скачать книгу бесплатно
Зафс уткнул лицо в ладони, его плечи сотрясали рыдания, а слезы, просачиваясь сквозь пальцы, падали на короткие, совершенно детские штанишки. Эмоционально, душевно он был всего лишь ребенком. Ребенком с интеллектом взрослого мужчины.
– Вы не понимаете, от чего заставляете меня отказываться! – давясь слезами, взвыл взрослый мальчик.
– Что? – не расслышал отец, а мама, пересев из кресла на диван рядом с сыном, обняла его за плечи:
– Что ты говоришь, сыночек?
– Ничего, – оторвав ладони от лица, твердо произнес Зафс. – Все в порядке. Через восемь лет вы переправите меня на планету, где действуют законы анонимности, и я добровольно сдамся властям.
Лишь в нескольких мирах изученной части Вселенной сохранилось щадящее отношение к телепатам. Эти планеты заселяли расы, наиболее близкие к ментальному типу, и перекрестные браки нередко позволяли родиться – уродам. Врагам человечества, угрозе цивилизации.
– А ты, папа, подбери мне новую формулу транквилизаторов, – четко, глядя в стену, диктовал подросток. – Эта формула приводит к мигреням.
– Хорошо, – покорно, с душевной болью проговорил отец. – Я сделаю все, как ты захочешь…
* * *
Много позже Зафс понял, каким гениальным ученым-практиком был доктор Варнаа. Тонкий психологический расчет позволил доктору совладать с разумом легиса. Подчинить, оставить под контролем такую силу, пожалуй, было бы невозможно, не сделай ученый ставку на благородство. Ребенок-легис, воспитанный людьми, не мог не впитать, не проникнуться чисто человеческими понятиями любви и жертвенности до самоотречения.
Отец не заставлял, он просил.
А мама тихо плакала.
Зафс позволил увеличить дозу медикаментов. Безропотно и вовремя доставал пластиковую тубу и делал инъекцию. Сначала каждый день, потом утром и вечером, потом «всплески» участились и обострились – до двадцатилетия Зафсу оставалось дожить чуть меньше года.
Медикаменты отказывались помогать, разум легиса рвался на волю.
…Флаер летел над тихим лесным озером. Левера, возбужденная недавним триумфом «жонглера» Зафса и общением со знаменитостью, сделала крюк и ушла с оживленной трассы.
– Платиновая ажурная диадема, пожалуй, относится к эпохе расцвета Пирейского царства, – щебетала девушка. – Ты согласен, Зафс? – Попутчик не ответил, и соседка решила поддразнить его: – А к какой эпохе относится твой браслет, Зафс Варнаа?
Юноша рассеянно дотронулся до запястья и покрутил на нем тусклую наборную змейку браслета.
– Кажется, он изготовлен из цельного витахрома?
– Да. – Молчание уже становилось невежливым, и Зафс заставил себя ответить.
Сегодняшний «всплеск» ударил не только обостренной памятью, толщу из брони транквилизаторов пробили также и телепатические эманации.
«А ведь я это предчувствовал! – упрекал себя юноша. – Уже входя в аудиторию, я улавливал негативный настрой толпы. Несколько широкоплечих молодцов просто с ума сходили от ревности. – Зафс покосился на Леверу. – Какой прекрасный все же повод! – И тяжко вздохнул. – Но это все же никак не оправдывает мой «цирковой номер». «Всплеск» можно было подавить. А я – влюбленный идиот! – решил блеснуть».
Под прозрачным полом флаера проплывала окультуренно-буйная зелень парковой зоны. Прогуливающиеся люди бродили по берегу причудливо изогнутого нерукотворного озера, с невысокой скалы, один за другим, падали стройные фигурки ныряльщиков. Какой-то седовласый старец держал за руку худенькую девчонку и оттаскивал ее от края скалы.
Дедушка и внучка, чудная пара. Зафс вспомнил элегантного профессора Эйринама и усмехнулся.
Войдя в Дом-музей, он мог бы с точность определить место и время рождения, пожалуй, каждого экспоната. Сегодняшний «всплеск» был самым сильным за последние месяцы. Так что больших усилий стоило Зафсу не вовлекать ученого-историка в интересную беседу, не заострять внимание на предметах экспозиции, а тупо следовать в кильватере Леверы.
