скачать книгу бесплатно
– Извини-те, меня должны встретить…
Бублик притормозил, поставил чемодан на асфальт:
– Ну, так бы сразу и сказал! Ну, давай, друг, покедова… Но, если чего – я рядом, вон моя малинка… – ещё раз показал в сторону машины.
Микаэл, довольный тем, что первая, какая-никакая победа выиграна, посмотрел на таксиста, извиняюще скорчил выражение на лице, и, подхватив чемодан, смешался с движущейся к остановкам автобусов толпой.
Автобусы, в ожидании отправки по маршруту, быстро наполнялись пассажирами. Контролёр, покрикивая на входе в автобус, поторапливал входящих:
– Рассаживайтесь быстрее, кучнее-кучнее… Ваш билет? Ваш?
– Где купить билет? – проговорил быстро Микаэл, обращаясь к поднимающейся на ступеньку грузной пожилой женщине, но та, кряхтя, еле подтягивая ноги, не ответила, как впрочем и шарахнувшийся от этого вопроса следом стоящий мужчина.
«Может, им непонятен мой диалект? – подумал Микаэл, – Надо пройти в здание, и осмотреться там…»
В здании автовокзала шёл ремонт. Снующие туда-сюда мужчины и женщины в синих перепачканных разными цветами, и в основном белым, спецодеждах, были здесь словно цари положения. Один оттолкнул Микаэла плечом, другой чуть не опрокинул на него ведро с грязной жижей, третий, проворачивая пальцами и приминая около губ дымящийся окурок, сощурив один глаз от струи дыма, другим впялился в чистенького и слегка растерявшегося пассажира:
– Чё встал, как истукан?! Не тормози.
– Сникерсни, – раздался гогот откуда-то сзади и его подхватили ещё несколько, и в этот же миг грубый, кашляющий смех откуда-то из-за плеча пробулькал:
– Сторонииииись! – и мимо прогрохотала тележка, на которой грудой лежали наваленные кафельные плитки.
– Простите, где купить билет?
– Иностранец, что ли?
«Точно, у меня диалект», – подумал Микаэл, уставившись улыбающимся лицом на того из рабочих, что оказался всех ближе.
– Точно иностранец! Тюда, тюда гоу, там тикет, – коверкая слова и указывая ладонью направление куда-то вглубь, за баррикады стройматериалов, откуда раздавался гул какого-то движения.
Немного поплутав между наваленными вёдрами, банками тележками и прочим строительным барахлом, Микаэл вышел в просторный холл с двумя колонами посередине. Спёртый воздух ударил в нос. Народу здесь было около сотни. Ожидающие рассортировались по кучкам, змейкам, одиночным точкам, сидящим или опершимя на багаж, молча или разговаривая с рядом стоящими. Чуть поодаль, на узлах, чемоданах восседали черноволосые женщины в разноцветных платках у кого на плечах, у кого подпоясанных. Их широкие юбки напоминали маскарадные наряды Кармен. Вдоль стен, за огороженными кабинками стояли, разговаривали и молчали работницы касс. На их шеях, у кого аккуратно, у кого набок болтались одинаково-жёлтые галстучки-косынки, как у скаутов. Пронумерованные окошки касс с направлениями маршрутов рядом с цифрой имели крупную надпись «Перерыв с …", а дальше у каждой кассы значились разные цифры времени перерыва.
– Эавтобус эна Владивосток эотправляется эсо второй эплатформы. Эавтобус эна Владивосток эотправляется эсо второй эплатформы. – проговорил громкоговоритель женским скрежещущим голосом.
Микаэл подошёл к окну с надписью «Владивосток». Змейкой тянущаяся очередь встревожилась, оживилась и надавила своей тяжестью взглядов на подошедшего.
– Билет купить здесь? – Микаэл спросил у стоящего у окна мужчины в кепке.
