Дракончики

О. Навик

Дракончики

Здесь почти нет больших растений. Есть деревья, деревца, – не больше яблони или сливы. Растут и они – такие привычные. И вишни. Но вишни здесь цветут особенно буйно, а плоды у них синие. Сливы розово-сизые, а яблоки – самые разные.

Конечно, нельзя было обойтись без одуванчиков. И маков. В этом саду есть лиловые, синие и белые. Вообще, цветы – самые благоуханные. Цветут, сменяя друг друга. В саду не бывает холодов – только мягкая осень… И наступает она в одном углу – так, ненадолго, – чтобы полюбоваться красочным листопадом и тонкими оттенками жухлой травы.

Сад по утрам весь в росе, блики туманного солнца играют в ней. Надо сказать – здесь довольно влажно, хотя дожди случаются не так часто, и никогда – затяжно. Поэтому небо почти всегда – в легкой жемчужной дымке. За границу сада выйти нельзя – он бесконечен. Есть только он и небо.

Населяют дивное место мелкие твари: насекомые – самые прекрасные – от божьих коровок и бронзовок до стрекоз и бабочек. Есть дождевые черви. Нет тли и трипсов.

А еще здесь живут дракончики. Но их только пара. Впрочем, возможно, если долго, долго идти, то отыщутся и другие… Но, возможно, это уже будет другой сад.

– Мня-а… мня-а-а…

Черный дракончик, дожевывая листик, выпорхнул из зарослей желтой и розовой наперстянки. Передние лапки у него почти как человеческие руки, кожица нежная и покрыта пупырышками..

– Как у жабки.

Отозвался дракончик.

Размером он… нет, не от носа, – нос у него маленький, похож на пуговку…

– Зато, смотри, какие глаза!

Откуда-то он извлек зеркальце и любуется на себя.

– Я красивый.

Да, сплошное очарование. А размером…

– Можно, я на руку сяду?

Дракончик устраивается на моем предплечье: тепленький, приятненький… Прижался всем тельцем и пытается куснуть за палец…

– Тепленький, приятненький…

Негодяй! Он, кажется, на меня пописал!

– Мня. Мня-а!

Улетел с воплями… А от меня теперь пахнет чем-то цветочно-травяным…

– Это у нас метаболизм такой.

Заявляет позади меня похожий, но немного иной, чем у черного дракончика голосочек.

А самочка у дракончика…

– Дракониха.

Дракониха. Серовато-голубоватая. У черного – брюшко серое, а у нее туманно-небесное.

Удивительно, но писают они не то духами, не то туалетной водой. Рука почти сразу высохла.

Дракониха смешно загребает лапами – летает, красуясь передо мной. Глазки строит. Выпускает из пасти небольшую струйку голубого пламени, – это у них метаболизм такой.

– Какого же я размера?

Присоединился к нам с драконихой дракончик.

Ну, на взгляд – они оба едва ли больше тридцати сантиметров. Вместе с хвостом.

– Хвастом – это ты!

Не разобрался. Имелись в виду хвостики!

– Он пошутил.

Вечереет. Дракончики опустились в траву, чтобы пожевать на ужин цветочков и листьев.

– Мы пойдем спать.

Они оглядываются на меня. Берутся за руки и уходят, – смешно помахивая из стороны в сторону хвостами, загребая задними лапами, – вообще-то, они могут ходить и на всех четырех.

Может, я еще расскажу о том, как дракониха писала портрет дракончика… Или – как он чуть не утонул… Может быть. Или еще – как она выращивала деревце…

…Однажды дракончик летал по саду. А время года было самое цветущее – да, в одном конце все облетело, пожухло и тихо преет под теплыми осенне-зимними дождями, а здесь (в том углу сада, где он летал) – все только-только распустилось и так дивно благоухало, что дракончик немного потерял голову: там съест черемуховый листик, там откусит желтенький помпон одуванчика… И все слышит у себя за спиной: бряк-бряк, бряк-бряк. То есть и не слышит – а так, краем сознания отмечает.

Дракониха же с самого утра достала из дупла липы мольберт, – довольно массивную треногу; натянула холст, – не так чтобы большой; взяла палитру, кисти и краски и пошла со всем этим… со всеми этими принадлежностями будить дракончика.

А он уже давно проснулся – с первым лучом солнца, с первой птичьей трелью… Дракониха только видела, как его хвостик мелькает то тут, то там, – и ну со всех ног-крыльев его догонять, и уже почти догонит, но мольберт вдруг запутается в лапах, упадет палитра в траву – надо подобрать, натянутый холст воспротивится ветру… И вот, к середине дня она так притомилась, – бедняжке от усталости даже взгрустнулось, – что села со своим… с мольбертом, холстом, кистями, палитрой и красками, где пришлось, посидела немного, отдышалась… скушала несколько нежных нарциссов, запила водой из ручья… И подумала: раз мольберт не идет к дракончику, пусть дракончик придет к мольберту. Она поставила мольберт на ровном месте, укрепила на нем подрамник, разложила кисти и краски, а потом полетела искать своего друга.

