banner banner banner
Золотая лихорадка в Орехово-Зуево
Золотая лихорадка в Орехово-Зуево
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Золотая лихорадка в Орехово-Зуево

скачать книгу бесплатно


– Странно, – сказала Людмила. – Я думала, что весь неблагонадежный контингент уже отправили за сто первый километр. Откуда они взялись?

– Как раз оттуда и приехали, наверное, поразвлечься, – ответил Ваиз, усаживая Людмилу на освободившееся место и сам сел рядом. Людмила взяла его под руку, прислонилась к плечу и закрыла глаза. Она слышала, как ритмично бьется его сердце, и хорошая теплая волна накрыла ее.

– Вставай, соня! – будил ее Ваиз. Следующая остановка наша, электричка Петушковская, а то проспим и уедем черте куда, возвращаться придется точно пешком по шпалам.

Людмила встала, позевывая. Когда они вышли из вагона, моросил мелкий теплый дождь, было безветренно.

– Ой, я зонтик не взяла! Хорошую же погоду обещали! Промокнем, а идти далеко. И придется пилить пешком, автобусы не ходят, говорила Людмила, вышагивая под руку с Ваизом по платформе.

– Да, я уж точно промокну до трусов, мне же еще обратно идти, – соглашался с ней Ваиз.

– Слушай, Чегевара! У тебя есть свободное койка-место? Завтра выходной день, давай позвоним с автомата маме, чтобы не волновалась, а я переночую у тебя, если пустишь, конечно. Твой дом всего в ста метрах отсюда. Как ты на это смотришь?

– Я с удовольствием приму, поспишь на моей кровати. Я где-нибудь пристроюсь. Диван увезли в московскую квартиру.

– Ой, тогда не буду тебя беспокоить! Пошли ко мне, у меня есть диван и раскладушка.

– Смотри, дождь усиливается, до тебя далеко. Промокнем, еще простудишься. Пошли уж, что-нибудь придумаем.

Они дошли до телефонной будки, протиснулись туда вдвоем, позвонили матери Людмилы и бегом добежали до дома Ваиза. Когда вошли в дом, Людмила с интересом осмотрела спартанскую обстановку.

– Проходи, не стесняйся. Сейчас чайку попьем, – сказал Ваиз, направляясь на кухню ставить чайник.

– У тебя душ или ванна, что-нибудь работает? После дневной жары неплохо бы освежиться.

– Работает, только там газовая колонка. Умеешь включать или помочь?

– Помоги, будет лучше, а то что-нибудь не так сделаю.

Ваиз взял чистое полотенце и большой белый махровый халат, отнес в ванную и запустил колонку. Пока Людмила принимала душ, он постелил ей на своей кровати, а себе притащил видавшую виды раскладушку, сделанную из алюминиевых трубок. Расставил на столе чашки, чайник, варенье и печенье «Юбилейное», которым мать забила тумбу на кухне.

– Тоже неплохо бы принять душ, но лучше после чая, – подумал он. В это время в ванной раздался страшный грохот, как будто ударили в пожарный рельс. На улице, недалеко от дома, стоял столб, на нем висели на цепи кусок рельса и железный прут которым по нему стучали, оповещая народ в случае пожара или других экстренных событиях.

Ваиз пулей влетел в ванную, открывшаяся картина его ошарашила. Людмила сидела на деревянном полу, совершенно голая, раздвинув ноги и расставив руки. Голова ее была накрыта огромным жестяным тазом, в котором раньше мать Ваиза замачивала белье перед стиркой. До этого он висел на гвозде, у самого потолка. Как он упал на голову Людмилы, было трудно понять. Ваиз стоял как вкопанный, не зная, что делать. То ли таз сначала убрать, то ли прикрыть прелести Людмилы чем-нибудь, а посмотреть было на что.

– Что стоишь, как истукан? Помоги, сними этот чертов таз!

Ваиз аккуратно снял таз с ее головы, видимых повреждений не обнаружил. Таз упал удачно, вверх дном на ее пышную шевелюру, замотанную полотенцем. Помог ей встать, смотря куда-то в сторону, дал ей халат. Она не стала его надевать и снова залезла в ванную под душ.

– Чего уж теперь стесняться, раз увидел меня, в чем мать родила. Сейчас освежусь и выйду, – сказала она, направляя душ на слегка покрасневшую от падения шикарную попу.

– Не подглядывай, уходи! – засмеялась, не оглядываясь.