Кепка не шевелилась, только взгляд слегка покосился на Микаэла, но рот ничего не произнёс. В тот же момент надвигающейся волной со всех сторон наплыла шипением и разнотембровыми звуками длинная-предлинная фраза:
– Очередьзанимайвсенаровятасвидуприличныйхамвсетутнавладикаонишькакойнашёлся…
Микаэл интуитивно понял, что его вежливо просят отойти от окна, иначе сию минуту что-то произойдёт. Спасением стал внятный возглас подростка, пропищавший откуда-то издалека:
– Дяденька, я крайний.
Микаэл как можно быстрее пристроился за пареньком, не преминув по ходу споткнуться о чью-то сумку, выдохнуть, улыбнуться и извиниться.
Микаэл осмотрел стоящих. Впрочем, этим были заняты все – воткрытую или исподтишка рассматривая друг друга. По привычке, он машинально достал из кармана блекберр, и взгляды толпы, превратившиеся в одну большую любопытную физиономию, впялились в его руку, будто рука хотела сделать что-то неприличное. Микаэл быстро набрал входной пароль, отправил дежурное сообщение. Убрав аппарат в карман, облегченно вздохнул и снова улыбнулся той части любопытствующих физиономий, которая не сводила глаз с Микаэла, особенно среди женщин в юбках от Кармен и тех, кто выглядывал из-за колонн.
Ему даже слегка понравилось дирижировать вниманием стоящих. Микаэл засунул руку в карман лёгкой курточки и, как по команде, взгляды всего зала сосредоточились на его руке. Вынул пачку с салфетками, и мужские взгляды рассредоточено поплыли в стороны, а женские продолжали любопытствовать, как будто одна говорила: «Мужик, а с салфетками», а другая «Он их открывать-то умеет?», третья: «Что-то я у нас таких салфеток не видела», и ещё одна: «…интересно, чем они пахнут…»…
Примерно через час выяснилось, что в этом окошке не просто перерыв, а «Технический перерыв». Что это такое, спросить было неприлично, это могло навести подозрения на него, как на объект. Микаэл почувствовал, что он будто пригвождён к этому месту, ведь только отсюда он сможет двинуться в нужном направлении. И, одновременно, всё большая уверенность, что за ним наблюдают все находящиеся в зале, создавала неимоверный дискомфорт, от которого хотелось каждому стоящему здесь, ну, хотя бы улыбнуться.
Через два часа стояния, Микаэл почувствовал в себе неимоверный прилив желания что-то немедленно изменить, но как это сделать, не мог понять.
«Придётся воспользоваться малиновым такси, если таксист, конечно, ещё ждёт…» – подумал Микаэл, и извиняясь, стал пробираться сквозь толпу стоящих и ожидающих, к выходу.
Бублик отирался здесь же, неподалёку, психологически рассчитав, что никуда не денется от него лощёный пассажир, похожий на иностранца. И как только Микаэл вышел из здания вокзала, оглядываясь по сторонам, и вбирая полной грудью воздух, Бублик уверенной походкой направился к нему:
– А я что говорил, – начал он первым, – Ты ведь не местный, а тут свои порядки… Вот время потерял зря, уже бы по городу разъезжал… Ну, что, поехали?
Микаэл улыбнулся и кивнул.
«Вот олух» – подумал Бублик, растягивая улыбкой губы, открывшие корявые с тёмным налётом зубы, и берясь за ручку чемодана:
– Давай, помогу.
Коварный план Бублика всегда состоял из одной и той же схемы: пассажир садится в такси на переднее сиденье, отъедут на несколько километров, на трассе подсаживается ещё один пассажир, Бублик конечно, из вежливости, спросит у пассажира разрешения, подбросить ещё одного, а через несколько минут пассажира выкидывают из машины без чувств, отравленного хлороформом.
Микаэл почувствовал что-то неладное в поведении Бублика, как только тот издали заприметил подсадного. Микаэл предложил не останавливаться, но Бублик, не ожидая такого поворота, слегка растерялся и зло проговорил:
– Ты, это, не обижайся, но я не могу человека с трассы не забрать, правила у нас такие, понимаешь…
Микаэл не смог возразить против правил.
