скачать книгу бесплатно
Бетель даже не знала, насколько хороши ее песни, и вообще – хорошо ли она поет? Ей некому было продемонстрировать свое умение. Однажды, года три назад, мама услышала, как Бетель пела песню собственного сочинения во время уборки по дому. Обычно спокойная и безэмоциональная, мама вдруг рассердилась, отругала Бетель и строго-настрого запретила ей петь.
Она объяснила свой гнев особой волей Вечного Владыки Кравена, который запрещал любое избыточное проявление эмоций, в том числе занятия творчеством.
С тех пор Бетель приходилось петь очень тихо, буквально напевая себе под нос. Делала она это не часто – лишь в те минуты, когда была уверена, что поблизости нет никого, кто мог бы ее услышать.
Вот и сейчас, засыпая, она сдавленным голосом напевала песню, сочиненную несколько месяцев назад.
Она пела о стаях фантастически красивых птиц, которых видела во сне, стоя на берегу изумрудного моря, раскинувшегося до самого горизонта. Она пела о свежем бризе, ласкавшем ее кожу. Она пела о том, как свободно ей дышалось в загадочных краях, расположенных где-то далеко от Страны Благоденствия…
Последние слова Бетель пропела с уже закрытыми глазами и тихим, едва слышным даже для нее голосом. Она медленно и неотвратимо засыпала, но ее сознание еще обдумывало последнюю мысль: интересно, какой сон приснится этой ночью?
Погружаясь в царство грез, Бетель вновь увидела свое любимое место: невероятной красоты город, раскинувшийся на побережье между морем и горами. Но яркая картина недолго продержалась в сознании Бетель: внезапно волшебный город заволокло густым серым туманом – настолько плотным, что он скорее напоминал вату.
Когда туман медленно рассеялся, Бетель оказалась в том самом месте, которое уже видела сегодня в Церкви во время дремы, вызванной проповедью Праведника Ормальда.
Вокруг Бетель высились уродливые деревья, которые словно в болезненных спазмах тянули голые, почерневшие ветви к свинцовому небу, откуда падали хлопья темно-серого пепла.
Земля под ногами вновь зашевелилась, будто под толстым слоем пепла ползали огромные змеи, и Бетель с испуганным криком проснулась, подскочив в постели.
Сердце стучало в груди, намереваясь выломать изнутри ребра, а ночная рубашка промокла от пота, словно Бетель лежала не в кровати, а в луже воды.
Тяжело дыша, Бетель выпрямилась в постели и взглянула на окно. Воркун как ни в чем не бывало спал в клетке, устроившись на жердочке, а за окном царствовала бархатная ночь, окрашенная сиянием звезд и луны.
Свеча на столе давно погасла. Бетель, прищурившись, разглядела в лунном свете стрелки старых часов: половина третьего ночи.
«Как странно и быстро бежит время во сне», – подумала Бетель, откидываясь на подушку. Пытаясь заснуть, она размышляла о том, что пугало ее в последнее время не меньше, чем состояние здоровья мамы.
Она вспомнила пророческие слова взрослых: чем старше она будет становиться, тем реже будет видеть яркие сны.
Неужели этот момент наступил? И теперь вместо путешествий в сказочные миры и полетов в радужных небесах, Бетель обречена оказываться в жутком месте, где растут голые безжизненные деревья, а под слоем пепла на земле скрываются невидимые твари?
Ворочаясь в постели, Бетель вновь и вновь размышляла над этим. Она заснула только под утро, когда цвет неба за окном сменился с черного на синий, а звезды постепенно утратили былую яркость: начинался рассвет.
Но как следует выспаться у Бетель не получилось: утром случилось еще одно странное событие.
Глава 7
Бетель проснулась, когда услышала удивленный голос мамы:
– Бетельгейзе, что это такое?
Она распахнула глаза и, щурясь от яркого солнца, увидела перед собой маму, которая держала в руках раскрытую тетрадку. Она приблизила к глазам страницы, явно с большим напряжением пытаясь разглядеть то, что было на них написано.
– Это тетрадь, в которую я записываю свои сны. – Бетель села в кровати, наблюдая за тем, как мама переворачивает страницы. – Я ведь уже рассказывала тебе об этом.
– Я этого не помню, – с заторможенным видом ответила мама.