Но «всплеск» также обострил и ментальное восприятие. Если память можно было обуздать молчанием, то ощущение сначала растерянности, а потом негодования профессора просто терзали юношу. Чужие эмоции не получалось «выключить», чужое восприятие тебя било болезненнее пощечин. И Зафса мучило не сколько негодование Эйринама, сколько просчитанный ход эмоционального развития ситуации. Зафс и Левера уйдут из Дома ученого и оставят добряка профессора в таком подавленном состоянии, что даже гневная реакция – болван, мальчишка! – не спасет того от депрессии. Когда Зафс уйдет, профессор почувствует свой Дом оскверненным и надолго погрузится в печальное изучение «непринятых» сокровищ.
Человек страдал. И это было невыносимо для Зафса. У самого выхода он зацепился взглядом за зеркало…
«Пожалел, – вздохнул юноша. – Но это не страшно. Эйринам надолго застрянет мыслями на производстве зеркал и, пожалуй, перестанет на себя сердиться. На себя, на свой ДОМ, на болвана Зафса Варнаа…»
– У моего брата тоже был браслет из витахрома, он помогал ему при головных болях, – говорила тем временем Левера. – Но всегда носить «живое железо» братишка не мог, аллергия развивалась. А у тебя? Нет аллергии?
Зафс помотал головой.
Браслет. Еще одна загадка, еще одно знамение его жизни. Зафсу казалось, что этот браслет был на нем всегда, с первой минуты рождения, ни разу, ни на секунду он не терял с ним связи. Когда рука Зафса становилась шире, отец, не снимая украшения с запястья, наращивал его на одно звено. Эти новые звенья, блестящие и не очень, были временной шкалой жизни Зафса Варнаа.
– Никогда, ни при каких обстоятельствах не снимай его с руки, – постоянно напоминали родители. – Ни на миг, ни на долю мига. Твое тело должно иметь постоянный контакт с «живым железом».
– Почему? – сотни раз спрашивал Зафс.
Отец не давал объяснений. Просто просил принять его слова на веру и исполнять просьбу. Загадочный браслет – простая безыскусная цепь из прямоугольных пластинок, матово поблескивающих на запястье, – ничего не добавлял и не отнимал у Зафса. С ним приходилось мириться, как с пластиковым инъектором, всегда прикрепленным к изнанке любой одежды ребенка, мальчика, подростка и теперь юноши Зафса Варнаа. И этот инъектор был гораздо хуже. Он приносил тупую головную боль, вязкие мысли и чувство обреченности – так будет длиться, длиться и длиться.
Пока Зафс Варнаа не раздаст долги.
– Я хочу, чтобы ты сегодня пошел со мной на вечеринку, – вливался в уши голос Леверы. Нежный, щебечущий, возбужденный. – Мои друзья соберутся в доме Паланги… – Зафс не отвечал, и девушка шутливо ткнула его кулаком в бок. – Пойдешь?
– Прости, сегодня я обещал помочь отцу.
– Перестань! – Левера капризно надула губы. – Там будет весело! Соберутся только свои…
«Свои», – мысленно усмехнулся Зафс. Четыре часа назад он много бы отдал за такие слова. Левера выбирала свое окружение, как привередливая красотка выбирает украшение в ювелирной лавке, – сияющему камню требуется соответствующее обрамление. Зафс видел ее подружек. Много часов, скрываясь за живым зеленым пологом на окнах, он стоял и смотрел, как веселятся в соседнем дворе взрослеющие богини. Лукавые, неопытные грешницы, пленительные девственницы, ласковые девы-искусительницы…
Их было много, этих девушек. И еще больше часов без сна…
– Так ты пойдешь?!
– Нет, извини. Я занят.
Левера резко бросила машину вниз и, почти задевая днищем флаера верхушки деревьев, пронеслась над парком, беря прямой курс на их квартал.
– Не сердись, – попросил Зафс. – Когда-нибудь потом…
– Потом не будет.
Левера обрезала этими словами все надежды Зафса. Обкорнала, как неудавшуюся заготовку обещанного романа. И выбросила.
В мусор. Навсегда.
Если бы не предстоящий разговор с родителями, Зафс, пожалуй, позволил бы себе опечалиться. Отверг красавицу. Или она его отвергла?
Нет, этим мыслям не осталось места. На сегодня с него достаточно любовных неурядиц. Или неурядиц, приключившихся от любви?
