто прислушивались к звуку шин. В салоне пахло кофе из термоса и чуть выдохшимся ароматом детских конфет, которые Варя и Мирон ели в начале пути. Елена сидела рядом, повернувшись к окну. Её взгляд скользил по редким домам, по заброшенным сараям, по полям, где ветер гнал сухую траву. Она молчала, но Андрей знал – в её голове идёт тихий, упорный разговор самой с собой. Елена всегда так делала, когда жизнь менялась слишком резко: уходила в свои мысли, как в отдельную комнату, куда никого не пускают. Сзади, в детских креслах, Варя спала, уткнувшись лбом в стекло, а Мирон листал потрёпанный комикс, держа его на коленях. Машина мягко покачивалась на неровностях дороги, и казалось, что весь мир за пределами этих четырёх сидений существует только как фон, как декорация, которую можно сменить, стоит лишь повернуть руль.

Мирон поднял глаза от страниц.

Мирон: Ещё долго?

Андрей посмотрел на навигатор.

Андрей: Час, может чуть меньше. Мальчик кивнул и снова погрузился в картинки. За окном мелькнула старая заправка с облупившейся вывеской, потом – узкий мост через реку. Вода в ней была тёмная, почти чёрная, и Андрей задержал на ней взгляд. В таких местах всегда есть ощущение, что под поверхностью что-то живёт, что-то древнее и терпеливое. Дом, в который они ехали, он видел только на фотографиях в объявлении. Двухэтажный, с высоким чердаком и верандой, окружённый садом, который давно никто не стриг. Продавец говорил, что дом старый, но крепкий, и что в нём «есть душа». Андрей тогда усмехнулся – слишком часто он слышал эту фразу от риелторов. Но всё же что-то в этих снимках зацепило его: может, свет в окнах, может, тень от деревьев на фасаде. Машина свернула с трассы на узкую дорогу, где колёса зашуршали по гравию. Лес стал гуще, и солнце, пробиваясь сквозь ветви, ложилось на лобовое стекло золотыми пятнами. Андрей почувствовал, как внутри поднимается странное ощущение – не тревога, а скорее предчувствие, будто они въезжают в место, которое уже ждало их.

Елена повернулась к нему.

Елена: Ты уверен, что это хорошая идея?

Андрей: Мы же решили. Нам нужен новый старт. Она кивнула, но в её глазах мелькнуло что-то, что он не успел прочитать. Впереди показался поворот, и за ним – дом. Остоял чуть в стороне от дороги, окружённый старыми липами. Крыша была тёмная, почти чёрная, окна смотрели на них, как глаза, в которых отражалось солнце. Андрей остановил машину у ворот. Дети проснулись, и Варя, прищурившись, посмотрела. Андрей толкнул створку ворот, и они с тихим скрипом поддались. Скрип был долгим, тянущимся, как будто металл и дерево не хотели расставаться. Гравий под ногами хрустел, когда он пошёл по дорожке к крыльцу. Липы, что стояли по обе стороны, отбрасывали густую тень, и в этой тени воздух казался прохладнее, чем на солнце. Елена шла следом, держа за руки детей. Варя оглядывалась по сторонам, словно пыталась запомнить каждое дерево, каждый камень. Мирон, наоборот, смотрел только вперёд, на дом, и в его взгляде было что-то настороженное, хотя он молчал. Ключи, оставленные прежним владельцем, лежали в конверте, приклеенном к двери изнутри почтового ящика. Андрей достал их, выбрал самый большой, вставил в замок. Металл провернулся с лёгким усилием, и дверь открылась. Внутри пахло старым деревом, пылью и чем-то ещё – запахом, который невозможно сразу определить. Он был не резким, но цеплял, как будто в нём было воспоминание, которое не принадлежало никому из них. Прихожая была просторной, с высоким потолком и узким окном сбоку, через которое падал косой луч света. На полу лежал старый ковёр с выцветшим узором, и в его ворсе застряли мелкие соринки, как будто он ждал, что кто-то наконец стряхнёт с него годы. Елена поставила сумку у стены и провела ладонью по перилам лестницы, ведущей на второй этаж.