Бетель вздохнула, свесив ноги с кровати. Ухудшение памяти было еще одним симптомом у людей, постепенно превращавшихся в оцепеневших.
«Сколько еще осталось ждать?» – подумала Бетель.
– Ты все еще видишь яркие сны? – медленно спросила мама. Прищурившись, она продолжала рассматривать страницы в тетрадке.
– Про это я тебе тоже говорила.
Бетель подошла к клетке на подоконнике и, вдохнув свежий утренний воздух, насыпала зерен в кормушку голубя. Воркун, который уже давно проснулся, принялся клевать свой завтрак.
– И о чем же твои сны? – Трясущейся рукой мама протянула тетрадь Бетель. – Сегодня зрение стало немного получше, но я все равно не могу разобрать, что написано в тетради.
Бетель взяла тетрадь и, пролистав ее, остановилась на последней странице.
– Мне снится разное: необычные города, далекие страны, моря и океаны. – Она замолчала, разглядывая строчки текста на последней странице. – А еще я иногда записываю свои мысли и чувства. Потом они превращаются в песни.
– Песни? – На отрешенном лице мамы на короткое мгновение отразилось искреннее недоумение. – Что это такое?
Бетель ушам своим не поверила, когда услышала этот вопрос.
– Мам, ты серьезно?
Мама устало вздохнула и, опустив голову, медленно села на кровать.
– Бетельгейзе, в последнее время я стала многое забывать. – Мутным взором, напоминавшим рыбьи глаза, она посмотрела на дочь, и Бетель почувствовала укол сожаления, когда поняла, как грубо могло прозвучать для мамы ее возмущение. – Я больше не помню, что такое «песни». Расскажи мне, Бетельгейзе.
– Об этом нельзя рассказать.
Положив на стол тетрадь, Бетель села на кровать рядом с мамой и взяла в руки ее ладони. Одна ладонь по-прежнему была перебинтована, вторая же оказалась холодной и восковой на ощупь. Бетель вновь едва сдержала слезы: медленное угасание мамы причиняло ей почти физическую боль, саднившую где-то глубоко в груди, словно свежая рана.
Бетель закрыла глаза и запела робким, неуверенным голосом песню, которую сочинила несколько дней назад.
Она пела о страхах, которые не давали ей покоя. О том, как быстро исчезли из ее жизни короткие мгновения радости. И были ли они вообще? Она пела о маминой улыбке, которую видела все реже. И о том, как боялась потерять самого близкого человека на свете…
Бетель замолчала, боясь открыть глаза: она стеснялась своего пения и не знала, как мама отнесется к ее творчеству.
Но, распахнув наконец веки, Бетель с удивлением увидела перед собой совсем другую маму: ее взгляд прояснился, а по щеке скатилась слеза.
– Бетельгейзе, я никогда не слышала ничего более красивого, – прошептала мама сдавленным голосом, словно сдерживая рвущийся наружу плач.
Контраст в состоянии мамы казался поразительным: еще пару минут назад она еле ворочала языком, выглядела отрешенной и вела себя заторможено, но после того, как Бетель спела песню, мама будто воспрянула духом и стала похожей на себя прежнюю.
Бетель собиралась уже от радости обнять и расцеловать маму, как вдруг та внезапно изменилась в лице и медленно поднялась с кровати.
– Бетельгейзе, но это же опасно, – испуганно сказала мама и посмотрела в окно, словно опасаясь, что их разговор мог кто-нибудь подслушивать. – Тебе нельзя петь. Это запрещено! Пение не нравится Вечному Владыке Кравену.
Бетель с огорчением вздохнула, опустив голову: похоже, она слишком рано обрадовалась улучшению в состоянии мамы. Она знала, что ничто в этом мире (тем более песни) не способно спасти человека от оцепенения – так говорили взрослые, и у Бетель не было оснований им не верить.
– Вечному Владыке Кравену много чего не нравится, – пробурчала Бетель. – Пение, рисование, чтение книг – почему все это запрещено у нас в Стране?
Мама ничего не ответила. Впрочем, что бы она ни возразила, Бетель заранее знала, какими будут ее слова. Мама, как и другие взрослые, неоднократно повторяла одно и то же: занятие творчеством претит Вечному Владыке Кравену, поскольку любое искусство вызывает у человека лишние эмоции, а это противоречит постулатам Истинной Веры, которые гласили, что главными добродетелями являются сдержанность, покорность и однообразие.
