Субъект. Часть первая

скачать книгу бесплатно

Я от волнения запнулся, не в силах найти нужные слова, снизойдя до унизительного языка жестов. Снисходительная усмешка рабочего и отмалчивающийся манометр нагнетали во мне стыд, я чувствовал, что выставляю себя на посмешище.

Но ведь я видел!.. Буквально кожей чуял нарастающую температуру в разбухшем и накалившемся патрубке. А чуть ниже с ним соседствовал резервуар с прозрачным, но довольно плотным светом. Высокое давление. Вопреки непоколебимой уверенности персонала, моя интуиция подсказывала, что вот-вот произойдет взрыв. А уж как он скажется на рядом стоящих баллонах с горючим хладагентом, мне и думать не хотелось…

– Что тут такое? – подошел к нам рабочий с сонливым лицом.

Распирающее сияние в патрубке нарастало. Тугоплавкий металлический сплав наверняка уже раскалился до темно-вишневого оттенка, озаряя внутренности компрессора изнутри.

– Отсюда надо бежать, – пятясь и качая головой, решительно промолвил я. – Срочно.

Техник неверяще скривился. Уверенно протянув морщинистые пальцы к головке цилиндра, он тут же с матом отдернул руку. Стукнул по манометру.

– Чего это он… Слушай, а возможно ты и прав…

Лицо сонливого внезапно стало собранным.

– Все на выход, живо! – проревел он и, подскочив к настенной панели, дернул за рычаг. Тут же в подвале отвратительно заверещал сигнал тревоги. Он запоздало протянул руку в мою сторону, чтобы ухватить за локоть и повлечь, но я и так уже, обгоняя всех, мчался на выход. К счастью, фура уже уехала, в противном случае на выходе сейчас образовалась бы страшная, паническая давка. Грузчики и техники выбегали один за другим, во внутреннем дворике становилось невыносимо тесно.

Из недр подвала донесся зычный вопль, а следом хлопок и мощный взрыв, от которого у всех тряхнуло под ногами землю. Последний рабочий едва успел выскользнуть и прикрыть за собой тяжелую железную дверь, как в нее ударило тугой волной раскаленного газа. Мужика отшвырнуло на ступеньки, но рядом стоящие не растерялись и оперативно захлопнули дверь. Вырвавшаяся из подвала пыль заклубилась, быстро растворяясь в атмосфере.

– Не дышите, – сквозь ладонь прокричал один из тех, кто уперся спиной в дверь. Остальные закашлялись, спрятав лица в сгибе локтя и оттянутых воротниках комбинезона.

– Двоих не хватает! – внезапно заорал один из техников.

– Львовича не видно…

– И Игорька, – мрачно добавил тот, которому я принес документы.

– Где эти чертовы МЧС?!

– Думаешь, живы?

– А вдруг?! А вдруг они еще живы, а мы ждем?!

– Там же ядовитый газ! Отворишь дверь – и все подохнем!

Толпа рабочих взорвалась грубыми перебранками. Мнения разделились. Подавляющая часть предпочла дождаться спасательных служб. Но те немногие, что были против, взъярились не на шутку и начали силой проталкиваться к двери, крича что-то про трусость и братские узы.

Тем временем я уже успел оправиться от шока. Мое внимание уже вовсю шарило поверх искореженных останков техники и пыльных булыжников, беспрепятственно пронизывая толстые, закоптившиеся стены, гарь, с легкостью вспарывая тьму и пренебрегая маревом аммиачных испарений. Мне удалось нащупать пару обездвиженных тел. Один из них, помассивнее, безжизненно повис, нанизанный на торчащий арматурный штырь. Другой укромно скрючился в уцелевшей нише, но я не чувствовал биение его сердца. В его мозгах не брезжило ни малейшей искры.

– Они мертвы! – мощно выкрикнул я, сбив назревающий дебош.

– Да откуда тебе знать?! – перекосило от гнева одного из взбунтовавшихся.

– Он спас нас, – вмешался сонливый, – это он предупредил всех!