Елена: Здесь холодно.

Андрей: Проветрим, и станет лучше. Он прошёл дальше, в гостиную. Там стоял массивный камин, над которым висело овальное зеркало в потемневшей раме. В зеркале отражалась часть комнаты и кусок окна, и от этого отражения было странное ощущение – как будто в комнате кто-то есть, но стоит чуть в стороне. Варя подошла к окну и прижалась лбом к стеклу.

Варя: Тут сад. И там, кажется, пруд. Андрей подошёл ближе. За домом действительно тянулся сад, заросший травой по колено. В глубине, за кустами, блеснула вода. Мирон тем временем поднялся на пару ступеней лестницы и заглянул наверх.

Мирон: Там темно.

Андрей: Потом посмотрим. Сначала разгрузимся. Они вернулись к машине за коробками. Солнце уже поднялось выше, и тень от лип стала короче. Дом стоял тихо, будто прислушивался к их шагам. Когда Андрей в третий раз вошёл внутрь с коробкой в руках, он заметил узкую дверь под лестницей. Она была приоткрыта, и из щели тянуло прохладой. Он толкнул её ногой – за дверью оказался узкий проход, ведущий вверх по крутой деревянной лестнице.

Елена, проходя мимо, бросила взгляд.

Елена: Чердак?

Андрей: Похоже на то. Он уже собирался закрыть дверь, но взгляд зацепился за что-то в полумраке наверху. Там, на самом краю видимости, стояла старая картонная коробка. Андрей поставил коробку, которую держал в руках, на пол прихожей и вернулся к узкой двери под лестницей. Проём был низким, и, чтобы войти, пришлось слегка пригнуться. Деревянные ступени уходили вверх под крутым углом, и каждая из них скрипнула, когда он поставил ногу. Воздух в проходе был прохладным и сухим, с запахом старой древесины и пыли, которая, казалось, лежала здесь десятилетиями. Света почти не было. Лишь тонкая полоска пробивалась сверху, откуда-то из щели в крыше. Пыльные частицы плавали в этом свете, медленно кружась, будто в воде. Андрей поднялся ещё на несколько ступеней, и голова оказалась на уровне пола чердака. Чердак был просторным, но низким, с покатой крышей. Доски пола местами потемнели от времени, а в углах лежали свёрнутые паутиной комки старой ткани. Здесь стояли несколько предметов, оставленных прежними хозяевами: сломанный стул, пустая рамка от картины, деревянный ящик с ржавыми петлями. И там, у самой стены, стояла та самая коробка. Она была картонная, но плотная, с потемневшими краями, перевязанная бечёвкой. На крышке кто-то когда-то написал что-то карандашом, но буквы почти стерлись. Андрей подошёл, присел на корточки и провёл рукой по крышке. Пыль осела на пальцах серым налётом. Он развязал бечёвку, и она хрустнула от сухости. Крышка поддалась, и внутри оказался хаотичный набор вещей: старые письма в конвертах, несколько пожелтевших фотографий, маленькая фарфоровая фигурка женщины в длинном платье, и на самом дне – карманные часы на цепочке. Часы были тяжёлые, холодные на ощупь, с тёмным металлическим корпусом. На крышке был выгравирован узор, похожий на переплетённые ветви. Андрей нажал на маленькую кнопку сбоку, и крышка открылась. Стрелки стояли на одном и том же времени – без движения. Циферблат был треснувший, но под стеклом всё ещё виднелась тонкая вязь цифр. Он подержал часы в ладони, и почему-то показалось, что металл чуть теплеет. Не сильно, но достаточно, чтобы обратить внимание. Андрей нахмурился, закрыл крышку и машинально положил часы в карман джинсов.

Внизу послышался голос Елены.

Елена: Андрей, ты там надолго?

