скачать книгу бесплатно
– Почему это не может быть какой-то неизвестный глубоководный вид, профессор?
– Потому что все то, что приобретает совершенно особенные, не присущие обычным особям качества, это уже не вид! – он помолчал и мрачно добавил: – Это другое животное.
– Ты хочешь сказать, что это вообще не кальмар? – переспросил помощник.
– Да, такое не исключено.
Через полчаса они вошли в бухту небольшого курортного островка и пришвартовались у пристани.
Странно, что при всем вдруг кошмарном случившемся ему сейчас захотелось есть. Ну-да, не завтракали ведь, да еще этот бренди…
Но о завтраке никто не заикался, а ребята смотрели на него, будто ожидая новых объяснений.
Сели в траурном молчании под носовым тентом в раздвижные матерчатые кресла.
– Мы там все осмотрели, – виновато сообщил Таккерт, – кругом – одна пустая вода…
– Не терзайте себя, профессор, – утешая, произнес один из студентов, – вы-то ни в чем не виноваты.
– К тому же, он сам повел судно в океан, – поддержал еще кто-то, – нужно ему это было?
– «Когда в мире вдруг погибает человек, – говорил мой отец, – значит в этом мире что-то не так», – грустно ответил он им.
И, помолчав, заговорил снова:
– Не знаю, имею ли право разглашать известную мне информацию… впрочем, я не давал никаких подписок. Так вот, совсем недавно в этом районе военные проводили эксперименты: гамма-облучения на глубинах. И я подозреваю, что они потревожили и привели этим в агрессивное состояние кого-то, кто сам бы никогда не вздумал всплывать на поверхность.
– Можно вопрос, профессор?
Таккерт кивнул.
– Известно, что гамма-облучения гибельны для человека, но могут способствовать росту и мутациям примитивных организмов.
– Могут, но все же не за такие короткие сроки. Если бы речь шла о растениях или микроорганизмах, то да, эффекты там обнаруживаются быстро. Однако кальмары отнюдь не относятся к разряду примитивных, это во-первых. Во-вторых, если иметь в виду упомянутые мутацию, то суть ее в следующем. – Он вдруг приостановился и посмотрел на помощника. – Кристиан, ты это все прекрасно знаешь, поэтому займись, будь любезен, завтраком. Мы ведь ничего еще так и не ели.
Три пары глаз уставились на него в ожидании.
– Так вот, коллеги, мутацию часто отождествляют с перерождением клеток и состоящих из них структур. Это всего лишь отчасти так, потому что к слову «перерождение» нужно относиться крайне внимательно и осторожно. Оно означает переход из одного состояния в другое. Вы меня понимаете? Отсюда сразу же следует сделать вывод, что это другое состояние в принципе допустимо природой для данного вида животных. Иначе говоря, природная потенция любого организма значительно шире того, что конкретно сложилось. Почему? А потому, что в процессе эволюции все живое стремилось обрести максимальный запас прочности. Иначе не было бы и самой эволюции. – Профессор поднял вверх палец. – Это важнейший момент, и я его сейчас объясню. Представьте себе, что человек идеально настроил себя на одну единственную ситуацию. Что, спрашиваю вас, это значит?
– Ну-у… – неопределенно прозвучало ему в ответ.
– Это значит – жестко подчинил ей все имеющиеся ресурсы, – направляясь к кубрику, проговорил Кристиан. – И не сумеет гибко отреагировать, если ситуация чуть-чуть изменится.
– Спасибо тебе, но все-таки не отвлекайся от приготовления пищи.
– Живот просто как у голодной акулы, – поддержал профессора жалобный голос.
– Зато кровь не отливает от головы, – утешил он. – Итак, друзья, внимательно слушайте дальше. Примитивная эволюционная теория так и считает: в природе побеждает тот, кто лучше остальных приспособился к сегодняшним обстоятельствам. Глупости. Это значит, что он первый и погибал бы при их очень частых изменениях. А отсюда, в свою очередь, вытекает, что максимально приспосабливаться к конкретным обстоятельствам, то есть отдавать этой задаче все силы, – невыгодно. Что же, встает вопрос, тогда выгодно?.. Две вещи: исходя из данных условий жизни воспринимать ее главное содержание, а не частности, направляя максимум сил на ответ всем возможным изменениям частностей. Другими словами, только минимум сил направляется на необходимое сиюминутное выживание и максимум для готовности к изменениям ситуаций. Кто лучше следует этому принципу, тот дольше сохраняет себя в животном мире.