Пока Бетель вновь размышляла о странных правилах, царивших в Стране Благоденствия, мама взяла с кровати тетрадь и вырвала оттуда несколько листов. Бетель испугалась, что мама собирается порвать или выкинуть драгоценные записи, но не успела даже возмутиться: мама совершила поступок, который Бетель ожидала меньше всего.
Мама достала из фартука кожаный мешочек, в котором хранила мелочь и замусоленные бумажные деньги. Вытряхнула на стол все содержимое мешочка (монеты со звоном покатились по столу) и поместила туда сложенные несколько раз листы, вырванные из тетради.
– Мам, что ты делаешь? – Бетель изумленно наблюдала за происходящим.
Мама не ответила. Она все так же молча подошла к клетке на подоконнике и, раскрыв дверцу, вытащила оттуда Воркуна, который с интересом разглядывал старшую хозяйку черными глазами-бусинками.
– Вот и пришло твое время, – тихо сказала мама.
Она привязала тесемкой к лапке голубя кожаный мешочек, в котором теперь находились сложенные листы из тетрадки Бетель. Затем она поцеловала Воркуна в голову – и резким движением руки отпустила его в окно. Голубь стремительно полетел в сторону леса, унося с собой мешочек с листами бумаги, а мама с грустной улыбкой проговорила ему вслед:
– Ты знаешь, куда лететь.
Бетель в изумлении наблюдала за действиями мамы. Но еще больше она удивилась тому, как послушно вел себя Воркун и как быстро он улетел из клетки, которая долгие годы служила ему домом.
– Куда он полетел? – спросила Бетель, подойдя к маме, которая по-прежнему стояла у окна и задумчиво смотрела на Воркуна, чей крылатый силуэт удалялся в небесной синеве над верхушками деревьев.
– В родные места, – ответила мама. – Туда, где он родился и вырос, пока твой отец не подарил его мне.
Бетель хотела спросить, для чего мама поместила вырванные из тетрадки листы в кожаный мешочек и привязала его к Воркуну, но не успела: мамино лицо вновь приняло безразличное выражение, став похожим на восковую маску, а сама она отвернулась от окна и медленно, шаркающей походкой направилась к выходу из комнаты.
– Нам пора, Бетельгейзе, – заторможено проговорила мама, будто совсем недавно не было никакого просветления в ее сознании. – Мне нужно идти в прачечную, а тебе следует отправиться к роднику и набрать воды для Стражников Порядка. Каждому из нас положено выполнять свою работу, как велит нам Вечный Владыка Кравен. Нельзя перечить его воле, потому что благодаря ему мы находимся под защитой, а наша Страна процветает. Помни об этом, Бетельгейзе.
Она помнила. Да и как можно было забыть, если об этом постоянно твердили мама, учитель в школе, Праведник Ормальд и другие взрослые?
Но сегодня Бетель поняла и запомнила кое-что другое, куда более важное: ее пение смогло на короткий миг вернуть маме ясность сознания.
Глава 8
На следующий день мама Бетель превратилась в оцепеневшую.
Случилось это так: Бетель проснулась утром с первыми лучами солнца, умылась и направилась на кухню, где обычно в это время мама уже готовила завтрак.
Но кухня пустовала.
Бетель позвала маму и, не дождавшись ответа, с нарастающим чувством тревоги и страха зашла в спальню мамы.
– Мама? – еще раз позвала Бетель, осторожно приближаясь к кровати, на которой лежала мама.
Она никак не отреагировала на голос дочери. Бетель подошла ближе и дотронулась рукой до холодной ладони мамы – снова никакой реакции. Бетель как следует потрясла маму за руку, и лишь тогда она открыла глаза – так медленно, будто простое движение век отнимало у нее все силы.
Мама смотрела перед собой невидящим взором. Бетель, сдерживая слезы, снова ее позвала. Мама перевела на дочку взгляд, но он был настолько мутным, что Бетель поняла: мама едва ли ее видит.
– Мам, ты хотя бы слышишь меня?
Мама ничего не ответила, продолжая стеклянным взглядом смотреть куда-то мимо дочери.
Бетель пришла в ужас. Осознание новой реальности окатило ее, словно поток холодной воды: ее любимая мама окончательно превратилась в оцепеневшую!
Но как же так получилось?!