Андрей: Уже спускаюсь. Он бросил взгляд на открытую коробку, но не стал закрывать её. Пыль в луче света всё так же медленно кружилась, и в этой тишине было ощущение, что чердак слушает. Андрей спустился по узкой лестнице, пригибаясь, чтобы не удариться о притолоку. Деревянные ступени под ним тихо стонали, и этот звук растворялся в глухой тишине дома. Он закрыл дверь под лестницей, провёл ладонью по шершавой поверхности и вернулся в прихожую. Елена в это время раскладывала на полу сумки, сортируя вещи. Варя сидела на ковре и рассматривала старую фарфоровую вазу, которую нашла на подоконнике. Мирон стоял у окна и следил за тем, как по саду пробежала кошка, исчезнув в высокой траве. Андрей поднял одну из коробок и отнёс её в кухню. Кухня оказалась просторной, с большим окном, выходящим на задний двор. На подоконнике стояли два глиняных горшка, в которых когда-то росли цветы, но теперь в них была только сухая земля. На стене висели старые часы с маятником, стрелки которых остановились на половине четвёртого. Он поставил коробку на стол, вернулся в прихожую и снова вышел к машине. Солнце уже поднялось выше, и воздух стал теплее. Липы у ворот тихо шуршали листвой, а где-то вдалеке, за лесом, глухо стучал поезд. Они работали молча, перенося вещи из машины в дом. Иногда кто-то из детей задавал вопрос, иногда Елена что-то уточняла, но в целом всё шло спокойно. Дом принимал их без спешки, как будто присматривался, запоминая голоса, шаги, привычки. Когда последняя коробка оказалась внутри, Андрей закрыл багажник и задержался на крыльце. Он провёл взглядом по фасаду, по крыше, по окнам второго этажа. В одном из них, в самом угловом, стекло чуть поблёскивало на солнце, и в этом блеске было что-то притягательное. Елена позвала его на кухню – нужно было помочь подключить чайник. Андрей кивнул, вошёл в дом и, проходя мимо прихожей, машинально сунул руку в карман. Пальцы коснулись холодного металла.

К вечеру дом наполнился звуками. Где-то наверху Варя открывала и закрывала дверцы шкафов, Мирон бегал по коридору, проверяя, какие половицы скрипят сильнее. Елена на кухне раскладывала посуду по шкафам, иногда останавливаясь, чтобы протереть полку влажной тряпкой. Андрей помогал ей, но время от времени выходил в прихожую, чтобы просто постоять и прислушаться. Снаружи сад медленно темнел. Липы у ворот уже сливались в одну тёмную массу, а в глубине, за зарослями, вода в пруду отражала последние бледные полосы заката. Андрей вышел на крыльцо, вдохнул прохладный воздух. Здесь пахло влажной землёй, прелыми листьями и чем-то ещё – лёгким, как тень, но упорно цепляющимся за память. Он спустился по ступеням и пошёл по тропинке в сад. Трава была по колено, местами в ней попадались камни, заросшие мхом. Ветки кустов цепляли за одежду, и в этой тишине каждый шорох казался громче. У пруда он остановился. Вода была неподвижной, как зеркало, и в отражении Андрей увидел себя – чуть размытым, будто сквозь тонкий слой стекла.

Из дома донёсся голос Елены.

Елена: Андрей, ужин готов.

Она обернулся, ещё раз посмотрел на воду и пошёл обратно. На кухне пахло жареной курицей и свежим хлебом. Дети уже сидели за столом, споря о том, кто первым займёт комнату с видом на сад. Елена разливала суп по тарелкам, и в её движениях была та особая сосредоточенность, которая появляется, когда человек пытается обжить новое место.

Варя: Папа, а можно мне ту комнату наверху, где окно круглое?

Андрей: Посмотрим завтра. Сегодня все спят там, где уже поставили кровати.

Мирон: А я хочу комнату с балконом.