– Там мой друг жив и ждет подмогу, – прорычал самый буйный, еще раз попробовав прорваться к двери, – а ты боишься только за свою шкуру! – рявкнул он в мою сторону. Его бурно поддержали единомышленники.

– Поверьте мне, они мертвы, – слабо повторил я, – я вижу!

– Ты не можешь видеть! – выплюнул тот.

– Откуда он тогда знал, что рванет компрессор?! – вмешался техник, который некогда сидел рядом с взорвавшимся устройством. – Я и то ничего не подозревал! Да если бы не он…

– Да мне плевать, что он там знал, – взревел рабочий, снова предприняв попытку растолкать всех, – мой друг умирает! – внезапно он обмяк в сдерживающих его крепких объятиях и неумело расплакался. Все, кто разделял его рвение, потухли взглядами. Каждый, даже самый упорный и не желающий мириться с этим мнением, в глубине души подозревал, что страшные слова юнца – сущая правда.

Я круто повернул голову, уставившись на стену дома. Заступившийся за меня техник заметил, что мой взгляд внимательно скользит по выцветшей кирпичной кладке.

– Что такое? – громко прошептал он, глядя на стену вместе со мной.

– Едут, – ответил я. Через полминуты донеслось далекое эхо сирены спасательных служб.

Примчавшаяся флотилия машин агрессивно сигналила и чуть ли не наезжала на затрамбовавших внутренний двор зевак с улицы. Повыскакивали спасатели в черных комбинезонах и противогазах, несколько из них ворвались в дымящуюся дверь подвала, оттуда стало доноситься повизгивание циркулярной пилы. Остальные оттеснили нас к дальнему краю двора и стали допрашивать, мимоходом оказывая доврачебную помощь. Меня попросили высунуть язык, затем грубым и торопливым жестом оттянули нижние веки.

– В порядке, – пропыхтел в переговорную мембрану сотрудник спецслужб и метнулся к следующему. Дверца подвала со стоном отворилась, и оттуда на носилках вынесли два накрытых тела. На одном из них простыню оттопыривало нечто похожее на штырь. По толпе пробежал горестный вздох, все на несколько секунд трагически замолкли.

– Предположительно, заевший выпускной клапан вызвал переизбыток давления в головке компрессорного цилиндра, что привело к взрыву прилагающегося к нему ресивера[8 - Ресивер – механ. Сосуд для скопления газа, пара или жидкости.] с последующим воспламенением и детонацией цистерны с хладагентом, – отрапортовал один из прибывших экспертов.

– Манометр, мать его, был неисправен, – выдавил сквозь зубы тот самый техник с защитными очками на лбу.

– Как вы тогда успели среагировать?

– Он, – техник мотнул головой в мою сторону, – не знаю как, он просто подошел и сходу сказал…

– И про Львовича с Игорем угадал…

– Ты что, насквозь все видишь? – с непонятной злостью обратился ко мне какой-то перепачканный рабочий. Остальные уставились на меня с вытянутыми лицами. Один даже перекрестился.

– Да ну…не может быть такого.

– Рука Господа его направляла. А нас ангелы-хранители спасли…

– Всё, давайте по машинам, – хлопнул в ладоши сотрудник МЧС, – всех надлежит отправить в стационар. Давайте живее, не хватало еще этих чертовых журналистов с их вопросами.

Подъехала еще пара реанимобилей, пострадавших спешно рассаживали, и меня затолкнули в один из них. Буквально перед самым носом какого-то репортера с камерой, спешившего ко мне, хлопнула сдвижная дверь, завыла расталкивающая всех на своем пути сирена, карета скорой помощи завелась и тронулась в путь. Я осторожно поднял глаза на сидящих передо мной рабочих. Они с угрюмой опаской пялились в ответ.

– Улыбнись, – неожиданно попросил я одного из них. Тот нахмурился, переглянулся с остальными, но, поймав мой пристальный серьезный взгляд, он все же выдавил из себя кривую улыбку. Правый угол рта остался опущенным. Сощурившись, я внимательнее присмотрелся к неоднородности в толще его мозга. Небольшая зона в левом полушарии будто бы слегка померкла, а в ее центре поблескивало точечное уплотнение.