Левера быстро привела флаер на стоянку возле их домов, и Зафс даже не сделал попытки как-то сгладить неловкость. Он хмуро попрощался, не получил ответа и медленно пошел по мягкой, пружинящей зеленым дерном тропинке.
«Знают или нет?» – тревожно размышлял проштрафившийся юнец. Не выдержав, послал тончайшую мысленить к дому и тут же отдернул, как обжегся.
Знают. Отец уже пришел из университета и принес маме известия – их сын снова выделился. Глупо, напоказ, как цирковой факир вращал шарами из планет, переставлял по полю битвы икры кораблей…
– Зачем ты это сделал?! – В голосе доктора Варнаа не звучало негодование. Только усталость, тягостная обреченность и грусть – их сын не хочет или не может совладать с давлением Знаний. – Почему?
– Оставь его, – тихо попросила мама. – Неужели ты не видишь – он влюблен.
– В кого?! – Отец развел руками. Создав в воздухе круг, он словно очертил вокруг сына замкнутое пространство вечного одиночества, глубокого, как пропасть.
– В соседку, – спокойно пояснила мама, и сын опустил голову.
– В Леверу?! Боже!
– Тихо, Орт Варнаа. Не кричи. Зафс взрослый человек и имеет право быть влюбленным в кого угодно.
– Вот именно, – фыркнул доктор, – в кого угодно. Левера – истинная дочь Лавиры. – Лавира – планета господствующего матриархата. Женщины этого мира славились не только красотой, но и заносчивостью. – Мог бы выбрать кого-то… – Отец не закончил и снова махнул рукой.
– Сердце не выбирает, – мягко проговорила Римма Варнаа и обратилась к Зафсу: – Ты не пропустил инъекцию, сынок?
– Нет, – хмуро ответил тот. – Папа, похоже, надо увеличить дозу, я – «слышу».
– Как много? – В отце тут же проснулся ученый. Но обеспокоенный тон доктора так явно показал юноше, что отец уже не знает, как ему помочь, что Зафс в который раз приуменьшил действительность.
– Только эмоциональный план.
– Плохо, – тем не менее огорчился доктор. – И через сколько часов после инъекции произошел «всплеск»?
«Он начался еще вчера», – мог бы ответить Зафс, но решение, принятое еще несколько дней назад, вновь не позволило ему быть откровенным до конца.
– Недавно. Уже после лекции. На лекции «выплеснулась» только память. Кстати, профессор Эйринам сказал, что вы знакомы, папа…
– Да, да, – пробормотал отец. – Еще до твоего рождения наши пути пересеклись на одной планете… Горентио все так же бодр? – задумчиво, гоняя в голове какие-то посторонние мысли, поинтересовался Орт Варнаа.
– Вполне, – также думая совсем о другом, ответил сын. «Я их измучил, – печально размышлял юноша. – Мама опять смотрит на кухонных роботов, словно уже прикидывает, что брать с собой в очередное путешествие, что оставить или уничтожить…» – Можно я пойду к себе?
– А пообедать? – Мать остановила его на пороге, но юноша покачал головой:
– Не хочется.
Поднимаясь в свою комнату на второй этаж, Зафс ничего не мог с собой поделать, он – слышал. Отец и мама говорили о нем. Зафс не проникал в их мысли, не хотел сливаться до конца, считая неэтичным такую запрещенную близость, тихий разговор и без того звучал в его ушах, без всяких усилий проникая сквозь потолок и стены.
– Я больше не могу травить его разимом, – горестным эхом звучал в голове Зафса голос отца. – Транквилизатор уже превысил все мыслимые пределы, и я не понимаю, почему и как Зафс может побороть его воздействие…
– А если увеличить еще чуть-чуть? Осталось подождать несколько месяцев…
– Ты не понимаешь! – взвился голос отца. – Зафс превышает предельную дозировку пятикратно! А даже одна доза разима превращает обычного человека в бессмысленное растение! Навсегда!
– Ты настолько превысил дозировку? – поразилась Римма.
– Да! А ведь разим приравнивается к наступательному оружию! Если бы недельную дозу Зафса распылили сегодня в аудитории, вся тысяча человек впала в кому на несколько дней. Я больше не знаю, как и чем его контролировать.
– Орт, нам осталось потерпеть совсем немного! Придумай что-нибудь!
– Я боюсь, Римма. Разим разрушит печень Зафса.
