скачать книгу бесплатно
«Неужели ее уже похоронили?» – глупо подумал Чак.
– Твоя сестра там.
Глава четвертая
Пиво было свежим и холодным, шашлык из баранины – сочным и вкусным, но вечер все равно не задался.
Михаил с Ильей встречались каждую неделю, иногда и по несколько раз, и им всегда было, о чем поговорить. А если темы исчерпаны, то можно просто молчать: на то он и лучший друг, что не надо стараться поддерживать вежливую беседу. Молчишь – и все равно не испытываешь никакой неловкости.
Так было всегда, но только не в этот раз.
Пойти на набережную, поесть шашлык и попить пиво они договорились позавчера. Быстрорецк, как можно догадаться по названию города, стоял на реке Быстрая, которая протекала через город, деля его на две почти равные половины. Одна часть именовалась Старым городом (здесь был исторический центр, а историю свою город вел аж с двенадцатого века), вторая – Заречьем.
Центральная набережная со скамейками, кафе, сувенирными лавочками, прогулочными дорожками располагалась на стороне Старого города. Сейчас друзья сидели за маленьким столиком, а на противоположном берегу реки переливалось-перемигивалось вечерними огнями Заречье.
От воды тянуло прохладой. Быстрая, в черте города несущая свои воды медленно и степенно, была плотно зажата в каменные берега. За пределами Быстрорецка река, словно узник, вырвавшийся из оков на свободу, разливалась широко и вольготно, ускоряла темп, словно желая наверстать упущенное и побыстрее добраться до моря, в которое впадала далеко на юге.
Миша был голоден, потому управился со своей порцией шашлыка быстро и подумывал взять еще. А Илья так и сидел над почти полной тарелкой, да и пиво потягивал вяло, как будто через силу. Разговор не клеился. Не успеет возникнуть какая-то тема, как тут же оказывается исчерпанной двумя-тремя предложениями.
– Ко мне сегодня чудик один приходил. – Миша сделал очередную попытку расшевелить друга. – Говорит, у нас в микрорайоне людей убивают, а никому дела нет.
– Из «ходоков»? – спросил Илья, уже знакомый с терминологией друга.
– Ага. – Михаил сделал глоток. – Хотя на вид так сразу не скажешь.
– По таким вообще редко что можно сказать. На лбу не написано.
Вот опять – здрасьте-пожалуйста. Сказал, как отрезал.
Миша отбросил вилку, которую вертел в руке, и посмотрел на Илью.
– Все, хорош. Что с тобой такое? Колись.
Илья слабо улыбнулся. Врать и секретничать между ними было не заведено. В душу друг к другу не лезли, да и нужды не было: всегда, с детства делились самым важным, сокровенным, ничего один от другого не утаивали. Миша считал, что у него никого нет ближе Ильи – и тот, наверное, так же думал. Как пришли в первый класс, сели за одну парту, так и дружили до сих пор.
Они даже внешне были немного похожи: не как родные братья, конечно, но за двоюродных запросто сошли бы. Оба высокие, примерно одного роста (Илья на два сантиметра ниже), худощавые, русоволосые, кареглазые (только у Миши глаза цвета темного янтаря, а у Ильи почти черные, глубокие и серьезные).
А вот волосы, наоборот, у Миши были темнее, и стриг он их покороче: отчасти служба обязывала, отчасти тот факт, что стоило им отрасти чуть подлиннее, как они начинали виться. Черты лица у Ильи были более тонкие, правильные, а у Миши – крупные, четко очерченные. Их классная руководительница как-то сказала, что Миша похож на современного актера, а Илья – на поэта девятнадцатого века.
По характеру они тоже были разными, но это только сближало. В общем, задавая вопрос, Миша точно знал, что друг ответит честно, без увиливания. Он и ответил.
– Кажется, я влюбился.
Миша поперхнулся пивом и уставился на Илью. Влюбляться – это всегда было по Мишиной части. Он постоянно, еще с девятого класса, с кем-то встречался: легко сходился с девушками и столь же легко расходился, расставаясь без сожаления и снова пускаясь на поиски приключений. Любви не было – только влюбленности и интрижки длительностью от месяца до четырех-пяти. Ни одна из многочисленных Мишиных пассий не сумела по-настоящему запасть ему в душу, и он уже начал потихоньку думать, что мачеха была права, когда в сердцах однажды бросила, что Михаил такой же вертопрах и ловелас, как отец.
Впрочем, насчет отца он не был так уверен. Но это отдельная тема.