Я ткнул его пальцем во взмокшую шевелюру прямо над тем местом, где на глубине трех сантиметров чувствовался тромб. Его рот недоуменно приоткрылся.

– Скажешь, что у тебя ишемический инсульт.

– Ч-ч-что?

– Уточни, что именно ишемический, а не геморрагический, – членораздельно пояснил я, – так хоть избежишь люмбальной пункции[9 - Люмбальная пункция – мед. Введение иглы в поясничный отдел позвоночника с диагностической или анестезиологической целью.] для дифференцировки…

Глава 5. Атеист

Я ворвался в аудиторию. И тут же был сшиблен сильнейшим ударом объединенного внимания всех находящихся внутри. Все это подтвердилось вспыхнувшими в их головах огоньками смешанных эмоций, которые, подобно подсвечникам, слегка осветили мрачноватую панораму аудитории, вырисованную моим феноменальным чутьем.

Они знают. И в этом твердо были уверены мои подрагивающие колени. Но нет, их многоликий интерес, потухший столь же внезапно, как и возник, уже перескочил на некоего мужичка, благодушного по своему виду, с окладистой бородой и конским хвостиком, опускающимся с затылка, что стоял, подбоченившись, напротив невозмутимого лектора и о чем-то спорил. Температура спора с его каждой новой фразой росла, что было заметно даже невооруженным глазом. Решив не пропустить надвигающееся шоу, я сел неподалеку.

– Почему вы навязываете моей дочери свою веру?! Свой атеизм! – негодовал он.

Лектор аж поперхнулась.

– Да упаси меня го…гормоны! – проговорила она, в знак отрицания выставив перед собой ладони. – Никому я здесь ничего не навязываю.

Мужичка аж перекосило от подобного кощунства.

– Я лишь делюсь своими знаниями в надежде, что их усвоят, – рассудительно продолжала она, не обращая внимание на кривляния собеседника. – Проблема в том, что эти знания остаются безобидными лишь до тех пор, пока не начинают конфликтовать с мировоззрением слушателя. И тогда последнему начинает мерещиться, что ему хотят что-то внушить. И да, – важно добавила она, чуть выпрямив спину, отчего мужичок на ее внушительном фоне сделался еще меньше. – Атеизм вообще не вера. Это отрицание любых вер. Это предпочтение полагаться только на здраво обоснованные факты.

Мужчина поморщился, словно от зубной боли.

– Мы отдали свою дочь сюда для того, чтобы она научилась людей исцелять! Нести свет больным людям. А вы пытаетесь внушить, что света нет! Вы заблуждаетесь, считая, что людей вылечивают только лишь ваши лекарства. Да-да, – с неохотой поправился, глядя на отпрянувшего в изумлении лектора. – Конечно, они нужны. Но без Божьей помощи они бессильны. Если у вас испорченная душа, не надо портить ее и моей дочери!

– Да вы что? – опешила нейрофизиолог. – Действительно, пациенту полголовы снесло. Хирург с предельной сосредоточенностью собирает выпавшие мозги в течение суток, что, в итоге, спасает пострадавшего и дает ему шанс на продолжение жизни. А оказывается, все действия врача направлялись рукой Господа. Или, может, врач просто бессмысленно копался, что-то сшивал, тем временем как Божественное вмешательство реанимировало практически безнадежного пациента? – с тенью издевки поинтересовалась она. – Знаете, с такими понятиями вам и вашему вездесущему Другу стоило бы пойти в заведение попроще этого.

Он уже было открыл рот, чтобы закатить очередную тираду, но замер на полуслове.

– Пожалуй, да, – поникшим голосом произнес отец, – правильному, так понимаю, здесь не научат. Пошли, – буркнул он своей дочери, что тут же подорвалась, бросив напоследок неприязненный взгляд на учителя.

– Да, кстати, – бросила лектор вдогонку, – мне всегда было интересно, а что это за очищение в проруби с ледяной водой? Очищение от репродуктивных функций? Или очищение будней от учебы из-за воспаленных гланд?