Ваиз сидел на стуле и пил чай, когда, наконец, появилась Людмила, без халата, обмотанная полотенцем, прикрывавшим ее прекрасное тело от груди и сильно выше колен. Он смущенно опустил взгляд и налил ей чай. Она поглядывала на него, слегка улыбаясь.

– Небось специально тазик-то повесил? – спросила Людмила.

– Я давно хотел выкинуть, но мать обещала кому-то отдать! – оправдывался он.

Попив чаю, легли спать, Людмила на кровати, он на раскладушке. Как только Ваиз закрыл глаза, опять появилась перед ним незабываемая картина в ванной. Он начал ворочаться, пружины раскладушки скрипели, сон не приходил. Открыл глаза опять наваждение, та же картина: стоит Людмила голая, там, где должен быть купальник, тело менее загорелое, груди стоят торчком, соски длиннее обычного, ниже пупка он боялся смотреть. Вдруг привидение нагнулось к нему и начало целовать его, сначала в подбородок, потом в губы. Только почувствовав, как на его лицо упали мокрые волосы, он понял, что это не сон, а все происходит наяву. Сначала он вздрогнул, подумав, что это неправильно, должно быть по-другому. Хотя до этого у него были женщины, но там было совсем другое чисто пообщались и разошлись. Тут он чувствовал ответственность, но мужское начало взяло свое. Он встал с раскладушки, поднял ее на руки и понес к кровати. Старинная железная кровать с панцирной сеткой долго скрипела в эту ночь, слушая различные ласковые слова.

Проснулись поздно, часов около одиннадцати. Комната была залита ярким солнечным светом. Людмила пошла в душ, потом приготовила завтрак. Ваиз лежал на кровати в раздумьях. Людмила ему нравилась, как и другие красивые женщины, но сказать, что он был влюблен в нее, было нельзя. После сегодняшней ночи он не знал, как вести себя дальше, тем более догадывался, что она к нему неравнодушна. Она надела на себя его рубашку вместо халата, которая прикрывала только верхнюю часть попы, из-за этого она казалась еще соблазнительней. Ваиз, забыв про завтрак, про грустные думы, снова привлек ее к себе.

Она ушла от него только в шесть часов вечера, сказав на прощание: – Не заморачивайся, Чегевара! Пусть это будет твоим сладким сном! – поцеловав его в ухо, выпорхнула, как будто ее и не было.

В понедельник утром все собрались на совещание у начальника отдела. Зубарев был в приподнятом настроении.

Дело, кажется, проясняется. Получили телетайпограмму от транспортной милиции: одна из проводниц опознала по фотографии Бурилина. Он сел в седьмой вагон скорого поезда в одиннадцать часов утра в тот день, сел не в Орехово-Зуево, а в Петушках. У него не было билета, проводница не хотела сажать. Он сказал, что в кассе нет билетов, а ему срочно надо на свадьбу в г. Дзержинск, это перед г. Горьким. Проводница пожалела его и пустила в вагон, даже денег не взяла. Вагон был купейный. Утро, пассажиры не спали, некоторые толпились в проходе. Наш клиент сел на откидной стул у окна в проходе, и она не заметила, когда и где он вышел. До Дзержинска он не доехал, там никто не выходил. В Коврове вышли шесть человек, но его она не видела выходящим, так как отлучалась в девятый вагон к начальнику поезда дать сведения о свободных местах. Обычно это делалось по внутренней связи, но был день, хорошая летняя погода, начальник стоял на перроне. Из этого сообщения можем сделать определенные выводы. Почему Бурилин не сел в этот поезд в Орехово-Зуево, где у него тоже есть остановка, а проехал в Петушки и станцию назначения назвал Дзержинск, а не Ковров. Ковров гораздо ближе, и денег за билет меньше платить. Похоже, наш клиент заметал следы. Ваиз, возьмись за него хорошенько, допроси, как следует, теперь есть, что ему предъявить.

– А обыски будем делать? – спросил Ваиз.

– Если расколется и сам все выдаст, будет проще. Он калач тертый, понимает, что к чему. Действуйте! – сказал начальник, закуривая вторую папиросу за совещание.

Бурилина привели в отдел, посадили на стул посередине комнаты. Присутствовали трое оперов Ахтямов, Воскобойников и Михайлов. За эти дни Бурилин зарос щетиной, глаза бегали, одежда помялась. Он переводил взгляд с одного опера на другого. В глазах виднелась тоска обреченного человека.