Тот факт, что Миша с кем-то встречался, обычно никак не нарушало привычного хода его жизни, не поглощало его, не оказывало сколько-нибудь значимого воздействия. Но он всегда подозревал, что в случае с Ильей все будет иначе. Если какая-то девушка понравится ему, то завладеет им с потрохами, Илья погрузится в свои чувства с головой, безвылазно.
Похоже, так и случилось. Не успела эта девица возникнуть невесть откуда, как Илюха уже сам не свой.
– Как ее зовут? – спросил Миша, стараясь подавить стремительно растущие негативные эмоции, проснувшиеся в его душе по отношению к неведомой девушке.
– Настя, – ответил Илья, и щеки его слегка порозовели.
– Когда успели познакомиться? Вы встречаетесь?
Илья помедлил.
– На днях. Когда мы с тобой в прошлый раз виделись. Я у тебя на работе был.
Миша помнил, само собой. Три дня назад у него было суточное дежурство, а Илья оказался вечером неподалеку и заглянул. Ничего себе, три дня назад познакомились, а он молчит! Миша ждал, что Илья сейчас примется рассказывать, как и что, но ошибся.
– Ладно, захочешь – расскажешь, – раздосадовано проговорил он.
– Слушай, я просто не могу в себе разобраться, – словно спохватившись, быстро заговорил Илья. – Она такая… удивительная. Не похожа на других девушек.
«Ну да, ну да!» – мелькнуло в голове у Миши, но вслух он, конечно, ничего не сказал.
– Очень открытая, немножко наивная. Я попросил у нее телефон, а она сказала, что не любит, не пользуется. Ей кажется, что по телефонным проводам утекает суть, разговоры становятся пустыми. Сказала, что для разговора обязательно нужно видеть глаза собеседника.
– Оригинально.
– Вот и я о том! Мы договорились увидеться в парке, вчера встречались.
«А мне ни слова не сказал!» – подумал Миша, злясь на себя самого: что еще за дурацкая ревность?
– Два часа пролетели, как минута. Мы говорили и говорили…
– Только говорили?
Илья одарил его сердитым взглядом.
– Она не такая, как другие. Я же сказал.
Миша вскинул ладони: извини, брат, не хотел.
– Когда снова увидитесь?
– Завтра. Сегодня она занята.
«Да, а то ты бы сломя голову побежал к ней, вместо того, чтобы торчать тут со мной».
Илья еще некоторое время рассказывал о достоинствах Насти, а потом они встали из-за стола: было уже поздно, обоим завтра на работу. Поскольку сегодня планировалось выпить, Миша оставил машину возле работы. А Илья был безлошадный: на права сдал, но автомобиль купить еще не успел.
Поэтому вызвали такси и, пока ехали – некоторое время им было по пути – продолжали разговаривать. Илья выглядел более оживленным, чем на набережной, но Михаила не покидало ощущение, что он просто старается, притворяется, чтобы не обижать друга, а на самом деле мысли его далеко. Возле Насти.
Когда он пришел домой, настроение еще больше ухудшилось. Не успел войти, как позвонил отец. Начало разговора было спокойным. Они всегда старались быть вежливыми, осторожничали, но в итоге все равно скатывались если не в ссору, то в недовольство друг другом.
– Я тебе уже звонил сегодня, ты не брал.
– Не слышал, прости. Мы с Ильей на набережной были.
Отец недовольно засопел.
– Ты не должен пить, потому что…
– Я только пару банок пива выпил. Заметь, после работы. Не надо меня контролировать.
– Кто тебя контролирует! Но ты сам виноват! После того случая… Второй раз я…
– Может, хватит, а? Я же все-таки не человека убил.
– Еще бы убил!
Отец заводился, Михаил тоже. Сколько можно попрекать его и муссировать одно и то же?
– Зачем ты звонил? – как можно спокойнее спросил он.
– У Володина юбилей. Шестьдесят пять лет. Мы все приглашены.
Володин был крупный начальник в Исполкоме и отцовский друг и покровитель.
– Может, без меня как-нибудь? Сходите с Олесей и Лизой.
– Разумеется, Олеся идет. Лиза останется дома с няней, а вот ты должен пойти. Без разговоров. Тебе еще карьеру делать, которую ты едва не испортил своей выходкой!
Миша решил не спорить.
– Когда?
– В следующую субботу. Заедешь к нам, вместе поедем.
Отец со второй женой Олесей и семилетней дочерью от нового брака Лизой жил довольно далеко от Миши. А эта квартира была мамина – Михаил перебрался сюда, окончив школу, когда ему с отцом и мачехой стало все сложнее находить общий язык.
Миша повесил трубку и пошел в душ, чувствуя, что в виски начинает стучаться боль. В гостиной висела большая мамина фотография. Мама улыбалась и смотрела прямо на него. Мише казалось, что каждый раз она улыбается и смотрит по-разному: то чуть насмешливо, то ласково, а сегодня вот сочувственно.