Спина ушедшего было отца окаменела. От моего пронизывающего насквозь внимания не ускользнул миниатюрный фейерверк, запустившийся в закромах тканей его мозга. Он тяжеловесно обернулся, набирая в легкие побольше воздуха, чтобы разразиться отповедью, что пролила бы свет на темные углы хоть и острого, но, бесспорно, заблудшего ума его спорщика, выжгла бы дотла все его богомерзкие научные сомнения, рассматривающие священные заветы сквозь многодиоптрийную линзу скептицизма. Да и еще эти глаза… Верный признак какой-то бесовщины! По ней и видно… Сейчас он ей покажет! Он был готов начать, но мысль достойная в голову не лезла, не было такой формулировки, что разом бы расшнуровала весь гордиев узел профессорских предубеждений.

– Или вот еще, – продолжала лектор, игнорируя начавший дергаться мускул на его щеке. – Будет ли термоядерный взрыв водородной бомбы светом Божьим, если основной компонент бомбы, тритий, был получен путем нейтронной бомбардировки атомов водорода, что были изъяты из молекулы… святой воды?

Своим содержанием этот вопрос был подобен взрыву пресловутой бомбы, осколки которой задели сердца верующих. По аудитории пробежал ропот недовольства, сопровождаемый редкими циничными усмешками.

Мужчина же начал хватать воздух ртом, как рыба, лишенная доступа к вышеупомянутой воде.

– Да как вы смеете! Вы..! Да вы..! О Господи… – сомкнув пальцы на правой руке, он начал циклично тыкать себя в лоб, плечи и низ живота, шепча негодования вперемешку со сбивчивыми извинениями перед своим обидчивым другом.

– О, да у вас, я так смотрю, обсессивно-компульсивное расстройство[10 - ОКР – психол. Обсессивно-компульсивное расстройство. Невротическая патология, выраженная навязчивыми состояниями, мыслями-паразитами (например, назойливые фантазии с сексуальным или садистским подтекстом, зачастую противные самому представляющему; страх заражения через бытовой контакт или даже просто воздух; дискомфорт при виде асимметрии) и стимулами к повторяющимся действиям или даже целым ритуалам, не имеющим объективного смысла, но способными кратковременно привносить больному облегчение. Например, частое сплевывание якобы загрязненной воздухом слюны, подсчет напольных плиток или цифр в объявлениях, номерах машин, вынужденное прикосновение к предметам четное или нечетное (в зависимости от позиций, которых придерживается больной) количество раз и т. д.]? – участливо поинтересовалась нейрофизиолог. – Не волнуйтесь, это настолько часто встречающийся недуг, что с некоторых пор его принято считать нормой. Вот у меня тоже есть это расстройство. Время от времени я совершаю действия, не имеющие смысла, как, например, это. Вот так, – продемонстрировала она, пару раз сосредоточенно ткнув пальцем в свой портфель, что лежал точно вровень с углом ее стола. – Обязательно как правой, так и левой рукой, симметрии ради. Не меньше трех раз! Своеобразный ритуал, призванный предотвращать тревогу и волнение пациента.

Дочь святого человека обеспокоенно всмотрелась в лицо своего отца и насильно потащила его за руку на выход.

– Полагаю, вам лучше не становится, – отметила лектор напоследок. – Говорю же, попробуйте в том числе и другой рукой для симметрии…

* * *

– Судя по тому, как написано слово «Бог», пишет человек мне суеверный, – с насмешкой, громко прокомментировала лектор, неспешно перебирая доклады, – из этических соображений я не буду поминать фамилию автора этого доклада, но не упущу возможности сказать – с него вам стоит взять пример.

Многие из присутствующих, не понаслышке ознакомленные с экстремально радикальным мировоззрением лектора, удивленно переглянулись между собой и недоверчиво зашуршали.

– Не вздумайте писать это слово с маленькой буквы, – протянула она, – в противном случае сам именуемый этим словом тут же накажет вас психосоматическим[11 - Психосоматические заболевания – мед. Заболевания, причинами которых являются в большей мере психические процессы больного, чем непосредственно какие-либо физиологические причины. Также, в простонародье, под этим термином подразумевают заболевания, развившиеся от самовнушения или эффекта плацебо.] расстройством.