Елена: Сначала разберём вещи, потом будете выбирать. Они ели молча, только иногда кто-то задавал короткий вопрос или делал замечание. За окном темнело, и в стекле всё отчётливее отражалась кухня – стол, лица, свет лампы. После ужина Андрей помог Елене убрать со стола, потом поднялся наверх, чтобы проверить, как устроились дети. Варя уже лежала в кровати с книгой, Мирон сидел на полу и раскладывал игрушки.

Андрей: Спать не поздно. Завтра будет много дел.

Варя: А можно завтра пойти к пруду?

Андрей: Можно, но только вместе. Он пожелал им спокойной ночи и спустился вниз. Елена сидела в гостиной с чашкой чая, глядя в камин. Огонь в нём пока не горел, но она, кажется, представляла, как он будет трещать зимой. Андрей сел рядом. Некоторое время они молчали. Дом был тих, только где-то в стенах потрескивало дерево.

Елена: Здесь… непривычно.

Андрей: Это нормально. Скоро привыкнем. Она кивнула, но взгляд её был устремлён куда-то вглубь комнаты, мимо него. Позже, когда все легли спать, Андрей ещё долго лежал, слушая, как дом дышит. Иногда казалось, что где-то наверху, на чердаке, что-то тихо перемещается – но, возможно, это был просто ветер. Андрей долго ворочался, пока наконец не сел на кровати. Елена спала, её дыхание было ровным, и он тихо поднялся, стараясь не скрипнуть полом. В коридоре стоял полумрак, лишь из‑под двери детской пробивалась тонкая полоска света ночника. Он спустился вниз. В гостиной пахло деревом и чем‑то сладковатым, возможно, от старого ковра. Андрей прошёл на кухню, налил себе воды. За окном сад был чёрным силуэтом, и только пруд отражал тусклый свет луны. Не зная зачем, он вышел на крыльцо. Воздух был прохладным, влажным. Где‑то в траве стрекотали насекомые, вдалеке ухнула сова. Андрей спустился по ступеням, прошёл несколько шагов по тропинке. В темноте сад казался больше, чем днём, и тише. Он остановился у пруда. Вода была неподвижной, и в отражении луны что‑то едва заметно дрогнуло – возможно, рыба, а может, просто ветер. Андрей постоял ещё немного, потом вернулся в дом. В спальне он лёг, закрыл глаза и почти сразу провалился в сон. Ему снилось, что он идёт по длинному коридору, стены которого уходят в темноту. В конце коридора стояла дверь, и за ней слышался тихий, размеренный стук, как будто кто‑то заводил часы. Он проснулся от солнечного света, пробившегося сквозь шторы. Елена уже была на кухне, дети спорили о чём‑то в гостиной. Андрей спустился, и запах свежесваренного кофе наполнил утро.

Елена: Сегодня надо съездить в магазин. И ещё – я хочу посмотреть, что в сарае за домом.

Андрей: Давай сначала разберём коробки.

Варя: А можно потом к пруду?

Андрей: Можно, но вместе. Они завтракали, обсуждая, какие комнаты будут чьими. Мирон настаивал на балконе, Варя – на круглом окне. Елена смеялась, говоря, что сначала нужно хотя бы постелить постели. После завтрака Андрей вышел во двор. Солнце уже поднялось, и дом выглядел иначе, чем вчера: светлые стены, блеск окон, тени от лип, ложащиеся на фасад. Он обошёл дом, заглянул в сарай. Внутри было темно, пахло сухой травой и железом. На полках стояли банки с ржавыми крышками, в углу – старый велосипед. Вернувшись, он увидел, что Елена разговаривает с женщиной у ворот. Та была в светлом платье, с корзиной в руках.

Женщина: Доброе утро. Вы, наверное, новые хозяева?

Елена: Да. Мы вчера приехали.