– Но ведь ты постоянно обследуешь его!
– Да. К счастью для нас, разим имеет четко обозначенный побочный эффект. Но повышать дозировку бесконечно я не могу. Даже странный метаболизм нашего сына может не справиться. Тем более что тайком синтезировать разим становится все труднее и труднее…
– А если его заменить?
– Попробую, но вряд ли это даст результат…
Родители, оба медики, ушли в сугубо научное обсуждение параметров и схем воздействия новейших «тормозителей», а Зафс, побродив по комнате, лег на постель и, взбив подушки, уставился в потолок.
– Ночное небо, – приказал он комнате, и потолок расцвел букетом звездного скопления на фоне безграничной черноты. Мерцающие лепестки звезд опадали и парили, туманности сложились в кольца и спирали, вытягивали щупальца и, кажется, тянулись к Зафсу…
Родители закончили «военно-врачебный» совет, мама пыталась хоть чем-то утешить отца и обернуть все шуткой:
– А как он выступил в твоей лаборатории!
– Уж выступил так выступил, – без всякого одобрения буркнул отец.
В бессилии что-то изменить Зафс несколько раз ударил затылком по подушке: предыдущий сильнейший «всплеск» произошел на кафедре отца полтора месяца назад. Зафс зашел за ним, чтобы предложить прогуляться перед ужином, и застал всю лабораторию в невероятном возбуждении. Ученик и лаборанты горячо обсуждали вероятную неудачу последнего эксперимента доктора Варнаа. Прибор, от работы которого зависело окончание многомесячной работы, сломался. Экран и датчики его потухли, и, если не запустить прибор в считаные часы, сложнейший эксперимент придется начинать заново.
Но ультрасовременный анализатор нейронных процессов был произведен и запатентован на Трапте, планете, специализирующейся на изготовлении точных приборов. Трапт бдительно следил за неукоснительным соблюдением секретности своих разработок, каждая установка включала в себя блок уничтожения. Для произведения ремонтных работ требовалось либо вызывать механика-трапта, либо отсылать прибор на планету-изготовитель. Вскрыть приборную панель механизма с Трапта невозможно. Любая попытка проникновения внутрь изделия моментально активировала блок уничтожения, и прибор просто распадался на части и плавился на глазах «изумленной публики».
– Но гарантийный срок анализатора еще не истек! – едва не выдирая себе волосы, стенал отец. – Где механик?!
– Улетел в консерваторию на другой континент, – потерянно лепетала девушка-лаборант. – Там какой-то модулятор…
– Когда вернется?! – перебивая, рычал доктор.
– К вечеру. Мы отправили срочный вызов, но он застрял с поломкой модулятора и вряд ли успеет вовремя…
Громко хлопнув ладонью по прибору, доктор Варнаа выскочил из дверей лаборатории. Большинство учеников поспешили вслед за ним, кто-то вернулся к своим занятиям, возле метрового куба анализатора остались только Зафс и абсолютно лысый штатный ремонтник университета. Абориген растерянно почесывал ухо и рассматривал прибор как злейшего врага.
Востребованность и успешность приборов с Трапта основывались не столько на безукоризненности их работы и относительной дешевизне, сколько на взаимозаменяемости многих блоков и простоте ремонта. Гениальные разработчики с Трапта не драли три шкуры за свои изделия, так как знали: если прибор может починить только урожденный трапт, то иногда механизм дешевле утилизировать и купить новый, чем маяться с вызовом ремонтника.
Расчет на дешевизну окупался масштабами производства. Трапт почти не изготавливал для своих приборов эксклюзивных начинок, а обычно пользовался готовыми блоками, завезенными с других планет. Гениальность разработок основывалась на исключительно выверенном подборе соединений «внутренностей». И небольших, произведенных на Трапте дополнениях.
Зафс погладил ровные края анализатора, просунул руку под днище прибора и, нащупав там выпуклость в форме семи лепестков, пробежал по ним пальцами в определенном ритме.
Любой механик с Трапта знал, как отключить блок уничтожения ритмичным нажатием на кнопки под днищем, – они же отпирали заднюю панель механизма. Все просто, если запомнить мелодию набора и ритм.
Зафс тоже это знал. Откуда? Не имел понятия.
Просто знал, и все. Нажал на кнопочки-лепестки, и задняя панель открылась.
Как рот лысого университетского механика.