Зал отозвался ей в ответ веселым гулом. Впрочем, были и те, кому эта плохо скрываемая издевка явно не пришлась по душе.

– Вообще-то, в самом деле, существуют проклятия, которые обрушивались на издевающихся над эгрегорами[12 - Эгрегор – оккульт. Душа, сущность, порождаемая коллективными мыслями и эмоциями людей и обретающая впоследствии самостоятельное бытие.], – подала голос симпатичная студентка, которую я здесь не видел раньше. – Те же археологи, раскапывающие гробницы. Варвары, что поджигали церковь и святые реликвии. Или даже бытовые случаи, когда люди глумились над иконами.

– Одна оговорка, – закончив сопровождать ее примеры саркастическими кивками, подхватила лектор, – все эти люди, что были прокляты, ведь они знали, за что это произошло?

– Риторический вопрос. Очевидно, что догадывались.

– Не риторический, а исчерпывающий вопрос, – довольно ухмыльнувшись, поправила учитель по нейрофизиологии. – А вы не задумывались, почему подобного рода наказания вступают в силу только после осознания того, что ты оплошал? А те, кто живёт и даже не подозревает, насколько же не богоугодна их жизнь, никаким проклятиям, как правило, не подвергаются. Те же аборигены Малахайского архипелага не брезговали человеческим мясцом. Вот уж где предел греховных деяний, не так ли?

– Они выродки, – брезгливо скривилась девушка.

– Но единственная причина смерти и проклятий, – повысив голос, продолжала лектор, – которые вследствие всего этого могли на них обрушиться – энцефалопатия. Деградация тканей мозга, вызванная трансмиссивными прионами, грубо говоря, инфекцией. Но, не беря во внимание данную патологию, все они были совершенно здоровы по меркам среды, в которой обитали. И причина такого типа иммунитета к проклятиям в том, что внушить им, что они должны за это страдать, было некому.

Студентка, не зная, что сказать в ответ, молчала, хоть ее бровки и нахмурились, отображая признаки внутренней борьбы и несогласия.

– Как видите, проблемы создаем себе мы сами, – подытожила учитель. – И какие только заморочки не придумает наш мозг в попытках объяснить самые непонятные ему явления. А уж что касается развития целых теорий, берущих свое начало чуть ли не с пары необычных совпадений, то равных человеку в этом деле нет. Никогда не склоняйтесь к мистике! Во всем всегда есть простой и изящный ответ, разрушающий в пух и прах все наши апофенические[13 - Апофения – психол. Поиск структуры или закономерности в случайных или бессмысленных данных.] допущения, – чуть ли не рявкнула она в конце, заставив встрепенуться аудиторию. Она снова переключила свое внимание на стопку докладов, начав их быстро перебирать, явно что-то ища.

– Нет, нет, нет, – бормотала она себе под нос, перекладывая их один за другим, – почему бы и нет! – воскликнула она, найдя, судя по всему, подходящий.

– Вот, как вам такая фраза: «В отличие от животных, я волен поступать так, как мне вздумается. Я не марионетка моих инстинктов. Я могу сопротивляться. На то мне и дан разум», – с выражением процитировала лектор.

– Что смешного вы нашли в этой фразе? – громко возмутился юноша, сидящий справа от меня.

– Разум – это, прежде всего, инструмент для обеспечения себе достойного места в мире низменных побуждений. А не способ от них отречься, – с расстановкой объяснила нейрофизиолог, – живем мы только ради низменных инстинктов, а те, кто им противостоит – раб всего одной гипертрофированной потребности. Знаете какой? Самоутверждение. Но в этом случае самоутверждение уже перед самим собой, которое по факту не приносит ни малейшего удовлетворения. Все мы биороботы, – хладнокровно провозгласила она, – марионетки наших инстинктов, но кого-то это смущает, лично меня – нет. К чему пытаться перепрыгнуть выдуманную планку. Зачем? Вот, более-менее приближенный к правде факт, написанный в этой же работе. «Мы знаем о наших знаниях». Дельный факт, но не развернутый.