– Простите, профессор, можно ли сказать так: природа заставляет живое отдавать ресурсы на программирование ситуаций, делая сильнее того, кто смотрит в стороны?
– Не можно, а нужно именно так и сказать.
– Но вы упомянули о чем-то втором…
– Да. И этого вы не найдете у Дарвина, а тем более, у его не слишком умных последователей. Второе – это коллективность выживания любого определившегося вида. Даже человек – очень юное существо сравнительно с любым видом океанической фауны – руководствуется прежде всего коллективными мотивами выживания. Все войны, которые когда-либо были, продиктованы этническими или макрогрупповыми социальными интересами. И если бы так сказать «среднестатистический человек» не ставил их подсознательно выше личных, ни одна война просто бы не состоялась. Но человек, думаю вам понятно, еще не доказал вполне своей эволюционной устойчивости. Еще не известно, будем ли мы существовать через тридцать или сорок тысяч лет, однако известно, что в этом вот океане будут существовать те же акулы, кальмары, морские ежи, медузы… Что мы знаем пока об их программном потенциале и о заложенных в нем коллективных методах выживания?.. Теперь, возвращаясь к мутации: это всего лишь переключение на одну из других программ, которая уже более соответствует новым условиям. Но как бы ни мутировал, например, Колорадский жук, он все-таки останется жуком, и можете быть уверены, в дождевого червя не превратится.
– Но что мешает предположить, что мутация кальмара привела его к тому, что он потерял свой клюв и челюстной аппарат, а приобрел вместо него огромное всасывающее отверстие.
– Ты имеешь в виду, что он способен теперь заглатывать пищу живьем и переваривать до скелета? Я не против самых фантастических предположений, и мне тоже, грешным делом, похожая мысль сразу пришла в голову. Но было нетрудно сделать в уме кое-какие расчетные оценки. Мы ведь не можем выходить за рамки самых главных и фундаментальных биологических законов. Скорость протекания соответствующих химических реакций, например. Она имеет свои ограничительные константы. Такие же, в своем роде, как скорость света. Военные провели здесь первое облучение всего лишь восемь дней назад. Перерождение живых структур могло начаться сразу. Но даже по самым смелым расчетам это смешной срок для того, чтобы кальмар существенно изменил свой сверхпрочный и сверхтвердый челюстной аппарат и поменял анатомическое строение и химический комплекс пищеварительной системы. Это не те чудеса, в которые стоит верить.
– Возможно, мой вопрос прозвучит не слишком грамотно, – осторожно начал один из студентов, – а наблюдалась ли разница между мутационными изменениями отдельного подвергнутого облучениям организма и целой группы таких же. Я это к вашим словам о коллективном выживании.
– Прекрасный вопрос, мой мальчик! К сожалению, этим мало пока занимались. Но сформулированная тобою проблема – одна из наиболее важных. Представьте себе, что человек оказался один в горящем доме. Что он будет делать? Да просто спасаться, убегать из него. У каждого внутренне сработает именно эта программа. А если в доме оказалась большая группа сильных здоровых людей? Они предпримут совсем другие действия: начнут тушить огонь, спасать имущество. И более того, взаимодействуя, они запустят несколько разных программ: кто-то начнет подавать воду, кто-то сбрасывать огонь с занавесок, оттаскивать еще не загоревшуюся мебель, ну и так далее. То есть программа бегства вообще не заработает, а вместо нее включенным окажется комплекс из нескольких функциональных связок. Нечто в таком же роде может произойти и с большой группой одних и тех же организмов. Однако сложность заключается в том, чтобы неожиданные лабораторные условия действительно толкнули в ход одну из потенциальных программ коллективного действия. Какой именно эксперимент и в отношении каких именно организмов лучше всего поставить? Увы, чрезвычайно трудно спланировать такие исследования.
– Если придерживаться предлагаемой логики, профессор, кальмары ведь очень старые существа на планете. Они водились еще и в эпоху ихтиозавров. Природа с тех пор переродилась, а кальмары – выдержали. Значит, у них огромный внутренний потенциал. Почему он не мог ответить на жесткие гамма-излучения?