А когда к нему сзади протянулась рука с мокрым платком, в считанные секунды, как его учили на занятиях по самообороне, сделал блок рукой. Но хваткая рука сзади уже протянулась ко рту. Микаэл пустил в ход зубы, цепко схватившись в руку, за что получил удар чем-то твёрдым по голове…
Бублик с напарником раздели Микаэла, оттащили тело подальше от трассы.
– Вот сука, ещё и укусил меня, – зажимая рану на руке, выругался напарник.
И малиновое такси хлопнуло дверцами, заскрипело галькой под колёсами и рвануло с места.
3. Стюардесса
Стюардесса Алевтина после рейса спешила домой. Она любила эти минуты возвращения, когда впереди три дня отдыха и можно заняться, наконец, собой и облагораживанием своей двушки, до которой всё никак руки не доходят.
Она быстро раскидала содержимое своего аккуратного чемоданчика стюардессы.
– Та-ак, это в стирку, а это – сюда, – вытаскивая упакованные по-магазинному, с этикетками, вещи и складывая их в большой баул, стоящий около шифоньера.
Раздался телефонный звонок:
– Алло… о, привет, а я как раз тебе хотела звонить… Привезла, привезла, всё как ты просила… Слушай, я ещё взяла немного детской одежды, может посмотришь, как её будут брать, тогда я налажу и эту линию, а то на нижнее бельё уже смотреть не могу… – смеётся, будто ребёнок, радуясь тому, что говорит ей кто-то по телефону, – Ладно, подруга, ты сегодня пришли своего хахаля, пусть он заберёт новую партию, и у меня с прошлых двух поездок уже накопился целый баул вещей. Процент, как всегда. Цены я не убирала… Хорошо. Пока…
Алевтина положила трубку, доутрамбовала вещи, и прошла на кухню, забрав с собой привезённые пакеты с продуктами.
Алевтина считала, что ей крупно повезло с квартиркой. Ну, посудите сами: приехала в город из посёлка четыре года назад молодая девушка – только-только выпускница школы. И первое же объявление о курсах стюардесс стало для неё счастливым билетом, который она смело вытянула и, практически, заткнула себе за пояс. Вначале, конечно, трудно было. И пояс на самом деле пришлось затянуть на самую последнюю дырочку. Это для того, чтобы фигуру не потерять. Хотя Алевтина и так была стройная, высокая и на личико смазливенькая, как говорили о ней в посёлке. Шиковать первое время не на что было. Комната в общежитии стоила копейки по сравнению с хорошей стипендией. Стюардессы, которые уже отучились, вышли в рейсы, и некоторые жили здесь же в общаге на верхнем этаже, Алевтине сразу дали понять, что не видать ей престижных рейсов, если она кому надо не заплатит, ну, то есть, взятку не даст. О сумме взятки никто не говорил вслух. И в воздухе витало, что денег надо ого-го! Алевтина решила копить деньги, и какая бы ни была сумма – дать её кому положено. Только так она мыслила вырваться из круга проблем своей юности. Не хотелось ей повторять судьбу своей матери, которая всю жизнь с отцом прожили в посёлке, где единственным развлечением был местный клуб и лавочка у дома. У матери даже ни одного приличного платья не было, разве что пестрота цветочков в разновидностях выцветших халатов: повседневного, для огорода, банного и праздничного. И Алька, как её по-простому звали, ещё когда в восьмом классе училась, поделилась планами со своей лучшей подружкой – Верой:
– Ты как знаешь, а я не собираюсь в этой дыре пропадать…
– Ой, Алька, а куда денешься? – смеялась над ней Вера.
– А вот и денусь! – гордо заявляла Алевтина. Чёткого плана она пока не имела – так, намётки. А более уверенная Вера буркнула:
– А я пойду в школу работать в младшие классы, мне наша классная сказала, что меня и без образования возьмут.