Женщина: Я живу через дорогу. Если что‑то понадобится – приходите. Она улыбнулась, но в её взгляде было что‑то изучающее, как будто она пыталась запомнить их лица. После утреннего разговора с соседкой Елена вернулась в дом, а Андрей остался у ворот. Он провёл рукой по шершавой поверхности створки, чувствуя под пальцами глубокие трещины в древесине. Казалось, эти ворота стояли здесь десятки лет, пережили не одну зиму и не один дождливый сезон. Он обернулся к дому. Солнечный свет падал на фасад, выделяя каждую неровность штукатурки, каждую тень от ветвей лип. Окна второго этажа отражали голубое небо, но в одном из них, в угловом, стекло казалось чуть темнее, чем в остальных. Андрей задержал взгляд, но, моргнув, увидел лишь своё отражение. В доме Елена уже раскладывала продукты, которые привезли с собой. Варя и Мирон носились по комнатам, открывая шкафы, заглядывая под кровати, споря, кто первым пойдёт на чердак. Андрей решил, что чердак они будут исследовать позже, вместе. После обеда они отправились к пруду. Тропинка вела через сад, заросший высокой травой, где под ногами прятались камни и корни. Ветки кустов цеплялись за одежду, а в воздухе стоял запах влажной земли и прелых листьев. Пруд оказался больше, чем казался из окна. Вода была тёмная, но чистая, и в ней отражались облака. На другом берегу росли ивы, их длинные ветви почти касались поверхности. Варя бросила в воду камешек, и круги медленно разошлись по глади. Варя: Здесь красиво. Елена: Летом можно будет купаться, если вода чистая. Андрей присел на корточки, зачерпнул ладонью воду. Она была прохладной, с лёгким запахом тины. Он выпрямился и посмотрел на дальний берег. Там, в тени ив, что-то мелькнуло – возможно, птица, а может, просто игра света. Они вернулись в дом под вечер. Солнце клонилось к закату, и сад наполнился мягким золотым светом. Елена занялась ужином, дети устроили в гостиной импровизированный «лагерь» из подушек и пледов. Андрей помогал на кухне, но время от времени выходил на крыльцо, чтобы вдохнуть прохладный воздух. Когда стемнело, они зажгли свет в гостиной. Лампа под абажуром давала тёплый, мягкий свет, и в нём дом казался уютным. Они ужинали, разговаривали, смеялись. Позже, когда дети уже спали, Андрей снова вышел в сад. Ночь была тихой, звёзды ярко горели над крышей. Он прошёл к пруду, постоял у воды. В отражении луны снова что-то дрогнуло, но он не стал вглядываться. Вернувшись, он закрыл дверь на засов и поднялся в спальню. Елена уже спала. Андрей лёг рядом, но сон не приходил. Он слушал, как дом живёт своей ночной жизнью: где-то тихо скрипнула половица, в стенах прошёл лёгкий треск. И снова – тот едва слышный звук, будто на чердаке кто-то переставил предмет. Он сказал себе, что это просто старый дом. Но перед тем как закрыть глаза, снова коснулся кармана. Часы были там.

После завтрака они решили съездить в город. Машина стояла у ворот, и утреннее солнце уже нагрело капот. Дорога вела вниз, к реке, а за ней начинался небольшой центр – несколько улиц с магазинами, аптекой, почтой и старой церковью с колокольней. Городок жил своей размеренной жизнью. На лавочке у булочной сидели двое пожилых мужчин, обсуждая что-то вполголоса. У витрины цветочного магазина женщина в широкополой шляпе расставляла горшки с фиалками. Возле продуктовой лавки стоял велосипед с корзиной, в которой лежал свежий хлеб. Внутри магазина пахло кофе и выпечкой. Елена выбирала овощи, Варя и Мирон рассматривали полку с конфетами. Андрей подошёл к прилавку, где продавец – мужчина лет пятидесяти с густыми бровями – взвешивал яблоки. Андрей: Мы недавно переехали. Дом на Липовой улице, за прудом.

Продавец поднял взгляд.