Профессор, неохотно соглашаясь, кивнул:
– Я не утверждаю совсем категорически, что кальмар не мог преобразоваться. Но тогда нам следует сделать вывод, что мы почти ничего не знаем о подлинных скоростях биологических реакций.
– А почему – нет? Теория относительности Эйнштейна тоже некоторыми учеными ставится под сомнение.
– Пусть так. Но мы ведь и очень мало знаем об океанских глубинах. Кто мог там сохраниться помимо кальмаров?
– У меня все готово, – объявил, высунув голову из кубрика, Кристиан.
Поиск противника
Уже в первые минуты своей работы установленная посредством ракетного пуска локационная система проанализировала сектор. Ноль! Никаких объектов!
Этого генерал Таккерт никак не ожидал.
И, строго говоря, должен был сделать теперь только два вывода: истребитель был атакован не с воды, а с воздуха. Причем атаковавший его самолет был невидимкой типа «стелз», потому что радарная установка на истребителе, контролировавшая окружающее пространство, не отреагировала. Или второе: вражеская субмарина сумела опуститься на глубину свыше одной мили. Однако никаких данных о наличии и даже проектных разработках такой боевой техники в России или Китае в разведслужбах страны никогда не было.
Средств погружения на большие глубины, как таковых, в мире более чем достаточно. Только это чисто исследовательские средства. Очень тяжелые из-за толщины корпуса, предназначенного выдерживать большие давления, неманевренные тихоходы, но главное – неспособные самостоятельно преодолевать большие океанские пространства. И тем более с вооружением на борту, осуществляющим точное попадание из-под воды в современный быстролетящий истребитель. Но куда мог уйти тихоход? Притом, что у возможного противника нет поблизости военных баз. Для боевых же подводных лодок рубежная глубина – чуть более полумили.
Он доложил обо всем в штаб ВМФ. Там тоже пришли в недоумение и подтвердили: никаких крупных кораблей противника, которые могли бы быть средством доставки глубоководной субмарины, нет в радиусе нескольких сотен миль отсюда. Спросили – какая требуется помощь?
Он сам этого не знает…
Потерян корабль и палубный истребитель. Вот так, без всякого признака противника.
И Марк еще рассказал какие-то страхи про шестисотфутового кальмара. Это что же, он в длину немногим меньше, чем крейсер?.. Трудно поверить, хотя, по весу он все равно уступает крейсеру минимум в сто раз.
Брат, несомненно, просто паникует. Понятно, их небольшое военное судно стало жертвой того же агрессора, что самолет. Военные суда всегда надежно задраены. И никакому кальмару не по силам затащить такой корабль под воду. Потому что сопротивление здесь оказывает не вес, а тоннаж. Но все равно, слишком много во всем происходящем чего-то совсем ненормального.
Пит Таккерт взглянул на фотографию отца, будто в ожидании помощи. Странно… иногда ему кажется, что папа смотрит с фотографии ласково и даже участливо, а иногда, вот как сейчас, словно в детстве, когда ненароком они с братом совершали какую-нибудь провинность.
Одно утешает: сейчас еще только восемь утра, через семь с половиной часов они будут на месте, и дневного времени еще хватит, чтобы кое в чем разобраться.
Ему доложили, что катапультированный пилот уже найден и подобравший его гидроплан находится на обратном пути.
Через полчаса летчик был доставлен.
Генерал уже знал, что это опытный, много налетавший офицер, да, впрочем, на крейсере и не было новичков.
– Садитесь, капитан. Как себя чувствуете?
– Вполне нормально!
– «Вполне нормально» после катапультирования не бывает. Сейчас все равно пойдете к медикам, но сначала расскажите мне все по порядку.
– При облетах, как я докладывал, ничего не было обнаружено, если не считать маленького судна, которое двигалось в сторону береговой полосы. Но меня предупредили, что о нем известно.
– Да, научное судно.
– Получив команду на возвращение, я сделал разворот и взял обратный курс.
– Где именно вы находились в момент атаки?
– Примерно там, где координатно должен был находиться разыскиваемый корабль.
– Продолжайте.