– Без образования – это временно! Комиссия какая-нибудь нагрянет и попрут из школы.
– И не попрут! Преподавать-то некому! – стояла на своём Вера.
Сразу после выпускного Вера пошла работать в школу, Алевтина же уехала во Владивосток – один из самых близких к загранице крупных городов. Там у неё дальние родственники ютились в однокомнатной квартирке вчетвером, но Алевтине временный угол на кухне выделили – и на том спасибо.
К тому моменту планы Алевтины уже определились: поступать в институт даже и пробовать не станет, только время потеряет. А вот в какую-нибудь шарашку – училище общепита, например, почему бы и нет.
А родственница Алевтины вечером принесла весть от приятельницы, что набирают молодых высоких девчонок в группу обучения на стюардесс. Вот только знать хорошо английский надо. И учиться всего два года. Алевтина с Верой лучше всех в классе английский знали – легко и переводили, и разговаривали. Напрактиковались у поселкового Садовника, которого все чудоковатым, но уважаемым за знания в посёлке почитали. Вместе они любили вечерами ловить американскую волну – песни переводили. Хотя преподаватель у них в школе был не совсем ахти, но зато с Садовником повезло, английский знал – будь здоров.
Ну, что поделаешь – в посёлок никто не хочет ехать. Вот и приходилось поселковым находить свои резервы, добывать ум-разум каждому по-своему.
И вот пришла Алевтина на собеседование на эту учёбу в стюардессы. Красивая, высокая. Юбочка коротенькая – как родственница советовала. Ноготочки бесцветным лаком покрыты. Стрижка гарсон на тёмных коротких волосах кокетливо уложена плойкой. Преподаватели только взглянули на Алевтину и уже готовы были её принять. А как она по-английски-то им речь двинула – они и рты пооткрывали. Так и поступила.
А потом один из преподавателей на Альку глаз положил. Старый он, правда, был для Алевтины. Да и женат. Но девушка понимала – это её шанс закрепиться в городе. Потому Алька смекнула, что надо из этого ухажёра извлечь предельную пользу. И вскоре она уже жила в собственной квартирке. Ну и что, что встречалась там со старым любовником – зато забот было меньше. И Алексей Алексеевич постарался, чтобы Альке по окончании курсов дали престижное место на международном борте. А тут жена Алексей Алексеевича про отношения своего мужа разузнала, ну и чтобы скандал замять, пришлось любовникам расстаться. Алексей Алексеевич горевал и даже хотел с женой развестись, но Алевтина ему заявила, что детей рожать не намерена, что для неё важнее карьера. Детей старик любил и потому отпустил Алевтину восвояси и напутствовал, чтобы она хоть иногда о нём вспоминала.
4. Художник
Алька только рада была такому повороту событий.
К тому же в это время она познакомилась с чудаком-художником Николаем. Как-то забрела на частную художественную выставку. А там – бомонд. Все такие важные. И она сразу заприметила высокого темно-русого молодого мужчину лет тридцати. Он стоял одиноко, но раскрепощённо, где-то почти по центру большой залы. Покачивая одной рукой бокалом с напитком, а другую руку держа в кармане джинсов, он то и дело поглядывал в сторону Алевтины. «А он ничего…, – подумала Алька, – вот только хлипкий по телосложению. Но такой важный… Наверно, он точно художник». И Алька подслушала разговор:
– Николай – перспективный художник!
– Да… ему бы не здесь родиться…
– Ну, ничего, проведёт одну-другую выставку – так, поди, заприметят! Вот увидишь, всё у него будет – и слава, и деньги.
«Деньги бы ему не помешали – смотри-кась, в чём он одет, глядеть тошно» – подумала Алевтина.