Он нередко спрашивал себя, что было бы, если бы мама была жива? Что изменилось бы в нем самом? Был бы отец мягче к единственному сыну? Заводил бы любовниц, как сейчас заводит? Ответов не было и быть не могло.
В пятницу у Ласточкина закончились отгулы, которые он брал, чтобы съездить в деревню, и Миша вздохнул с облегчением. Все же вдвоем было легче, и ответственность пополам. То есть бо?льшая часть, конечно, ложилась на Ласточкина.
Тот первым делом оглядел кабинет придирчивым взглядом, потом полил цветы и протер всюду пыль. По мнению Михаила, здесь и до этого было вполне чисто, но он не стал говорить об этом Ласточкину. Капитан спросил, что было без него, и Михаил рассказал, стараясь припомнить все подробности.
В какой-то момент взгляд его упал на толстую серую папку.
– Тебя тут еще один чудик спрашивал. Белкин. – Он приподнял папку и снова положил на стол. – Вот, оставил тут, забыл.
– Ничего он не забыл, – вздохнул Ласточкин. – Это он нарочно. Хочет, чтобы ты прочитал. Я, когда он в первый раз пришел, даже повелся – убедительно говорит, хоть и псих. Почитал, что он притащил.
– А он правда псих?
Ласточкин поморщился. У него была занятная внешность: чрезвычайно кустистые брови и большие, навыкате глаза, отчего он всегда казался одновременно нахмурившимся и удивленным.
– Собрать сведения обо всех, кто живет на его улице – это, по-твоему, нормально? И уж конечно, среди нескольких десятков сотен людей найдутся самоубийцы, а у всех суицидников всегда примерно одна схема: сначала все хорошо, потом плохо, потом… – Он почесал затылок. – Забей. В следующий раз придет – а он точно придет! – отдашь ему его сокровище и дело с концом.
Ласточкин говорил правильные слова – Миша и сам так думал, но все-таки что-то не давало покоя.
День катился по накатанной. Звонки, бумажки.
– Мне еще сегодня вечером к Голиковой идти, – вспомнил Миша.
– Сходи, конечно, а то достанет, – согласился Ласточкин. – Белкин – безобидный, а эта стерва будет жалобы строчить.
В подъезде Голиковой было тихо и безлюдно: никакой наглой молодежи, нарушающей общественный порядок. Миша позвонил в дверь к Голиковой: пусть видит, что он пришел.
– Нету их второй день, – заявила она. – Но у меня все их адреса имеются. Всех троих! Двое в нашем доме живут, а один – через два дома!
«Помнится, ты говорила, что целая толпа собирается!»
– Хорошо, давайте. Я схожу, поговорю.
Голикова сунула ему бумажку с адресом. Сверху Миша прочел: «Октябрьская, дом 40, кв. 31».
«Кажется, в том доме живет мужик, про которого Белкин говорил. Самоубийца. Как же его фамилия? Кротов, что ли?»
– На Октябрьской, в сороковом, вроде, недавно случай суицида был? – небрежно проговорил Миша, не то спрашивая, не то утверждая.
Голикова энергично кивнула:
– Клим Копосов, ага.
«Точно, не Кротов, а Копосов!»
– Ужас, просто ужас! Мать у него осталась. Такое несчастье.
– Вы не знаете, с чего это он?
Голикова возмущенно воззрилась на Мишу, будто он нес персональную ответственность за случившееся.
– Кто вас, молодежь, разберет? Живете на всем готовом. Ни голода, ни холода. С жиру беситесь. Работали бы с утра до вечера, некогда было бы о глупостях думать!
Поняв, что ничего полезного Голикова не скажет, а так и будет тарахтеть про неудавшееся молодое поколение, Миша поспешил откланяться, еще раз пообещав зайти к хулиганам.
Обещание он сдержал. Хулиганы оказались обычными мальчишками, а их родители – вполне интеллигентными людьми. Миша для порядка предостерег ребят, те сказали, что были в подъезде Голиковой всего пару раз, когда шел дождь, но, получив порцию воплей и угроз, поспешно ретировались и больше туда не совались.
Навещать третьего фигуранта было не обязательно, можно сразу отправиться домой, но Михаил все же решил сходить в сороковой дом на Октябрьской улице.
Ему хотелось поговорить с матерью Копосова. Миша и сам не знал, что надеется услышать, но вся эта история с Белкиным и его подозрениями не давала покоя, зудела, как комариный укус, и он решил, что нужно повидаться с несчастной женщиной, чтобы просто убедиться в правоте Ласточкина и забыть о случившемся.