Бетель не могла этого понять, ведь всю жизнь взрослые, в том числе сама мама, объясняли ей, что оцепеневшими становятся те люди, которые не верили в Вечного Владыку Кравена и не соблюдали его законы. Но Бетель лучше других знала, что ее мама искренне придерживалась всех правил, придуманных Вечным Владыкой: она исправно каждый день посещала проповеди в Церкви, внимательно слушала Праведника Ормальда и неоднократно напоминала Бетель об основных законах Истинной Веры.
Так почему же мама превратилась в оцепеневшую? Разве это справедливо?
Размышляя об этом, Бетель весь день просидела у кровати мамы. Она приносила ей воду и помогала пить маленькими глотками. От еды мама отказывалась. Она просто лежала в постели – большую часть времени с закрытыми глазами, но иногда она их открывала и пустым, лишенным какой-либо мысли взглядом смотрела в потрескавшийся потолок.
Когда за окном стемнело, и наступил вечер, в дом без стука вошли двое Стражников. Среди них Бетель узнала амбала с рыжей шевелюрой и обветренным лицом – Стражник Конрад, с которым она разговаривала у ворот гарнизона два дня назад.
– Я же говорил тебе, Вигго, что наша прачка превратится в оцепеневшую, – с мерзкой ухмылкой сказал Конрад своему напарнику. – Я еще неделю назад заметил, что она еле ходит, и все ждал, когда же она свалится с ног.
Второй Стражник, которого Конрад назвал Вигго, был ниже ростом и чуть постарше; на его лице с неопрятными, торчавшими в стороны черными усами, играла хищная улыбка, а заплывшие глазки словно ощупывали Бетель.
– Это же девчонка, которая развозит нам воду из родника, – сказал Вигго, подходя ближе.
Бетель испугалась: мышцы ног напряглись, живот свело противной судорогой, а ладони вспотели. Но она постаралась собраться и не выдать испуга – прежде всего потому, что теперь на всем белом свете не осталось человека, который мог бы ее защитить.
– Зачем вы пришли? – громко спросила Бетель, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
– Как будто ты не знаешь. – Конрад отодвинул в сторону сопротивляющуюся Бетель и приблизился к кровати, на которой лежала мама. – Прачка превратилась в оцепеневшую, а это значит, что мы должны ее забрать.
– Куда вы ее увезете? – сдерживая слезы, спросила Бетель, когда Стражники, ухватившись за края простыни, вынесли маму на темную улицу.
– О ней позаботятся, – оскалился Вигго.
Бетель наблюдала, как Стражники укладывают в черную карету маму, завернутую в простынь. У нее не укладывалось в голове, что сейчас, в эту минуту, она видит маму в последний раз.
Бетель в отчаянии подбежала к задним дверям кареты и собиралась в нее забраться, но Конрад грубо ее оттолкнул.
– Ну-ка прочь! – гаркнул он. – Теперь о прачке позаботятся другие люди.
– Кто?! – выкрикнула Бетель, сжав кулаки. – Кто позаботится о моей маме?!
– Ты не у нас про это спрашивай, – огрызнулся Вигго. – Наше дело простое: мы отвозим оцепеневших в ближайший гарнизон, а оттуда их забирают в специальные лечебницы.
– В какой лечебнице будет моя мама? Где мне ее найти?
Вместо ответа Стражники молча запрыгнули на козлы кареты. Вигго ударил хлыстом четверку лошадей, и те с недовольным ржанием поскакали по пыльной дороге, которая петляла по деревне, а дальше вела через лес к гарнизону.
Бетель бежала за каретой в тщетной надежде, что каким-то чудесным образом мама вдруг вернется из оцепенения, спрыгнет с повозки и обнимет дочь. Но этого не произошло: лошади ускорили бег, и вскоре карета скрылась в ночи за поворотом, оставив Бетель наедине с ее горем.
«Что будет с мамой?» – думала Бетель, возвращаясь домой на трясущихся ногах. Она обхватила себя руками, стараясь унять дрожь, хотя летний вечер еще наполняло тепло угасавшего солнца.
«И что теперь будет со мной?»
Глава 9
По пути обратно домой Бетель была так сильно поглощена мыслями и переживаниями, что даже не заметила, как очутилась на площади со статуей Вечного Владыки Кравена. Позади него высилась Церковь, которая на фоне ночного неба напоминала скорее громадную скалу, чем творение рук человека.