Пробежалась взглядом по картинам, ничего особо не понимая в живописи, пристроилась поудобнее, чтобы рассмотреть подробнее молодого перспективного художника. Вязаная в крупную сетку кофта смотрелась на худощавом теле оригинально, но не более того. Алька уже получала хорошую зарплату и не отказывала себе ни в чём. У неё защемило под сердцем. Глядя на художника, она поджала губы и начала мысленно примерять на него всяческие заграничные шмотки, которые они с подружками-бортпроводницами привозили из рейсов и сдавали в престижные бутики за приличные деньги, в основном за валюту.
И у Алевтины созрел план – познакомиться с Николаем.
Это оказалось не сложно. Она смело подошла к художнику:
– Вы не могли бы мне помочь…
– Да? Я весь – ухо!
Николай уставился на Алевтину, готовый и внимающий словам красивой брюнетки.
– Я хотела бы приобрести вашу картину…
Глаза Николая загорелись яркими огоньками жареного миндаля.
– С удовольствием! Какую? Сударыня изволит указать?
Алевтина крутанулась вокруг, быстро окинув взглядом все работы зала и ткнула пальцем в первую попавшуюся. Николай поник взглядом:
– Мм… эту?…Это вам не ко мне… Воо-он, видите молодого человека в клетчатой жилетке, это его работа.
Николай быстро отвернулся и зашагал прочь. Алевтина, подобно рыбе на картине, на которую ткнула пальцем, начала открывать рот и, заглатывая воздух, закрывать его, глядя вытаращенными глазами вслед удаляющемуся художнику.
«Вот, дура!» – ругала она саму себя, – «Ведь надо было узнать фамилию, и картину выбрать… Здесь оказывается, несколько художников выставляются…». И в этот момент увидела, как к ней направляется тот самый, в клетчатой жилетке, видимо, увидевший движение около своей работы.
– Вас интересует моя картина?
«Господи, что я здесь делаю, ведь ни шиша не понимаю в искусстве!» – вопила внутри себя Алевтина.
– Спасибо, я спрашивала, как называется эта работа…
Художник вальяжно улыбнулся:
– Они все подписаны. А это – моя крайняя работа «Красный этикет завтрака».
– Как вы сказали – крайняя?
– У нас не положено говорить, – и он почти прошептал слово, подойдя очень близко к Алевтине – «последняя»… Сглазить можно…
– Ммм… – Алевтина глубокомысленно задрала голову и перевела взгляд на картину, только теперь по-настоящему разглядывая её.
– А почему «завтрак»?
– Ну, это никак не обед и не время ужина… Её сочный окрас символизирует прорыв, протест, с которого должно начинаться именно утро жизни, в котором – тепло, и уют, и энергия.
Алевтина закивала головой, давая понять, что она увидела в картине всё, о чём ей только что поведал художник. И тут она наконец-то заметила надписи рядом с картиной. А вот – с другой, вот – с третьей.
«Там же написаны полные имена художников…». И Алька пошла искать надпись с именем Николай. Ей виделось, что её предстоящая опека должна касаться именно его – что-то зацепило во взгляде, что-то показалось таким близким. Может быть, мысленная примерка на него одежды.
Нашла. Нашла одну картину, а рядом с ней другую. Цены оказались не очень высокими, и Алевтина тут же распорядилась управляющему выставкой и сообщила своё намерение – купить все картины художника Николая Хабарова.
– Отлично! Отлично! – тараторил управляющий, – Пройдёмте, оформим сделку, и после окончания выставки, вам доставят работы, куда изволите.
И надо же было такому случиться, чтобы через месяц картины Алевтине привёз сам Николай.
Её заранее предупредили – когда доставят покупку. Алевтина уже распланировала – где какую повесит. В дверь позвонили. И уже на пороге произошла немая сцена: Николай сразу вспомнил лицо Алевтины. С его профессиональным взглядом даже двух секунд хватило, чтобы восстановить сцену в галерее. Выйдя из оцепенения, он, пряча неловкость, промямлил что-то типа «куда поставить…».
Так и познакомились. И уже вечером ужинали вместе, а утром – завтракали тоже вместе.