– Начальники, дайте закурить, – обратился он ко всем одновременно, но ему не повезло, в отделе, кроме начальника, никто не курил.

– Понятно! Кроме Зуба никто не курит! Может, стрельнете у кого-нибудь, жуть как курить хочется, – продолжил Бурилин.

– Чистуху напишешь, так и быть стрельну в коридоре, – сказал Ваиз, садясь верхом на стул напротив подозреваемого.

– Ты о чем, начальник? Я не при делах, у меня убойное алиби, процедил сквозь зубы Бурилин. Ты, Васек, знаешь, я не работаю по мокрухе!

– Подожди, а с чего ты взял, что речь идет о мокрухе? Тебя задержали за сопротивление милиции, почему тебе нужно алиби, не говорили! Отвечай, кого убил?

– Земля слухом полнится, училку грохнули, в КПЗ узнал, а то бы Колобок поехал за мной по мелочевке. Меня здесь не было! – стоял на своем Бурилин.

– Ладно, хватит дурака валять, тебя опознала по фотографии проводница скорого поезда. Сейчас поедем к тебе с обыском!

В ответ сначала послышался настоящий волчий вой, а потом Бурилин запел «Мурку».

– За сотрудничество со следствием, явку с повинной суд скостит срок, а он светит тебе немалый, а может и вышка. Добровольно выдашь монетку и браслет или поедем искать?

Тут Бурилина понесло: – Пишите явку с повинной, готов сотрудничать. Я не хотел убивать, дайте закурить!

Михайлов сбегал к ОБХСС-никам, принес пачку сигарет «Прима» и спички. Бурилин закурил и начал свой рассказ.

Магазин до трех часов не работал, я давно не был дома. Решил рано утром уехать на скором и к трем дня вернуться. Работа в магазине мне нравилась, не тяжело. Зарплата, правда, всего 67 рублей в месяц, но мне доплачивали по 5 рублей в день, кормили обедом, сами готовили. Мясо и колбасу завозили каждый день, работали без выходных получалось неплохо. В тот день завоз ожидался только в 16 часов.

Я никого не предупредил, мое отсутствие никто не заметил бы. По приезду домой я решил навестить учительницу Корнелию Михайловну, почифирить, у нее всегда классный чай. Чаем ее снабжал Наимов, она с собой мне всегда пачки три-четыре давала. Учительница была дома, как всегда, заварила мне густой чай, сделала бутерброды. Она меня любила, как сына. Я брал у нее в долг перед отъездом 25 рублей, вернул. Мне постоянно приходилось выслушивать ее нравоучения. В тот день все повторилось:

– Бери пример с Руслана Наимова, он скоро докторскую защитит. Работает почти круглосуточно, меня каждую неделю навещает, бывает и чаще. Ты ведь тоже был способным учеником, займись чем-нибудь толковым.

Я ей отвечаю:

– Ничего умного он не придумал, работает где-то младшим сотрудником, только вот деньги умеет зарабатывать, да дефицит доставать. А по моей технологии половина Орехово-Зуево самогон гонит. Если бы мог достать больше нержавейки, изготовил бы самые лучшие аппараты. Могу сделать спирт из любого подручного сырья: яблок, помидоров, картошки, березового сока, гороха, из опилок из чего хотите!

Она мне на это и говорит:

– Ладно! Ты не болтун, я тебе скажу, хотя Руслан просил никому не рассказывать. Он сделал открытие, которое в голове не укладывается. Я химик и то не верила, пока он не подарил мне образец. Он научился добывать золото из шлака и жидкостей.

– Что, алхимиком стал? – не поверил я.

– Сиди здесь, сейчас покажу, сказала Корнелия Михайловна, уходя в комнату. Я допил чай, слушая ее шаркающие шаги. Она принесла и положила на стол шкатулку, открыла ее, там лежали желтая монета и брошь. Брошь меня больше заинтересовала очень качественная работа.

– Смотри, это чистое золото, оно мягкое и желтое. Руслан сам его добыл. Когда он опубликует свои труды будет сенсация. Это тебе не спирт гнать.

Не знаю почему, но ее слова задели меня, еще я засомневался, что монета действительно золотая, подумал, дурят бабулю. Я видел, куда она положила шкатулку, решил незаметно взять монетку и оценить в ломбарде, вывести на чистую воду ее любимого ученика. Пока она собирала мне на кухне в пакет чай и колбасу, я вроде ходил туда-сюда, а сам незаметно забрал монету.