Дракончик тоже успел налетаться, – совсем у него закружилась голова от запахов, от погонь за первыми бабочками, – и прилег на полянке в окружении молодых лопушиных листьев.

– Ах вот ты где! Я все утро тебя пыталась поймать!

– Да? Не знаю. Я не заметил, – ответил разомлевший на солнышке дракончик.

– Пойдем со мной, я тебе что-то покажу.

– Ладно, если не далеко.

– Летим, летим! Мне так хотелось бы закончить все еще сегодня!

Дракончик не стал спрашивать – что его самочка хотела закончить, слишком его разморило, чтобы думать о чем-то.

Но когда они прилетели на место, глаза его загорелись, полуденная одурь прошла:

– Ах! Ох! Я знаю – ты будешь меня писать! – радостно завопил он.

Дракониха важно обошла мольберт, прищурившись, поглядела на дракончика…

– Да… Я думаю, лучше всего – в три четверти.

– Чего три четверти? Ты считаешь, хвост не поместится?

– Я не об этом, – все так же важно, стараясь глядеть на него свысока, сказала дракониха. – Ракурс – в три четверти. В профиль ты не импозантен, а анфас – глуповат.

– Хорошо, – не захотел вдаваться в специфические подробности дракончик, – Как мне лучше сесть? А портрет все-таки будет в полный рост?

– Нет. Поясной.

Черненькая мордочка сморщилась, потом дракончик широко распахнул огромные глаза:

– А! То есть только половина меня! А я подумал, ты всего лишь наметишь мой контур, а затем в названии пояснишь, кого или чего нарисовала…

– Хм… Если ты не перестанешь вертеться, так и будет!

– Но погоди, погоди же! Я слетаю за треуголкой!

Дракониха еще не успела ничего возразить, а он уже исчез за кустами бузины. Она посидела немного, потом пошла пожевать, – так аппетитно смотрелись белые цветы вишни, розовые бутоны яблонь… Съела пару лепестков и оставила – слишком красивы, жалко… и зрелые плоды лучше цветов… А вот юные листья березы, клейкие – тополя…

Она совсем и не заметила, как прошел час, минул другой… Солнце потихоньку стало клониться к закату… Дракончики не наблюдают время, но иногда так уж случается, – удлиняющиеся тени говорят сами за себя.

А черненький дракончик переворошил кучу всякого… разных вещей, которые лежали под корнями мощного дуба (редко-редко когда, но большие деревья вырастают в том дивном саду – под самые небеса). Его любимая красная треуголка почему-то оказалась на самом дне. Потом ее пришлось немножечко разгладить – сбрызнуть водой и положить под пресс: между двух листов фанеры, прижатых булыжниками… Только не спрашивайте меня – зачем дракончикам фанера… Может, делать подрамники?

Потом он ее примерял перед зеркалом, – время бежало незаметно.

Когда же дракончик прилетел к мольберту, драконихи не увидел.

– Где же ты? Вот он я! Посмотри – она мне идет?! – закричал он.

Но его самочку сморил сон – утро было таким суетливым, день хлопотным… Она не услышала голоса друга.

Дракончик ее искал, искал… Наконец, нашел, обрадовался, и она, едва проснувшись, улыбнулась, вспыхнула восторгом, – два дракончика взвились в прозрачное предвечернее небо, сплелись хвостиками и гибкими шеями – и кружились, кружились, крылья их трепетали, лапки хватали воздух…

Конечно, дракониха написала портрет дракончика – и даже в треуголке, – он вышел очень внушительным и серьезным: красная треуголка надвинута на глаза, руки (передние лапы) сложены на груди, – но это случилось не в тот день, а немного позже, – наверное, на следующий, но я этого не знаю, хотя портрет мне показывали…

Если вы все еще хотите знать, как дракончик тонул, и как дракониха сажала деревце… придется подождать. Правда, у меня нет уверенности, что я напишу об этом.

-Пля-а-ажик…

Нет, как видно я не дождусь от нее рассказа про деревце: дракониха распласталась на моем животе и, кажется, ей слишком хорошо, чтобы утруждать себя чем-то, кроме ленивого пошевеливания лапками…

– Мня.

Ну да – а я даже не знаю с чего начать…

…

– Какая большая семечка… Большое семечко… – присела на хвост перед ним дракониха. – Из такого обязательно вырастет высокое, красивое дерево! А какой замечательный цвет у семечка! …семечки…

Она нашла хорошее местечко для него, вырыла ямку, аккуратно прикопала и стала ждать. Поливала два раза в день, принося воду в глиняной плошке.

– Чашке! Моей любимой!