Мужчина: А… тот самый дом. Он сказал это без улыбки, но и без явной настороженности. Просто констатация, за которой будто что-то стояло.

Андрей: Вы его знаете?

Мужчина: Все здесь его знают. Старый дом. Много хозяев сменил. Он замолчал, взял бумажный пакет и аккуратно положил туда яблоки.

Мужчина: Если что-то понадобится – приходите. Андрей кивнул, но в голове осталась эта пауза между словами. Они вернулись домой ближе к полудню. Солнце стояло высоко, и сад был залит светом. Дети побежали к пруду, Елена осталась на кухне разбирать покупки. Андрей решил обойти дом снаружи. С задней стороны он заметил, что под крышей, рядом с чердачным окном, доски чуть потемнели, как будто их коснулся огонь или влага. Окно было закрыто, но в щели между рамой и стеной застряли сухие листья. Он поднялся на веранду, сел в старое плетёное кресло. Сад был тих, только издалека доносился смех детей. Ветер шевелил листву лип, и в этом шелесте было что-то успокаивающее. К вечеру они снова собрались в гостиной. Елена зажгла лампу, Варя читала книгу, Мирон рисовал. Андрей сидел у окна, глядя на сад, который постепенно погружался в сумерки. Когда зажглись первые звёзды, он поднялся, прошёл в прихожую и остановился у двери под лестницей. Она была плотно закрыта. Андрей коснулся кармана – часы были там, холодные, как и утром. Он вернулся в гостиную, но взгляд всё время тянуло к этой двери. К ночи небо затянуло. Сначала ветер принёс запах сырости, потом в саду зашуршали листья, и вскоре по крыше застучали первые капли. Дождь усиливался медленно, будто кто‑то наверху наращивал ритм, пробуя разные темпы. Андрей сидел в гостиной, слушая, как вода стекает по водостокам. Лампа под абажуром отбрасывала на стены мягкий свет, и в этом свете комната казалась почти уютной. Но за окнами сад был тёмным, и в этой тьме дождь звучал особенно глухо. Елена уже спала. Дети тоже. Андрей поднялся, прошёл в прихожую, проверил замок на двери. Всё было закрыто. Он задержался у окна, глядя на дорожку, ведущую к воротам. В свете фонаря, который стоял у калитки, капли дождя падали косыми линиями, и в их ритме было что‑то завораживающее. Он поднялся в спальню, лёг, но сон не приходил. Дождь стучал по крыше, и в этом стуке иногда проскальзывали паузы, как будто кто‑то прислушивался в ответ. В какой‑то момент он всё же уснул. Сон был странным. Он стоял в длинном зале, стены которого терялись в темноте. Пол был деревянным, и под ногами он чувствовал каждую доску. Впереди, на высоком постаменте, лежали карманные часы. Они были открыты, и стрелки двигались, но не по кругу – они ходили туда‑сюда, как маятник. С каждым движением стрелок в зале становилось тише, пока не остался только этот звук. Андрей протянул руку, но в тот момент, когда пальцы почти коснулись металла, часы закрылись сами, и тишина стала полной. Он проснулся резко, как будто кто‑то позвал его по имени. В комнате было темно, только за шторой угадывался бледный свет фонаря с улицы. Дождь всё ещё шёл, но тише. Андрей сел на кровати, прислушался. Дом был неподвижен. Он коснулся кармана брюк, которые лежали на стуле рядом. Часы были там. Он лёг обратно, но сон уже не возвращался. Дождь закончился ближе к рассвету. Андрей лежал с открытыми глазами, слушая, как с крыши редкие капли падали на землю. В комнате стоял свежий, влажный воздух, и где-то в саду уже перекликались птицы. Он встал, стараясь не разбудить Елену, и подошёл к окну. Сад был залит мягким утренним светом, трава блестела от росы, а пруд казался чуть дымчатым – над водой стелился тонкий туман. Липы стояли неподвижно, и в этой неподвижности было что-то торжественное, как в момент перед началом дня.