– Хорошо поешь, Чита! А брошь-то зачем взял? – прервал его Ахтямов.

Воскобойников и Михайлов, открыв форточку, махали папками, выгоняя дым от сигарет Бурилина. Он непрерывно курил, глубоко затягиваясь и, как побитая собака, жалобно глядел на них.

Бес попутал, воровская привычка, взял машинально, не задумываясь. Брошь-то успел кинуть в карман, а монету не успел, держал между пальцев. Когда забирал пакет, монета выскользнула и покатилась по столу. Она увидела, плюхнулась на стул и говорит:

– Виктор! Разве этому я вас учила? Думаешь, мне монету жалко? Нет, я веру в тебя потеряла. А монету можешь взять, если твоя совесть так низко пала. Ой, боже! Я тебя, как сына любила! – и в этом духе она причитала. – Лучше бы поругала или накричала. Я не знаю, что на меня нашло, такая злоба появилась на весь белый свет. Схватил с тумбы узенький такой нож и ударил ей в спину, не глядя.

– Ага! Не глядя, прямо в сердце, – прокомментировал Михайлов.

– Потом что было? – продолжал допрос Ваиз.

– Потом пришел в ужас от содеянного. Я ее тоже любил по-своему, больше, чем родную мать. Стер отпечатки на чашке и шкатулке, забрал в тумбочке десять пачек чая и пошел этажом ниже домой. Матери дома не оказалось, меня никто не видел из соседей. В общем, спрятал монету и брошь дома, идти в ломбард было опасно. Взял с собой чай и рванул на электричку до Петушков, остальное вам известно, закончил свой рассказ Бурилин.

– Хорошую сказку нам рассказал, сам-то в это веришь? Почему привязал ее к стулу? Почему пытал? Любил, говоришь, больше матери, а руки ей жег утюгом, потом душил. Что-то человеческое в тебе осталось? Колись уже до конца или тебе заключение экспертизы показать про пытки? напирал на него Ваиз.

– Говорю, бес попутал. Я засомневался, ее рассказ про монетку был не очень убедителен. Вряд ли кто подарит старухе золотую монету, особенно бывший ученик, подумал я. Скорее всего, выгораживает своего любимца, а у самой золотишко припрятано. Старая еврейка, наверняка, где-то прячет капиталец. Говорили, ее папаша был известным ювелиром или сама проговорилась когда-то, не помню, Бурилин закурил новую сигарету и стал уныло смотреть в окно, задумавшись.

– Продолжай, Чита. Что произошло дальше? – теперь уже Семен Воскобойников рявкнул на него.

– А что дальше? Дальше я ее чуть придушил и посадил на стул, она чуть концы не отдала, привязал к спинке стула. Стал спрашивать, где остальное золото. Она ни в какую. Говорит, нет золота, есть деньги, на книжке на похороны лежат пятьсот рублей, наличных нет. Ну, я так и сяк, в общем, прижег чуть утюгом, она в обморок. Понял, что оставлять в живых нельзя, дополнил свой рассказ Бурилин.

Сотрудники смотрели на него с ненавистью. Вот, чем отплатил ученик своей учительнице за всю ее доброту. Поехали к нему домой.

На суде Виктор Бурилин обливался горючими слезами, рассказывал, как он любил и уважал свою учительницу, во всем раскаялся. Но суд не поверил в его раскаяние. С учетом его прежних подвигов и убийства, совершенного с особой жестокостью, пожилой беззащитной женщины с целью ограбления, приговорил его к высшей мере наказания – расстрелу. Привели ли приговор в исполнение неизвестно. Бурилин пытался обжаловать решение суда, дошел до Верховного суда, но приговор оставили в силе.

Монету после завершения следствия и суда отдали наследнице по завещанию, той самой племяннице. Появление золотых монет царских времен строго контролировалось КГБ СССР. Они вели учет всех известных нумизматов и коллекционеров, а также случаев появления их в обороте. По инструкции сотрудники милиции сделали цветное фото монеты со всех сторон, даже ребер-боковин, указали адрес ее последнего местонахождения, адрес племянницы учительницы и отправили эти фото с рапортом в Управление внутренних дел Московской области. Ввиду того, что тогдашний министр внутренних дел СССР Щелоков противостоял руководству КГБ СССР, рапорт до поры до времени лег, как говорят, «под сукно». Мог ли тогда кто-нибудь из участников этого расследования предполагать, что история получит продолжение и рассматривать ее будут сначала на коллегии КГБ СССР, а затем на закрытом заседании Политбюро ЦК КПСС.