Она захлопнула папку с докладами.

– Запомните, – ее голос отливал тем же металлическим оттенком, что и ее сощурившийся серый глаз, – подобная ересь на моем уроке не прокатит. Мне нужны объективные, научно обоснованные, отличительные черты между животными и человеком. А вы пишете про какие-то царства небесные. Про какой-то ультраестественный отбор, именуемый так называемым большим судом. Единственное, что тут можно отнести к заданной мною теме, так это саму склонность человека создавать религию. Но вы это упомянули в совсем ином контексте.

Она поднялась со своего места и неспешным, плывущим шагом прошествовала вдоль аудитории.

– Мы – вид, лидирующий на этой планете. А значит, у нас есть некие эволюционные преимущества. И это не ловкость, не сила и даже не острота ума в вычислении траекторий и прогнозирования действий жертвы, которую надо поймать…

Рукоплескать мы обязаны эмпатии. Она сближает. И это не безграничные коммуникативные возможности, опосредованные усилиями языка и голосовых связок. Какой толк от формирования стаи и ролей в ней, если каждый ее член заинтересован только в своем успехе? Когда инстинкт самосохранения выходит за пределы собственного Я, то вид, к которому принадлежит носитель этого свойства, становится… практически неуязвимым в своей коллективной заинтересованности выжить. То есть эгоцентризм перерос коллективное сознание, понимаете? Он все еще эгоцентризм хотя бы потому, что нас не волнуют другие виды. Точнее, не волнуют так, как наш собственный. Царства небесного для собак не предусмотрено, – не удержалась от колкости, с ехидцей произнесла она, – эмпатия – это как своеобразный эволюционный маневр, обеспечивший преимущество некоторым высшим видам.

И одно из направлений этого качества, пройдя череду преображающих мутационных извращений, ушло в возникновение потребности наставлять. Нравоучительствовать. Делиться своим, каким бы то ни было опытом, догадками, умозаключениями. Это желание стало настоящей потребностью, что требует общественного признания ее носителя как значимого для всех. Вы до сих пор считаете, что я преподаю здесь ради денег? – насмешливо произнесла она и посмотрела, как мне показалось, прямо на меня, – каждый так или иначе сталкивался с блаженным ощущением, когда ваши знания пригождались для решения чьих-либо проблем. Вы чувствовали себя как минимум важным. Вас хотят отблагодарить, но вы отказываетесь, уверяя всех, что это был пустяк, что оно того не стоит. Разумеется, не стоит, ведь вы уже и так вдоволь насытились осознанием того, что оказались нужны.

Естественное оплодотворение хорошо, но информационное – гораздо лучше. Под ним я подразумеваю идею, половую клетку просвещения, которая, словно вирус, оплодотворяет головы людей, в корне меняя их воззрение. Этим движет все та же потребность в признании, что заставляет размножать свою идею, не требуя ничего взамен.

Именно так все достижения человечества и его знания передавались из поколения в поколение. Закрепляясь, совершенствуясь, переосмысляясь. Не через бумагу, память или наскальную живопись. А только через эту потребность.

Пьяный и инфантильный бомж, даже он чувствует слабый импульс в глубине своего отравленного этилом мозга – поспособствовать развитию других так, как сможет. Его желание искажено агрессией, тупостью, самоутверждением, он преисполнен нетерпимостью к любым, даже самым очевидно здравым возражениям. Но, тем не менее, факт остается фактом – он стремится быть полезным, получить признание и уважение за использование его как источник накопленных им знаний. Несмотря на то, что все его советы – полная чушь, в его сознании – это то самое лучшее, что он классифицировал в течение всей своей примитивной жизни. Не восприняв его совет, вы спровоцируете агрессию. Агрессию слабого ума, который не способен толком объяснить изначальный импульс своего побуждения что-то наставлять и доказывать. Доказывать он не умеет, ведь он – пьяница и бомж. Но ощутить себя полезным хочет во что бы то ни стало, – зевнув, она вернулась и села за свой стол, – надеюсь, теперь вам понятно, чему же мы обязаны своим развитием на самом деле.