Вскоре появился нежный росток, который довольно быстро увеличивался в размерах.

– Что-то не похоже это на деревце, – задумчиво сказал дракончик, подлетая к умиленно любующейся не слишком привлекательным растением драконихе. – Такой светлый, если не сказать блеклый. И уже так вытянулся, а стволик, как у травы…

Конечно, у нее тоже возникали сомнения, но самочка горячо возразила:

– Оно вырастет! И будет огромным, ветвистым! Самым… И вообще.

– Больше старой липы? – насмешливо спросил дракончик и поводил пальцем по оттопыренным губам, производя негромкий, но тоже насмешливый звук. – Больше сосны в северной стороне?

А растение становилось выше и толще. Наконец, однажды утром дракониха растолкала еще спящего дракончика:

– На нем появились цветы!

– И ради этого ты разбудила меня!

Но все-таки он сразу полетел посмотреть на них.

– Хм-м…

– Да. Вот такие они. Теперь точно видно – это не дерево, – удрученно сказала дракониха. – Кажется, они похожи на цветки гороха.

– Знаешь, можно заглянуть в определитель растений, что это такое.

– А у нас он есть?

– Н-ну-у… Если поискать в дупле старой липы, то можно еще и не то найти!

Через полчаса дракончик вернулся с толстенной книгищей и облегченно сказал «уф!», хлопнув ее на траву рядом с…

– Так-так – посмотрим, – зашуршал он страницами, – даже не знаю с чего начать: с формы листьев или…

– Нужно выяснить – дерево это или нет.

– М-м. Кора… У него нет коры, хотя он перерос нас с тобой. И потом – цветы… Где ты видела, чтобы у такого юного побега уже были цветы?

– А индийские факиры? Они выращивают дерево за час – и оно успевает даже плодоносить!

– Ты же не индийский факир! – резонно возразил дракончик, и дракониха смущенно умолкла, – но ей так хотелось вырастить дерево!

Они внимательно читали описания, разглядывали картинки и – в семействе бобовых нашли:

– Боб!

– Просто боб? – уныло сказала дракониха. – А семечка… семечко было таким красивым!

– Вот таким?

Она посмотрела на картинку: темно-фиолетовое, овальное семя с чуть пробившимся светло-зеленым ростком.

– Да, – на ее огромных серо-голубых глазах показались слезы. – Просто боб…

– Ничего! Зато позже, когда цветы сменятся стручками и созреют, у нас будет много этих красивых семян!

Но он все-таки преподнес ей на другой день маленькую семечку – светло-оранжевую, с полупрозрачными крыльями – почти как у дракончиков.

– Из него вырастет большое дерево?

– Ну, не самое большое, но красивое – белое и с такими уныло повисшими ветвями… Как у тебя вчера крылышки.

Она спросила, бережно зажав семечко в кулачок:

– Ты откуда знаешь? Ты его где-то видел?

–– Не-а. Это птичка принесла. Она и сказала.

– Фи. Птички не разговаривают, они поют!

Дракониха развернулась и улетела сажать дерево.

– Она даже не спросила, как оно называется… – удивленно проводил ее глазами дракончик.

– А как же он тонул? – спрашиваю у драконихи немного погодя.

– Тс-с. Не говори ему, что я тебе рассказала… Ему стыдно вспомнить. Представляешь…

Дракончик летел и воображал себя лебедем – шею он мог изогнуть не менее изящно, а вот и пруд, чтобы плавно плыть по нему, гордо поглядывая по сторонам – вот я какой! Лихо, тормозя крыльями о воздух, а нижними лапами о воду, дракончик приводнился и… вот незадача! Вместо победного шипения лебедя, он издал горестный вопль:

– Айа-ай!

Он забыл, что не может так подогнуть лапы, чтобы грудь его гордо лежала на водной глади – лап-то у дракончиков четыре! Замахал перепончатыми крыльями в попытке удержать равновесие, и они жалко распластались на поверхности пруда – всего-то и была бочажина в три метра шириной!

– И?

– Пришлось ему изображать не лебедя, а крокодила – крылья совершенно невозможно было оторвать от воды…В панике он чуть не захлебнулся, но потом сообразил, как лучше выбраться: спокойно вытянул шею и тихонько стал подгребать лапами. Так и плыл до берега: только ноздри да глаза над поверхностью!

Меня не удивляет, что дракониха знает о крокодилах, если уж ей известно об индийских факирах!

– Я вообще много знаю. Только не все помню…

Скромно потупилась она.

Но откуда?

– Радио? Интернет? – растягивает она и без того широкий рот.

А вот и Лох-Несское чудовище летит! Стоит только вспомнить!

– Что ты, что ты! – замахала на меня лапкой дракониха. – Он не чудовище, он прекрасен, как Одиллия в балете Чайковского… Только где же пачка и пуанты?

Кажется, она опять смеется… Но по их физиономиям трудно понять.