Работа ребят из уголовного розыска города Орехово-Зуево была замечена «наверху», и их всех Зубарева, Ахтямова, Воскобойникова, Михайлова, эксперта Рюмину перевели работать в Управление внутренних дел Московской области.

Не успели они освоиться на новом месте, как гром среди ясного неба, произошло новое убийство в Орехово-Зуево. Опять жертву пытали перед убийством, при осмотре квартиры нашли две золотые монеты царских времен, достоинством в десять рублей каждая. Убитым оказался мужчина тридцати двух лет, некий Валерий Кашапов, местный художник.

Дальнейшую историю событий рассказал мне капитан Ваиз Ахтямов, оказавшийся в этом водовороте криминальных событий.

Фарфоровый завод

День начался совсем неплохо. Утром, как на крыльях, я вылетел из Областного Управления Внутренних Дел. Мне, старшему инспектору уголовного розыска, капитану милиции Ахтямову Ваизу сегодня особенно радостно, на это есть довольно веские причины. Во-первых, закрыл одно запутанейшее дело, связанное с дорожно-транспортным происшествием. Во-вторых, заместитель начальника Управления подписал приказ на отпуск, наконец, завтра мне исполняется двадцать девять лет. Пригласил самых близких друзей и родных. Из небольшого подмосковного городка должен был приехать двоюродный брат с женой, в общем, вечер обещал быть интересным.

В Москве стояла солнечная и сухая погода. Октябрь в последние годы радовал москвичей, как бы давая компенсацию за дождливое холодное лето. Глядя на позолотившиеся деревья, я строил радужные планы насчет предстоящего отпуска. В октябре можно еще погреться на юге, где-нибудь около Сухуми или еще дальше. Надо будет позвонить друзьям в Новый Афон, чтобы пристроили где-нибудь с питанием, а жить можно у них. Буду целыми днями купаться и загорать. Так, мечтая об отдыхе, я подошел к своему дому. Нужно было, прежде всего, выспаться, а потом побегать по магазинам за продуктами, зайти к одной очень милой доброй девушке. Я, конечно, не очень надеюсь, что она придет ко мне на день рождения, но все-таки попробую ее пригласить. А вдруг согласится? Правда, как мне кажется, ее родители меня терпеть не могут.

Из сводок: «Рано утром 3-го октября, возвращаясь после ночной смены, старший мастер автобусного завода Ансар Файзуллин на своей автомашине марки ВАЗ-2106 «Жигули», государственный номер 21-02 МЕЕ попал в дорожно-транспортное происшествие, которое закончилось для него трагически. Врачи констатировали мгновенную смерть водителя.» Из протокола, составленного на месте происшествия младшим лейтенантом милиции инспектором ГАИ Петькиным:

Трейлер-фургон объединения «Совтрансавто», государственный номер 13-34 МИЮ, проезжая по улице Текстильной, выехал на встречную полосу движения. Он это сделал (со слов водителя) из-за плохой дороги на своей полосе движения. Грузовой автомобиль направлялся на фарфоровый завод. Улица была очень слабо освещена, водитель ехал с дальним светом фар. Дорога покрыта асфальтом, дождей дня два не было. Когда грузовик уже почти съехал на свою полосу, из-за поворота выехала легковая автомашина на большой скорости. Водитель грузовика, переключив фары на ближний свет, продолжал съезжать на свою полосу. Но так как скорость была незначительная (по данным экспертизы 40-45 км/час) прицеп еще оставался некоторое время на встречной полосе, на пути легкового автомобиля. Автомобиль «Жигули» врезался в задний мост прицепа, залетев под него, грузовик не тормозил. Водителя «Жигулей» выбросило вперед через лобовое стекло на расстояние три метра. Врач «Скорой» констатировал смерть. Прицеп получил незначительные повреждения. Свидетель происшествия, полупьяный сторож универмага, ничего существенного не показал…».

Празднование моего дня рождения было в полном разгаре, когда позвонили в дверь. Вы бы видели мое лицо в тот миг, когда я открыл дверь и стоял, растерянно улыбаясь. То была она. Ее густые темно-каштановые локоны были аккуратно собраны на затылке. Красивое лицо было слегка порозовевшим от свежего осеннего ветра. Темно-голубые, почти синие, глаза сияли радостью. Я никак не мог справиться с глупой улыбкой, которая была запечатлена на моем лице, рот растягивался до ушей.