– Почувствовал боковой удар и самопроизвольный крен влево. Посмотрел на правое крыло. Две рваные дырки на расстоянии около фута друг от друга. По виду такое впечатление, что меня достали из крупнокалиберного пулемета.
– Снизу или сверху?
– Определенно снизу. И по крену машины, и по металлу, характерно развороченному в местах поражения.
– С воды стрелять не могли, капитан, вы согласны? У истребителя слишком большая скорость, чтобы поразить его из пулемета, да еще на высоте в две мили.
– Крайне маловероятно, сэр.
– Следовательно, это мог быть только другой самолет, обстрелявший вас откуда-то снизу, со стороны фюзеляжа.
– Позвольте высказать мнение, сэр.
– Да, слушаю.
– Это мог быть только стелз-невидимка, иначе мой радар его бы обнаружил.
– Разумеется.
– Не могу понять, сэр, тогда он просто разнес бы мне все крыло. Я знаю технические данные самолетов противника и их стрелковое вооружение. Простые пулеметы давно отошли в прошлое как малоэффективные. В последние десять лет их не ставят ни русские, ни китайцы. Они сохранились лишь на старых моделях, которые не могут быть современными «стелз».
Генерал согласно покивал головой.
– И еще одно соображение, сэр, – несколько неуверенно произнес летчик. – Если бы дыры мне проделали осколки от какой-либо ракеты «воздух-воздух»…
– Я знаю, капитан, ваш бортовой радар не зафиксировал бы сам «стелз», но пущенную им ракету обязательно бы зафиксировал.
– Именно так, сэр.
– Разберемся! – ободряя, кажется, больше себя, нежели летчика, произнес Таккерт. – Скоро поднимут ваш истребитель, и экспертиза покажет – что там в крыле за пробоины.
Через час генерал, еще раз все обдумав, приказал связать его с братом.
– Где ты находишься?
– В бухте, – профессор назвал маленький остров. – Стою у пристани на швартовке.
– А я возвращаюсь обратно. Туда, где исчез наш корабль, был неизвестно кем сбит истребитель и, как ты утверждаешь, водится вдобавок ко всему какое-то фантастическое животное. Тебе сейчас нельзя выходить в океан на своей посудине, Марк, поэтому приглашаю погостить у меня на крейсере. Думаю, я скоро разберусь со всеми подводными негодяями сразу.
– С удовольствием, Пит! Тем более, мне нужно поделиться с тобой кое-какими мыслями, но вряд ли это стоит делать в эфире.
– Договорились, скоро я пришлю за тобой гидроплан.
Еще «далеко до вечера»
– Вот что, Крис, ребят придется отправить по домам. А ты подождешь меня здесь и будешь сторожить судно. Об одном тебя прошу – не выходи в океан.
– Марк, почему бы мне пока не поработать на мелководье? Я бы мог и один кое-что сделать по нашему научному плану.
– Опасно, подумай сам. Тот, кого мы принимаем за кальмара, слишком силен.
– Послушай, но со слов твоего брата ведь уже ясно, что военный корабль погиб в результате чьей-то диверсии, а вовсе не из-за морского хищника.
– А щупальце, которое ты видел?
– Оно же не стало нападать на корабль, а выбрало человека.
– Тебе этого мало? К тому же, я очень подозреваю, что этот гигант способен действовать и на мелководье. Тот скелет, Крис. Мы так и не нашли ему ясного объяснения.
– Скелет хоть и лежит на мелководье, но почти у самого края впадины. Вернее всего, гигант, переварив пищу, выкинул его где-то невдалеке на поверхность. Ты же знаешь, там сильное течение к берегу, и прежде, чем скелет затонул, его вынесло на мелководье.
– Слишком вольное токование!
– Но и естественное, тем более, что нет никакого другого.
– Хорошо, поступим иначе. Я тебе запрещаю отходить от пристани. Слышишь меня?! За-пре-щаю!
Еще через час в бухте симпатичного туристического островка приводнился двухмоторный гидросамолет. Профессор тепло попрощался со всеми и улетел.
– Крис, какого черта?! – трое студентов обступили его и начали, как он и ожидал, свою наступательную операцию. – Почему мы должны уезжать отсюда?!
– Потому что профессор волнуется за вас, за вашу безопасность.
